Хлопок.

Он раздался эхом по лесу, изрядно перепугав всех птиц в округе. Те явно не ждали такого. Очень похоже, что они тут вообще жили достаточно спокойно и вольготно, рыская по лесу в поисках еды и обитая на насиженных местах. Ты сделал пару шагов, покрутился вокруг своей оси, оглядываясь, надеясь, что вы оторвались от преследования. На первый взгляд всё так и было. Снег, недавно выпавший и еще остававшийся достаточно белым, не тронутым даже маленькими ножками каким-нибудь ворон или голубей, которые решили не лететь в теплые края зимовать, приятно хрустел, как сочное яблоко сорта Голден.

— Как тут красиво..., — твои легкие и желудок еще отходили от трансрессии, поэтому голос показался немного выше обычного и немного навзрыд. Ты сделал пару глотков воздуха. Ноздри неохотно пускали достаточно холодный воздух через себя в легкие, казалось, что нос изнутри колют сотнями очень маленьких и тоненьких иголочек. Выход через рот. Пар огромными клубами поблескивая на легком морозце и медленно растворялся в чистоте этого места, — где это мы?

Неподалеку река тихонечко квакала своим быстрым течением, которое не позволяло морозу сковать ее белесой пленкой льда. Мороз таки пробрался сквозь кофту и джинсы, это заставило тебя покрыться мурашками даже в самых неприличных для общественности местах, руки по привычки скрестились на груди, потирая предплечья, разгоняя еще теплую от сердца кровь.
— Как думаешь, нам удастся хоть пару дней передохнуть, чтобы еще от кого-нибудь не убегать? — на том же сердце, которое так старалось согреть всё тело, было неспокойно. Эта выходка Рона. Это темное ощущение Темного Лорда, — знаешь, я иногда думаю, что мы всю жизнь будем так... Там, в Годриковой впадине я даже на мгновение подумал, что пусть эта змея придушит меня, растерзает, — ты подошел к Гермионе, которая доставала что-то из сумочки, кажется, это были теплые вещи, — то, что нужно. Теплый, но достаточно колючий джемпер был быстро натянут поверх уже имеющейся одежды.

Ты прошарил руками по карманам.
—Гермиона, вечером будет еще холоднее, думаю, нужно разжечь костер, — продолжая искать рядом с местом, куда трансгрессировали, карманы, как много карманов, ее не находишь, направляешь взгляд на подругу, — Гермиона. Где моя палочка?..

Ты смотрел на волшебную палочку, которая выглядела явно хуже, чем вы вместе взятые. В голову летело кучу разных мыслей, гнев подступал к горлу, будто бы заключая огромные тонкие, но от того не менее сильные пальцы, сдавливающие гортань. Дыханье стало прерывистым и очень неглубоким, будто бы легкие отказались расправляться и вбирать этот нетронутый людьми воздух этого нетронутого людьми места.

— А..., — было начал ты, закончив сиплотой, — не знаешь, ее можно как-то починить?

Вряд ли... — сам отвечаешь себе в голове, хватаясь за медальон, который обжигал холодом. Цепочка звонка звякнула, но тебе было не до конца понятно, в голове ли это было или по-настоящему. У тебя в памяти также не отложилось, как ты взял осколки своей палочки и сел рядом у дерева, откинувшись спиной на ствол, который был куда приятнее на ощупь, нежели трущие шею цепи медальона. Его нужно снять. Неприятная вещь. Но руки отказывались это делать, просто прижимаясь к месту, где свисал тот, как бы вдавливая его в грудину.

— Думаю, стоит наложить защитные чары, — ты не хотел вкладывать в эту просьбу столько злобы, но это получилось как-то само собой, не говоря уже о том, что ты не удосужился и посмотреть на Гермиону, которая и без поручений ИЗБРАННОГО прекрасно знала, что делать, — я же теперь без палочки.

