Мартовский сырой ветер с побережья нес запах водорослей и брошенной рыбной некондиции, вокруг которой сновали крикливые чайки. Их пронзительные вопли разносились по всей округе, заглушая даже визги местной детворы, наслаждающейся пасхальными каникулами. Жители городка были слишком заняты привычной суетой, чтоб заметить парочку молодых людей, возникших на пороге дома, где не так давно померла крайне нелюдимая и весьма скандальная старуха. Соседи поговаривали, что та промышляла порчей и прочими колдовскими штуками, мол, в средние века за такое на кострах жгли, но ее откровенно побаивались, особенно, замечая, как периодически у нее бывают гости. Такова человеческая природа - закрывать глаза на непонятное, если оно доставляет дискомфорт.
Дискомфорт был, но выбора не было. Потому Майлз не сомневался ни мгновения, когда предложил Адель отправиться вместе с ним в дом к недавно почившей тетке, тем более, что Блетчли старший не оставил сыну вариантов отступления. Поэтому единственным оставшимся у старой колдуньи наследникам нужно было собрать все необходимые документы, а заодно и убедиться в том, что завещание или отсутствует напрочь или же составлено в их пользу, а не в пользу какого-нибудь общества заблудших ведьм. Особняк дышал на ладан, не представлял ровным счетом никакой ценности, но земля и сам факт получения какой-то либо прибыли подогревали кровь в венах привычно холодного Блетчли-отца. А Блетчли-сын не мог не воспользоваться возможностью слинять на каникулах подальше из родного дома, попутно представив Мертон это путешествие, как возможность спокойно побыть вдвоем не в стенах школы. Ведьма согласилась удивительно быстро, хотя не отказала себе в возможности наморщить свой прекрасный нос, демонстрируя тот факт, что возвращаться в город, где они однажды еле ноги унесли от смертельной опасности, ей не особенно блазит.
Привычно склонный к излишнему анализу Блетчли сейчас напрочь отказывался подвергать разбору то, что происходило между ним и слизеринкой. Да, безусловно, он все еще испытывал некоторые муки совести перед своим лучшим и, пожалуй, единственным другом, но собственное нежданное счастье перевешивало бесспорно, и потому он предпочитал пустить все на самотек, дабы не пытаться понять, откуда это все, что с ним делать, как себя вести и прочее. Но рядом с Мертон он успокаивался даже после приступа ярого гнева, даже если источником этого гнева являлась она сама. Он знал, как она пахнет, знал, какой точки на его руке она коснется через миг, знал, что она сделает еще один вдох, и искра гнева в уголках ее губ превратится в огонек желания.
Блетчли даже думалось, что вскоре Адель пожалеет о своем скором согласии, откажется в последний момент, найдет пару-тройку железобетонных аргументов, которым он не сможет противостоять.
Но к назначенному сроку она уже была дома у Майлза, где прямо на ступеньках крыльца они активировали порт-ключ в виде старого брелка из дерева, изображавшего не то свинью, не то собаку, и, крепко взявшись за руки, оправились в путешествие. Перед самым рывком слизеринец успел сжать покрепче тонкие и хрупкие девичьи пальцы своими и игриво подмигнуть за миг до того, как крюком дернуло под ребра, утащило, закружило....
...и руки они не расцепили, даже ударившись о камень векового бордюра каблуками своих ботинок.
Осторожно сняв чары с запертой двери, Майлз убрал порт-ключ в глубокий карман своего пальто, дернул верхнюю крупную пуговицу, повернул ручку и сделал первый шаг в темную прихожую, убедившись предварительно, что Адель идет шаг в шаг следом за ним. Пахнуло пылью и сырым деревом, скрипнули старые половицы. По магическому пасу слизеринца тускло загорелись лампы вдоль крутой лестницы на второй этаж, но сильно света не прибавилось. Потемневшие от времени дубовые панели, алые с золотым узором бумажные обои, продавленный диван на резных деревянных ножках у самой лестницы, обтянутый нелепой полосатой тканью. На стенах куча семейных портретов в тяжелых позолоченных рамах. Большую часть из людей, недружелюбно посматривающих на непрошенных гостей, Майлз даже не знал, да и не стремился узнать. Сама тетушка красовалась на портрете в светлой раме на самом верху, у входа на второй этаж. Она была изображена у окна на террасу в своем старом кресле-качалке. Она дремала, видимо, время еще не пришло, посему вряд ли был толк, ждать от нее каких-то подсказок. Показалось, что по полу стремглав пронеслась мышь. Блетчли инстинктиво топнул ногой, и в такт этому движению откуда-то сверху на него приземлился клок паутины.
Отряхивая пыль с рукава, он направился в сторону столовой, выходившей на террасу и распахнул стеклянные двери. Разъехались пыльные гардины, ворвался свежий ветер, вынудивший чуть поежиться, но дышать стало разительно проще.
- Паром до Блэкпула скоро отходит, - с легкой усмешкой тихо произнес Майлз, зная, что она услышит, ведь уже через миг его оплели изящные руки Адель, уткнувшейся лбом ему куда-то между лопаток. - Есть хочу, - продолжил он, накрывая прохладные руки Мертон своими ладонями. - Надо найти домовика, воняет не слишком сильно, значит, не подох от тоски еще, а потом заняться поисками документов. Спальня или кабинет? Или разделимся? - Говорит он быстро, но тут же осекается, - Не-е-ет.
Расцепляя не особенно сильную хватку Адель, Майлз поворачивается к девушке и обхватывает ее лицо своими ладонями.
- Разделяться мне не нравится.
Послышался громкий хлопок, перед двумя волшебниками распласталась не слишком старая домовиха.
- Мастер Блетчли, - пропищала она, вынуждая Майлза поморщиться болезненно. Всегда младший. - Велите подавать обед в столовую?
- Можешь в кладовую, - бросил через плечо парень, пытавшийся совладать с накатившим раздражением, - в столовую, разумеется, - эльф тут же перестала недоуменно таращиться на внезапных гостей, отчаянно закивала и исчезла.
- Дело за малым - вспомнить, где именно прячутся кабинет и тетушкина спальня, ибо ни в той, ни в другой комнате я не бывал. Кто быстрей? - Кивнул Майлз на лестницу, ведущую на второй этаж. Как вдруг замер, широко раздувая ноздри и замирая на первой ступеньке, пронзительно скрипнувшей и, кажется, даже немного просевшей. - Что это? - Взгляд его оказался прикован к светлой фигуре, неспешно удалявшейся вглубь коридора на втором этаже.