Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Пожирателе смерти, утратившем веру в свои идеалы.

Когда-то Темный Лорд был действительно великим волшебником. Сильный лидер, харизматичный оратор, отличный стратег, искусный волшебник, уверенный руководитель, подмечающий сильные и слабые стороны своих подчиненных - да, подчиненных, соратников, бойцов; были времена, когда они еще не были слугами, рабами, пушечным мясом. Темному Лорду хотелось служить, он вызывал восхищение, благоговение и трепет, а еще преследовал цели, что были очень близки многим наследникам старых чистокровных семей. Его уважали и боялись, его имя произносили шепотом, а то и вовсе боялись произносить, заменяя всякими «Сами-знаете-кто» или «Тот-кого-нельзя-называть», пока сами его последователи гордо именовали господина Темным Лордом, с наслаждением вкушая новообретенную власть над волшебным миром и чувство вседозволенности.

Лорд всегда был умен… тот Лорд, каким он был раньше. Тот Лорд, который погиб осенью 81-го года, тот Лорд, который навсегда канул в небытие и никогда уже не вернется. Мертвое всегда должно оставаться мертвым, а то, что возвращается, лишь отпечаток, бледная тень былого величия. Альберт это знал, даже тогда, когда был еще совсем молодым Пожирателем, которого авроры три месяца таскали на допросы, силясь добиться признательных показаний. Альберт знал наверняка, что Темный Лорд не вернется — таким, каким они его знали. Тот, кем они восхищались, кого боготворили и кому подчинялись без единого вопроса, никогда не вернется, а значит, некого ждать и не на что больше надеяться. К тому же, тот Лорд, которого они знали, никогда не поощрял глупые и безрассудные поступки, а признаться в собственных преступлениях ради мертвого господина — явная глупость. Поэтому Альберт твердо стоял на своем, он «был вынужден выполнять ужасные приказы Неназываемого под Империусом», и в конце концов, его оставили в покое. Многим повезло меньше. Что самое прискорбное, не повезло Мальсиберу, который на долгие годы отправился в Азкабан, и, признаться, Альберт уже не верил, что увидит своего друга живым.

Впрочем, кто знает, может в Азкабане Джулиану было куда безопаснее, чем ему, Эйвери, на воле. То, что вернулось к жизни на том кладбище в Литтл-Хэнглтоне, даже самые подобострастные из Пожирателей уже не могли со всей искренностью называть «своим господином». В тот день они из последователей и соратников превратились в жалких рабов, в которых ценилась только фанатичная преданность и слепая вера, а все ценности, которые они ранее возводили в абсолют, перевернулись с ног на голову. Точнее было сказать, что из всех этих ценностей осталась одна только абсолютная власть. И неважно — власть это над целой магической Британией, или над горсткой трясущихся от страха перед очередным Круциатусом волшебников, которым просто некуда от этого деться.

Больше всего Альберт ценил себя. Свою фамилию, свою честь, свою гордость – собственно, кроме этого ничего ценного у него и не осталось. Но Эйвери не сдавался. Все эти четырнадцать лет он по крупицам собирал воедино свою жизнь, свою репутацию, свое доброе имя, и спустя эти годы на него наконец-то перестали косо смотреть, и даже не переводили взгляд на его левое предплечье вместо его лица. Иногда Альберт закатывал рукав мантии и подолгу смотрел на побледневшие, едва заметные контуры метки, вспоминая свою молодость, яркий и быстрый, как метеор в ночном небе, момент его триумфа. Да, он знал, что того Лорда уже не вернуть, но втайне все равно надеялся, что еще сумеет повоевать под его знаменами. За свои надежды и свое благоразумие он получил в награду Пыточное проклятие. И еще одно. И еще. Раз за разом, в наказание за ошибки, в назидание остальным, в напоминание о том, что он имеет над ними полный контроль, Лорд указывал своей палочкой на Альберта Эйвери. И Альберту Эйвери всегда приходилось иметь при себе запас снейповских склянок с бурдой, которая спасала его разум и тело от разрушения из-за невыносимой боли, к которой невозможно было привыкнуть.

