атмосферный хогвартс микроскопические посты
Здесь наливают сливочное пиво а еще выдают лимонные дольки

Drink Butterbeer!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Drink Butterbeer! » Pensieve » 18.07.96. What will happen, will happen


18.07.96. What will happen, will happen

Сообщений 21 страница 31 из 31

21

Она выбрала кровать, стоящую ближе к ванной. Или это потому, что импровизированную поляну Майлз накрыл на постели около окна, а она хотела лечь спать поскорее, либо же специально, чтобы не попасть в поле зрения любого зеваки, решившего в это самое окно заглянуть. Специально или нет, но ее инстинкту Блетчли отдавал должное, хмыкая в унисон собственным мыслям, не спеша комментировать ее неудачную шутку, равно как и предложение бадьяна. На эти слова, правда, несколько болезненно отозвался его, казалось, заживший бок. Рука дернулась к шраму, скрытому одеждой, но Блетчли тут же взял себя в руки и отлип, наконец, от дверного проема, разделявшего ванную комнату и спальню. Тарелка с сэндвичами перекочевала на тумбочку между кроватями, на тот случай, если девушке захочется все же перекусить. Поднос возвращается на стол, Майлз забирает лишь чашку с пойлом, предназначенную для него, после чего, поджав одну ногу, он полубоком усаживается в изножие постели, выбранной Мертон, и делает большой глоток, с трудом удерживаясь от того, чтоб не сморщиться и не крякнуть от души, до того остывший чай с бренди бодрит.
Кровь сразу понеслась вскачь по венам, словно эта бурда разгоняла все его жизненные силы на максимальных оборотах против его воли. Аппетит не проснулся, поэтому Майлз незамедлительно делает ещё один глоток, а с последним осушает чашку и протягивает ее перед собой.
- Будешь так любезна? - Он слегка кивает головой, указывая на бутылку с алкоголем, оставленную им у ножки соседней кровати. Аде достать ее куда сподручнее, достаточно просто наклониться. Что она и делает, не сразу, но смерив Майлза весьма деловым взглядом. От плавного движения полы ее халата чуть распахиваются, и вот в полумраке комнаты, рассеивающимся лишь небольшим ночником, мелькает белизной ее обнаженное бедро, вынуждая Блетчли моментально отвернуться в сторону незатейливого пейзажа в окне. Он даже зажмуривается для собственной убедительности, два-три частых вдоха и выдоха, чтоб вернуть себя в привычное уравновешенное состояние. Он просто очень устал, как иначе можно объяснить это состояние. Кончиками пальцев он потирает переносицу, затем качает головой от одного плеча к другому, слыша, как щелкает шея, будто суставы возвращаются на положенное им место, и только после этого Майлз возвращает свой взгляд на Аду, замершую с бутылкой в руке и ожидающую, когда он, наконец, соизволит подать свою чашку. Раздается плеск огненной жидкости о старый фарфор. Регулируя количество оного в кружке, Блетчли чуть приподнимает ее край, пока девушка наливает. Несколько капель сбегают по несуразно длинному горлышку, оказываясь на изящных девичьих пальцах.
- Я поухаживаю. - Голос его звучит не вопросительно. Он утверждает. - Не хочу пить один, тем более, что есть тост, а наливать самостоятельно себе - первый шаг к алкоголизму.
Майлз ставить свою чашку в складки одеяла так, чтобы та не качнулась неосторожно, а после протягивает руки и забирает у Ады бутылку. Он подаётся чуть вперед, наклоняется и собирает губами остатки алкоголя с кожи ее рук. Та ещё слабо пахнет дешёвым гостиничным мылом, и от того его смесь с запахом бренди вообще чудится Блетчли какой-то первобытной. Мельком проносится в его голове желание умостить свою голову на ее покатых коленях и просто прикрыть глаза. Пусть бы она гладила его по волосам, приговаривая, что все это просто дурной сон, и скоро он закончится, наваждение рассеется, а новые сегодняшние страхи исчезнут, будто бы их и не было никогда. Поэтому его губы на ее коже, пожалуй, куда дольше чем положено, он это понимает, от того, не сразу поднимает на девушку свой взгляд. Она будто бы замерла. От возмущения? Возможно, но, как бы там ни было, она не спешит отвешивать ему пощёчину за недостойное поведение или высмеивать за странную заминку.
На самом деле, Майлз четко осознает, что принял бы сейчас любой сценарий, который предложила бы девушка: сказала бы, что хочет спать, тут же легли бы спать, сказала бы, что хочет домой, немедля бы отправились искать путь домой, но вместо этого она протягивает опустошенную не так давно чашку. Блетчли видит в ней несколько оставшихся чаинок и небрежно вытряхивает их на ковер ближе к центру комнаты, чище он все равно уже не станет никогда.
- Трелони за такое отношение к чаинкам уже колесовала бы меня в страшных муках, будем считать, что у тебя там было что-то, что должно было предзнаменовать счастье. С Прорицанием у меня всегда были проблемы.
Наполнив чашку Ады наполовину, он протянул ту девушке, вернул бутылку на пол уже у своей ноги, а после взял в руки свою кружку, приподнимая ту в импровизированном тосте.
- Я, наверное, должен был извиниться за то, что мы оказались втянуты в это несуразное приключение, чуть не стоившее нам головы, но у меня это получается слишком плохо, потому что не научен. Однако, считаю, что случившееся сегодня лишь добавляет очков той команде, которая родилась из нас где-то в апреле в лесу у Школы. Предлагаю по этому поводу брудершафт.
Перекрещивая свою руку с рукой Ады, Майлз начинает пить, понимая, что она делает то же самое, причем, зеркаля его действия, она так же не закрывает глаза настолько долго, насколько это возможно, пока не приходится запрокидывать голову, чтобы выпить остатки содержимого из посуды. Когда-то считалось, что открытые при брудершафте глаза символизируют открытость и честность отношений, крепость которых фиксируется этим классическим тостом.
Расплетая их руки, Майлз не отстраняется, а запечатывает губы Адель мягким поцелуем, навроде того, какой стал их щитом в пабе сегодня утром, а по ощущениям, словно был в прошлой жизни, но только сейчас нет в нем и грамма паники, только вот градус куда как выше пивного, от того и становится чуть глубже, откровеннее, разрываясь только потому, что Блетчли упирается лбом в покатый лоб Мертон, будто нарочно вырывая себя из этого сладостного морока. Не дышат, кажется, оба.
- Тут положено, конечно, переходить на ты, но мы уже давно на "ты", поэтому предлагаю обменяться какими-то честностями. Почему ты на самом деле была в Ирландии одна?
Вопрос вполне себе для светской беседы, проблема только в том, что Майлз так и сидит, лбом ко лбу с Адель, и, кажется, забыл вернуться на свое место.

Отредактировано Miles Bletchley (20.04.22 13:24)

+1

22

Майлз игнорирует ее вопрос намеренно, потому Ада, поднимая брови и чуть наклоняя голову, принимает это за отрицательный ответ. А говорят ещё, что молчание - знак согласия! Что ж, они не видели Майлза Блетчли. Слизеринке кажется, что до сего дня она его тоже не видела таким, какой он есть на самом деле. Внимательно следя за его движениями, словно боясь что-то упустить, девушка закидывает ногу на ногу и скрещивает на колене пальцы. Прислушиваясь к внутренним ощущениям, она не без изумления обнаруживает что нечто неуловимо изменилось, и нет, это не об обжигающем тепле, разносимом по венам алкоголем. Нечто между ними двумя. Силясь поймать за хвост ускользающую мысль, Адель чуть прищуривает глаза и уголком рта улыбается тому, что Блетчли снова и снова безнаказанно вторгается на ее территорию, вместо того, чтобы, скажем, пойти на свою кровать. Должно быть, предполагается, что сейчас они обменяются мнениями и впечатлениями о сегодняшнем вечере, мирно выпьют ещё по стаканчику, закусят сендвичем и лягут спать, однако чем больше Ада думает об этом, тем лучше понимает: этому сценарию не суждено воплотиться в жизнь. Сказать, в какой момент развилка сошла к единственному возможному пути, и уточнить, какой этот путь, Мертон пока не может - слишком много в голове тумана.

