В фамильном особняке Блэкторнов три этажа. Посреди просторного холла широкая лестница из чёрного дуба, под высоким потолком тяжёлая хрустальная люстра. На первом этаже две библиотеки, дедовский кабинет, объединённые кухня, столовая и бар, в другом крыле располагается гостиная, ещё один небольшой кабинет, оружейная.

На втором и третьем этаже находятся спальни для всех членов семьи. Когда-то их было больше, чем два человека. Еще детские спальни матери Софи и ее дяди на третьем этаже, спальня деда и бабушки на втором. Со временем из нескольких гостевых сделали детскую для Джулиана, который так ни разу тут и не побывал. В своей спальне Софи провела несколько ночей в детстве. Но сейчас бы ни за что в жизни не поднялась туда.

Есть такие двери, которым лучше оставаться закрытыми. Есть такие детские страхи, которым лучше оставаться под большой дубовой кроватью. Есть такие монстры, которым лучше оставаться в платяном шкафу.

Софи молча откупоривает бутылку и зачем-то принюхивается, морщится от резкого запаха - такое всухую она точно пить не стала бы… раньше.

- Скажу, что случайно задела, когда полезла за стаканом для сока. Ничего страшного в этом нет, главное, не позариться на следующую, когда эта закончится. - О такой перспективе она пока что не думала, но уже ни в чем не уверенна.

Свобода даётся ей болезненно, будто вырывает из плоти что-то лишнее и уже непригодное, и в эту зияющую пустоту вкладывает нечто новое, совершенно непригодное для адаптации, чужеродное. Она не знает, что с этим делать, и эта растерянность тревожностью стучится каждый раз, когда она идёт спать. И только вчерашняя ночь была совершенно другой, такой безмятежной и уютной, что Софи сейчас готова на все, лишь бы Маркус снова остался с ней. Особенно в этом доме, в котором в каждом углу скрывается тень прошлого, смех, который пробирает до костей, ведь она его помнит, ну ещё бы, конечно помнит. Сколько времени прошло? Семь лет? Восемь?

Она отмахивается от жутких воспоминаний, будто от назойливых мошек. Знает, что где-то там, быть может в гостиной, до сих пор ее фотографии. А где-то в саду все ещё цветёт магнолия - символ женской линии семьи Блэкторнов. Софи видит, как дерево охватывает пламя, а она стоит с канистрой слитого из Мустанга бензина и не может пошевелиться.

Но это всего лишь образ в ее голове и не больше. Фосетт нервно дергает рукой, выпуская бутылку, и отправляется выбирать бокалы, но находит стаканы из дорогого граненого хрусталя, в которых напиток будет поистине переливать искусственным солнцем и золотом, как переливает в электрическом свете этикетка у горлышка - всего 60 бутылок, разлитых в 1978 году, почти ювелирная работа над формой и содержанием.

- Лучше нам не знать, сколько стоит эта бутылка. - Смеется она, поднимая стакан для тоста. - Дед всегда говорил, что виски - это лучшая компания для тех кто все ещё ищет, и кто потерял навсегда. Не знаю, о чем он говорил, - все ещё смеется и облизывает губы, - но пускай это будет о свободе.

Спустя два таких стакана [а растягивать их она старалась, как могла] Фосетт болтает ногой в такт какой-то новомодной мелодии из динамиков подключённого радио. В отличие от вчерашнего дня, никакие кролики не прибегали, а плескаться в бассейне [которого и нет здесь] все ещё не тянет. Она бодра и весела, что-то напевает себе под нос, проходясь влажным языком по папиросной бумаге. Под ее ногтями частички вишнёвого табака, рассыпанного по мраморной столешнице. Горло все ещё обжигает последний глоток, но это вскоре пройдёт, как только она затянется горько-сладостным дымом, забравшись без какого-либо стеснения на колени Маркуса лицом к нему, одной рукой протягивая самокрутку, а вторую запуская в его волосы, успев соскучиться по столь тривиальному жесту.

- Я знаю, куда мы поедем. Завтра же. Я покажу тебе такой океан, какой ты ещё никогда не видел.

