the good place
Сообщений 1 страница 20 из 27
Поделиться217.12.23 21:19
пушек уже трое (я, руби марш, рори паркин) и мы собираемся все-таки завоевать мир, чтобы рону уизли было за кого болеть
а еще по админским связям у нас будет скоро огненный квест
впрочем если вы не хотите приходить в пушки это тоже ничего, приходите в другие квиддичные команды, будем бить друг друга
дисклеймер имена лица характеры не являются официальными или обязательными
в пушках обязательно быть только помотанным жизнью неудачником который верит в охана это семья и что однажды мы выиграем кубок (возможно вот прям скоро в квесте, если кубы соизволят)
Отредактировано Owl (05.02.24 22:13)
Поделиться327.12.23 20:05
ХЭШТЕГ НУЖНЫЕ ТИПАЖИ | |
|
|
|
|
мы в гражданском | |
|
|
Поделиться409.01.24 23:49
SIOBHAN LYNCH
30+- лет; полукровна; помощник в ночлежке, целитель; близкая подруга, правая рука и соавтор ночлежки "у белби"
alyona mikhailova only
[indent] Белби так и не узнает историю обращения Шивон - когда они встречаются, она всеми силами цепляется за ускользающую нормальность собственной жизни, враз перечёркнутую её новым социальным статусом - из целителя больницы им. Святого Мунго Линч превращается в партию, святая становится грешницей: она первая приходит к Белби и предлагает ему себя в качестве подопытной в новом многообещающем эксперименте. Она готова на всё, чтобы перестать быть оборотнем; жажда жизни и любовь к их спасению перевешивает отчаяние от нежелания жить в шкуре зверя (будь их чуть меньше, она без сожалений бы убила себя). Белби без раздумий соглашается, ещё не зная тогда, что это станет началом многолетней дружбы. [indent] После - эксперименты и побочные: она сама зашивает собственные раны и помогает варить противоядия для других, забывая о собственной душевной и физической боли - после увольнения ей отчаянно хочется быть нужной, и Дамокл - единственный, кто готов ей предложить и это. Они мало общаются на личные темы - Шивон блокирует все попытки проникнуть в её прошлое, отрезает своё "до", как будто этого никогда не было. Белби знает, что она училась на Рейвенкло и была блестящей в Травологии, но ничего о её семье: даже о её Дне Рождении Белби узнаёт случайно, но с этого дня каждый год не забывает устраивать ей что-то особенное. [indent] Он проникается любовью к ней незаметно - её услужливость и уверенная забота, мобилизующаяся в самые тяжёлые моменты уверенность и профессионализм во врачевании помогают не сдаваться и ему; поддерживая друг друга, держа в балансе две чаши весов. Именно Шивон становится первым волком, на котором срабатывает Аконитовое зелье. Тень Шивон незримо присутствует на церемонии вручения Дамоклу Белби Ордена Мерлина за это открытие. Она перерезает ленточку при открытии ночлежки и становится там управляющей, ведь число тех, кому нужна помощь, продолжает увеличиваться. [indent] Мне очень нужна волчица с внешностью Алёны Михайловой, поэтому её ни на кого не разрешу менять, остальные детали, включая имя, обговариваемы; это заявка на дружбу, никакой романтики не подразумевается - подчеркну на всякий случай, но Белби будет всячески способствовать устройству её личной жизни, это факт! Приходи за деталями в личку, очень жду, обещаю место в личных эпизодах, сюжете и моём сердечке. |
ПРИМЕР ПОСТА
[indent] идея рождается в сознании назойливой мухой; она ползает по периферии, сообщаясь с повседневными делами и мыслями, никогда не давая забыть о себе. луна кормится новым днём, разрастаясь, дамокл смотрит на небо в поисках подсказки, правда и справедливость заводят нужные шестерёнки в его голове, муха жужжит, потирая передние лапки - от слов к действиям, от попытки к успеху, так начиналось любое великое дело.
[indent] так заканчивалась идея и начиналась практика - долгая и неудобная часть, неучтённые промахи и досадные ошибки, зарубки на чьей-то жизни и коже, белби всегда со страхом ждёт эту часть. он много времени проводит в бумагах - мудрость и вековая пыль, не выветривающаяся из ноздрей до конца оседают в нём тяжким грузом, незнакомые языки, переводить с которых приходится многие дни и ночи, жалят двойными смыслами и скрытыми контекстами, понять которые в одиночку сложно. он и не пытается всё сделать один; постоянно пишет о'флаэрти, оставшемуся в лондоне выполнять повседневные заказы, пока белби носится по шотландским архивам, зарабатывая непроходящий насморк и стаптывая каблуки когда-то удобных ботинок. в записках ему дамокл никогда не говорит о том, что задумал - эта тайна живёт с ним, и даже произнести такое вслух - всё равно что спугнуть удачу, а она ему очень нужна.
