Прошел месяц с их последнего разговора, но у Драко почти не было возможности погрузиться в размышления о той встрече. Или, возможно, он сознательно отгонял эти мысли, не желая позволить себе отвлекаться. Для него сентябрь был временем подготовки — он строил планы, мысленно прокручивал каждую возможную деталь своего первого шага. Он верил, что выполняет важное поручение, данное лично Темным Лордом, и не имел права на ошибку. Теперь от него, а не отца, зависело не только его собственное будущее, но и благополучие всей семьи. Это осознание подстегивало его — тревожило, но в то же время придавало решимости.

Несмотря на это беспокойство, он все еще находил в себе воодушевление. Он видел свою миссию как возможность доказать свою силу, свою значимость — прежде всего самому себе, но также Волан-де-Морту и тем, кто когда-либо сомневался в нем. Это был шанс, который он не мог упустить. Да, в его голове уже роились сомнения, но они были всего лишь шепотом на фоне уверенности в том, что он справится. Он уговаривал себя, что все под контролем, что он сделает то, что должен. И эта уверенность, пусть и искусственная, давала ему ощущение стабильности. Он привык быть хозяином положения, контролировать ситуацию, принимать решения с уверенностью. Но чем дальше шло время, тем яснее становилось — что-то в нем самом начало меняться.

Однако, даже с учетом всей серьезности его нынешнего положения, он не мог полностью отрешиться от прошлого. Возможно, потому что именно Дафна напоминала ему о тех временах, когда все было проще, когда он мог позволить себе не думать о страхе, долге и последствиях. Она была частью жизни, которая теперь казалась ему далеким воспоминанием, но от которой он не мог окончательно отказаться. Он видел ее каждый день. Не замечать ее было невозможно, каким бы сильно он этого ни хотел. Она избегала его. Возможно, старалась делать это незаметно, но он понимал — это было осознанное решение. Она перестала смотреть в его сторону, не ловила его взгляды на уроках, не вставала рядом в коридорах, не пыталась завести разговор. И все же он улавливал короткие моменты, как ее пальцы чуть сильнее сжимали перо, когда он говорил. Как она напрягалась, когда он оказывался поблизости.

Драко должен был бы чувствовать удовлетворение. Разве не этого он добивался? Он сделал все, чтобы оттолкнуть ее, чтобы не дать ей приблизиться к тому, о чем она не должна была знать. Он не мог позволить ей задавать вопросы, на которые не мог дать ответ. Он не мог позволить себе слабость. И все же... он не был рад такому исходу.

Иногда он замечал ее взгляд, когда она думала, что он не смотрит. В такие моменты он замирал, внутренне собираясь с силами, чтобы не выдать себя. Иногда он просто отворачивался, делая вид, что ничего не заметил, а иногда сжимал кулаки под столом, пытаясь удержать себя от ненужных мыслей. Но факт оставался фактом — ее внимание по-прежнему было направлено на него, и он не мог этого не ощущать.

Однажды, поздним вечером, он увидел ее в гостиной, стоящую перед камином, погруженную в раздумья. Он собирался что-то сказать, но так и не решился. Просто развернулся и ушел, оставляя после себя только холод. Возможно, так было лучше. Возможно, так было правильнее. Но ощущение пустоты, которое накрыло его в этот момент, говорило об обратном.

***

Когда профессор Слизнорт объявил, что студентам предстоит работать в парах, Драко даже не сразу обратил на это внимание — его мысли блуждали где-то далеко. Он лениво перелистывал страницы учебника, делая вид, что ему совершенно неинтересно, и в какой-то момент уже решил, что останется работать в одиночку. Это было проще — не нужно было притворяться, не нужно было подстраиваться под чужие ожидания. Последние недели он привык полагаться только на себя. Однако следующее замечание преподавателя заставило его поднять голову.

— Малфой и Гринграсс, — раздалось с кафедры.

Драко чуть медленнее, чем следовало бы, поднял взгляд, чувствуя легкое напряжение в груди. Он не был удивлен, но что-то в этом моменте заставило его задержаться на долю секунды, словно он заранее знал, что услышит это имя.