- Буду, - кротко отвечает, опуская одну ногу и наклоняясь за бутылкой. Пожалуй, та словесная игра, которой они баловались все время, то ли утратила эффект, то ли переродилась. Да, они все ещё "подкусывали" друг друга, но скорее по старой привычке, нежели вкладывая соревновательный контекст. Поворачиваясь к Майлзу вновь, девушка наблюдает, как он разминает шею, и ловит себя на мысли, что представляет свои пальцы, массирующие его кожу. Кажется, такая фантазия уже возникала у нее в голове ранее. Ада чуть смущённо опускает ресницы, переводя взгляд на чашку в его руках. Концентрируется на вытекающей из бутылки жидкости, а в итоге едва слышно цыкает, когда не без помощи парня напиток проливается и течет по ее ладони. Взгляд мгновенно метнулся к двери в ванную, за которой висит полотенце, но зачем-то девушка остаётся сидеть, словно пригвожденная к кровати словами "я поухаживаю". Он только то и делает, что ухаживает, понимает вдруг Адель. Да, он джентльмен, но то, как он это делает, наталкивает на ту самую все время ускользающую мысль. Или же Мертон сама не слишком тщательно старается ее поймать. И ведь раньше слизеринка раздражалась от каждого вежливого жеста со стороны Блетчли, подкалывала его. Грань между хорошим воспитанием и откровенным флиртом бывает тонка. Его губы на ее руке не оставляли места для вопроса "воспитание это или флирт?". Мертон смыкает веки, очень тихо вздыхая - да, ей определенно нужно выпить ещё. Тянется за своей собственной чашкой и с серьезным лицом протягивает Майлзу, одновременно отдавая бутылку. Кожа в месте прикосновения пылает и словно бы жаждет повтора.

- Треллони не способна колесовать ничего, кроме, разве что, своего магического шара, - совсем тихо проговаривает Ада, замечая, что голос ее опять немного осип: - Так что сделаем вид, что твое прорицание прошло успешно.

Слизеринка участливо кивает, немного приподнимая руку с чашкой. С лёгкой улыбкой выслушивает тост, произносимый Майлзом и кивает снова.

- Ты удивишься, но очков у нашей команды уже предостаточно за сегодняшний день, - беззвучно смеётся, встречаясь с немым вопросом в глазах парня: - Я потом расскажу. Сейчас.. выпьем. На брудершафт.

Повторяя длинное заковыристое слово, Адель словно принимает этот вызов и проявляет решимость исполнить ритуал, не придавая никаких значений свыше. Столь древняя традиция применялась и у магов - для проверки отсутствия яда в напитке. Сейчас ничего лишнего в их чашках явно нет, но скрепить дружеский союз нужно в качестве дани сему славному обычаю. И девушка держиться молодцом, не отрывая взгляда и на закрывая глаз, хотя от разбавленного бренди хочется поморщиться. Она прекрасно понимает, чем заканчивается ритуал, и не собирается вновь дать себя застать врасплох. Где-то в глубине души вспыхивает удовлетворенный соревновательный огонек, но он тут же затмевается каким-то новым чувством. Оно ударяет в голову не хуже алкоголя, пронизывает в области солнечного сплетения, разом выбивая из лёгких весь воздух. Адель думает, что если задохнётся в этот момент, ей будет ни капли не жаль. Только вот проходит ещё секунда, и девушка прерывисто вдыхает сквозь приоткрытые губы.

- Я сбежала, - шепчет, утопая во взгляде ясных глаз напротив. Воспоминания о вчерашнем дне кажутся такими далёкими, практически несущественными. Будто это происходило не с ней. Ада чуть подаётся вперёд, касаясь кончиком своего носа носа слизеринца. Имя Монтегю всплывает на задворках сознания, вызывая слабые отголоски раздражения и боли. Ощущение, словно она стоит на краю пропасти, ещё колебаясь, и вот этот вопрос, вернее, то, что за ним следует, толкает ее вниз. Адель медленно моргает, потому что слизистая глаз начинает печь от столь пристального взгляда.

- Но это неважно, - заключает, прихватывая свою нижнюю губу зубами. Сглатывает, ощущая, как пересохло в горле. Страшно волнуется, до головокружения, но задаёт таки свой вопрос: - Скажи лучше. Ты сможешь остановиться, если это будет не брудершафт и не перестраховка?

Кажется, ее слегка трясет, а дыхание опять срывается из-за бешено колотящегося сердца. Ей не надо проверять, чтобы знать, что у Майлза оно бьётся так же сильно и так же быстро. Она просто тянется снова к его губам, срываясь в ту самую вышеупомянутую пропасть. И если это бездна, то почему лететь в нее так приятно? Почему ощущения такие правильные? Почему она не думает о том, что разобьётся, зацепится за острые края скал, или попросту ее сердце разорвется на части от ужаса? Адель закрывает глаза, перед которыми тут же начинают плясать огненные искры, и избавляется от чашки, швыряя ее куда-то через плечо. Кажется, именно так завершают традицию по-правильному? Разбившееся о стену стекло звучит очень глухо, потому что в ушах шумит кровь.