[indent] он много читает и много пробует - но больше работает в стол, как настоящий кабинетный учёный; ещё со времен, когда он впервые прочёл в запретной секции о свойствах аконита (волчья отрава), мысль начала укореняться и зудеть временами, а после путешествия по балканам оформилась в действие. он начал искать - его или её, с которым обязательно должно получиться. дорога привела его даже в министерство, где после сбора десятков бумаг и подписей, заполнения трёх формуляров и оплаты пошлины ему выдали краткий, небрежно написанный на корешке старой папки список зарегистрированных оборотней, с каждым из которых он потерпел неудачу.
[indent] [indent] с каждым, кроме.[indent] - я уверен, что аконит может убить волка, - просто говорит он при первой же встрече, глядя люпину прямо в глаза, и тут же исправляется, заметив тень ужаса в его глазах. - в смысле... эээ... вам ничего грозить не будет. но ваш... волк, да, вот он... станет поспокойнее. в идеале вообще - пуф! - белби делает в воздухе движение руками, как маггловский фокусник на детском празднике, визуализируя потенциальное исчезновение люпиновской звериной сущности. - как-то так.
[indent] белби очень много знает об оборотнях - но вот так, за диалогом, с деловым предложением, встречается с ними впервые, и люпин ему ужасающе интересен; едва сдерживается, чтобы не потрогать его, чтобы измерить температуру, нацедить в пробирку немного венозной крови, проверить пульс. однажды он видел парочку оборотней - вне полной луны, разумеется - во время одной из своих прогулок по запретному лесу в школе (в той самой, где он едва не попался в приготовленный для кого-то силок и только подаренный мамой на Рождество вредноскоп спас его от участи быть съеденным какой-то магической или не очень тварью), и даже те показались добросердечному белби нуждающимся в его, дамокла, защите и спасении от участи изгнанников без собственной вины и помимо собственной воли. что уж говорить о юном люпине, состраданием к которому сердце белби наполнилось при первом же разговоре.
[indent] у ремуса нет и не было ни одной причины доверять дамоклу, чужаку, от которого пахнет больше неприятностями и непредсказуемостью (знаменитое волчье чутьё должно было проинформировать люпина об этом), пола мантии которого ещё слегка дымится после неудачного эксперимента (заметив это, белби смущенно растирает её мыском ботинка).
[indent] у дамокла не было ни единого шанса его убедить - только показать. рассказать. убедить попробовать хотя бы раз (белби умалчивает, что этот раз может быть единственным). он быстро считывает отчаяние и желание ремуса ему поверить (потому что ничего другого не остаётся), и белби малодушно этим отчанием пользуется, успокаивая совесть ещё более тщательной работой и изнуряя себя бесконечными перепроверками доз и долей по старым книгам.
[indent] уверенность белби базируется на чутье, интуиции, природном даре; зелья - то единственное, где он чувствует твердую почву; нога не скользит перед потенциальными неудачами, он доверяет своей руке и палочке, как продолжению себя самого. он сжимает в руке свою часть портала - старый носовой платок с вышитыми инициалами д. б., принадлежащий не то ему, не до брату - кто их разберёт. второй такой же у ремуса - белби сверяется с карманными часами, чтобы убедиться, что сейчас самое время переместиться на остров.
[indent] тот встречает его солёными брызгами и промозлым ветром, привычным для северного моря; хижина на холме, с которого можно обозревать долину, размазанной серой кляксой выписана на фоне вечереющего неба. белби решает дождаться люпина здесь, приседает на покрытый лишайником неровный камень, вслушивает в буйство окружающих природных звуков. ещё одна стихия, с которой ему предстоит столкнуться.
[indent] люпин присоединяется к нему скоро - белби приветствует его кивком, помешкав, протягивает руку для рукопожатия. с той первой встречи прошло немало времени, чтобы формальности были отброшены, важные слова сказаны, а жесты стали привычными. жестом же он приглашает ремусу присоединиться к нему - в нитке горизонта вода кажется почти чёрной, водная рябь звенит, и эти декорации идеально подходят для непростой беседы и непростого дела, которое им предстоит. дамокл откашливается:
[indent] - я знаю, что мы это обсуждали не один раз, - он непроизвольно сжимает кулаки, уговаривая себя продолжать. не останавливаться. - но я должен спросить. ты уверен? - белби делает маленькую паузу, но поспешно добавляет, не давая ремусу ответить. - луна взойдёт завтра. что бы там ни было... я никуда не уйду.
[indent] [indent] не останавливаться.