Хотелось извиниться, но слова застряли где-то в области живота и отказались идти дальше, вызывая лишь дополнительные позывы живота. Хотелось есть. Он не помнил, когда они ели что-то хотя бы отдаленно напоминающее стряпню Молли. А за возможность понежиться в ванне старост легко бы отдал палец, а то и два, на отсечение.

Ты вспомнил про вопрос Гермионы про рану и посмотрел на ногу. Та явно хотела плотно пообедать. Джинсы в двух местах были разодраны, а ты даже не заметил. Не заметил и того, как из аккуратно наставленных укусов струйками сочилась кровь, из каких-то сильнее, из каких-то слабее.
—Чёрт, —  ты загреб рукой снега и приложил к ране, тот сразу порозовел, — я думал, что легко отделался от этой гадюки...

Боль вместе с холодом от снега и талой воды вперемешку с кровью начала проступать, резвыми скачками подниматься по бедру левой ноги, отдаваться в животе, будто бы там и без того мало ощущений, подбираясь к голове и разливаясь на лице гримасой.

За время, пока ты разбирался с внутренними демонами и совершенно не обращал на внешний мир внимания, твой верный спутник уже наложила все защитные заклинания, которые знала на это место, а неподалеку от дерева, которое ты облюбовал, уже колыхалась от очень редких порывов ветра палатка.

— Гермиона, ты просто золото, — злоба решила отступить, как это делает море во время отлива, возможно, так на нее повлияла луна, которая вышла из-под чернильных облаков, освещая поляну, покрытую снегом и редкими крапинками крови Гарри. Увидев бы это Дамблдор, то непременно сказал бы, что нечего разбрасываться своей кровью на право и налево, что мол она очень ценна. Ты начал рвать штанину, чтобы сделать из лоскута жгут, параллельно вновь обращаясь, но уже жалобным и трясущимся от боли голосом, к подруге, — у нас осталась еще настойка из бадьяна? А то я так не смогу быть полезным, с такой-то ногой...

Возможно, ты бы и отреагировал на «сними его», но сил на лишние слова и тем более злость не было. Лишь взгляд, острый, как лед на давно замерзших лужах, в которую наступили, скользнул по спине подруги. Смешно, как вся эта ситуация очень ложилась на сюжет одной книги, что в магловском мире была написана более тридцати лет назад. Похожий артефакт, похожий путь, похожая реакция на расставание с твоей «прелестью».

Гермиона была терпелива. Настолько, насколько это было возможно. Она помогла тебе дойти до палатки, которую сама же и воздвигла, до этого наложив все чары, какие только можно, чтобы вас никто не нашел, «поколдовала» над раной, теперь лишь только крепко наложенные бинты стесняли движение ноги, а наступать на нее было почти не больно. Ты выдавил откуда-то из области желудка «Спасибо».

Хотелось больше. На плечи подруги рухнуло так много. Для тебя уход от родителей был чем-то вполне понятным и совершенно простым решением, ведь у тебя их нет. Ты их не помнишь, а фотографии и разговоры о них не давали совершенно никакого представления, как это вообще? Редкие, хотя в последнее время всё чаще, встречи с матушкой Рона давали отдаленное понимание — что это такое. А ворошить осиное гнездо в голове гриффиндорки расспросами «как ты?» сравнивалось, наверное, с возвращением в логово той змеи и добровольной сдачей в крепкие ее объятья, помноженные на тысячу.

— Горячий суп — звучит как то, что нам сейчас нужно, — немного уюта вам точно не помешало бы. Тебя нельзя было назвать великим кулинаром, но ты неоднократно помогал тетушке готовить всякое разное, разве что кроме тортов для Дадли. Да и не очень-то и хотелось, — тебе помочь?... Ты надеялся на «да», но, кажется, девушка, поглощенная суетой и звуками кухонной утвари совершенно не расслышала твоего негромкого голоса. «Бесполезный тюфяк» — бесконечно повторялось в твоей голове вполне знакомым и даже почти родным шипящим, будто передразнивающим змею, голосом.