Что самое ужасное для аристократа? Потерять чужое уважение. Деньги и власть можно обрести снова, но если даже равные тебе по столь плачевному положению смотрят на тебя с жалостью или даже насмешкой — это полный провал.
Раньше Эйвери всегда следовал единственному важному правилу: «Прояви себя, инициативу, силу, ум - и будешь вознагражден».
Теперь единственно важное правило было иным. «Если ты хочешь выжить – молчи, не высовывайся и не смотри Лорду в глаза».

Поэтому да, Мальсиберу в какой-то степени даже повезло. Он теперь у Лорда в почете, если, конечно, от его мозгов за четырнадцать лет компании дементоров хоть что-то осталось — в противном случае его просто убьют, потому что бесполезные слуги их новому Лорду не нужны. Не хотелось бы. Эйвери уже успел пересечься с Лестрейнджами и поэтому испытывал достаточно резонные опасения, когда аппарировал к старому поместью приятеля. Дом выглядел ужасно — он и раньше не отличался ухоженным видом, но сейчас казалось, что одна только магия удерживает кирпичи и оконные рамы от полного разрушения. Даже плющ, в былые годы буйно разраставшийся вдоль заборов и стен, усох, и сморщенные листья тихо шелестели под порывами ветра. Альберт невольно поежился. Дом наводил на него тоску   и отчетливо ощущалось: здесь очень давно никого не было. Может, здесь и сейчас никого не было, но где еще искать Джулиана, если не в этих развалинах?

Снега этим январем навалило знатно, и на нем отчетливо выделялась цепочка человеческих следов. Олух, даже не прибрался, с каким-то весельем подумал Эйвери, и, добравшись до крыльца, взмахом палочки восстановил нарушенный снежный покров. Палочку, что ли, не достал? Защитные чары на доме все еще держались, но для него двери всегда были открыты, поэтому волшебник беспрепятственно вошел в сумрачный холл, где на толстом слое пыли тоже были видны следы. Эйвери медленным шагом прошелся вдоль этих цепочек, проследив маршрут хозяина дома до самых дверей его кабинета.
- Так и знал, что ты все еще обретаешься в этом сарае, - вместо приветствия заявил Альберт, тяжело привалившись к дверному косяку — последствия недавнего неизбежного Круциатуса еще давали о себе знать, а от неизбежных зелий порой накатывали приступы такого же неизбежного головокружения. Снейп ведь зовет себя Мастером зелий, неужели не может что-то намудрить, чтобы не было этих побочек? - Выглядишь, к слову, под стать дому.

Отделившись от двери. Альберт взглядом отыскал замызганное кресло напротив Джулиана, палочкой очистил его, и сел.
- У тебя там на кухне труп пылью покрывается, - заметил Пожиратель с ухмылкой. Мальсибера ему эти годы все-таки очень не хватало. Приятелей у него было немного, друзей и того меньше, а Джулиан и вовсе был в своем роде единственным.  - Хочешь, помогу тело спрятать? А то ты и так по уши в дерьме, - в прямом и в переносном смысле, подумал Эйвери, вытаскивая из кармана свернутый в трубочку плакатик и бросая его через стол собеседнику. Департамент магического правопорядка сработал на редкость оперативно, колдографии сбежавших узников теперь украшали собой каждый столб в Британии.
[nick]Albert Avery[/nick][icon]http://s2.uploads.ru/Og7Ey.png[/icon][status]этот мир обречен на нас[/status][pers]<b><a href="https://drinkbutterbeer.ru/viewtopic.php?id=879&p=2#p341632" target="_blank">Альберт Эйвери</a></b>, 35 лет [/pers][info]Сотрудник портального управления ММ<br />Пожиратель смерти[/info]
[sign]