Поделиться502.02.24 16:04
MR. SHAFIQ
40-ish; PB; ДЕНЕЖНЫЙ МЕШОК OF YOUR CHOICE; EX-FIANCÉ
OSCAR ISAAC
Говард Кнолл красавец, и это свойство его с младенчества отличает. Жизнь мистера Шафика с младых ногтей – цикл счастливых, но до оскомины скучных предсказаний. У него по праву рождения есть абсолютно в с ё, хоть ты сверяй по списку судьбоносного бинго: Деньги? Есть. В жизни мистера Шафика есть всё, кроме самого главного – азарта и страсти. Все желания исполняются ещё до того, как он успевает по-настоящему чего-то захотеть, пари никогда не проигрываются, женщины никогда не уходят сами, ну, кроме одной, да и та зачумлённая. Ан-дро-ме-да. Мать повторяла ему, что Блэки – хорошая партия, лучшая из тех, что сейчас они могут найти для него на брачном рынке. Мистер Шафик считает, что любая партия одинаково выигрышна, если чистота крови не оставляет сомнений, а что до любви – мистер Шафик любит качественные вещи, без выбраковки и изъянов. С остальным можно стерпеться, можно не замечать. До официальной помолвки и знакомства с молодой невестой меньше месяца, когда дом Блэков облаком накрывает скандал. Мать причитает об отвратительном воспитании, мистер Шафик же в очередной раз поражается собственной удачливости, но где-то в сознании занозой остаётся удивление. Ему впервые предпочли кого-то другого, и это почти что ранит, если не считать того факта, что сам он не успел проявить к несостоявшейся невесте ни капли интереса. Его жизнь после этого – гедонизм и желание найти хоть что-то, что хотя бы на секунду сделает существование не таким приторно сладким. А потом его настигает чума. У чумы карие глаза и отравляющий смех. Чума носит такое же имя, как и та, что отвергла его без толики сожаления. Ан-дро-ме-да. Если бы он узнал её раньше, он бы, возможно, не переспал с ней. Если бы он узнал её раньше, он бы высмеял её выбор грязнокровки, из-за ссоры с которым она оказалась там, где он её нашёл. Узнавание пришло с утренними лучами солнца, пустой кроватью, короткой запиской, рубцом на эго и злостью. Он думал, что пережил и этот удар, удивляясь тому, какой кислой вдруг на вкус показалась жизнь, пока через несколько лет вновь не столкнулся со взглядом карих глаз и отравляющим кровь смехом. У его проклятья на руках была дочь лет шести и её волосы меняли свой цвет каждые три секунды. А мистер Шафик смотрел и вспоминал портреты из фамильной галереи. На каждом втором был маг-метаморф. Мистер Шафик сделал глубокий вдох и понял, что мир стал немного интереснее. В воздухе завис запах специй и пряностей. И последние три с половиной года он следует на острый запах, подбираясь всё ближе к его источнику. В конце концов, кто может сказать ему “нет”? ДОПОЛНИТЕЛЬНО: |
ПРИМЕР ПОСТА
1972
В уголках кровь, в уголках смех
Сдерживаем ребрами чудовищ всехАппарация для Андромеды – это всегда чувство удара куда-то в солнечное сплетение, от которого к горлу тугим комом подступает тошнота. Это звон в ушах, который через пару мгновений сменяется шумом нового места. Это мурашки по коже от разницы температур в месте, где Меды больше нет и где она уже есть.
Она закрывает глаза, в надежде унять тошноту и слабость. Пальцы крепко сжимают ручку чемодана, который, Мерлин его раздери, кажется таким тяжёлым, таким невыносимо тяжёлым, словно Меда в нём унесла всю свою жизнь из дома.
В общем-то так и есть.
От этих мыслей тошнота только усиливается, Меда дышит глубоко и часто, заставляя себя всю подобраться, расправить плечи, пересилить собственное тело волей – для слабости сейчас не то время, не то место.
Меда наконец-то открывает глаза, позволяя взгляду скользнуть по улице ночного Лондона, подмечая свет в окнах домов, несколько заведений (лишь одно из них всё ещё работает в такой час), спешащих по своим делам прохожих. Кто-то обходит её, застывшую на тротуаре с чемоданом, с недовольным ворчанием – Меда лишь провожает незнакомца взглядом.
Адрес Теда известен ей наизусть – это тот же адрес, который она старательно выводила на конвертах писем, куда отправляла дурацкие открытки и подарочные свёртки.
Она знает адрес, смотрит на номер дома, но колени дрожат, да она вся трясётся как осиновый лист – сделать шаг ей почему-то невыносимо страшно.
Но вернуться в родительский дом ей ещё страшнее. Поэтому она на негнущихся ногах идёт вперёд, поднимается по обшарпанной лестнице вверх, мимо стен с облупившейся краской, дурацкими росписями и надписями-шрамами, пересчитывая номера квартир.