+1

23

"Сбежала", тихо шелестит ее голос в его ушах. Не нужно наводящих вопросов. Ясно без дополнений, от кого она сбежала. Неясно почему на этот раз, но Майлз никогда особенно и не интересовался, с чего периодически происходили взрывы и землетрясения в отношениях Монтегю и Мертон. Даже при всей его любви к сплетням всяким разным и разнообразным, отношения друга оставались неприступной скалой, покорять которые в его планы никогда не входило. Сегодня поругались, завтра помирятся, всего делов. Но то, как сейчас выдохнула прямо ему в губы ответ Адель, не вызывало привычного пренебрежения. По всему его телу судорогой прошла волна еще не желания, но дикого притяжения, словно где-то внутри сработал магнит, заряженный исключительно противоположно ее магниту, и тащит теперь его к ней, что отрицать это попросту невозможно. В голове набатом бьется мысль, что завтра утром они вернутся домой, их где-то обязательно встретит Монтегю, и Аделаида вприпрыжку бросится к нему на шею, они забудут свои скандалы, как делали это всегда, а после запрутся в особняке его друга, чтоб мириться до рассвета, пока Майлз Блетчли будет разбираться со всем тем, что наворошила у него внутри эта голубоглазая бестия. Готов ли он был добровольно отказаться от следующего шага?
Подруга друга - существо бесполое, прозвучало снова у него где-то в голове. И звук этот, ударившись набатом о барабанные перепонки, стих в девичьем выдохе, растворяющемся на его губах. Чудилось, что не осталось вокруг них больше ничего, только эти покосившие стены, оклеенные нелепыми обоями, а весь мир за этими стенами выгорел дотла, не оставил ничего вокруг кроме пепла, в который сейчас сворачивается кровь в его венах от одной только мысли о ее прикосновении.
- Из всех вопросов, которые ты могла мне сейчас задать, - исступленный шепот Майлза срывается, - ты задаешь тот, ответ на который очевиден до безобразия.
Позади него с гулким стуком падает брошенная девушкой чашка, она даже бьется не со звоном, а с каким-то треском. Блетчли чуть вздрагивает от неожиданного звука, но губы его уже накрывают губы Мертон, он с привычной ехидцей улыбается прямо в грядущем поцелуе.
- На счастье, - выдыхает он смешок, но уже через миг от этой усмешки не остается и следа, брови его хмурятся, словно от боли, но всем своим телом он подается вперед, не в силах уже бороться от накатывающих на него эмоций. Будто где-то вырвали с мясом тумблер, позволяющий ему в даже самых сложных ситуациях оставаться с холодной головой и спокойным сердцем. Сердцем? Где оно? Уже давно, кажется, вырывалось из груди, истекает кровью где-то у подножия кровати, потому что никак не может остановить свой бег. Тонкие девичьи руки переплетаются у него на шее, и не нужно больше никаких дополнительных сигналов. Его чашка скатывается по покрывалу на пол, кажется, что в ней еще что-то оставалось, разлилось теперь на пол, впиталось в старый ковер, благоухает теперь на всю комнату, вплетаясь к аромату мыла и повышающейся температуры тел.
Его разрывает на сотни осколков в один миг, эмоциональный зверь внутри него ломает ребра, требует выбраться наружу, утолить голод, выпустить весь накопившийся стресс, но Майлз сильнее. Он бережно укладывает Аду на потрепанные, но чистые подушки, пока его ладонь, кажется, слишком холодная, на фоне ее разгоряченной кожи, скользит от точеной щиколотки выше. Где-то прямиком под коленом чувствительные пальцы Майлза находят будто  бы мышечный узел, оставшийся, вероятно, еще от попадания непростительного заклятия. Он прикрывает глаза, отгоняя этот жуткий фантом ее крика, оставшийся в его памяти будто каленым железом выжженным. Его рука чуть сильнее нажимает на этот участок кожи, Ада не морщится, не стонет от боли, но в зрачках ее вспыхивает сигнал о том, что она тоже это чувствует.
Блетчли опускается чуть ниже, выпрямляя девичью ногу, но вряд ли массаж сейчас здесь что-то решит.
- Бедная девочка, - шепчет он едва слышно, поворачивает голову и нежно целует тонкую кожу прямо под девичьей коленкой, чувствуя, как по телу Мертон проходит чуть ли не судорога. Эта игра начинает ему нравиться, поэтому он никуда не торопится, целует снова в то же самое место, а потом чуть выше. - Мне так жаль, - И еще выше по внутренней стороне ее мягкого бедра. Еще выше, распахивая полы ее халата, держащегося уже только на рукавах и символическом узле мягкого пояса, вот-вот готового развязаться. Его длинная ладонь ложится под девичьи ягодицы, укрытые тонкой тканью белоснежного белья, пока губы ощущают, как влажно и горячо становится в самом сокровенном сосредоточении женского тела. Майлз поднимает голову и видит, наверное, одну из самых прекрасных картин, какие только могло создать человечество, Адель лежит, полуприкрыв веки, и от частого дыхания ее губы обметаны и пересушены. Пальцы Блетчли тащат тонкую резинку белья вниз, и Мертон лишь приподнимает бедра, будто помогая ему. Почему-то из сонма мыслей, взрывающихся в его голове, сейчас пронзительной алой нитью светится лишь одна: запах лимонного мыла, пожалуй, теперь будет одним из его самых любимых.
Весь этот день был похож на какую-то бешеную гонку, будто за одни сутки они пережили, как минимум неделю, поэтому сейчас совсем не хочется торопиться. И Майлз запечатывает горячий поцелуй внизу изящного девичьего живота, вздрагивающего от каждого его движения. Потом еще один, более чувственный. Плотность их жизней за стенами этого приветливого дома сейчас сжимается до одного квадратного сантиметра женской кожи, до полустона, срывающегося с ее губ, тихого, будто она еще пытается сопротивляться, но делает это не особенно охотно.
Майлз ласкает ее осторожно, не форсируя, не пытаясь в одночасье довести Аду до высшего пика наслаждения, но в какой-то момент замирает, вынуждая девушку встретиться с ним своим еще не окончательно затуманенным взглядом.
- Скажи это. - Та не совсем понимает, ведь его пальцы уже практически в ней.  - Скажи, что хочешь именно меня. Сейчас.

Отредактировано Miles Bletchley (20.04.22 21:30)

+1

24

Где-то параллельно всему этому священному безумию пытается вестись логическая цепочка рассуждений. Вернее, не цепочка, а скорее оборванные ее части. Слово там, слово здесь, междометие.. Несколько междометий. Он сказал, что ответ очевиден. Надо полагать, прозрачность выбранного ими двумя пути открылась Майлзу на порядок раньше, нежели Аде. Например, еще утром, когда его губы впервые коснулись ее. Или, возможно, в тот момент, когда они в обнимку стояли на втором этаже трамвая, любуясь ночным побережьем. Мысленный счёт, который девушка упорно вела, кажется, летел к чертям, вслед за разбитой чашкой, потому что она признала ничью. Она сдалась ему целиком и приняла его ответную жертву. Получается, предзнаменование счастья сбылось так быстро? Адель хотела бы поделиться этим наблюдением, но оказываясь на подушках во власти Майлза, ей напрочь отбивает само желание думать. Его касания пробуждают в ней острую, граничащую с лихорадочным состоянием жажду. Он словно знает о ней все, видит ее насквозь, чувствует ее. И то, как волшебник совершенно случайно находит спазмированную мышцу на ее ноге, становится лишним подтверждением их незримой связи. Ада немного приподнимает голову, сталкиваясь взглядом с парнем, но стоит ему усыпать ее кожу поцелуями, как девушка обессиленно роняет себя обратно на кровать. Он шепчет нежности, извиняется, а все, что приходит ей на ум - "дракклов Блетчли". Так, будто она с самого начала догадывалась, что они окажутся в этой ситуации. Накапливающийся снежный ком совместного guilty pleasure должен был иметь свое логическое завершение. И тут же пронзает совершенно сумасшедшая мысль, что если непростительное - это плата, она готова перенести его ещё раз. Лишь бы слизеринец не останавливался. Лишь бы ночь не заканчивалась. Лишь бы утро не наступило никогда.

По телу прокатывается волна вожделения, усиливающая озноб, заставляющая желать большего и повиноваться малейшему намекающему жесту. Должно быть, Майлз опытный любовник. Та самая безупречная репутация может ведь иметь и обратную сторону.     Горячие, почти обжигающие, его губы в сочетании с прохладными, будто приносящими слабые разряды тока пальцами, сводят с ума медленно, но уверенно. Адель слышит свой голос словно со стороны, смазано и глухо. А вот фраза Блетчли звучит в ушах на удивление четко, немного приводя в чувство. Девушка улыбается прикусывая губу, и приподнимается на локтях. Только сейчас до нее доходит, что парень до сих пор одет. Ее собственная замена одежды свисает с плеч и кажется ужасно лишней, но сейчас она не обращает на это внимания. Принимая сидячее положение, Мертон склоняется к уху слизеринца, укладывая ладонь ему на затылок:

- Я хочу тебя, Майлз. Здесь и сейчас. Именно тебя.

Второй рукой она проходится по пуговицам белой рубашки, расстегивая их. Небольшая заминка возникает с последними двумя, но в итоге Ада справляется, и немного ухмыляясь, скользит ладошками по мужским плечам. Кожа у Майлза гладкая, безупречная, аристократичная. Притягивающая прикосновения. Девушка нежно скользит кончиками пальцев по тому месту, которое когда-то самостоятельно промывала и щедро поливала бадьяном. Ловит теплый взгляд и снова накрывает губы парня своими. В нем хочется раствориться, как алкоголь растворяется в крови. Забыться навсегда. Почувствовать приятную тяжесть его тела на своем, утаскивая за собой на кровать.