Отредактировано Sophie Fawcett (10.01.22 02:54)

Облако вишнёвого дыма под потолком напоминает о том, что стоило бы открыть окна и впустить летнюю прохладу «ведьменского» городка блуждать среди антиквариата, заглядывая под стол из красного дерева, меж редкими экземплярами книг, собранными когда-то Терезой Блэкторн и расставленными не в закрытой библиотеке, а в гостиной, чтобы на виду у всех.

Она затягивается следом, закрывая глаза от не скрываемого удовольствия, которое выдают ее приоткрытые губы. Улыбка становится шире, когда она снова возвращается взглядом к Маркусу, слишком притягательному в этом своём случайном образе. Не хватает легких штрихов, как любит выражаться Корделия, потому Софи снова передаёт самокрутку, а сама пытается справиться с оставшимися пуговицами на рубашке, которые слишком легко поддаются ее откровенному напору.

Так намного лучше. Настолько лучше, что на каких-то две секунды перехватывает дыхание - она уже касалась его вчера, она целовала его настолько откровенно и развязно, что даже сейчас, в плену крепкого алкоголя, чувствует, как вспыхивает лицо, но она находит смелости ответить, все еще находясь под контролем воспоминаний и янтарной жидкости в гранённом стакане.

- Нас ждёт океан. - Брови приподнимаются в удивлении, будто бы Фенвик вдруг решил спросить у неё, а какого цвета «этот ее океан». - Правда на дорогу уйдёт много времени, но нам это не страшно. У нас его достаточно.

Достаточно для чего? - Вдруг просыпается внутренний голос, который она бы ещё долго не желала слышать. Нервозно прогоняет, оставляя самокрутку у Маркуса, а сама резко встаёт с его колен и идёт в гостинную открывать окна.

Ей не хватает воздуха настолько, что она с силой впивается в деревянный подоконник, ломая ногти, оставляя в коже занозы. Она все ещё слышит в голове вопрос Маркуса и не может никак избавиться от его голоса, перекрывшего свой собственный.

Ей не хочется знать, что их ожидает завтра. Послезавтра. Через месяц. Ей хочется остаться в этом дне рядом с ним. Слушать его, случайно или нет прикасаться, оставлять слишком болезненные поцелуи на тонкой коже, там, на шее, возле тоненькой венки, синевой проступающей и пульсирующей.

Это все наваждение.

Слишком яркие образы.

Софи гонит их из последних сил, но сдаётся. Опускается на колени, все ещё держась руками за подоконник, ударяется об него лбом и жмурится.

Ей слишком многого хочется, но ничего из этого получить вот так просто не может, - от осознания столь простой истины кожа покрывается мурашками, хочется взять что-то тяжёлое и запустить в окно, разбить о стену позади, о висящие фотографии, среди которых, она уверена, разыщет лицо той самой, которая ее бросила.

Софи дышит быстро, настолько быстро, что начинает кружиться голова, а колени подрагивают. Она думает, что именно этот дом сводит ее с ума, но, к счастью, никакие призраки сейчас не дышат ей в затылок.

К счастью, Фенвик с дивана никак не увидит ее минутной слабости, а когда она вернётся к нему, то снова будет пьяна и весела, как прежде.

- Этот виски чертовски сушит. - Говорит она, открывая бутылку с Колой. - Контрабанда Хенли намного приятнее, хоть от неё тоже болит голова. - Фосетт не знает, почему делится столь нелюбопытными фактами, но ощущает потребность говорить, убедиться, что она не сошла с ума и все ещё может воспринимать адекватно, но слишком нетрезво реальность.

Смотреть на него не смотрит, предпочитая утыкаться взглядом в стакан. Знает, что сейчас одного взгляда на него или в его глаза достаточно, чтобы подорвать всю ее вселенную, но она не может. Она не может так с ним поступить. Поступить с собой. Если она уже начала тонуть, то не потащит за собой на дно того, кто все ещё на берегу.

А…

может уже затащила?

- Маркус…, - его имя звучит как-то иначе, странно, будто она и вовсе его произнесла в первый раз, или это все из-за хрипоты в голосе после ядерного вишнёвого табака, - можно тебя попросить?

