Казалось, что всем известно, насколько Фарли ловко витала в облаках и иногда так сильно погружалась в свой розовый безоблачный мир, что ее наивность не вызывала особого удивления. Она любила классические английские романы, за ту любовь которую удавалось показать автору. Чувственную, наполненную эмоциями, живую и страстную, пылкую, а самое главное, в книгах у героев часто случался хэппи энд. В жизни же, не имея возможности видеть романтические чувства воочию, она довольствовалась только однобокой, жертвенной любовью своего овдовевшего отца. Она буквально впитывала его тоску, когда он чуть дольше обычного засматривался на общий семейный портрет, или когда рука тянулась к его любимой колдографии (на ней Мириам такая красивая и радостная, что оторваться от нее действительно было тяжело). Белле в какой-то момент начало казаться, что любовь и должна быть такой - жертвенной и печальной, в которой один любит всем сердцем, а второй с благодарностью принимает эту любовь. Книжные истории стали чем-то вроде забавы, вымыслом и фантазией автора.

Поэтому безответно влюбиться в Монтегю где-то на пятом курсе, было для нее нормальным явлением. Она хранила это чувство внутри и оно, подобно огоньку, то раздавалось жаром, то вовсе еле-еле горело тусклым пламенем. Они ведь были такими разными, наивно было полагать, что когда-нибудь между ними что-то может произойти. Это было ее личная история, ее чувства и ее влюбленность, как у какой-нибудь героини английского романа. И Фарли может быть и заглушила в себе свои чувства, отвлеклась бы на кого-то другого, забыв эту влюбленность, если бы они не взорвали эту теплицу. Как иронично.

Когда она заканчивает поцелуй, то смотрит на Монтегю, прямо и уверенно, насколько это возможно. Конечно она не ждет от него неожиданных любовных откровений. Более того, она даже уверена, что до этого момента он вообще не обращал на нее внимание. Тогда чего же она ждет? Перебирает в голове варианты, возможные слова, понимая, что ни за что не сможет отгадать.

—-Если все наши отработки будут проходить именно так, то я готов спалить ещё минимум четыре теплицы, - выдает Грэм и Белла теряется, это видно по ее растерянному взгляду. Она не понимает что смущает ее больше, готовность Монтегю спалить еще парочку теплиц ради отработок, или желание проводить с ней время таким образом. Однако Грэм не дает ей разбираться в своем смятении, снова переводя все внимание на себя, на ощущения от его прикосновений, на колотящееся в груди сердце. В теплицах всегда было так мало воздуха или только сейчас?

Она успевает сделать один глубокий вдох и выдох, прежде чем их губы снова смыкаются в новом поцелуе. Фарли поддаётся напору парня, каждому его движению. Оказывается на столе, даже не замечает, как Монтегю приподнимает и усаживает ее на столешницу, будто так и надо. Однако в этот момент Фарли начинает чувствовать, как опьяняющее возбуждение и желание быть ближе настолько, насколько это возможно, начинает растворяется. Вот она уже слышит, как через приоткрытое окно теплицы доносятся чьи-то голоса, как медленно копошатся трепетливые кустики в углу, как она едва не столкнула горшок с удобрением, которое сама же и смешивала пару минут назад. Она открывает глаза, ловит его руки и буквально выныривает из этой пучины неожиданно открывшихся для нее чувств и ощущений. Не отталкивает, а буквально отлепляет от себя Монтегю и быстро спрыгивает со стола.

Она не способна выделить одну эмоцию из всего, что чувствует, но очень скоро до девушки доходит, что виной всему страх. Белла отходит от парня, судорожно поправляет одежду, волосы, пытается сделать хоть что-то чтобы отвлечься. Хорошие девочки не ведут себя так, как она. Хорошие девочки не сидят на столах, потому что это некультурно. Хорошие девочки не позволяют так страстно дотрагиваться до себя. Хорошие девочки всегда держат дистанцию.

Фарли злится на себя. Чувствует, как нарастает раздражение. Буквально слышит голос тетушки, которая всегда учила ее манерам и этикету, и что из этого вышло? Видела бы ее сейчас тетушка, сгорела бы от стыда вместе с самой Беллой.

—это, - говорит она неуверенно, - все это. Никто не должен узнать о произошедшем. Это должно остаться между нами. Ты понимаешь?

Она надеется, что понимается.

—безумие, - добавляет шепотом и качает головой в стороны, размышляя о том, что может быть, если кто-нибудь узнает ее секрет.

Сейчас ей с трудом удается выдержать зрительный контакт с Монтегю и она проигрывает ему, отводя взгляд на свою, брошенную у входа, сумку с вещами.

—ты получил ответы на свои вопросы? - неожиданно спрашивает Фарли, думая о том, что из всего происходящего Грэм либо не понял ничего, либо наоборот понял все слишком хорошо.