Он не испытывал ни раздражения, ни особого удивления. Скорее, это была легкая усмешка судьбы. Или очередная ее насмешка. Где-то в глубине души он был даже не против. Возможно, это был шанс проверить, действительно ли он смог отстраниться от нее, или же в нем все еще тлело что-то не до конца осознанное. Да, они почти не разговаривали с Дафной весь последний месяц, но, возможно, это был шанс увидеть, изменилась ли она так же, как он.

Рядом кто-то хихикнул — возможно, Нотт, который всегда любил поддразнивать его. Драко раздраженно скользнул по нему холодным взглядом, но быстро вернул внимание к преподавателю, не позволяя себе втягиваться в глупые школьные игры. В конце концов, это просто задание по зельеварению.

Краем глаза он заметил, как Дафна вскочила со своего места и направилась к Слизнорту. Драко не знал, что именно она ему сказала, но тон ее голоса был слишком резким, а плечи — чуть напряженными. Напряженность в ее позе была почти осязаемой, и он не мог не задуматься, что именно ее так задело — сам факт, что их поставили в пару, или же что-то большее? Может, она действительно хотела отдалиться настолько, что даже обычное учебное задание стало для нее испытанием?

Эта мысль неприятно задела его, но он быстро отогнал ее прочь. Он не слышал слов, но и так догадался — она пыталась сменить напарника.

Малфой приподнял бровь, едва заметно качнув головой, словно не веря в происходящее. На его губах появилась короткая усмешка — смесь удивления, легкой насмешки и чего-то еще, что он не собирался анализировать. Серьезно?

Ответ Слизнорта последовал незамедлительно — судя по всему, он был категоричен. Дафна вернулась на свое место с тем же видом, с каким обреченный узник идет на казнь. Драко опустил глаза обратно на учебник, но едва заметная тень улыбки все же скользнула по его губам — не радостная, не насмешливая, скорее, мимолетное признание того, что судьба снова играет с ним в свои игры.

***

Драко прибыл в кабинет заранее, из-за появившейся в последнее время привычки избегать лишнего внимания. Он предпочитал оставаться в тени, не привлекать к себе лишних взглядов, особенно когда его собственные мысли и так были слишком громкими. Он сел на край стола, лениво постукивая пальцами по деревянной поверхности. В воздухе витал слабый запах сушеной полыни и едва уловимые нотки горьковатого настоя мандрагоры, оставленного на кафедре. Привычные ароматы создавали атмосферу лаборатории, а тихое потрескивание алхимических смесей придавало этому месту странное ощущение покоя. Но Малфой не позволял себе расслабляться.

Когда дверь наконец открылась, он не сразу обернулся. Услышал ее шаги, ощутил легкую задержку в движении, словно она колебалась, прежде чем войти. Он ждал, но не спешил проявлять инициативу.

Ее голос прозвучал сухо и отстраненно, выверенно спокойным, словно она пыталась удержать под контролем собственные эмоции. Этот тон задел его, хоть он и не подал вида. В нем было что-то слишком ровное, слишком тщательно выверенное — как будто она старалась не позволить себе дрогнуть. Это напоминало ему его самого, и от этого внутри что-то неприятно сжалось.

Он замер на долю секунды, прежде чем соскользнуть с края стола и медленно повернуться к ней. Посмотрел пристально, чуть дольше, чем требовалось. Анализировал. Оценивал. Что-то в ее манере поведения казалось ему... знакомым. Теперь и она носила маску?

Он уловил едва заметное напряжение в ее позе, слишком ровную осанку, словно она сознательно держала себя в руках. Ее глаза, обычно наполненные живостью, теперь скрывались за тщательно возведенной стеной безразличия. Это было знакомо. Слишком знакомо.

На его лице мелькнула легкая улыбка — не насмешливая, скорее задумчивая. Он слегка наклонил голову, задержав на девушке пристальный взгляд — внимательный, но мягкий, как будто без слов пытался разгадать что-то важное.

— Не знаю, как ты, но я не спешу, — спокойно сказал он, будто просто отмечая факт.

Он не хотел, чтобы их встреча наедине вновь обернулась болезненной игрой в отчужденность. Тогда Малфой не хотел ее отталкивать — но у него не было выбора. Сейчас же он сам не был согласен с собственным решением. Он хотел все исправить, но не делал первого шага, где-то в глубине сознания убеждая себя, что, возможно, так и должно было быть. Но его эгоистичная натура все равно требовала ее. Его Дафну. Ту, что всегда была рядом в тяжелые минуты. Ту, что не отводила взгляд, когда он смотрел ей в глаза.