Здесь из веры куют гроши.
Здесь заплеванных душ приют,
Что из окон идут в тиши,
Кто в последний, кто в первый путь. ©

[/sign]

Отредактировано Patricia Stimpson (20.06.21 12:55)

Эйвери с некоторой тоской вспомнил собственное поместье, где он не появлялся с тех самых пор, как его арестовали и судили после падения Темного Лорда. Красивое, ухоженное здание на окраинах Абердина, стоящее среди обветренных скал, что весной покроются изумрудно-зеленым ковром молодой травы, а сейчас укрытое нетронутым пушистым слоем белого снега. Если прикрыть глаза, можно вспомнить, как сквозь толстые каменные стены доносится шум моря, окружающего утес со всех сторон, а пронзительные крики чаек в синем небе уже настолько привычны, что на них не обращаешь внимания. Местность тихая и безлюдная, надежно скрытая за куполом защитных чар, и лишь некоторые, знающие местоположение дома, могут попасть за его ворота. Таких людей нынче живет немного — он, Альберт, да Марион с Деми, которые давно там уже не хозяйки.

Так почему, спрашивается, он до сих пор не вернулся? Да, пока мать была жива, еще можно было оправдать себя тем, что ему там попросту не рады — после истории с Темным Лордом отношения между ними совсем испортились, и у юного Альберта не было никакого желания ни лишний раз выслушивать насчет «черного пятна на репутации фамилии», ни мириться с холодным тоном и поджатыми губами Оливии Эйвери. Но теперь дом стоял пустой, и если что и нарушало тишину его комнат, то лишь шаркающая походка старого домовика, по привычке протирающего пыль с фамильных портретов. Можно было, конечно, сказать, что Альберт просто привык к своей квартире в Лондоне, близ Министерства, но если покопаться в себе, то станет понятно — связи с домом он давно уже не ощущал, как и желания снова оказаться в его стенах. Второй худшей вещью для аристократа было лишиться поддержки своей семьи, а этой поддержки, если так подумать, особо никогда и не было. Альберт давно воспринимал себя как отдельно от семьи, так и отдельно от своего дома.
Забавно, что Джулиан спустя столько лет вернулся именно сюда. Вот у кого с самоощущением было все в порядке. А может, ему теперь было слишком плевать.

- Дались тебе «мои бабы», - вяло огрызнулся Эйвери, принимая протянутый стакан, который для пущей уверенности очистил еще и невербальным заклятием — на нем разве что только паутины не было. Вообще-то, если он выпьет, «полегчает» ему очень вряд ли, потому что дурацкие снейповские настойки достаточно плохо сочетались с алкоголем, но когда до этого хоть кому-то было дело? - Может, устроить вам встречу? Уверен, любая из них будет покраше Беллы, - в общем-то, даже дохлый домовик Мальсибера был бы покраше Беллы. Может, до Азкабана мадам Лестрейндж и считалась красавицей, но сейчас от одного ее вида душа уходила в пятки, и Джулиан мог окончательно спятить лишь от одного такого соседства, и безо всяких дементоров. Хочется спросить про то, каково там — может, отчасти чтобы знать, как могла сложиться его собственная судьба четырнадцать лет назад, может, из-за затаенного страха, что новый Лорд настолько не ценит своих загнанных в угол рабов, что способен бездумно бросить их в самое пекло, где велик риск окончательно проиграть, и Альберт ловил себя на мысли, что он все чаще вспоминает этих холодных, бездушных, безжизненных тварей, которых однажды довелось увидеть на собственном судебном процессе, и в этих образах сквозь проржавевшую, но все еще прочную решетку к его лицу ужасающе медленно, но неотвратимо приближается склизкая ледяная рука, и от этого нет никакой защиты.
Но вопрос даже в мыслях не желает до конца сформироваться. Кажется немыслимым и просто бесчеловечным вслух произносить слово «Азкабан» и как бередить раны собеседника, что уже никогда не заживут, так и подпитывать этим собственные страхи. Вероятно, для этого нужно немного больше выпить, и Эйвери одним махом осушил стакан, а после, несколькими взмахами палочки, вновь наполняет его янтарной жидкостью.