+1

25

Он уже не помнит того момента, когда из нелепого и ничего неумеющего мальчика, он стал юношей, который ловко с помощью пальцев высекает из женского тела искру испепеляющего вожделения. И в этот момент он, пожалуй, испытывал что-то сродни настоящему удовольствию. Когда видел, насколько сильной властью он может обладать. Но не сегодня. Здесь и сейчас он не хотел управлять. Он хотел, чтоб в нем нуждались, чтоб именно его касаний вожделели. Не просто удовольствия и оргазма, как конечной точки, а чтобы здесь и сейчас любили его, Майлза Блетчли, самого. Ведь, как это частенько и бывает, за лощеным образом того, кто всегда знает, как правильно, прячется недолюбленный мальчик.
Его Майлз показал лишь однажды, и очень боялся, получив эмоциональную пощёчину, что больше тот не покажется никогда. И вот. Это не жалкая просьба о признании. Просто Блетчли хочет понимать: он сейчас не замена. Что пока он запускает Мертон в свои вены, она не представляет на его месте кого-то другого, не забивает им свою жажду, как он порой это делал с противоположным полом. С той же Джиффорд, когда ему понадобилось забить душевную дыру, оставленную Белл. Но это был не эгоизм сейчас или гордость. Где-то в глубине души Майлз понимал, что способен утешить и успокоить любую, не требуя особенной обратной отдачи, кроме разве что ласки. Но обладать Мертон он хотел без остатка. Чтоб выдрать эту сердечную занозу, пустить свежую алую кровь, почувствовать, как разворачивается гроза, копившаяся в них целый день. Будто их дыхание - озон, а касания пальцев - настоящая шаровая молния. И все, что они делали сегодня - это сознательно шли к громовому раскату.
Они встречаются взглядами, и Майлзу достаточно одного кивка, лёгкого шёпота, но Адель предпочитает диктовать собственные условия игры, правила которой потеряны где-то на темных улицах Блэкпула. В тот момент, когда она по-змеиному освобождается от оков халата, поднимаясь с постели и протягивая свои руки к нему, для него уже и ответа не надо, о чем он молча сигнализирует, углубляя свою ласку, но через миг вынужден замереть.
Адель сидит прямо, и губы ее снова у его уха, она шепчет жарко, пока ее пальцы ерошат волосы на его затылке, выпуская на свободу орду мурашек размером со слона. Блетчли невольно передёргивает плечами, словно не в силах справиться с очередной волной желания, вызванного одним ее прикосновением. Будто это она здесь искусный факир, а он всего лишь тот самый змей, послушно повинующийся движению дудочки.
Ее ловкие ладони скользят по его плечам, освобождая их от плена одежды. Майлз чуть привстает, чтобы выпростать рубашку из-под пояса брюк, а после отбросить ее в сторону, чтоб одной рукой снова скользнуть по покатому девичьему колену к внутренней стороне бедра, да так и замереть, когда тонкие пальцы Адель добираются до не слишком изящного шрама на его боку, такого нелепого, но так плотно связывавшего их двоих. Блетчли на миг закрывает глаза, думая, что фантом Монтегю сейчас встанет между ними, но вместо этого память подкидывает ему совсем другой момент: растерянная Мертон, узнавшая о том, где на самом деле пропал Монтегю, опускается на землю, будучи не в силах пошевелиться, а он, Майлз Блетчли, как и положено настоящему другу, укрывает девушку своей мантией и целует ее выше лба, невольно вдыхая поглубже ее аромат.
Вот тогда, очевидно, раздался первый звонок, после которого все их действия вели к одному. К тому взрыву, до которого осталось совсем немного, ведь парень охотно становится ведомым, целует в ответ так, будто бы в этом поцелуе хочет отдать весь кислород, горящий в его легких, причиняющий боль, чтоб они, наконец, разорвались, и прекратилась эта тянущая мука.
Лихорадочно он рвет кожу ремня, расстегивая тот, не разрывая поцелуя, но на полминуты, вынужден мягко оттолкнуть девушку обратно на подушки, когда поднимается в свой рост, избавляя себя от остатков одежды, чтоб поспешить вернуться в постель, накрывая Мертон своим телом почти целиком. Летит в сторону пушистый пояс халата, только мешающий. Сам халат должен был отправиться следом, но так ловко он разложился поверх постельного покрывала, что своей чуть влажной после душа текстурой лишь добавляет диких тактильных ощущений. Ведь эти двое сейчас как оголённые нервы, реагирующие даже на поток воздуха. Укладываясь меж ее коленей, Майлз держится, кажется, из последних сил, буквально рвет с ее груди нелепое кружево, ломая, кажется, пару крючков, скользит губами по ее шее, не в силах устоять перед соблазном легко укусить кожу возле острой ключицы. Ада снова подаётся вперёд, будто тоже больше не в силах выносить эту пытку ожиданием, Блетчли ловит ее взгляд и расширяющиеся зрачки в секунду, когда, наконец, проникает в нее одним ударом практически до самого конца. В ночной тишине комнаты раздается его тихий смех. Только в этом смехе нет и грамма привычной издевки или желчи. Так смеются счастливые люди, пусть и понимающие, как все это счастье ненадолго. Но кто они такие, чтобы выбрасывать подарки судьбы, даже не посмотрев, что под обёрткой.
Он не спешит двигаться, словно хочет прочувствовать момент до абсолюта, и в мгновение, когда с девичьих губ готов сорваться стон мольбы, Майлз накрывает снова губы Ады своими, касаясь ладонью ее щеки, будто не желая разрывать их поцелуй до последнего вдоха, а второй рукой ловко поддерживает девичье бедро, позволяя себе с каждым новым движением проникать все глубже.

Отредактировано Miles Bletchley (24.04.22 03:57)

+1

26

Блетчли.. Блетчли. Звучит хлестко, ёмко. Подходит идеально для их перепалок. Веско подчеркивает язвительные комментарии, приправляя лёгким пренебрежением. Другое дело Майлз - мягко, открыто, тянуще. И в то же время с небольшим лукавым шипением на конце. Да, после привычной традиции с брудершафтом переходят на "ты". Они же перешли на более высокий уровень - звать друг друга по имени. Они согласились раскрыться друг другу в полной мере, предстать обнаженными, нет, не только телами, но душами. То, чего Мертон не могла и не хотела признавать до последней секунды - ее тянуло к нему. Она раз за разом позволяла ему нарушать ее границы лишь потому, что хотела этого сама, иначе никто, ни один даже самый воспитанный и очаровательный джентльмен не смог бы приблизиться к ней. Почему-то именно сейчас в голове всплывают строки, прочитанные когда-то где-то совершенно случайно. Быть может даже в домашней библиотеке, в одной из книг прабабки Аделаиды:

Когда дыханье грудь стесняет,
Когда касанье рук пронзает,
Как меч - нет, слаще и больней, -
Сердца и нервы двух людей;

И это сейчас не одежда падает вниз, это летят ментальные оковы, обрушиваются барьеры, которые Адель выстраивала вокруг себя, внушала себе, как холодно ее сердце, как здрав и трезв ее разум, как недоступно ее тело для любых соблазнов. Но, право дело, Блетчли не был соблазном, он был глотком воздуха, тем самым громом среди ясного неба, который врывается в твою жизнь, когда меньше всего его ждёшь, и даже зонтик забыл захватить. Сила, с которой нахлынывает осознание этой простой истины, подобна снежной лавине, обрушившейся на незадачливого альпиниста. Слизеринка слишком долго не замечала очевидного, а теперь сполна расплачивается за это, погружаясь все глубже в нездоровую эйфорию и зная, что сегодня она горит от страсти, а завтра с не меньшей силой будет гореть от сокрушительного стыда.

Когда встречаться с тем, кто рядом,
И жаждешь, и страшишься взглядом,
А встретясь, сразу не поймешь,
Что предвещает эта дрожь, -

В тот короткий момент, что им двоим приходится расстаться, Ада любуется Майлзом, его худощавым вытянутым, но от того не менее мужественным телом: поджарым животом, тонкими выдающимися ключицами, крепкими жилистыми руками, теми самыми, которые несли ее лишившуюся чувств к парому. Он настолько сексуален, что перехватывает дыхание, и становится трудно поверить в подобную реальность. Кажется, что невозможно испытывать ещё более сильный жар, ещё более яркие эмоции, но когда их тела соприкасаются, закрадываются подозрения, что у жерла активного вулкана и то холоднее. Девушка снова охотно тянет руки вперёд, намеренная больше не отпускать Блетчли от себя, оглаживает его предплечья, плечи и спину, тонко проходясь ноготками по лопаткам и буквально кайфуя от того, что поддерживает с парнем зрительный контакт. В его глазах она видит отражение своих мыслей и чувств.