Она и сама не понимает толком, как сказать об этом. Зачем-то снова краснеет, притворяясь, что стало слишком душно от июльской жары. Приходится снова наливать в стакан виски, чтобы слова начали складываться в предложения, чтобы можно было снова затуманенным взглядом без стеснения разглядывать его всего, когда она садится рядом и повторяет свою просьбу.

- Маркус… останься снова со мной. - Она не смеет сейчас поднять голову, будто обращается не к сидящему рядом другу?, а к своему стакану. - Как вчера.

Слова, сказанные тихо, готовы разорвать изнутри грудную клетку, поломать рёбра и разобрать, будто пазл, пропускающее удары сердце.

Отредактировано Sophie Fawcett (12.01.22 11:53)

Софи не знает, что должна чувствовать в тот самый момент, когда ладони Маркуса касаются ее плеч. Она не знает, как заставить замолчать сердце, уговаривает, чтобы то наконец заткнулось и позволило ей хоть с минуту подумать, но тщетно - Софи считает про себя до десяти, признаёт, что оказалась слишком трезва для подобного откровения, и теперь не может пошевелиться, не может найти выход из внезапно обрушенного на неё полумрака, в котором его слова звучат оглушающим эхом ее собственной просьбы.

Вчерашнее не повторить.
Едва ли?

Не наполнить эфир уже прожитым безумием, в котором капли после заплыва в бассейне стекают с его волос на кожу, и она не может оторвать взгляд от этих влажных дорожек, уходящих за пояс брюк. Если это все не по-настоящему, то она готова променять годы реальности на один только час, в котором вчерашний вечер повторится вновь - до дрожи, до истомы…

Она не находит выход, мысленно топчется на месте, все ещё не понимая, что это конец пути. Никакой дороги больше нет. Пространство, вся вселенная сужается до размеров старинного особняка, прокуренной столовой и гостиной, разграбленного бара, до размеров дивана; вселенная сужается и помещается в сидящем рядом Фенвике. Ее вселенная.

Почти полный до краев стакан она отставляет обратно на стол - ещё одна порция виски ничего не изменит, не придаст уверенности и не успокоит разыгравшееся воображение, не усыпит демонов, скребущихся голодными собаками. Все это бесполезно. Убеждения бессильны, будто актеры утопившие своё мастерство в стакане.

Ей хочется взять с него слово, что он никогда не уйдет, ведь его такое многозначное «останусь» заставляет стиснуть посильнее зубы, не понимая, откуда в очередной раз накатывает это чувство… гнева? Но бессилие сейчас сильнее, потому нигде ничего не взрывается и не воспламеняется, не считая того, что все это заперто внутри неё: тлеет и раскалывается на части.

- Ты владеешь какой-то особенной магией? - Серьезность  сходит с ее лица также легко и быстро, как лавина в горах, которую вызвал взрыв динамита. - Почему когда ты рядом, мне не снятся кошмары? - Софи кладёт голову на колени Маркуса, вырвавшись из объятий, но не отпуская его ладони из своей. Хоронить себя под обломками разыгравшихся сегодня чувств она не готова, ведь у них для этого еще достаточно времени. - Я заметила это, когда мы ещё были на лайнере… впервые за долгое время я не видела ни одного сна. Никаких монстров. Ничего. Обычно после алкоголя все намного хуже. - Ее взгляд, некогда вновь оживившийся, становится стеклянным, застывает, пока ее указательный палец продолжает повторять линии на ладони Маркуса, но уже скорее интуитивно, чем осознанно.

Он не сможет быть всегда с ней. И это факт. Отступившие сегодня монстры вернутся и потребуют вдвойне. Монстры, улыбающиеся кривой улыбкой из отражений зеркал, монстры, грехи которых невозможно искупить. У монстров нет имён, но есть лица. У монстров есть голоса, но нет власти, пока она с особой нежностью целует кончики его пальцев, пахнущие тлеющей вишней. Внутри неё на месте вчерашнего пожара вновь начинают загораться мириады вспыхнувших звёзд, пылью от которых давно собрано новое сердце, слишком легко и безболезненно заменившее старое, изношенное.