Действительно, теперь без палочки, ты вряд ли что мог противопоставить всем тем, кто на вас охотится, а таких желающих было всё Министерство и немножечко больше. Положение дел было таким, что всякий ленивый мог доложить, где вы находитесь и через пару минут вас уже под ручки тащат к тому, кто, кажется, почти победил.

Ужин прошел в полной тишине. Лишь позвякивание ложек о тарелки сотрясал воздух и заставлял тебя дергаться, пугаясь чересчур громких постукиваний.

Суп хоть и не был шедевром кулинарного искусства, однако помог вернуть в голову воспоминания, как вкусно готовила Молли еду. Все эти ватрушки, крекеры, пирожки, огромные пироги и торты. На сердце становилось теплее и легче, груз «прелести» становился не таким уж неподъемным, переставал быть ношей, бременем. В голове ты понимал, что это ненадолго и то темное, что в нем живет, вернется с новой силой, но сейчас... Сейчас это было неважно.

Гермиона разрезала тишину вопросом, которого ты боялся больше, чем что-либо. Слова врезались тебе ножом между ребер, от чего дыхание перехватило, а ложка вырвалась из и без того нетвердой хватки и загремела как тысяча бомб из фильмов про войну. Ты посмотрел на прибор, только успокоившийся в тарелке, выдохнул и перевел взгляд на подругу.

— Я не знаю, — это не должно было прозвучать, но громыхнуло так, как ни разу гроза не. Каждая твоя частичка почувствовала это, — нам нужно зализать раны, продумать план, — от разницы слов смысл не поменялся. Гермиона была достаточно умна, чтобы это понять хотя бы по потерянному взгляду друга.

— У нас с собой уйма книг, — это было правдой, — там точно должен быть способ, как уничтожить это, — рука потянула за цепочку, та натянулась на шее, из-под свитера вылез темный медальон, который недовольно позвякивал. Пустые слова. С вероятностью 99,9 процентов лучшая на курсе точно прочитала большую их часть и могла тебе в глаза сказать, что ничего из того, что написано в них, не пригодится или не имеет и малейшего намека на то, как справиться с этой дрянью. Только ты был не очень уверен, что она это скажет, пойдет на поводу жалкой надежды, что та действительно что-то пропустила, что что-то найдется.

Медальон вновь спрятался под свитер, там ему было тепло и самое место. Гермионе не за чем проверять себя на прочность темной магией. Ты неуклюже улыбнулся и похвалил идею о том, чтобы сделать набег на магловский магазин, либо с одной поправочкой, что стоит это делать через некоторое время. Им точно нужно было поспать. Хотя бы кому-то. Хотя бы ей.
— У нас вроде остались еще какие-то овощи, картошка? — это ты был в силах приготовить на костре, — тебе нужно отдохнуть, поспать. Я пока подежурю снаружи, только с твоей палочкой, конечно. Не переживай, нога уже не болит, — ты врал, — всё хорошо, правда.

Кажется, кто-то вновь решил поиграть в героя-мученика. И оба понимали, кто именно.

— Гермиона, правда!

Вновь эта улыбка.

Она говорила, что это не лучшая идея. Только положение дел было такое, что вряд ли нашлось бы что-то лучше. Тебе нужно было побыть наедине с собой, ей, держишь пари, тоже.

— У тебя с этой систематикой и книгами куда лучше, — попытался улыбнуться ты, натягивая на себя свитер и, кажется, еще один свитер, чтобы было теплее под заботливое бурчание подруги о том, что на улице холодает.

— Спасибо, — палочка была у тебя. Хоть и не твоя, но чувствовалось, как силы возвращаются в это искалеченное душевно и физически тело. Спина выпрямилась, а в хватке кисти появилась жизнь и хоть какая-то сила. Нужно было еще не показывать, что нога болит. Пересиливая боль и стараясь совсем никак ее не показывать, ты уверенно наступал на больную ногу, героически, а куда без этого, стискивая зубы.