- Это правда, - хохотнул Пожиратель, небрежно смахивая плакатик на пол. - Тебе даже скрываться не нужно, от тебя сейчас бы и мать родная открестилась. Удивительно, что Лорд вообще признал в тебе своего слугу.
Казалось бы, уже много месяцев минуло с того памятного дня на кладбище Литтл-Хэнглтона, а слово до сих пор режет слух — в голове не желало укладываться, что их статус сейчас ничем не выше, чем у жалкого домовика, как тот, что нашел жалкий конец своего жизненного пути в груде тряпья в углу замызганной кухни. И все, на что они теперь годятся — это идти, куда скажут, в любой момент ожидая пинка тяжелым кованым хозяйским сапогом, низко кланяться, приговаривая «да, мой Лорд, конечно, мой Лорд», и думать лишь о том, как бы вымолить прощение, ползая на коленях и целуя подол его мантии. Эти мысли вызывали отвращение к самому себе - не верилось, что можно пасть так низко и бездумно радоваться, что сумел прожить еще один бесполезный день.
Мальсибер уже совсем скоро пожалеет, что не отбросил копыта в своей тюремной камере.

- Поверь, дружище, - с горькой усмешкой отвечает Эйвери, ополовинив второй стакан с благородным напитком, и невольно переводя взгляд на левое предплечье, где под рукавом мантии пылала угольно-черным метка, что когда-то считалась величайшей честью и благословением, ведь достойными считались только лучшие из лучших — а теперь стала рабским клеймом и личным проклятьем каждого из них.  - Мне и своего дерьма хватает с головой, - кости до сих пор ломит от заклинания Лорда, и сбитые о грубый камень колени все никак не заживут, и собственная гордость уже почти не подает голоса из этой пучины безразличия — сначала ты пытаешься держаться, и упрямо сжимать губы, не проронив наружу ни звука, но «повелителю» нравится видеть ужас и слышать крики, и видеть, как он ломает своих слуг, и тогда эта пытка заканчивается быстрее, поэтому в какой-то момент все становится малозначимым, и думаешь лишь о том, чтобы тебя оставили в покое. Все они теперь в дерьме. Даже высокомерный Малфой, еще не утративший аристократичного лоска, даже Макнейр, которого ценили за его исполнительность и жестокость, даже Снейп в тепле и безопасности Хогвартса, где Лорду его не достать. Придет час каждого из них.

- У грязнокровки небось стащил? - должно было прозвучать пренебрежительно, но прозвучало устало. - Вот, попробуй эту, - Альберт вытащил из-за пазухи потрепанный чехол, из которого торчала рукоятка палочки явно не подходящей по размеру, и протянул Джулиану. В Лютном всегда можно было отыскать парочку предприимчивых дельцов, что торговали артефактами, которые их хозяевам были уже ни к чему, а еще им было плевать, кому сбывать товар, хоть Пожирателю, хоть министру магии. - Жесткая, двенадцать с половиной дюйма. Тис и чешуя змеи. Подбирал под твою. Только в меня ей не тычь, не хочу так бесславно сдохнуть.
[nick]Albert Avery[/nick][icon]http://s2.uploads.ru/Og7Ey.png[/icon][status]этот мир обречен на нас[/status][pers]<b><a href="https://drinkbutterbeer.ru/viewtopic.php?id=879&p=2#p341632" target="_blank">Альберт Эйвери</a></b>, 35 лет [/pers][info]Сотрудник портального управления ММ<br />Пожиратель смерти[/info]
[sign]

Здесь из веры куют гроши.
Здесь заплеванных душ приют,
Что из окон идут в тиши,
Кто в последний, кто в первый путь. ©

[/sign]

Отредактировано Patricia Stimpson (20.06.21 12:56)