Вчера она также смотрела на него снизу вверх, лежа на керамической плитке, и сгорела бы со стыда от своих мыслей, если бы не алкоголь в крови. Сейчас же взгляд снова цепляется за расстегную рубашку, поднимается выше, будто повторяя то, что она вчера делала поцелуями и языком.

От ярких и сладостных образов снова становится трудно дышать, но Фосетт в том состоянии, когда ещё может хоть немного себя контролировать, как и понимать, что уже давно находится на грани. Всего одно неловкое движение, и демоны снова начнут свой ритуальный танец. А пока мирно [насколько это вообще возможно] посапывают, убаюканные присутствием Маркуса и его пальцами на ее губах, она закрывает глаза, растворяясь в ещё одном дне, в не достигнутой, но все ещё до безумия желанной близости,  в его запахе и слишком глубоком взгляде-омуте.

Отредактировано Sophie Fawcett (16.01.22 09:33)

Утреннее солнце заливает своим ярким светом столовую и гостиную, сквозь открытые окна с улицы доносятся  голоса и шум моторов - привычное состояние пробудившегося города. Накрахмаленные белые занавески поднимаются и опускаются, будто призраки, пожаловавшие к завтраку, но не смеющие войти без приглашения. Утром дом уже не кажется таким отталкивающим, как вчера, но подходить к стене с фотографиями Софи все ещё не решается, проходит мимо, не взглянув, идёт дальше к высоким витринам-стеллажам из чёрного дерева. Здесь таких всего пять. Ещё восемь в большой библиотеке, по несколько в кабинетах. Фосетт знает, что ищет, знает, где искать и как достать, не проходит и двух минут, как она возвращается в столовую с двумя книгами, которые позже отправятся в ее сумку.

Быть может Англия со своими ужасающими новостями из мира Магии сейчас слишком далеко, но Фосетт не покидает плохое предчувствие, что-то вот-вот должно произойти, и она ничего не может с этим поделать.

«Колесо фортуны» вытягивает старушечья рука с рубином на среднем пальце. Узкие губы, накрашенные красной помадой, напоминают ниточки, за которые кто-то незримый тянет то вверх, то вниз: «Ты ничего не изменишь. Все так, как должно быть».

Софи и не пытается что-то менять, уже давно позволив течению нести себя в неведомом ей направлении. Так, как должно быть. Так, как надо. Она больше не задаёт вопросов, но делает немыслимое, о чем ещё вчера подумать не могла; поднимается стремительно, перешагивая через ступеньку, почти взлетает на третий этаж и двигается по левой стороне, пока не сталкивается с массивной белой дверью, комната за которой встречает ее затхлым запахом и духотой. Софи догадывается, что дед не позволяет наводить здесь порядок чаще одного раза в год, а то и реже. Все лежит нетронутым, будто владелица вот-вот вернётся спустя восемь лет обратно. Фосетт чувствует себя обессиленным призраком, вбирающим глазами попадающиеся случайные образы, детали. Крем для рук и «Ярмарку тщеславия» на прикроватной тумбе цвета слоновой кости. Сережки-жемчужины лежат на туалетном столике рядом с щеткой до волос и коробочкой с румянами. Софи не трогает. Софи только смотрит и запоминает. Флакон с духами, сатиновый платок цвета морской волны, закрытый чемоданчик, в котором скорее всего лежат пластинки. Что-то перещёлкивается внутри, сдавливает, Фосетт обнаруживает себя, будто очнувшейся после долгого сна, посреди комнаты матери и не может дышать. Духота добивает, лёгкие будто решето. Софи чувствует что-то зажатое в пальцах. Это чёрный пиджак, который, вероятно, когда-то пах духами матери. Она пытается представить, что это был за аромат, но помнит только пионы и цитрус. В комнате душно, но она надевает пиджак поверх белой рубашки, которую стащила у Кристофера, и которая сейчас застегнута всего на две пуговицы. Дорогая плотная ткань, классический крой, как у Шанель. Софи хочет забрать на память ещё хоть что-то, что могла бы взять с собой в школу, отодвигает нижние ящики комода с одеждой, заглядывает в верхний с украшениями. Перстень с инкрустированным аметистом она берет не раздумывая, засовывая в карман пиджака, и выходит из комнаты так тихо, будто все ещё боясь потревожить древних призраков.