Драко не стал больше задерживаться на этой мысли, дабы не нагнетать обстановку. Переместившись к рабочему столу, он осмотрел ингредиенты, заранее подготовленные для их задания. Несколько стеклянных колб отражали слабый свет, ряды аккуратно разложенных компонентов придавали лаборатории привычный, даже несколько монотонный вид. Пожалуй, самое простое, что он мог сделать сейчас — разрушить напряженную тишину, обратившись к общему делу.

— Умиротворяющий бальзам, — он усмехнулся себе под нос, перебирая расставленные перед ним ингредиенты. — Ну, хотя бы название подходящее.

Он дождался, пока Дафна подойдет, но не стал торопить ее. Взял один из листьев лаванды, прокрутил его между пальцами, затем потер ладонью, вдыхая терпкий аромат. Его движения были неспешными, расслабленными, словно он действительно не торопился.

— Интересно, — пробормотал он себе под нос, прежде чем с видимой легкостью начать толочь сушеные листья в ступке. Движения были точными, даже изящными — привычка работать с зельями оставалась, несмотря на то, что в этом году ему было далеко не до учебы.

Он позволил себе короткий взгляд на Дафну, прежде чем лениво наклониться вперед, опершись на локоть, разглядывая ее с легким прищуром.

— Ты ведь знаешь, что я мог бы сделать это с закрытыми глазами? — в его голосе мелькнуло легкое самодовольство, но без привычной язвительности, скорее, теплая бравада. Он ненавязчиво подцепил щепотку размолотой лаванды, позволив ей осыпаться между пальцев. — Наверное, стоит добавить что-то от себя, сделать его менее… скучным.

Он приподнял бровь, словно бросая вызов самой идее следовать инструкции. В его позе появилось что-то почти расслабленное — тонкий намек на старого Драко, который привык играть, прежде чем мир заставил его относиться ко всему слишком серьезно.

Он опустил взгляд обратно в ступку и без лишних слов продолжил работать, позволяя тишине повиснуть в воздухе, не такой напряженной, как обычно, а скорее… наполненной чем-то почти привычным.

Отредактировано Draco Malfoy (21.02.25 02:09)

Она не изменилась. Хотя, возможно, пыталась убедить его в обратном.

Драко видел, как тщательно она пряталась за холодностью, как цепко держалась за эту маску, но в конце концов... она все же дрогнула. Не сразу. Не полностью. Но в ее броне появилась трещина, и этого было достаточно, чтобы в нем что-то невольно сместилось, отзываясь легким, едва ощутимым облегчением.

Он знал... он чувствовал, что ее отчужденность — лишь игра, защита, тонкая оболочка, скрывающая настоящее. Единственное, чего он не мог предсказать, — насколько глубоко успел ее ранить.

Он сам сделал этот выбор. Сам оттолкнул ее, сам загнал в это молчание, сам заставил ее сомневаться в нем. И если бы теперь Дафна решила его не прощать — он не смог бы ее винить. Но стоило лишь немного изменить тон, позволить себе невесомую тень прежней легкости, и он увидел, как невидимая стена между ними начала осыпаться. В этот момент он понял, что его догадки были верны — она не ушла, не исчезла за маской безразличия, а просто пыталась защититься. Его слова, его присутствие по-прежнему имели для нее значение. Едва уловимое ощущение тепла скользнуло по краю сознания, как слабый отблеск солнца в холодное утро. Это был знак, что между ними еще не пролегла пропасть, что нить, связывающая их, пусть тонкая, но не разорвана окончательно. Что все еще можно исправить. Постепенно, но реально.

Сначала — едва заметная дрожь в уголках ее губ, почти незримое движение, будто неуверенный отклик на что-то важное, на что-то, что она сама еще не осознала до конца. Затем — затаенный свет в глазах, который она попыталась скрыть, но который не смог исчезнуть полностью... А потом это случилось. Словно неведомый механизм щелкнул в его сознании, расставляя все по своим местам. Он помнил эти моменты. Помнил, как взгляд ее задерживался чуть дольше, чем позволялось. Как между ними возникала тишина, наполненная чем-то несказанным, чем-то, что они оба боялись назвать вслух. Как она оставалась рядом, даже если весь мир требовал от нее уйти.