Квартира Теда последняя в доме, подпирает обветшалую крышу и Меде кажется, что если она постучит – дверь упадёт прямо на неё. И всё же она рискует – стук маленького кулака больше похож на то, как в двери скребётся кот. Она прислушивается настороженно, с губ слетает напряжённый нервный смешок, больше похожий на хрип.
С чего она вообще взяла, что Тед дома?
Она стучится ещё раз – чуть сильнее и громче, устало уткнувшись в рассохшуюся древесину лбом. И вздрагивает, когда чужие шаги за дверью по ощущениям рикошетят ей прямо в голову.
Меда узнаёт Теда ещё даже не увидев – по сонному вздоху, неразборчивому бормотанию. Пальцы наконец-то разжимаются, отпуская ручку чемодана, позволяя ему с глухим стуком упасть на пол.
Ей кажется, ноги всё ещё дрожат, когда она делает шаг за порог – ныряя под крепкие руки, обнимая Теда и утыкаясь лицом в его грудь. Она всё думала, что скажет ему, когда придёт, как поздоровается, а в итоге только дышит тяжело и часто, словно вот-вот заплачет, но слёзы никак не идут. Вместо них приходит какой-то дикий кислородный голод – она не может надышаться Тедом, ей кажется что если он вот сейчас отстранится, оттолкнёт её – она сдохнет на этом самом пороге.
А теперь, когда Тед рядом, умирать ей совсем не хочется.
_______________________________________________________________________________
1973
Ты темная вода под тобою мили
Будто бы в тебе все солнца утопилиЕсли бы кто-то сказал ей, что между её домом с Тедом и родительским домом будет что-то общее, она бы ни за что не поверила. И тем не менее вот она, общая деталь, осознание которой по ощущениям переворачивает все её внутренности, скручивая их в тугой болезненный узел.
Она стоит на пороге и ей страшно открыть дверь, потому что она не знает, что хуже – если за этой дверью её никто не ждёт или же наоборот – если ждут.
Меда делает глубокий вдох, пальцы сжимают прохладный металл и на выдохе поворачивают дверную ручку.
Прихожая встречает её неопределённостью и тишиной, давящей и тоскливой. Меда захлопывает за собой дверь и стоит несколько мгновений, прислонившись к ней спиной, привыкая к полумраку. Дом ощущается раненым зверем, как и она сама. И Андромеда не понимает, как сделать так, чтобы произошло исцеление.
А главное, нужно ли что-то делать?
С тяжёлым вздохом она отстраняется от стены и делает несколько шагов в сторону кладовой. Под её ногой что-то громко хрустит и Меда замирает, устремляя взгляд вниз.
Что-то оказывается осколками её кофейной чашки – той, что Тед ей купил где-то в одной из лавочек Хогсмида. Меда отступает и сглатывает комок в горле, одними губами произнося “Репаро” и поднимает кружку с пола, сжимает её в руке, ощущая тяжесть и прохладу керамики.
Ей требуется пара минут, чтобы всё же дойти до кладовки – коробки их с Тедом вещами так и стоят внутри, неразобранные после переезда и безымянные. Всё, на что им тогда хватило сил – подписать “Хрупкое” на части из них.
Стоило сделать такую же надпись на браке, видимо. Потому что его-то они, судя по всему, разнесли в щепки при переезде, и заклинанием починки тут не помочь.
Меда вздыхает и взмахом палочки переносит коробки в гостиной, а следом за ними и запрятанный в глубине кладовой уменьшенный чемодан. Она кладёт его рядом с собой на пол в полупустой гостиной, которая выглядит больше как поле боя, и увеличивает, раскрывая. Места в комнате остаётся не так уж много для манёвра, но Меду это не останавливает. Она тянет к себе ближнюю коробку, открывая и изучая её содержимое. Словно в насмешку на самом верху оказывается сложенное свадебное платье и у Меды белеют костяшки – так сильно она сжимает картонные стенки. Страшно хочется разрыдаться, но Меда одёргивает себя – она сама всё разрушила, сама сделала непоправимое, так какое она имеет право разводить сопли и жалеть себя? Точно не сейчас, точно не здесь.
Она закрывает коробку и отставляет в сторону. Возможно, следующая находка не заставит ей ощущать себя самым большим чудовищем на Земле.
Потому что она и без этого в курсе, кто она.
Очередная Блэк, которая своими руками разрушила самое светлое, что было в её жизни.
Разве могло быть иначе?