В гостиной ещё больше света и тепла, с побережья в самый центр города пробирается бриз, все ещё плутая в занавесках.

Ничего не изменилось, а вроде бы и все сразу.

Софи подходит к дивану и садится рядом со спящим Фенвиком. Ее аккуратный поцелуй теряется в его темных волосах, и более тревожить его не смеет, отправляется варить кофе.

Ей уже не кажется, что они зашли достаточно далеко, чтобы иметь возможность повернуть все вспять. Софи не из тех, кто жалеет о свершившемся, кто жалеет себя, но ей нужно время, чтобы привыкнуть к этим постоянно меняющимся событиям, адаптироваться к резкой смене температуры течения, по которому она все ещё плывет в неизведанное. Ей надо привыкнуть к своим чувствам, таким хаотичным и новым. Она не знает что это, но хочет узнать, стать настолько ближе, чтобы сломать всю себя и отстроить заново, на этот раз полноценную и совершенную личность.

Иногда хаос просто нужно впустить в свою жизнь. Сделать частью себя. Умертвить слабость и страх. Дать демонам плоть и волю.

- Маркус! - Кричит она, ставя на стол две чашки. - Маркус, вставай! Через час выезжаем.

Где-то в глубине гостиной раздаётся телефонный звонок.

Отредактировано Sophie Fawcett (18.01.22 03:10)

Фосетт смотрит не менее ошалевшими глазами на только что пробудившегося Маркуса, так и застыв с поднятой к губам чашкой.

- Эм, да, через час. - Неуверенно отвечает она, хотя сама же об этом пару минут назад ему кричала. - Доброе… ты как? Конечно, мне уже можно за руль, только надо бы перекусить горячими сэндвичами, скоро будут готовы. - Она машет свободной рукой на большой электрический прибор возле плиты.

Софи и сама вздрагивает от звонка, но чашку удерживает, качает головой, не веря, что это происходит на самом деле - обычно телефон отключается, когда дед покидает поместье.

- Это телефон. - Она ждёт, когда тот перестанет трещать, но мерзкий звук будто залезает под одежду, оставляя холодные отпечатки. - Очень странно. Ты очень бледен. Прими горячий душ, только не холодный. И возьми новую рубашку. И зубная щетка тоже там. Новая. - Она кивает на красную дорожную сумку, совершенно забыв, что прихватила из лесного домика кое-что, что пожелала взять с собой… на память? И это что-то лежало под белыми рубашками в длинной деревянной коробке, обшитой красным бархатом, которую Фенвик уже видел, но при этом Софи не хотела пугать его тем, что вознамерилась забрать себе своё. И это было оружие.

Она вовсе не думает об этом и идёт в гостиную, когда снова начинает звонить телефон.

/////

Время близится к полудню, когда по левую руку мелькает вывеска на выезде из Салема. Дорожную карту штата Фосетт нагло пристроила на коленях Фенвика, заставляя того периодически сверяться с маршрутом.

Шоссе 107 ведёт их обратно на юг в сторону Бостона, по дороге через Своумпскотт. На кольце съезжает с 107 на 60 шоссе и едет дальше на юг, через десять миль съезжая у ближайшей закусочной.

- Ещё четыре часа пути, до заката успеем. - Пожалуй, в этот раз дорога выдалась ещё более напряженной, несмотря на то, что было всего два съезда, руки затекали уже спустя первые три мили, а ноги ещё раньше. В следующий раз, когда она решит спать на диване, то точно трансфигурирует тот в свой привычный матрас размером с половину спальни в Норфолке.

На парковке помимо их Мустанга только две машины и три байка ближе к телефонным автоматам. В воздухе горелый запах жжённой травы и бензина.

В кафе, напротив, пахнет свежей выпечкой, предположительно с ванилью и свежесваренным кофе. Официантка подходит сразу же, как Фосетт с Фенвиком появляются в дверях. И, судя по ее взгляду, она удивлена настолько, что ее рука с меню в один лист так и застывает в воздухе. Софи смотрит на Маркуса, будто спрашивая «что с нами не так», снова на официантку, но та молчит, плотно сжав губы-бант.