Двери палатки распахнулись и в лицо подул ветер от реки. Лучше места, чтобы замерзнуть, просто не найти. Влага от водоема приникала через оба свитера и футболку, не говоря уже о надорванных джинсах. Нужен был костер, но это было бы красной тряпкой. Егеря точно найдут вас, даже по самой тонкой струйке дыма. Порешив для себя, что не так уж и холодно, одно палено все же заставил тлеть, так медленно, как только можно было. Ногам стало чуточку теплее, а по телу сразу начали пробегаться сотни волн мурашек.

Звуки из леса давали спокойствия. Совы, хрюканье и порой даже волчий вой. Давали как-то отстраниться от тяжести медальона, который по-прежнему обжигал металлическим холодом, даже будучи между первым и вторым свитерами, а ты уже почти и не замечал, как рука то и дело тянется к нему, проверяя — на месте ли он? На месте ли его грани, замысловатая резьба на крышке. Ты мог поклясться, что уже на зубок выучил все эти изгибы и прорези. Читай ты Властелин колец, то непременно бы сравнил себя с Голумом.

Ты и не заметил, как начало приближаться утро, а тлеющее палено больше стало напоминать очень дорогой голландский сыр, ведь в дырках. Левый глаз краем увидел свечение.

— Должно быть солнце, — подумал вслух ты, поворачиваясь к нему. До солнца было еще далеко. Это был патронус. Лань. Непринужденно перебирающая своими ногами и также непринужденно дрыгающая ушами в виде трубочек с кремом, только без крема. Она звала тебя. Тихонечко кивая в сторону леса головой, все еще потряхивая ушами. Смешными, как трубочки с кремом.

Яблочный хруст от снега даже не отдавался эхом в лесу, лань же шла бесшумно, будто плыла над этой белоснежностью. Только ты портил этот снежный ковер. Портил ты не только это. По твоему взгляду на прошлое, кажется, портил ты всё, к чему не прикоснешься. Жизни всех. Дамблдора, Минервы, Рона, Гермионы, их семей. Все из-за гребаного мальчика-который-выжил, которому не хватило мужества умереть или не посчастливилось остаться живым.

Лань остановилась. Корка льда искрилась от света патронуса, а тот превратился в сферу и медленно стал погружаться под лёд. То, что хотела показать лань, было подо льдом. Ты поспешил, семеня ногами. Пара движений рукой по льду и слой инея, снега или что там бывает, расступились и показали блеск другой блестящей вещи — мечу Гриффиндора. «Откуда он тут?» — вопрос быстро сменился стремлением его достать. Волшебная палочка оказалась кстати, лёд рукой совсем не брался. Аккуратная прорубь после простецкого заклинания второго курса.

Нужно было нырять, ведь такие артефакты вряд ли будут вестись на манящие чары. Первый свитер, второй, штаны, носки, ботинки. В общем все, кроме трусов, которые, признаться, неплохо было бы сменить. И кроме, конечно же, медальона. Его металлический холод был не различим с холодом, который обдавал твое тело морозный воздух. Будто иголки впивались в костлявое тело. А нужно было нырять. Набравшись мужества и воздуха в легкие, ты сделал это.

Воздух словно загустевшей жидкостью неприятно отозвался в легких, а холодное покалыванием сменилось жжением. Еще пару метров и дно, а там и меч. Только медальону это совсем не понравилось. Рывок. Еще рывок. И ты уже у поверхности, бьешься с медальоном, льдом, который отделяет тебя от воздуха, который заканчивается у тебя в легких, так как от испуга и борьбы с гадкой штукой на шее тот обильно выходит через нос и рот наружу. Глухие стуки, все равно что по толстенному стеклу под водой. Бесполезно. Тебя никто не спасет.

Неужели...
Это...
Конец...