И вот теперь, наблюдая, как ее губы дрогнули в намеке на улыбку, он почувствовал внутри не триумф, не самодовольство, а спокойствие. Будто сложный узор наконец обрел правильные линии. Будто тревожная мысль, преследовавшая его последние недели, вдруг перестала иметь значение.

Она все еще здесь.

Она все еще смотрит на него, как раньше.

Она все еще не готова отпустить его.

И, пожалуй, этого было достаточно.

Она не ушла. Она не отвернулась от него окончательно. Как бы ни пыталась.

Драко видел ее попытки сохранять дистанцию, удерживать маску, но теперь это не имело значения. Ее голос звучал чуть легче, губы дрогнули в едва заметной улыбке, а в тоне скользнула та самая интонация, которая раньше неизменно поднимала в нем азарт. Он понимал, насколько эгоистично его желание — не отпускать ее, но и не давать ответов. Делать вид, что все по-прежнему, когда совсем недавно всеми силами пытался отстраниться. Пытался, но надеялся, что она все равно останется с ним.

И в этот момент он понял, что был прав с самого начала. Она не забыла все то, что было между ними. Не отказалась от него и их не носящих названия взаимоотношений. Не разорвала ту нить, что соединяла их столько лет. Все это время она просто играла в безразличие, надеясь, что он поверит.

Голос Дафны разрезал напряжение, растворяя его. Привычная игривость, легкая насмешка, почти вызов. Она выхватила у него ступку с движением, которое раньше он счел бы дерзким, но сейчас… сейчас оно его успокаивало. Все-таки прежняя, все-таки рядом.

Она шутила.

Но за этой игривостью скрывалось что-то еще. В ее голосе мелькнула почти неуловимая мягкость, как будто она сама не заметила, как позволила себе сбросить броню на долю секунды. Или, может быть, просто забыла о ней.

Так, как раньше. И это вдруг согрело его больше, чем он был готов признать. Драко выдохнул, позволяя этому моменту взять над ним верх.

— Столько лет идеальных пропорций… и вдруг большие уши? — слова слетели с губ с легкой, уверенной усмешкой. В его голосе звучало игривое самодовольство — не то чтобы он действительно считал себя гениальным зельеваром, а скорее потому, что ему хотелось подыграть ей, вернуть их прежний ритм общения. В свете последних событий он так давно не мог позволить себе просто быть уверенным в себе и в своих силах, что почти забыл, как это делать.

И вот теперь, на какую-то короткую, едва ощутимую долю мгновения, он вновь ощутил эту легкость. Будто время остановилось, оставив все на своих местах, словно ничего не произошло, словно он по-прежнему был самим собой. Еще мгновение назад он держал ступку в руках, теперь она принадлежала ей — и это тоже казалось до нелепого привычным, как если бы между ними никогда не было этой паузы.

Малфой передал ей следующую колбу, даже не задумываясь, возьмет ли она ее. Конечно, возьмет. Потому что они все еще существуют, существует та невидимая связь, которая возникла при первом их разговоре по душам, и которая за эти годы стала чем-то глубоким и искренним. И теперь, несмотря ни на что, они остаются собой.

— Впрочем, если ты так хочешь… — Драко склонил голову чуть набок, позволяя губам изогнуться в едва заметной, но хитрой улыбке, в которой смешались игра, уверенность, желание поймать ее реакцию.

Он наблюдал. Внимательно, сосредоточенно, с тем интересом, который выдавал его увлеченность моментом. В его взгляде сквозил неуловимый азарт, неосознанное желание задержаться в этом мгновении чуть дольше.

— Тогда посмотрим, как ты справишься без моего гениального мастерства.

Он снова играет.

Он снова Драко.

Но что-то изменилось.

Малфой наблюдал. Не издалека, не отстраненно, не с тем холодным безразличием, которое он выстраивал перед другими. А легко, естественно — но с вниманием, которого было слишком много, чтобы можно было назвать это случайным взглядом. Как будто сам факт ее присутствия и уверенных, точных движений создавал ощущение порядка.