Кто растолкует сон чудесный?
Что это - песнь любви небесной?
Иль пошлый, но вполне земной
Мотив, знакомый и родной
Нам всем, живущим под луной?..
*

Шумно втягивает воздух и немного выгибается, когда срываемый лифчик ошпаривает кожу. Даже несмотря на это маленькое хулиганство со стороны слизеринца, он все равно гораздо более нежен и внимателен, чем этого можно было ожидать. Вернее, чем Ада привыкла ожидать. К тому же завершающий этап увертюры в виде укуса с лихвой покрывал мимолётный дискомфорт. Сладостной болью, прямо как в том стихе пронзает область шеи, заставляя Мертон тихо охнуть и податься вперёд, посильнее прижимаясь к Майлзу. Их окончательное слияние в один миг разрывает существующий мир на части, доводит до окончательного безумия. Девушка тихо смеётся, удивляясь самой себе. Опасается шевелиться поначалу, но вместе с тем именно этого больше всего на свете и жаждет - продолжения, кульминации. Она смотрит на Блетчли выжидательно, медленно закидывая свою ногу на его и проводя ступней немного вниз. Резко выдыхает, теряя терпения и закусывая губу. Стонет ему в губы, закрывая глаза и позволяя ощущениям, ставшим ещё ярче, раскрывать все новые грани этой безумно притягательной бездны.

Адель двигается навстречу, задыхаясь от жаркого поцелуя, но вновь странным образом оживая и продолжая задыхаться. Ей кажется, что вот-вот, ещё немного, и она точно умрет от переизбытка чувств здесь, в этом маленьком мотельчике в объятиях слизеринца. Ее сердце попросту не выдержит. Но секунды, тянущиеся, словно застывающий воск, продолжают плыть, и время в итоге теряет значение. Смысл есть только в Майлзе. И она шепчет ему на ухо его имя бесконечное множество раз, словно возмещая все те разы, что презрительно хмыкала "Блетчли". А затем возвращается к его горячим мягким губам, и тает, плавится под ними, и кусает в ответ. И впивается ногтями в его спину, не до крови, но ощутимо. А нарастающий темп их совместного танца подобен всепоглощающей лаве. Ей хочется запомнить все, до мельчайших деталей, запечатлеть на век, чтобы спрятать потом в самую глубокую ментальную сокровищницу и хранить, как дракон - свое золото.

*

Артур Хью Клаф - "Любовь и разум"

+1

27

Даже тихий ее смех, что вторит его облегченному смешку, становится лакмусовой бумажкой, ярко демонстрирующей, насколько им необходимо быть сейчас здесь. Рядом друг с другом, друг в друге. И от осознания этого у Майлза кружится голова. Но как только ему чудится, что якорь вновь найден, раздается ее горячий шепот, который снова и снова вторит его имя. Кажется, еще никогда оно не звучало так манко, так испытующе, так проникающе под самую кожу, там где бьются капилляры, наполняющиеся кровью с такой скоростью, что вот-вот может случиться самое настоящее кровоизлияние.
Он упирается рукой в подушку у самой ее головы, и потому, разметывая волосы по пестрой ткани наволочек, Ада касается своим разгоряченным лбом его предплечья, заставляя понимать, что если бы у них была возможность, то эти двое сейчас слились бы каждой клеткой своей кожи, чтобы стать одним целым. Светловолосая ведьма мечется под ним, исступленно кусает свои губы, его губы, впивается ногтями в кожу его спины, вынуждая проникать все глубже. Она не умоляет вслух, но каждым своим стоном, вздохом, сдавленным криком, побуждает Майлза позабыть о какой-то аккуратности и не сдерживать резкие движения, становящиеся настолько частыми, что ему самому уже кажется, что нет между ними ни одного свободного дюйма, будто нужно всего одно мгновение, чтоб не осталось ни его, ни ее, а вместо них под этим подлунным небом окажется какой-то электризующийся комок настоящей энергии, которая, как известно из элементарных законов физики, не появляется ниоткуда и не исчезает в никуда.
Тонкие девичьи лодыжки скрещиваются у него на пояснице, не позволяя отстраниться, вынуждая замедлиться, как будто эта секундная передышка даст им возможность немного продлить сладостную истому, которая уже маячит на горизонте, приблизиться к которой так хочется, но одновременно так страшно, ведь хочется запомнить этот момент в каждой его детали, и тогда Майлз не находит ничего лучше, как завести свои ладони Адель под спину, помогая девушке подняться с подушек. Он осторожно поворачивается, свешивая свои ноги с постели и касаясь ступнями видавшего виды ковра, еще чуть влажного от пролитого бренди. Мертон усаживается удобнее, и в один миг оба понимают, что в этом положении они стали еще ближе, чем были даже секунду назад. Майлз не в силах сдержать какой-то почти животный утробный рык. Он укладывает ладони на бедра Ады, помогая ей двигаться ритмичнее, но не слишком быстро, позволяя себе насладиться каждым сантиметром ее тела. Губы его не ищут ее губ, они скользят по коже ее груди, белоснежной, как первый выпавший снег, не пропуская ни одного участка, пока он не замечает пару вспухших алых полос на ее коже, вероятно, оставленных сорванным в порыве желания бельем. Майлзу хочется сказать, как ему жаль, возможно, даже извиниться, но вместо этого он лишь проводит кончиками пальцев по ранам, которые он нанес, сам того не желая, а через миг следом за пальцами проходятся и его губы. Нежно, почти не весомо, словно баюкая. Так дуют на открытую рану, желая приглушить возможную боль, выдыхает и он. С тихим все же "прости" целует снова и снова.
Им не требуется слишком много времени, чтоб подстроиться под ритм друг друга, и вот руки Майлза оказываются на спине Адель, пальцы рисуют одни только ему ведомые узоры, поднимаются от поясницы к лопаткам, спускаются обратно, короткие ногти рисуют дорожку вдоль позвоночника к копчику, нажимают на выступающие шейные позвонки, будто обозначают их абрис, пока сам он разгоряченным лбом утыкается в девичью грудь, понимая, что каждый новый вдох обжигает все сильнее, но не может отделаться от мысли, что ему и этого мало. И тогда он поднимается ладонями к покатым девичьим плечам, нажимая на них, вынуждая девушку опускаться сильнее и сильнее, отзываясь новым ударом на каждое ее послушное движение.
- Адель, - выдыхает он, поднимая голову и запечатывая поцелуй на самом кончике ее подбородка.
Блетчли касается ладонью полыхающей румянцем щеки Ады, вынуждая ту приоткрыть глаза и встретиться с ним взглядом снова.
- Смотри на меня, - шепчет он, облизывая свои пересыхающие моментально без ее поцелуев губы, - хочу, чтоб ты была вся моя, без остатка. Моя...
И шевельнулась червяком где-то в лобной доле мозга мысль о том, что это ложь. Девушка, заходящаяся сейчас с ним в огне желания, не его, и никогда не станет его. Но как же хочется обманываться сегодня, когда весь мир за окном просто вынужден подождать этих двоих, сошедших с привычных орбит своего движения. Майлз встряхивает головой, он подумает об этом завтра, и возвращается взглядом к Аде. Ее глаза сейчас будто подернуты сизым туманом, такого цвета он даже представить себе не мог никогда, и потому не может оторваться. Она выглядит словно неземная языческая богиня, спустившаяся на землю, настолько невероятная, что может, вероятно, обратить в камень любого, кто посмеет прогневать.
Должно быть им стоило вести себя потише, кто знает, насколько чуток сон хозяйки видавшей определенно лучшие дни гостиницы, но на это становится просто наплевать, ведь не придумали в мире еще таких слов, какими можно было описать его нынешние ощущения, а вот рык, в который сворачивается его сорванное дыхание, обрисовывает внутренние ощущения как нельзя лучше.
Девушка сводит бедра, насколько может это сделать, и Майлз снова стонет. Он не успевает ни приглушить его, ни попытаться спрятать его в очередном поцелуе. А она, кажется, даже улыбается ему.

+1

28

Так много противоречий. Так много частичек "не". Так мало воздуха и так мало времени.

Нестерпимо.