Поделиться605.02.24 22:14
LA FAMILIA LESTRANGE
ногти обточены под мясо. дерма зудит, набухает, пульсирует - кровит. вся простынь вымазана ярко алым, но все улики самоповреждений скрыты под накрытым покрывалом. руки - в карманы да поглубже, пальцы собраны в кулак, верхние резцы спиливают дёсны. натянутое струной тело каменеет, когда бездействие становится основной религией - так завещал старший брат, обнимая щеки ладонями. сиди тихо. я все решу, все исправлю. услышишь звук - представь, что это крик перелетных птиц. бывший колдомедик и владелец лавки древностей; в жилах вместо крови стынет чистый спирт; любитель любого рода самоуничтожений, главное из которых - упиться до невменоза; и по мне стреляли, и я упал в лужу нахуй блять так и лежал (с); после падения лорда силком вытащил брата из тотальной апатии, укрыв и его, и себя в собственной квартире на окраине лондона; с концами открестился от отца и матери; активизировал синдром спасателя; в прошлом трахал все, что движется, сейчас трахает только мозг. |
руки по локоть в крови. в крови невинных или постфактум виновных без вины. здесь нет святых, жертвенных и праведных - каждый по праву заслужил его первобытной жестокости. садизм может быть оправдан. садизм должен быть оправдан. язык иного рода незнаком - стадо по своей природе внимает только язык боли. семья - в числе этого самого стада. глава отдела магического образования; и жнец и чтец и на хуе игрец, в простонародье - бывший владелец элитного ресторана со своими скелетами в шкафах или иной деятельностью с высоты птичьего полета; эстет и педант; коллекционер живописи; после падения лорда был объявлен вместе со всей семьей в розыск, но откупился, продав ресторан, большую часть собственной коллекции и гордость вкупе с принципами. | |
молчание душит. если спросишь - никогда не скажет, не ответит, не прошепчет. всегда эта дежурная улыбка, сотканная из муляжа счастья, выдрессированной покорности и заученного закона "у меня все хорошо". ей хорошо умываться слезами, носить на шее изумруды, быть самым изысканным украшением целого дома. она - живое произведение искусства. она - венец ЕГО персональной коллекции, лучший экспонат, статуя из жемчужного мрамора и магнум опус художника эпохи ренессанса. улыбайся шире. вот так. даже если рот зашит, улыбайся словно этот жест - последний. завсегдатай благотворительных фондов, главный спонсор общества бедствующих волшебниц; после падения лорда осталась подле мужа, вынашивала план по его дискредитации и вот-вот уже была на пороге министерства, чтоб сдать его со всеми явками и паролями - опоздала, будучи пойманной танатосом за руку, - сбежала. |
в детстве мир кажется ярче. закрывая глаза, сознание рассеивает отголоски смеха, щеки рдеют от кусающего солнца, а трава под ногами чудится бархатной. со временем все это куда-то исчезает. на замену смеха приходит коцаный кашель, солнце тускнеет, трава высыхает. кто-то скажет, что это время поменялось. нет. это люди закашляли, потускнели и высохли. жизнь уродует людей. и элен невыносимо само ощущение этого уродства. прибыла в англию незадолго до падения лорда с целью познать вкус нового мира, как итог познала только вкус говна и разочарования; пыталась организовать лестрейнджам совместный побег - потерпела фиаско; владеет тремя языками: родным французским, приобретённым английским, врожденным пиздабольским; во мне сто лиц и тысяча ролей (с); вариативно - хлопает глазами и взлетает при виде рабастана, тот отвечает ей женщина, я не танцую мр3 думается, это он так флиртует ( нет ). |
тут типа должны быть какие-то пожелания, но я просто желаю собрать всю коллекцию аддикций ( семью ). при личной встрече за гаражами расскажу кто кого пиздит ( батя - спойлер - пиздит всех ), кто поехал крышей ( эт я ), кто купается в морях стокгольмского синдрома ( это мамка ), кто лучший из худших ( это баст ), а кто сидит с попкорном и наблюдает в первых рядах ( это лена полено ).
сама история в общих чертах неизменна, а вот характеры, жизнь до/после и отношения внутри этого цирка уродов - вполне. вероятно я в прошлой жизни был турком, иначе откуда у меня такой талант к торгам. короче приходите в мой дом мои двери открыты мр3 но сначала быстрый тест на совместимость: бутеры со шпротами на белом хлебе или черном??