Дафна продолжила работать над зельем, а Драко смотрел на нее словно загипнотизированный, будто пытался легилименцией проникнуть в ее мысли. Он следил, как ее пальцы аккуратно перемалывают листья, как в глубине ее глаз дрожит отблеск свечного пламени. Малфой не думал, что сможет так просто вернуться в этот ритм. Но шутка Дафны, ее улыбка, легкое поддразнивание — все это ложилось в обстановку естественно, будто никуда не исчезало. Как если бы ничего не изменилось, и эти недели молчания оказались лишь кратким затишьем, не оставившим после себя следов. Словно он не пытался оттолкнуть ее так далеко, чтобы уже никогда не ощутить, насколько сильно привык к ее присутствию. Как будто между ними не было этой паузы.

Драко поймал себя на том, что улыбается. Легко. Почти невесомо. Как если бы все наконец обрело свое место. Он смотрел, как ее пальцы уверенно работают со ступкой, как губы шевелятся, беззвучно повторяя строки рецепта, когда она мельком заглядывает в учебник. Как ее жесты напоминают ему все, что он старался забыть. Как естественно она движется. Как уверенно держится. Как легко дается ему этот момент. Как непринужденно он позволяет себе просто быть рядом с ней.

— Ты же понимаешь, что теперь у тебя нет права на ошибку, да? — лениво протянул он, чуть приподняв бровь.

Голос звучал ровно, но в нем проскользнул лукавый смешок, намек на вызов, едва уловимый оттенок азартного ожидания — без прежней колкости, но с той легкой игрой, что невольно заставляла отвечать. Он оперся на локоть, делая вид, что внимательно следит за ее движениями. Слишком внимательно. Будто нарочно хотел ее смутить.

— Я ведь доверил тебе свое идеальное лицо, — продолжил он тем же тоном. — Если у меня и правда вырастут уши… я тебе этого не прощу.

Она чуть склонила голову, и ему вдруг показалось, что в ее глазах мелькнула тень той самой улыбки, которую он знал до боли.

Легкость. Вот что наполняло этот момент. Как будто на мгновение возвращалась та версия их самих, что существовала до этого года.

Там, где не было тяжести.
Там, где не было страха.
Там, где не было тайн, которые приходилось скрывать под мантией.

Драко знал, что этот момент не вечен. Что реальность рано или поздно вернет их обратно. Но, пожалуй, он позволил себе задержаться здесь чуть дольше. Позволил себе быть тем, кем когда-то был рядом с ней, и впервые за долгое время это не казалось ошибкой. Он не отворачивался. Не мог. Он позволил себе замереть в этом мгновении, задержав дыхание, словно боялся спугнуть эту редкую, зыбкую гармонию, что вдруг воцарилась между ними.

Дафна чуть склонилась над столом, сосредоточенно работая со ступкой. Ее волосы мягко упали на плечи, длинные пряди задели край стола, когда она чуть подалась вперед. Ее глаза внимательно следили за зельем, но в каждом движении, в каждом жесте было что-то большее, чем просто механическая работа.

Драко чувствовал это. Чувствовал, как невидимая нить между ними вновь натягивается. Как между словами и жестами прорастает прежнее понимание, которое невозможно объяснить словами. Он знал ее слишком хорошо, чтобы не замечать деталей. Как легко она принимает его рядом. Как незаметно мягче становится ее взгляд... В уголках ее губ затаилось что-то слишком теплое, слишком личное.

И от этого что-то внутри него сжалось. Он хотел бы сказать, что это раздражает его. Что это неправильно. Но, Мерлин побери… Это было так до боли знакомо. Это была его Дафна. Та, что знала его лучше, чем он сам. Та, что не боялась заглянуть в него глубже, чем кто-либо, и чье присутствие всегда казалось естественным.

Он не должен был позволять себе этого. Не должен был смотреть на нее вот так. Но он не мог остановиться. Он скользнул по ней взглядом — почти незаметно, но с той внимательностью, которая читается невооруженным глазом. Легко, непринужденно, но глубже, чем должен был бы. Как человек, который осознает, что его тянет к запретному. Как тот, кто понимает, что чувства могут стать его самой опасной слабостью.

Он поймал себя на том, что снова улыбается. Совсем чуть-чуть, едва заметно. Как будто она снова вернула его туда, где не было страха. Туда, где он мог просто быть рядом с ней.