Обычно подобный сервис ее отталкивает, но в этот раз все иначе. Фосетт начинает закипать, начинает злиться, стискивать зубы от распирающей в одно мгновение злости. Ей хочется вырвать эту бумажку из рук официантки и запихнуть ей ее в рот, хочется взять кофейник и вылить на голову застывшему с таким же лицом байкеру за стойкой. А лучше разбить посудину о его лысый затылок. Фосетт переполняет гнев и ненависть, она сдерживает их с трудом, подчиняя привычному счету «до десяти и обратно», сжимает кулаки с такой силой, будто ещё немного и переломает самой себе пальцы. Это длится вечность для неё, но в реальности занимает всего минуту.

- Да, да, спасибо. - Слова даются с трудом и звучат слишком натянуто и злобно. Фосетт вырывает все-таки меню из рук официантки и проходит за ближайший свободный столик. Одного взгляда на своё отражение в окне ей хватает, чтобы понять причину столь странного внимания к своей персоне. Пожалуй, они с Маркусом выглядят весьма странно для этих мест, учитывая белые рубашки и чёрный пиджак на ней, который по меньшей мере стоит около девяти тысяч долларов. Кольцо - сплав серебра и желтого золота с обработанным аметистом у неё в кармане около трёх тысяч.

Маркус, несмотря на кошмары и все ещё несколько помятый вид, выглядит, словно модель с обложки VOGUE. Софи с трудом сдерживается, чтобы не сказать какую-то пошлость, дышит часто, заставляя себя думать не о сидящем напротив Фенвике, а о своём пустом желудке. Выходит паршиво. Фосетт снова и снова поднимает глаза, смотрит прямо на Маркуса и ненавидит себя за все и сразу. Уже сейчас она не может себе представить, как они вернутся в Хогвартс. Это что-то ненастоящее, что-то очень далекое и (не)вероятное. Но им придётся. Они будут снова рядом друг с другом слишком большое количество времени. Видеть друг друга утром, днём и вечером. Софи кажется, что она задыхается. Софи кажется, что она все-таки поджигает волосы официантке и разбивает нос сидящему за стойкой байкеру.

- Твою ж…

- Что будете заказывать?

Кулаки под столом сжимаются сильнее, но Софи нагоняет холодное безразличие и отвечает максимально безэмоционально:

- Мне, пожалуйста, холодный кофе и обед из одного блюда,  только без каких-либо соусов. Здесь можно курить?

Недовольное ворчание официантки злит ещё больше, потому пальцы судорожно цепляются за край пиджака, за дешевую обивку дивана. Фосетт цепляется взглядом за Фенвика, но делает себе только хуже. Эта недосказанность сводит ее с ума. Она готова вот-вот упасть, сломать себя ради него, но пока не может сказать об этом вслух, и вместе с тем боится быть отвергнутой и остаться в одиночестве с разбитым сердцем. Она слишком много пережила за последние месяцы, чтобы безвольно положить голову на плаху. Но она готова это сделать, если он попросит.

Отредактировано Sophie Fawcett (19.01.22 08:48)

Каково это, когда становится тесно в своём теле? Когда эмоций настолько много, что хочется вместе с криком выплеснуть все, разворотить, разорвать, уничтожить…

Софи тесно. Больно. Страшно.

Ее мир никогда не отличался стабильностью. Да, у неё всегда был Сэм… родной Сэм, окно которого находилось напротив ее спальни; Сэм, который знал каждый шрам на ее ногах и руках, потому что все детство они провели вместе; Сэм, который с точностью мог предсказать ее последующий шаг; Сэм, которого она снова бросила, уехав в Америку без предупреждения.

Сэм был ее стабильностью, ее маятником. Но все пошатнулось, и сквозь трещины начала проникать тьма.

И однажды из этой непроглядной тьмы пришёл мрачный и холодный, как ноябрьский день, Маркус. Накрыл ее собой, спасая от ветвей Гремучей ивы, справился с боггартами в лабиринтах Вертикального переулка, помог ей сбежать из Мунго. Все это чудовищно-сложное время он был с ней. Это он оставил свою жизнь в Лондоне, чтобы взойти на борт лайнера и оказаться в незнакомой стране с девчонкой, от которой все это время были только одни проблемы.