Отредактировано Owl (05.04.24 22:30)
Поделиться708.02.24 21:42
DOROTHY ‘DORA’ RIDGEBIT
35; HB/PB; ДРАКОНОЛОГ, ФОТОГРАФ; EX-GIRLFRIEND
IRINA GORBACHEVA
У ног Доры лежит целый мир, и она загребает его большими горстями, потому что никто не сказал ей, что нельзя. Её отец, Харви Риджбит, наоборот, всю свою жизнь учил дочь, что можно, что нет невозможного – есть неизведанное и оно ожидает, пока самые смелые найдут его. Вот почему у Доры нет никакого стоп-крана в голове, есть только цели и воля их достигать одну за другой. Робину, наверное, должно льстить, что он стал одной из её целей. Возможно, Робину и льстило все те недолгие месяцы, что они были вместе. Жаль только, что он не мог ей дать того, что ей было нужно – он тоже мечтатель, но ставить собственные мечты на самое первое место, заслоняя чужие, так и не научился. Хотя Дора искренне пыталась привить любовнику и здоровый эгоизм, и мысль о том, что нельзя бесконечно ввязываться в проблемы семьи, забивая на себя. Робин всё ещё считает, что Дора – невероятная. Просто он из другого теста, просто у него помимо мечты стать драконологом – пачка обязательств и несколько сиблингов, которым он нужен. А ещё Робин не такой бесстрашный, как Дора – а потому побег из Англии в Венгрию не стал для него спасением – только лишь лимбом. Он ведь не знал, что уносит с собой все страхи и мысли о кошмаре с человеческим силуэтом. Она не знала, как помочь ему от этих кошмаров проснуться – её чудовища всегда были иного толка. Возможно, это была главная причина, по которой они расстались. Возможно, это та причина, по которой Дора вернулась за Робином следом. ДОПОЛНИТЕЛЬНО: |
ПРИМЕР ПОСТА
Никогда не тревожь того, кто лежит на дне.
Я песок, и большое море лежит на мне,
Мерно дышит во сне, таинственном и глубоком.
Как толстуха на выцветшей простыне,
С хлебной крошкой под самым бокомНе стоило возвращаться. Это же так просто, так очевидно было всем, кроме него. Даже Доре, которая убеждала его остаться, хотя у них всё и закончилось, едва начавшись.
– Ты там опять будешь так скакать перед ними всеми, грузить себя чужими проблемами, как вьючное животное мешками с дерьмо, Роб, – у Доры от бессильной злости глаза кажутся бездонно чёрными, но Робин всё равно не перестаёт складывать немногочисленные пожитки в рюкзак.
– Это не твоя проблема. Здесь у меня больше дел нет, – он придирчиво всматривается в майку, пытаясь понять, удалось ли её очистить от копоти и капель драконьей крови, – и чем бы я себя не грузил там это моё дело.
– Да ты же больше никогда не вырвешься оттуда. Они навешают на тебя все грехи, вину за любое дерьмо, что с ними происходит, а ты и рад. Ты такая тряпка, Роб, а я-то думала ты мужик.
Он знает, что ей лишь бы говорить, что в запасе у неё колючих слов – не счесть, но тем не менее он всё равно дёргается, губы поджимает, смотрит на неё исподлобья. Дора осекается и качает головой.
– Неужели они лучше, чем я?
Робин пожимает плечами и закидывает на плечо рюкзак, подходит к женщине ближе, целуя тёмную макушку на прощание.
– Они – моя семья. Я думаю я задолжал им разговор.Путь из Венгрии до Британии – это изматывающая вереница поездов, аппараций, автобусов и каминов. Робин от усталости что тот побитый жизнью чёрный спаниель – и от этого решимости переступить порог “Вишнёвого цвета” он не находит в себе сразу. Вместо этого ноги сами несут его туда, откуда он начал свой побег.
“Сомбреро от Кабрера” выглядит чуть иначе, чем он запомнил его перед уходом, и Робин хмурится, подмечая отличия. В желудок острым винтом вкручивается тревога, от которой во рту становится кисло. Робин осматривает закрытый магазин сначала сквозь витрину – на ней другая коллекция, Матео умница, вдохновения не потерял, и от этого дышать становится чуть легче.
Робин заходит в магазин как можно тише, хотя и знает, что внутри никого. Он проходит между полками, обводит глазами небольшой торговый зал и прикрывает глаза, полной грудью вдыхая родные запахи.
Удивительно, что когда он, словно одержимый, удирал отсюда налегке в таком далёком сентябре, он не подумал об одной простой вещи.
Куда бы мы не переезжали, мы забираем с собой себя. И Робин забрал больше, чем мог унести. Он забрал тоску по прикосновению к фетру, грусть по тому, как ворчат на поглаживания по голове младшие (“Мы уже не дети, Робби, фраза “личное пространство” тебе о чём-нибудь говорит?”). Он унёс в рюкзаке пару сменных вещей и удушающую вину за то, что не попрощался как следует.
На то было две причины. Одна заставила решительно переступить погод, вторая – продолжать идти и не возвращаться долгие месяцы.