Внутренний мятеж, случившийся ещё до вмешательства Майлза, разрастался теперь с новой силой, содержа в себе возмущение сбитым ритмом и благодарность за возможность перевести дыхание. Ей казалось невозможным  остановиться, и в то же время яркий розовый халат, ставший своеобразным алтарем их совместных моментов из прошлого, досаждал пылающей взмокшей коже спины, раздражал обилием мелкой махры. Ада задней частью сознания поражалась тому, что даже эту ее мысль Майлз будто прочёл в ее глазах. Девушка охотно приподнимается, крепче обнимая парня за плечи, и осторожно выдыхая в его макушку. Его мягкие чуть влажные волосы приятно щекочут щеку. Их кожа настолько раскалена и взбудоражена, что трудно сказать, где между ними проходит граница, и существует ли она вообще. Дикая отдающая одержимостью близость продолжается, неспешно возвращая ритмичную размеренность. Адель хочется кричать, вторя рычанию Майлза, но сил хватает только на срывающееся шумное дыхание и глухие протяжные стоны. Прикрывая глаза и чуть запрокидывая голову, она находит точку опоры в плечах парня, обеими ладонями ощущая, как перекатываются его напряженные мышцы. И без того чувствительная грудь становится новым  источником, откуда по телу проходят волны мурашек вперемешку с тянущимся, как ириска, удовольствием. В какое-то мгновение Ада замирает, не сразу понимая, что послужило причиной небольшой заминки со стороны Майлза, его встревоженного извиняющегося шёпота. И тут же улыбается ему, склоняясь к уху, ласково отвечая "ничего", потому что это воистину ничто. Разве это цена? Лишь уже забывшийся пустяк. Что угодно - незначительная мелочь в сравнении с тем, что происходит сейчас между этими двумя. Следы заживут, а воспоминания останутся с ними навечно. Бесконечная сладость сохранится в этом простоватом маленьком номере, витая сюрреалистичным призраком и добавляя контрастов.

Нечестно.

Быть настолько чувственным и эмпатичным просто нечестно. Любая едва зарождающаяся в ее голове прихоть успевает выполниться им ещё до того, как успеет оформиться в мысль. Их контакт много выше телесного, что-то сродни взаимной легиллименции, однако не принудительной, как это случается в волшебстве, а совершенно добровольной, и даже с большим желанием. Ее спина становится холстом для его тонких рисующих пальцев, побуждая изгибаться и вздрагивать. Ада зарывается руками в волосы Майлза и без смущения прижимает его сильнее к своей груди, позволяя слушать громкое мечущееся там сердце, ведь сейчас оно бьётся для него. Усиление темпа делает движения более рваными, более откровенными, отчего Мертон снова прикрывает глаза, впиваясь зубами в собственные губы. Она ведёт, и в то же время она ведома. Его руки на ее плечах уместны и желанны. Звучание ее имени с его уст отдается эхом в ушах, а лёгкий поцелуй кажется весьма значимым, не требующим пояснений - именно в подобных маленьких моментах и проявляется максимальная нежность. Ах, а если бы он почаще звал ее с такими низкими, почти бархатными обволакивающими интонациями, она бы ещё раньше пересмотрела свое к нему отношение. Ощущая на щеке горячую ладонь парня, слизеринка склоняет голову, чтоб прислониться к ней плотнее. Майлз просит смотреть, и девушка устремляет на него свой томный исполненный грёзами взор. Внимательно, нежно, стараясь вместить в этот взгляд все свои чувства. И осекается, сдвигая брови, при следующих его словах. Она забылась уже, успела отбросить все то, что не имело сейчас ни малейшего веса, а теперь почуяла тень давящего с неимоверной силой груза реальности. И вместе с ней...

Неизбежно.

Все это случилось бы все равно. Даже если бы они с Блетчли взяли разные номера, Адель знает себя - она не смогла бы уснуть. Маялась бы, придумывая себе оправдания, не выдержала бы в итоге, и пришла бы к нему, под любым предлогом, будь то паранойя от каждого шороха или подозрительной тени с окна; скука и необходимость обсудить пережитое; или же просто компания для того, чтобы выпить. В любом случае, Мертон ворвалась бы к Блетчли в номер, если бы только он не опередил ее. И потому сейчас девушка зеркально кладет свою ладонь на щеку парня и трепетно целует его в висок. А потом целует ещё раз, чуть ниже, у щеки. Отчаянно нежно - в уголок губ, поглаживая пальцами свободной руки волосы у Майлза на затылке. Чуть отстраняется и смотрит испытующе.

Неподдельно.

Они не играют, не соревнуются, не притворяются. Они сейчас настоящие, и если бы можно было что-то изменить.. что-то исправить... Если можно было бы влюбиться.. Нет. Ада не хочет влюбляться. Она бы не позволила себе этого, потому что столь сильное чувство всегда влечет за собой массу неприятных последствий. Оно, словно ураган, сметает все здравое и рассудительное, все логичное и рациональное. А Мертон предпочитает контролировать... Даже в данной ситуации - это допустимая ошибка. Не ошибка, ладно, но отклонение. Завтра утром, когда она проснется в объятиях с человеком, в которого могла бы влюбиться, она спишет это на стресс, на алкоголь, на что угодно, потому что у нее все под контролем. Но почему тогда сейчас невозможно остановиться? Невозможно оторваться от этих глаз, невозможно заставить себя перестать запоминать каждую черту его лица, каждую родинку, эту небольшую, едва заметную ямочку на подбородке, которая появляется только когда он ухмыляется. Почему такую горечь Адель чувствует от этого поцелуя, за которым припадает к его губам... И уже в преддверии надвигающейся кульминации, по силе сравнимой разве что с цунами, почему так отчаянно желает хотя бы намека на шанс...?

Невозможно...

Майлз тоже близок. Она слышит это, чувствует растущее напряжение, улыбается ему. Они так синхронны, что перехватывает дыхание - как такое возможно? Опускаясь все сильнее и чувствуя, что вряд ли сможет сдержать крик, девушка сжимает его в объятиях так крепко, как только может, утыкаясь носом в его волосы. За их совместными переплетающимися в воздухе голосами не слышно, как скрипят пружины старой кровати, как чирикают за окном какие-то ночные птицы, как звонко капает вода из слегка прохудившегося клапана в душе. На последней ноте Адель вновь лихорадочно ищет его губы, будто бы для закрепления поцелуем - самым сладким и самым чувственным. Мир взрывается оглушительно громко, столь яркими красками, что перед глазами начинают плясать разноцветные точки. Удовольствие накатывает волнами, провоцируя дрожь в теле и словно бы укутывая томной жаркой пеленой. Тишина, накрывающая разом комнату, кажется состоящей лишь из сбивчивого дыхания и пульсирующих вен. Они сидят так в обнимку ещё какое-то время, просто пытаясь дышать. Ада немного трётся носом о верхнюю часть уха Майлза, а затем запечатляет рядом невесомый поцелуй и тянет парня за собой в горизонтальное положение. Удивительно, как им хватило сил, ведь сейчас слизеринка чувствует по всему телу приятную расслабляющую слабость. Ей кажется, что едва ее голова коснется подушки - она тут же уснет.

Невероятно.

