Хорошо, все-таки, что Хогвартс был таким огромным. Оказывается, если бесцельно шататься по окрестностям замка, можно отыскать множество закоулков, куда студенты не захаживают годами, а с некоторых пор Зак только и делал, что бесцельно где-то шатался, если не был занят квиддичными тренировками. Кутаясь в шарф и теплую мантию, в предзакатных сумерках наматывал круги вокруг школы по склонам и крутым лестницам, не останавливаясь и не осматриваясь, выбросив из головы любые мысли и глубоко, почти с наслаждением вдыхая запах осени: залежавшихся опавших листьев и пожухлой травы, тумана и серых облаков, сырой земли и мокрого дерева — это все странным образом успокаивало выматывающее, болезненное биение сердца и проясняло мутную голову, как будто эти торопливые шаги создавали иллюзию какого-то действия, заставляли забыть о своей беспомощности перед обстоятельствами, отгоняли уже привычные беспричинные, душащие тревоги, от которых некуда было деться внутри себя.  Медленно увядающая природа вокруг словно делилась с хаффлпаффцем этим уже почти забытым ощущением жизни, когда есть что-то еще, кроме бесконечной усталости и нежелания вообще открывать глаза. Свобода от подавляющего чувства вины и безнадежности, от необходимости заставлять себя заниматься делами, от жалких попыток логикой и здравым смыслом перебороть беспочвенный страх.
Здесь — в тишине, лишь изредка пронизанной криками ворон и перестуком дождевых капель, —  можно было дышать.

Зак так привык, что все паршиво, что перестал обращать внимание, перестал искать объяснения или хотя бы просто задумываться — думать было банально лень, иначе бы хоть раз мелькнула мысль о том, что ни одна из его проблем с самого начала лета так и не решилась, а новые накапливались, как снежный ком, поэтому бессмысленно выжидать, пока все закончится само собой.  Если бы у него осталась какая-то критичность восприятия… но он всего лишь приспособился к этим условиям своей жизни, в которой единственной целью было по сути просто дотянуть до конца дня, наполненного привычными бессознательными действиями и тупым заучиванием учебного материала. А потом цель сменялась новой — дотянуть уже до утра, сквозь беспокойный сон, нелепые сны и бесконечную скуку бессонных ночей.

Ну, зато Макмиллан в кои-то веки перестал цепляться — то ли оттого, что Зак появлялся в гостиной только к ночи и не успевал ничего «натворить»; то ли оттого, что выглядел так себе и староста не хотел усугублять; а может, дело в том, что критика стала жестче, а сарказм острее, и лишний раз тормошить Смита было себе дороже. Может, только Салли и Майки могли сейчас нормально с ним разговаривать, потому что первая знала, когда и как нужно обойти острые углы, а второй просто никогда не обижался.
Иногда казалось, что сосед будто бы специально дергает его, чтобы вывести из этого задумчивого ступора — и видит Мерлин, это действительно было нужно.

Но даже равнодушный и привыкший к себе Зак не мог не заметить, что в последнее время что-то определенно не так. Волшебная палочка вела себя откровенно странно и категорически отказывалась творить магию, которую шестикурсник от нее хотел. Заклинания получались не в полную силу, или не получались вовсе, а иногда палочка лишь с треском выплевывала залп сиреневых искр, от которых то и дело что-то загоралось. Маккошка отчитывала его за недостаток концентрации и несерьезное отношение к предмету, Флитвик цокал языком и советовал позаниматься дополнительно, а Снейп только кривил лицо и снимал баллы. По итогу Зак вообще лишний раз за палочку не брался, потому что вся его концентрация уходила на попытки не потеряться в теории, и хаффлпаффец с мрачным смешком думал про себя, что теперь-то он отлично понимает Лонгботтома. Попытки заучивать теорию давали результаты — удавалось худо-бедно держать успеваемость на уровне «Удовлетворительно» и не утонуть в отработках, но стоило делу дойти до практики, как все шло наперекосяк. Невербальные заклинания не получались у многих его однокурсников, но Зак был уверен, что никто из них не обжигался драккловыми искрами и не взрывал чернильницы, пытаясь поднять их в воздух. Заклинание первого курса, между прочим!

Дафна очень подозрительно смотрела и на него, и на выкрутасы его палочки, но хаффлпаффец по привычке сбежал сразу после звонка, и ее мнение не услышал. Бегать от слизеринки его откровенно достало, но смотреть на нее и говорить с ней было тяжело и очень стыдно, а тошно было и без того. Она давно оставила попытки пробиться через стены из отрицания и привычного «я в порядке», которые он сам вокруг себя построил — и хоть по-прежнему оставалась рядом, потому что обещала быть другом, буквально осязаемым было чувство, что сейчас они как никогда друг от друга далеки. И самое паршивое было то, что в этом была исключительно его вина. Снова его вина, как и во всем, что происходило с самого этого дрянного лета.

Хаффлпаффец остановился у какой-то из заброшенных узеньких лестниц, что вели вверх, к замку, и задумчиво принялся рассматривать разбитые перила, фрагменты которых осыпались вдоль стены. Палочка скользнула в руку, и Зак направил ее на трещины в камне:
- Репаро.
Простое заклинание, изученное на далеком первом курсе, которое не раз приводило в порядок разорванные корешки библиотечных книг, порванную на тренировках квиддичную форму, ремешок школьной сумки, лопнувший от тяжести учебного барахла… но сейчас оно не сработало.
- Репаро, - повторил шестикурсник, указывая палочкой на настенный фонарь, зияющий дырами в стеклах. Остатки стекла со звоном разлетелись в стороны, и Зак едва успел пригнуться, чтобы не попасть под дождь из осколков. Да ты издеваешься, мрачно подумал Смит, уверенный на все сто и в формуле, и в движении палочкой и в собственном намерении починить предмет, а не сломать окончательно. Заклинание первого курса, вашу ж бабушку… Хорошо, он лажает на уроках, пусть, но сейчас-то он предельно сконцентрирован, что не так?
- Люмос, - осторожно произнес Зак, на всякий случай направив палочку в сторону от себя, и не зря — вместо яркого огонька на ее кончине сначала вспыхнул какой-то тлеющий уголек, а потом палочка осыпала парня таким снопом искр, что пальцы разжались от неожиданности, и палочка со стуком упала на ступени, выпуская все новые и новые искры.