Мечта стать драконологом, липкий ужас от перспективы ещё одной встречи с Лестрейнджем. По местам расставьте сами, не маленькие уже.
Робин садится на пол, опираясь спиной по прилавок, и достаёт из рюкзака запечатанную бутылку портвейна – прикупил на вокзале, чтобы отметить своё триумфальное возвращение (ну или запить им печаль, если окажется, что его и не ждут вовсе).
Он успевает сделать первый глоток из горла, когда открывается дверь. Морщится и приказывает себе дышать, но всё равно закашливается, закрывая рот локтем. Потому что портвейн крепче, чем он думал, или потому что в дверях стоит тот, которого он надеялся не увидеть больше никогда?
Подчеркните правильный ответ, большие уже.
Робин наконец-то перестаёт давиться кашлем и поднимает на Рудольфуса блестящие от слёз глаза. Рот открывается, рот закрывается – приветствия так и не находится подходящего, поэтому Робин молча делает ещё один глоток, не разрывая зрительный контакт.
Его храбрость где-то на дне бутылки – надо достать, не тонуть же бедной.
– Извините, мы знакомы? Плохо различаю людей, когда на них нет головного убора. Приложите к голове что-нибудь из образцов. Вон там, кстати, колпак вашего размера.
“То есть в Венгрии нам не дохлось, обязательно надо было сюда вернуться? Ты гений, Робин”.
Кто-то мечется, ходит, как огонек в печи,
Кто-то ищет меня, едва различим в ночи
По бейсболке, глазным белкам, фонарю и кедам.
Я лежу в тишине, кричи или не кричи.
Мои веки ни холодны и ни горячи.
И язык отчаянья мне неведом.
Поделиться811.02.24 14:04
HUNTER SCAFER as POOR DEAR VENETIA
x. Журналистка в Пророке (или не в Пророке), кузина Крауча-мл., предположительно доча одной из сестёр Крауча-ст., имя менять можно, по фамилии давайте порешаем на месте. |
Поделиться914.02.24 23:14
IAIN GLEN as MR. GOLD
werewolf capture unit; sugar daddy
у мистера золотого великолепный счёт в гринготтс. одним гоблинам известно, какими путями он его сколотил, но долли не дороги волнуют, а количество монет. у мистера золотого лишь один недостаток — живая жена, мёртвые дети. вервольфы не прощают никого. долли в кабинет к нему — как домой, с бутылочкой бренди, коробкой печенья. разливает сочувствие в фарфор, снова уходит ни с чем. а потом приходит в гости. вечером. в полнолуние. у мистера золотого самый главный секрет — не у гоблина за пазухой; в подвале. живая жена гремит цепями, волком воет, не может себя простить. долли растекается медовой угрозой, галлеоны — закрывают глаза. полная луна за разом раз звенит в карманах, но долли мало. мало. мало. — тут не хватает колечка, мой золотой. или я веду тебя к мистеру белому на допрос, или ты меня к мистеру розовому на обливиэйт. ну или плати браком за свою любовь клыкастую. |
Поделиться1009.03.24 21:38
MILES SPENSER
30; HB/PB; звезда и дива; I hate everything about you
Ncuti Gatwa (на твой выбор)
Без Майлза не обходится ни один прием, ни одна буржуйская великосветская вечеринка. Всеобщий любимец, ослепляющий чистокровных дам безупречными манерами, загадочными полуулыбками, поражающий джентльменов блестящей эрудицией и многообещающими взглядами, ошеломляющий репортеров безумными нарядами и откровенными историями. Кто вы такой, мистер Спенсер? Чего вы добиваетесь? Без Майлза не проходит ни одной масштабной вечеринки в Сохо. Здесь его знают все, здесь истории о нем передаются из уст в уста: вы знаете, что он сбежал из Скотланд-Ярда? А еще Боуи лично звал его с собой в Берлин, но он отказался. Вы слышали, на самом деле он незаконнорожденный сын Тэтчер?. Здесь он легенда. Здесь он почти король. Где ты настоящий, Майлз? Что ты здесь делаешь? Без Майлза не было бы Агаты. Он врывается в ее жизнь вихрем, говорит: брось, разрушь, создай себя заново, начни все с чистого листа, танцуй, пей, веселись, делай все, что хочешь, ты можешь себе это позволить. И Агата исполняет каждый пункт инструкции: отбрасывает прочь, навязанные идеалы, шлет негодующее семейство куда подальше, заново начинает жизнь, пропадая на вечеринках, теряя и вновь находя себя. Агата смотрит на Майлза и видит идола, которому готова поклоняться; мессию, за которым готова следовать хоть в пустыню, хоть в бездну; бога, в которого будет верить, которому будет отдавать все, что у нее есть без остатка. Не замечает пустоты, скрытой за яркими нарядами и остроумными шутками. Не замечает, как дорога, которой он идет, ведя ее за собой, сворачивает не туда. Не видит ничего, кроме иллюзии, что сотворила сама. Он растаптывает ее жизнь под Let’s Dance, уверяет: ты можешь лучше, ты хочешь больше. Он уходит, оставив пепелище и бросив напоследок: что тебе нужно, Агата? отвали от меня. WHERE DID YOU GO, MILES SPENSER? Дополнительно
|
ПРИМЕР ПОСТА
Агата за смехом прячет страх, сильнее сжимает руки, не задумываясь о том, что Руби может дышать тяжело, носом утыкается в спину, старается не двигаться, не смотреть. Падение – не иллюзия, не видение, навеянное аэрофобией (так, кажется, магглы говорят? так именуют это чувство, от которого тело становится деревянным, из-за которого по позвоночнику ледяные, липкие капли скатываются, которое глаза застилает пыльно-серой пеленой. у них ведь для всего есть название), а состояние установленное в настройках по умолчанию, переданное по наследству не то матерью, не то отцом: вечно отрицаемое, всегда лживое, никогда не относящееся к настоящей Агате.