Тишина между ними теперь была иной.

Не той ледяной стеной, что разделяла их последний месяц, не наполненной напряжением, когда каждое слово грозило нарушить хрупкое равновесие. Теперь в ней ощущалось нечто мягкое, почти уютное, словно призрачное эхо прошлого.

Дафна была сосредоточена на котле, но Драко чувствовал, как его взгляд задерживается на ней чуть дольше, чем необходимо. Возможно, от его внимательного взора ее пальцы, перебирая ингредиенты, замирают на мгновение, прежде чем продолжить привычные движения. Когда он передал ей растертый в порошок минерал — переливающийся мягким серебристым светом — он даже не задумался, что через минуту это может сыграть с ними коварную шутку.

Стоило ей добавить новый ингредиент в котел, как тот отозвался неожиданным "пух".

Не взрыв, а легкая вспышка.

В воздух поднялось мельчайшее облако сверкающих частиц, разлетевшихся в стороны, словно осколки лунного света. Они зависли на мгновение, мерцая в свете свечей, прежде чем медленно опуститься на столешницу и осесть на руках и одежде.

Драко рефлекторно отпрянул, но Дафна оказалась слишком близко.

Несколько блесток осели на ее щеке, на кончике носа, застряли в ее ресницах, придавая ей странное, почти магнетическое очарование. Маленькие частицы отражали свет, создавая иллюзию, будто ее лицо было покрыто звездной пылью.

Он заметил это не сразу, но когда заметил — улыбнулся. Его пальцы двинулись прежде, чем он успел осознать это движение. Он не думал, он просто действовал, ведомый каким-то странным, инстинктивным порывом, который невозможно было объяснить логически. Медленно, без слов, он потянулся вперед и, прежде чем она успела что-то сказать, легко убрал пальцем одну из блесток с кончика ее ресниц, дабы они не осыпались в глаза. Его прикосновение было едва ощутимым, почти воздушным, но в этом жесте заключалось нечто большее, чем простое желание очистить ее лицо.

Мгновение.

Короткое, почти невесомое.

Но его оказалось достаточно, чтобы что-то дрогнуло внутри. Он почувствовал, как сердце на миг сбилось с привычного ритма, едва ощутимо, почти незаметно, но этого хватило, чтобы его пальцы замерли на секунду дольше, чем следовало. Границы, которые он так тщательно выстраивал между ними, вдруг размылись, стерлись, стали зыбкими, неразличимыми.

Его взгляд задержался на ее лице. Он знал, что не должен был. Знал, что это неправильно. Но сейчас это не имело значения.

— Ты сияешь, Гринграсс.

Голос прозвучал чуть тише, чем он ожидал. Даже сам он не был уверен, вложил ли в эти слова игру или же сказал это всерьез. Но как только он произнес их, он понял, что обратного пути уже нет. Его губы растянулись в легкой, непреднамеренной улыбке, но внутри росло напряжение, однако это было приятное волнение, не такое, как обычно. На мгновение он позволил себе задержаться в этом ощущении. Пусть всего лишь на несколько ударов сердца. Пусть потом он скажет себе, что это была ошибка. Но сейчас, в этот краткий миг, когда она все еще не отвела взгляда, он чувствовал, что воздух вокруг стал плотнее, наполнился электричеством ожидания.

В следующую секунду, будто ничего и не произошло, Драко отстранился, лениво убрал ладонь и мельком глянул в котел, словно теперь его занимал только процесс. Его пальцы замерли на стекле пробирки, но он не заметил этого. Он чувствовал ее присутствие острее, чем прежде, как будто само пространство между ними изменилось, наполнилось чем-то неуловимым, невидимым, но ощутимым до боли.

Отредактировано Draco Malfoy (27.02.25 19:34)

Ее пальцы скользнули по его плечу — неторопливо, беззаботно, почти рассеянно, и, возможно, она не придавала этому жесту никакого значения, не закладывала в него смысла, не видела в нем того, что видел он. Возможно. Но стоило ли верить в это "возможно"?

Он не двинулся. Не сбросил ее руку, не сделал шаг назад, не разорвал тонкую, зыбкую ткань этого мгновения. Не разрушил его привычным холодным жестом, резким движением плеча, легким пренебрежением, которое так хорошо отточил за последние недели. Он просто остался — в этой секунде, в этом невесомом, но ощутимом прикосновении, которое задержалось дольше, чем стоило бы.