Отредактировано Bella Farley (14.02.23 09:29)

Разительная перемена в настроении Монтегю сбивает с толку так же, как их первый поцелуй. И в тот момент, когда парень повышает голос, Белла хочет свернуться в клубочек, уменьшиться, исчезнуть, чтобы не чувствовать себя так, как сейчас. На нее редко повышали голос или кричали. Можно было бы сказать «никогда», если бы не пару стычек с Эриком во время летних каникул. Даже отец всегда был сдержан и если девушка и нарушала какие-то его указания, то всегда мог понятным языком объяснить в чем ее ошибка. Он умел выражаться без слов, одним своим взглядом заставляя дочь чувствовать вину за какую-то детскую шалость. Поэтому сейчас, когда Грэм переходит на повышенный тон, это кажется ей чем-то странным, пугающим, заставляющим чувствовать себя провинившимся ребенком.

— То есть это слишком безумно для тебя? Фарли, это ты типа стыдишься меня? – он бросает в нее эти вопросами, а она безвольно принимает обвинения. В какой-то мере все действительно так, как он говорил. Ничего безумнее в ее жизни еще не происходило, ничего такого, что за считанные секунды бы так вскружило голову и заставило сердце колотиться в бешеном ритме. Однако стыд, с которым она столкнулась, был связан не столько с Монтегю, сколько с чувствами к нему.

Фарли не отвечает на вопросы. Молчит, стоит на месте и не может просто развернуться и уйти. Зато Монтегю одним своим движением отправляет большой керамический горшок с цветами в стену, словно тот вообще не был тяжелым, наполненным землей и корнями растений. Горшок в один момент разбивается на осколки и Фарли снова вздрагивает от резкого звука бьющейся керамики. Она ловит себя на мысли, что если Грэм с такой легкостью отправляет в полет горшки с землей и стеклянные графины, то ему ничего не стоит отправить в полет и ее, далеко и надолго. Эта мысль проносится быстро и обрывается глухим стуком. Парень пнул деревянную доску, которая держала грядку, и та упала.

Белла смотрит на разбитый горшок, на то как вяло извиваются стебли растения, как оголенные корни судорожно вьются «в конвульсиях», словно кто-то разворошил клубок змей. Обводит взглядом разбитое стекло. Все это, конечно, мелочи в сравнении с тем, что они сделали в прошлый раз, но отчего-то чувство стыда усилилось, стоило только Фарли представить, как она будет оправдываться перед Спраут сегодня вечером.

- Хватит! – кажется, что она молчала слишком долго, - хватит крушить и ломать теплицу, Грэм. Ни одно растение здесь не сделало тебе ничего плохого, зачем тогда ты разбиваешь горшки и графины?

Парень отворачивается от нее, поэтому Фарли вынуждена говорить ему в спину и может быть, как раз отсутствие зрительного контакта делает ее смелее.

- Ты буквально хочешь «выбить» из меня ответ. В этих своих «попытках» понять почему же я взяла всю вину на себя - ты даже поцеловал меня! Только потому что хотел посмотреть реакцию, проверить теорию, которую тебе подсказал друг. Вот это безумие, Грэм! - она не может остановиться, бросить фразу и замолчать, потому что внутри все бушует, клокочет от эмоций и чувств, - ты злишься, просто потому что не можешь понять, что происходит. Тогда если я скажу, что все догадки Госфорта верны, ты перестанешь искать ответы и портить растения, за которыми я так долго ухаживаю?

После слов девушки, Монтегю оборачивается, смотрит на нее таким пронзительным взглядом, будто все еще пытается понять, что она сказала ему секундами ранее. И выдержать этот взгляд на себе становится самой трудной задачей для Фарли. Она убирает руки за спину, сцепляет пальцы в замок, но остается хладнокровной, достойно выдерживая такой зрительный контакт.

— Ясно, - сухо отвечает Грэм и это короткое слово окатывает ее будто волной.

«Ясно»

Она крепче сжимает ладони за спиной, пытаясь выглядеть также невозмутимо, а потом делает глубокий вдох и выдох. Становится легче. На какую-то секунду раскрытый личный секрет приносит облегчение. И теперь, когда он знает о самом главном Фарли некуда бежать. Она не сможет рассмеяться, переводя это в идиотскую шутку. Она не скажет, что это неправда, что все это ничего не значит. Она вообще не проронит больше ни слова, потому что и так сказала слишком много.

На секунду она думает, что все ее ощущения и чувства в данный момент способны уместиться в одном емком слове. Кажется древние греки называли это катарсисом. Опьяняющее ощущение свободы рисует в голове разные картинки. Ей вдруг хочется приблизиться к нему, снова сократить дистанцию до минимума, ответить на поцелуй, поддаться и следовать за каждым движением.

Однако эмоции быстро растворяются в пространстве, а от собственных неожиданных желаний становится неловко. Легкий румянец быстро появляется на щеках девушки, отчего она опускает взгляд в пол, снова прикусывает нижнюю губу, чтобы не выпалить что-то и разворачивается к выходу. Попутно хватает свою школьную сумку и двигается к дверям.

«Собрание старост. Собрание старост. Собрание...»

Она останавливается в дверях всего на несколько секунд, чтобы еще раз посмотреть на Монтегю.

«Ясно»

В голове снова звучит его ответ и она выходит из теплицы в надежде, что ему действительно все ясно и что назойливые мысли уйдут вместе с волнением и неловкостью, как только она придет на собрание старост.