Отредактировано Adelaide Murton (27.04.22 16:25)

+1

29

Говорят. что секс может быть смертельным. Повышается температура тела, растет давление, сердце несется вскачь с такой скоростью, что чихнешь ненароком, и вот оно уже вылетело из твоей груди, мышцы сокращаются с такой силой, будто ты в стойке с места пытаешься поднять груз в три раза больше своего собственного веса.
Если бы кто-то спросил сейчас Майлза, готов ли он умереть здесь и сейчас в эту отдельно взятую минуту и в этой отдельно взятой комнате, то он без раздумий бы согласился, но с одним условием: последнее, что он хотел бы видеть в своей жизни - это ее глаза, последнее, что он хотел бы слышать - это ее голос, зовущий его по имени. Умереть, лишь бы не возвращаться грядущим утром в привычную жизнь. Ту, которой он жил до Нее. Ее тонкие пальцы ерошат волосы на его затылке, а кажется, будто бы она под кожу к нему проникает, до того сейчас обострены все чувства. Ни один простудный озноб не выжимал из него столько сил. С таким трудом удается сохранять хоть какую-то видимость уверенности в себе и собственных силах, когда по телу снова и снова проходит волна возбуждения. Его не трясет, но все предпосылки для этого ощущаются в напряженных мышцах.
Это дикое желание конца и того, чтоб он никогда не наступал. Наверное, колба с воспоминаниями об этом моменте окрасилась бы багрянцем, раскалила бы стекло донельзя, и оно бы разлетелось в пальцах, обжигая, плавясь оставляя на память настоящие ожоги. Адель вскрикивает, и Майлз благодарен ей всей душой за это. Клин клином вышибают, и он предпочитает помнить этот ее крик, нежели тот, на пристани среди груды мокрых ящиков, от которого стыла кровь в жилах, а охватывающее чувство растерянности сковывало по рукам и ногам похлеще ее меткого заклятия.
В один миг Ада обхватывает Майлза так, словно боится, что исчезнуть, спина ее выгибается с такой силой, что ему самому хочется сжать ее изо всех своих сил. Парень вскидывает на нее свой взгляд, понимая, что взрыв пришел практически одновременно. Он не успевает этому изумиться, подумать, как вообще случилось то, к чему приходят пары спустя некоторое время. Контроль потерян окончательно, и ни единая мысль не проникает в голову слизеринца о возможных последствиях, только сливаются в один два вскрика, гаснущие в отчаянном рваном поцелуе, выдирающим последний кислород из легких. И пока накатывает вместо волны эйфории волна расслабления, они продолжают обнимать друг друга лихорадочно, будто все еще не верят, что вот они здесь, рядом друг с другом, так слепые, вероятно, встречают уже знакомое, то, по чему скучали, бесстрашно, чтоб каждой клеткой ощутить желанное.
Липкие оба от испарины, он старается не шевелиться, потому что любое мимолетное движение, и Ада вздрагивает с легким всхлипом. Ее сердце выравнивает ритм. Кажется, что через один, но удар пропускает, и тогда парень кладет свою руку на девичью грудь, будто возвращает им этот стук в унисон, пусть другим темпом, размеренным, но единым. Он бы так и не отпускал ее. Майлз болезненно морщится от одной только мысли о том, что сделать это придется, выдыхает судорожно. И в этом выдохе столько несказанного, совершенно, кажется, неуместного, что он лишь прикусывает щеку изнутри и смыкает губы. Но не может просто так. Он смыкает их на девичьей впадине между ключицами. В этом поцелуе нет ни лихорадочного желания, ни слащавой благодарности. Он хочет целовать ее, поэтому целует. Она хочет, чтоб он целовал ее, поэтому принимает его поцелуи.
Светловолосая ведьма легко целует его в ответ, а еще через миг утягивает его на постель. Никчемный розовый халат сброшен, наконец, на пол. Кровать, кажется, наполнена их жаром, поэтому укрываться никто не спешит. Они лежат лицом друг к другу, ноги их переплетены, голова Ады покоится на груди Майлза, пока его подбородок лежит на ее мягкой макушке. Девичий палец рисует на его груди то ли инициалы, то ли вензеля, и ровно то же самое он расслабленно чертит на ее точеной спине. Их нагота сейчас кажется такой естественной, что не вызывает моментального желания одеться или отвести взгляд. Блетчли смотрит на Мертон внимательно, будто хочет запомнить каждый миллиметр ее тела. Она замечает его взгляд, но не заливается румянцем, к чему теперь ложная стыдливость, она всегда смотрит прямо, всегда знает, чего хочет, пусть и молчит сейчас, как и он сам. Понимают, любое сказанное сейчас вслух слово, неизменно разрушит хрусталь момента.
Слизеринец снова целует девушку, в этот раз в переносицу. Та прикрывает глаза, как жмурятся от желанной ласки, а еще через миг, засыпает. Так спокойно и ровно она дышит сейчас, словно видит самый умиротворенный на свете сон, будто не подверглись они сегодня огромной опасности, словно не ищут их еще где-то в ночи те, кто вряд ли стал бы с ними церемониться. Майлзу хочется верить, что так спят только тогда, когда уверены, сейчас с ними ничего не случится. И если в этой ее уверенности и спокойствии есть хотя бы толика его заслуги, то он будет счастлив.
Из постели приходится подняться. Он делает это осторожно, чтобы не потревожить хрупкий девичий сон. Со второй кровати стащено одеяло, и вот он уже возвращается обратно. Касаться ее страшно, не хочется разбудить, но так хочется, чтобы снова обняла, хотя бы раз. Майлз осторожно ложится рядом, но Адель в этот миг отворачивается от него, так по-детски укладывая под щеку обе ладони. Накрывая их обоих одеялом, парень загадывает: он обнимет ее сейчас, и если она никак не отреагирует, то он оденется и уйдет в свою постель.
Прорабатывать самую неудачную развязку любого дела - его жизненное кредо, чтобы быть готовым к самому плохому, или же потом истово радоваться хорошему. Блетчли даже дыхание задерживает, скользит ладонью по талии Ады, притягивает ее к себе поближе. Та вздыхает облегченно, поводит плечом, а в следующее мгновение прижимается спиной к его груди покрепче. Майлз расслабленно выдыхает во взъерошенный белокурый затылок, укрывает их обоих, и, прежде чем закрыть, наконец, глаза, понимает: за окном занимается рассвет. Где-то в этом рассвете еще крепко спят те, кто в эту ночь перешел в разряд обманутых. Обманутых жестоко. И если в своих отношениях с Корделией Майлз не испытывает особенного чувства вины, то вот от одной мысли, что будет с его другом, если вдруг их нынешнее приключение будет предано огласке, становится не страшно, но нестерпимо горько. И это не чувство вины, слишком хорошо ему было минуту назад, это чувство странного душевного мятежа, словно та дыра в его груди, что родилась из отсутствия настоящей взаимной любви, попыталась начать затягиваться тонкой розовой кожей, как шрам на его боку. Но совсем скоро снова примется зиять бездонной черной ямой. И сколько не бросай в нее эмоций, та не заполняется.
Их время истекает. Почти истекло.

Отредактировано Miles Bletchley (29.04.22 18:36)

+1

30

Существуют такие ситуации, из-за которых мир делится на "до" и "после". Так называемые, переломные моменты. Они случаются в жизни каждого, но обычно с большим промежутком. Аде посчастливилось пережить два подобных момента в один день. Наложившись друг на друга, они, казалось бы, должны были взаимно нейтрализоваться, однако в результате вышло что-то совершенно неожиданное. Так у экспериментального зелья появляется непредсказуемый побочный эффект. Новая Ада, лежащая в объятиях Майлза и чувствующая абсолютное блаженство и умиротворение - этот самый побочный эффект от произошедшего. В глубине души она уже знает, что изменилась, хотя снаружи по привычке продолжит играть свою роль. Так надо, так правильно. И как чудно, что возвращение к реальности ещё можно ненадолго отложить. Девушка не спешит засыпать, пытаясь как можно дольше сохранить состояние на грани сна и яви, поймать каждое уносящее в маленькие душевные вихри ощущение. Касания уже не обжигают, принося лишь желанное расслабляющее тепло. Мурашки, рождающиеся на спине под тонкими пальцами парня не заставляют вздрагивать, кажутся какими-то далекими и словно мягкими. Ответно рисуя подушечками пальцев на его груди, Адель улыбается легко и самозабвенно, словно уже грезит. А перехватив взгляд Майлза, ей даже не хочется проклинать лето за столь короткие ночи. Пусть лучше этот волшебный момент не омрачит ничто. Пусть лучше лицо его запомнится таким одухотворенным, а поцелуи служат лишним доказательством тому, сколько нежности излилось сегодня. Нежности, принадлежащей только им двоим.