Пульс времени сбился, секунды превратились в густой, липкий мед, тянулись вязко, словно ночь, в которой не существует ни сна, ни пробуждения. Он мог уйти, мог разорвать момент и восстановить ту грань, что разделяла их, но, Мерлин побери, что-то в нем восставало против этого.

Слишком знакомое. Слишком естественное. Слишком правильное в своей неправильности.

Ее дыхание — легкое, едва уловимое — согревало пространство между ними, словно редкий луч зимнего солнца, пробивающийся сквозь узкую щель в плотных гардинных складках. Ее ладонь — источник тихого, спокойного тепла — оставила после себя след, тонкий, призрачный, но не исчезающий. Блестки, рассыпавшиеся по его рубашке, мерцали при каждом незначительном движении, дрожали в отсветах свечей, но он не смотрел на них.

Он смотрел на нее.

Если бы в этом жесте не было смысла, она бы не подошла. Если бы он не значил для нее ничего, она бы просто продолжила работу, не обращая внимания. Если бы это было всего лишь зелье — он бы сейчас не ловил это мгновение, как ребенок ловит падающую снежинку, зная, что она растает, едва коснувшись его кожи.

Драко не был мечтателем, не был сентиментальным идиотом, но он знал, что такое инстинкт. Знал, когда не стоит задавать вопросов. И в этот раз он не отвернулся.

Ее голос разрезал тишину, как тонкое лезвие скальпеля, точное, выверенное, но до боли честное. В нем не было ни вызова, ни привычного сарказма, ни даже той легкой, едва заметной насмешки, которую он так хорошо умел ловить в ее тоне. Только что-то большее, неразрушимое, неподдающееся холодной логике.

Он задержал дыхание — едва заметно, но все же, на мгновение дольше, чем того требовала его собственная осторожность. Пальцы напряглись с неуловимой неохотой, словно сознание запаздывало за телом, словно в этом сдержанном жесте крылась неназванная правда. «Правильно»... Какой смысл в этом слове? Все, что происходило между ними, балансировало на зыбкой грани, где "должно" и "нельзя" размывались, теряли вес, исчезали в воздухе, насыщенном искрами нерешительности — растворялись в напряженном электричестве их взглядов.

Он смотрел на нее — дольше, чем требовали приличия, как будто приличия вообще когда-либо имели для него значение. Чуть внимательнее, чем должен был, чуть глубже, чем позволял сам себе, словно взгляд мог разгадать что-то, что не поддавалось объяснению, не поддавалось логике, но все же было.

— Разве мы когда-то делали все правильно?

И речь шла вовсе не о зельеварении, в котором его движения были отточенными, наполненные привычной уверенностью, с которой он мог смешивать ингредиенты, зная, что добьется безупречного результата. Нет, это касалось чего-то иного — зыбкого, неосознанного, почти пугающего в своей правильности, несмотря на всю свою нелогичность.

Ощущение было странным, но не чужеродным. Как если бы в этот момент параллельные линии, которым никогда не суждено было пересечься, вдруг встретились — не из-за ошибки, не из-за случайности, а потому, что так было задумано изначально, просто скрыто, просто непонято. Все шло так, как должно было идти. Или как он хотел бы верить, что должно.

В его голосе скользнуло ленивое, чуть усталое спокойствие, но под этой внешней небрежностью скрывалось нечто более сложное, более глубокое. Это не была игра в легкое поддразнивание, не попытка отвести разговор в сторону, не желание спрятаться за насмешкой. Он не искал обходных путей, не строил привычных оборонительных линий, не пытался разрушить момент прежде, чем он станет чем-то большим.

Он просто хотел знать, насколько далеко они зашли. И была ли это игра — или же давно перестала ей быть.

И прежде чем она успела что-то сказать, прежде чем пауза между их словами вытянулась в тишину, наполненную не высказанными мыслями, его пальцы двинулись сами собой.

Не спеша, почти рассеянно, как будто он мог позволить себе эту небрежность.