Когда же он сейчас подсаживается к ней, Софи порывается что-то сказать, но лишь жадно хватает ртом воздух, задыхается, что-то снова бормочет невпопад. Она тонет в себе самой, хоть и цепляется дрожащими пальцами за его. В теле давно стало тесно. Стало больно. Стало страшно.

- Был ли первичный Хаос Гесиода не более чем пустым пространством или же хаосом в современном смысле слова? - Софи поднимает глаза на вновь подошедшую официантку. Губы-бант двигаются, но голос доносится откуда-то изнутри, из головы самой Фосетт.

- Что?

- Кофе подлить? - Официантка морщится, надувая ещё больше свои большие губы.

- Да, будьте добры. - Софи трёт пальцами лоб, глаза. Ей снова кажется, что она сходит с ума.

Если это действительно безумие, то нет ничего удивительного в присутствии Маркуса, в том, что сейчас их колени соприкасаются, и он все ещё держит ее ладонь. Маркус, которого она знает шесть лет, который всегда был холоден и неприветлив, и вот сейчас он настолько близко, что она снова пьянеет, но только лишь от его горячего дыхания, когда она наклоняется к нему, чтобы поцеловать.

Это происходит снова, но все иначе в этот раз. Это вовсе не хмельная эйфория, и не возведённое в абсолют чувство одиночества. Это что-то другое, такое живое и отдающее пульсом в висках.

Ещё сильнее прижимается, уже освободив ладонь, но теперь чувствуя под пальцами ткань его рубашки, игнорируя очередное, вполне возможное вмешательство официантки, Софи подчиняется безумству, и тепло разливается внутри, будто после пяти стаканов с виски. Да, она пьяна, но не так, как в прошлые два вечера. И воздуха ей снова мало, но вовсе не так, как несколько минут назад - страх отступает, пятится назад, цепляя мысли о том, что ждёт ее по возвращению в Англию, делает больно, но с этим она тоже справится.

- Маркус, я…, - почему-то уверена, что теперь, когда между ними снова расстояние, молчание противопоказано обоим, но нет, не получается даже сейчас, - ты прав, подождёшь в машине? - Она достаёт ключи и отдаёт их Фенвику, кидает смятые купюры на стол и направляется к стойке, чтобы сделать новый заказ, думает, что хоть немного за это время сможет подумать, но отвлекается на мелькающие кадры в телевизоре.

/////

Иногда поцелуй - это всего лишь поцелуй.

А иногда - единственная возможность заявить о своих чувствах; единственный способ не сойти и в тоже время сойти с ума окончательно, перевернуть свой мир вверх дном, залезть к себе под кожу…

Каждый раз, целуя Маркуса, ей хотелось показать, что в мире помимо страха и боли, помимо мрака и пустоты есть множество других чувств, которые слишком давно ждали пробуждения.

Каждый раз, целуя Маркуса, ей хотелось быть для него не угрозой к существованию, а той, которая бы от неё избавила.

Ей хотелось стать кем-то близким.

Все еще хочется.

Она почти бежит к машине, закидывает пакеты с едой, заводит мотор и выезжает с парковки максимально резко, чуть ли не задевая припаркованный на выезде 600-й Мерседес, который для этого места такой же чужой, какими были Фенвик с Фосетт.

Они действительно успевают до заката добраться до ближайшего к Бостону побережья - Провинстауна.

- Согласно истории, именно здесь впервые высадились британские колонисты. - Говорит Софи, открыв дверцу машины и свесив ноги на забитую песком парковку. - Отсюда началась Новая Англия. Но сейчас это не более, чем городок, населённый писателями и художниками, прибывшими за вдохновением. - Она наконец выходит из машины и потягивается в огненных лучах заходящего солнца. - Благодаря Гольфстриму, здесь всегда тёплая вода. Так что… кто последний, - она резко хлопает дверцей машины, оставив ключи от зажигания в кармане пиджака на сиденье, - тот моет посуду оставшиеся три дня!

Отредактировано Sophie Fawcett (21.01.22 12:19)