Пожалуй, самое обидное случается как раз после того, как глаза юной волшебницы окончательно закрываются, подчиненные влиянию дремоты. Ада лишь очень мимолетно, на уровне ощущений вспоминает, как крепко прижималась к слизеринцу во сне, и как он обнимал ее, потому что в следующую секунду, когда она поднимает веки - комнату заполняет солнечный свет. Голова, благо, легкая, словно и не было вчера ни Круциатуса, ни бренди. Только на душе какая-то светлая щемящая тоска. Кажется, они спали, словно убитые, даже не сменив позы, потому девушка очень осторожно выбирается из теплых объятий. Подавляет желание развернуться, обхватить Блетчли или даже оставить последний поцелуй на его коже. Вчера должно остаться во вчера, а сейчас самое время вернуть себе контроль и натянуть привычную отстраненную маску. Так будет проще расстаться.

Возможно, лучше всего ей сейчас тихо уйти, не попрощавшись, а при новой встрече принять удивленный вид, мол какая встреча, так давно не виделись, а я даже не скучала. Едва слышно вздыхая, Ада лезет в сумку, шепчет заклинание и одним взмахом палочки чинит свой порванный лифчик. В голове проскакивает досадливая мысль, что не придумали еще заклинания для склеивания душевных ран. Куда досадливее становится, когда с постели раздается тихий шелест. Мертон замирает, одев блузку лишь наполовину, понимая, что план уйти незамеченной провалился. Мимоходом прикусывает кончик пальца и быстрым движением заправляет за ухо прядь волос. Набирает в легкие побольше воздуха, чтобы сказать то, что собралась.
Не поворачивается, стараясь избежать зрительного контакта, но запинается, так и не начав, когда чувствует дыхание за спиной. Сдержаться тяжелее, чем она думала. Ей нужно еще время - смириться, принять и выставить ментальные щиты, а сейчас ощущения еще слишком свежи. Приходится прикрыть глаза и вздохнуть опять, чтобы вернуть мысль в голову.

- Что было в Блэкпуле...

Голос звучит достаточно уверенно, но горло вдруг сковывает, словно тисками, заставляя сглотнуть, прежде, чем продолжить.

+1

31

Все, что было в Блэкпуле...
...было невероятно...
Рассветное небо, увиденное Майлзом за секунду до сна, было нежно-розового цвета. Ни облачка, словно ветром с залива сдуло все, позволяя солнцу вступить в свои абсолютные права пораньше, на радость всем жаворонкам. Вряд ли бы природа пошла на поводу у двоих заблудившихся душ, решивших вдруг, что они нашли в друг друге нечто большее, чем могли себе даже представить. Снов Блетчли не видел абсолютно точно, но нейроны мозга, получившие такой отчаянный заряд энергии, отправляли сигналы в различные мышцы, будто бы  проверяли, жив вообще еще владелец тела или уже нет, помер от счастья.
Дернутся кончики пальцев - ощутят под собой мягкость девичьей ароматной кожи. Дернется кисть - и вот он уже, кажется, прижимает ее покрепче, дернется посильнее рука - как ложится поверх его предплечья ладонь Адель, словно успокаивая. Инстинктивно, даже в полусне, в который они оба провалились за несколько секунд, но они касаются друг друга, будто не верят до конца, что это все произошло. Это какой-то фантастический танец, движений которого они оба не знают, но интуитивно повторяют друг за другом абсолютно верные шаги.
Все, что было в Блэкпуле...
...должно было закончиться...
Счастье выдает тебя теплом и лихорадкой. Привычно холодные ладони сейчас пылают, будто жар с открытой печи схватил. Щеки покрыты алым, как при высокой температуре, губы обметало от рваных и таких жадных поцелуев. Майлз не может вспомнить, когда в последний раз он спал настолько крепко, что даже не изменил положение своего тела. Но ни одна мышца не затекла, ни грамма похмелья он не ощущает в своем организме, будто весь алкоголь сгорел в том пламени, что разгорелся между ними этой ночь. Он делает глубокий вдох и осознает, чуть запоздало, что его дыханию ничто не мешает, нет на груди его никого, но отчаянно не хочется открывать глаза и понять, что она все-таки ушла. Будто бы в детстве, пока не открыл глаза, не увидел правду - этого нет. Майлз поворачивается на живот. Ладонь его скользит по той части простыни, где лежала блондинка. Постель еще хранит ее тепло. Парень сжимает пальцы в кулак и легко, будто от досады, ударяет по матрасу, но через мгновение слышит в комнате шорох. На лице его появляется не улыбка, а какая-то гримаса отчаянной боли. Он понимает, что придется прощаться. Здесь и сейчас ему придется признать все случившееся ошибкой, поклясться самому себе, что никогда больше подобное не повториться, сгниет в этой комнате, обитой нелепыми обоями, вместе с ковром с разлитым бренди, вместе с погасшими в тишине ночи вскриками, молчаливыми признаниями тел, воспаленными мыслями, коим суждено остыть в рассветной прохладе.
Все, что было в Блэкпуле...
...никак не вписывается в привычный ритм их жизней...
Понимая, что Ада все еще здесь, Майлз никак не может заставить себя подняться из постели. И дело здесь не в каком-то смущении. Нет его. Больше того, он все еще хочет видеть ее обнаженной, хотя для этого, кажется, ему достаточно просто глаза закрыть. Блетчли просто пытается заставить себя остудить голову и начать мыслить рационально. Возвращаться обратно в Дандлок нельзя. Вряд ли их новые друзья уже оставили надежду найти парочку слишком любознательных ребятишек. Но у Майлза в голове рождается четкий план: его престарелая тетушка, разумеется, надавит на отца со скоростью света, тот организует им пару порт-ключей прямиком к домам. Но все это сейчас кажется таким мелочным и ничтожным по сравнению с пережитым ураганом чувств. Парень разлепляет губы, словно с трудом, делает хриплый, как это обычно бывает после крепкого сна, вдох, но ничего не говорит. Только облизывает губы, проверяя будто, остался ли на них еще ее вкус. Хочется сказать, что он теперь с ним навечно, но нет. Рассеялся, как рассеивается утренний туман над Темзой, легкой дымкой, прячущейся под самыми низкими и сырыми мостиками, подальше от чужих глаз. Майлз свешивает ноги с постели, понимая, что вся его одежда осталась на полу с противоположной стороны кровати. Поднимаясь, он ловит себя на мысли, что стеснения и неловкости какой-то по-прежнему нет. Разве что Ада так и стоит к нему спиной. Замерла, как лань во время гона. Конечно, она, как и он сам сейчас, одержима лишь одной мыслью, как теперь вернуться к прежней жизни, законсервировав произошедшее ночью в самую темную банку с самой тугой крышкой, которую ни одним заклятием не открыть.
В несколько шагов Блетчли добирается до своей одежды, натягивает брюки, набрасывает абсолютно несвежую рубашку, чуть морщась и не спеша застегивать манжеты. Он встает прямо за спиной у Ады, делает пару глубоких вдохов, будто проверяя себя самого на прочность.
Тест не пройден.
Все, что было в Блэкпуле...
Раздается ее тихий голос, обрывающийся посреди фразы, будто и ей не достает сил просто развернуться и уйти. Руки Майлза обвивают ее талию, касаясь открытой кожи живота. Никаких крепких объятий, он касается ее осторожно, будто бабочку диковинную, которую вот-вот отпустишь прочь, подальше от испепеляющего огня. Но не в силах удержаться, слизеринец склоняется к изгибу девичьей шеи и целует невесомо, словно одним дыханием.
Не нужны лишние разговоры, непреложные обеты или угрозы со взаимными подколами. Только Майлз пока не понимает, как теперь вообще разобраться в разорванной своей душе, когда минувшей ночью туда еще и шаровая молния ударила.
- Останется в Блэкпуле, - вторит он буквально в том же ритме, что и секунду назад говорила она.
Они оба знают, что так и будет. Ровно в тот миг, когда будет разорвано последнее прикосновение.

Отредактировано Miles Bletchley (09.05.22 06:57)

+1


Вы здесь » Drink Butterbeer! » Pensieve » 18.07.96. What will happen, will happen