Он коснулся ее волос — легкое движение, почти невесомое, но ощутимое, как дыхание в прохладном воздухе. Тонкая прядь блестела в свете свечей, серебряные частицы переливались в ней, запутались, словно нарочно, словно оставались там, чтобы привлечь внимание. Он взял ее между пальцев, скользнул по ней, будто изучая гладкую текстуру, словно хотел понять, насколько легко эти блестки удерживаются на ее поверхности.

Но изучал он не их.

Он изучал ее.

Ее дыхание, ее взгляд, ту мимолетную эмоцию, что промелькнула в глазах прежде, чем она успеет ее спрятать. Удержит ли она этот момент? Позволит ли ему затянуться? Или оборвет, разрушив его прежде, чем он станет значить больше, чем должен?

Время тянулось слишком вязко.

Секунда.

Другая.

Ничего не изменилось, но он чувствовал, как в груди что-то неуловимо сместилось. Как будто за этим жестом стояло слишком многое, как будто он пересек линию, о которой раньше даже не задумывался.

Она выглядела иначе. Или нет, не так. Она выглядела также, как и всегда, но он впервые видел ее вот так: в мерцании этих чертовых блесток, в отблеске свечей, в той едва уловимой искренности, которая раньше пряталась за привычными масками.

Он мог бы пошутить. Сменить тему, прежде чем все между ними станет слишком сложным. Но он не хотел.

— Ты красивая.

Это прозвучало просто. Буднично. Почти так, будто не имело никакого значения. Но стоило словам слететь с его губ, как он понял: значение у них все же было.

Предательские слова. Неправильный момент. И все-таки — чистая правда.

Тишина вокруг уплотнилась, окутала их вязкой невидимой пеленой, замедлила воздух, словно время взяло короткую паузу перед неизбежным. Она растеклась между ними, как тихая вода, в глубине которой дрожали серебряные отблески. Ему не нужно было заглядывать в ее глаза, чтобы почувствовать: эти секунды что-то изменили. Что-то сдвинулось. Что-то стало опасно явным.

И это было уже слишком.

Он почувствовал, как этот момент заходит дальше, чем он готов позволить. Ощутил, как, едва заметным движением, дрогнула грань, которую они не пересекали годами. Их верная дружба, которую не получилось разрушить холодностью, отстраненностью, намеренным безразличием и недомолвками, теперь рисковало рассыпаться под тяжестью чего-то нового. Чувства, которому он еще не дал имени. Чувства, которое не мог позволить себе.

Он должен остановиться.

Малфой хмыкнул, чуть поворачивая прядь в пальцах, как будто теперь изучал не ее, а всего лишь остатки зелья на темном шелке чужих волос. В его жесте скользнула нарочитая задумчивость, будто слова, сказанные мгновением ранее, были всего лишь мимолетной небрежностью, ничего не значившей.

— Ну, если конечный результат зелья — заставить людей забывать, чем они вообще занимались, думаю, мы справились с задачей блестяще.

За забавной игрой слов, он попытался скрыть свои истинные эмоции. Голос был ровным, легким. Тонкая нить сарказма вернулась, почти невидимой маской, почти насмешкой, почти защитой. Почти, но не совсем.

Он чувствовал, как этот момент трещит по швам, но, Мерлин побери, если он не умеет зашивать швы. Сарказм был нитями, ирония — стежками. Достаточно одной фразы, чтобы разрядить напряжение, чтобы вернуть все туда, где им было спокойно. Чтобы не ставить Дафну в неловкое положение.

Губы тронула ленивая усмешка, но взгляд оставался прежним. Он аккуратно выпустил из пальцев прядь волос — невесомо, ненавязчиво, словно просто увидел, все что хотел. Но сам он знал: этот шаг ничего не изменил. Не отменял взгляда, задержавшегося на долю секунды дольше, чем позволялось. Не стирал ощущения ее волос между пальцами, не гасил той зыбкой, электрической напряженности, что осталась висеть в воздухе между ними, искрилась в неверном свете свечей.

Он ждал.

Не выражая этого ни жестом, ни тоном, ни взглядом, но ждал. Ждал ответа, реакции, движения — чего угодно, что смогло бы определить, в какую сторону теперь раскачнется зыбкий баланс между ними. Но ничто из этого не зависело от него. Он уже сделал то, что сделал. И теперь оставалось только наблюдать, как она поступит с тем, что он не мог взять обратно.