той, что засыпает на полу гостиной, не дойдя до комнаты;
той, что спотыкается во время танца на барной стойке и падает на бармена (хеллоу, мистер!);
той, что блюет в ближайшей подворотне, размазывает тушь по щекам, тянет вверх уголки губ: «все в порядке, все хорошо»;
той, что на семейном ужине (любимые родственники старательно отводят глаза, делают вид, что ее не существует, вопрошают вполголоса «почему она здесь, почему от нее до сих пор не избавились»), вытряхивает на изгиб ладони белое, шумно вдыхает и непозволительно громко смеется;бабушка хватается за сердце, дед – за бокал; мать закатывает глаза, не прекращая размеренно пилить кусок давно остывшего жилистого стейка, отец все равно уже никогда ничего не увидит.
потому, что настоящая Агата не падает.
она летит вниз как чертов метеорит.Пальцы впиваются в протянутую ладонь: облегченно вздыхает, чувствуя под ногами пускай не почву, но хотя бы не ненавистный воздух, вакуум, до оскомины знакомое ни-че-го.
– Когда я в очередной раз соглашусь на подобное приключение, напомни мне о том, что вообще-то я ненавижу метлы. Ты, кстати, знала, что не-волшебники тоже умеют летать? Только у них более комфортные условия, знаешь.
Взбирается, цепляясь за черепицу, на козырек крыши, запрокидывает назад голову, рукой придерживая широкополую шляпу, искрящуюся неоновыми звездами: Матео так долго не хотел ее делать, утверждал, что это глупость, безвкусица, звезды – это слишком просто, но все-таки сдался; ладно, ладно, только не говори никому. Агата клялась Мерлином и Морганой, но на первой же вечеринке всем разболтала. Даже тем, кто не спрашивал.
Агата вглядывается в небо – луна похожа не то на сыр, не то на лицо ожиревшего старого гоблина, – улыбается. Пока Руби с ящиком возится, тревогу в большом глотке джина топит, жуткие мысли о том, что будет, если Робин Марш все-таки не найдется никогда, глупостями замещает, твердит себе верь в лучшее и все хорошо будет.
Какая-то неволшебница на фестивале в Гластонбери – тонкие браслеты звенят в такт музыке, – объясняет: позитивное мышление – вот, что такое настоящая магия. У Агаты от ее речей болит голова. Агата тянет Рори за рукав: пойдем, наркоманка какая-то, там коктейли, кажется, раздают, о, а вон там футболку можно купить, смотри!
–А я-то как давно, – смеется себе под нос, находя в кармане джинс мятую пачку сигарет и зажигалку. Агата на крыше салона была один раз, на крыше особняка Булстроудов – тысячу. Майлз тянул за руку, смеялся над глупыми страхами, говорил: «со мной не упадешь, не бойся, я тебя поймаю». Потом упал сам, оставив наедине с самой собой. Так же, как Робин оставил Руби. [Нет, не так же. Ничего общего нет. Разные. Слишком разные. Выдыхает дым, щурит глаза – от луны веет могильным холодом, нежеланными воспоминаниями. – Он вернется, Руби. Он никуда не денется.
Не пустые слова, не праздное утешение – приговор и пророчество.
Действительно, куда Робин Марш может исчезнуть, когда на его плечах такая ответственность. Сколь угодно беги – не убежишь. Сколь угодно отрицай – не отринешь. Сколь угодно верь в свободу – твоей не станет.
Агата слишком хорошо знает, что такое разбитые надежды, что такое несбывшиеся мечты, потому остальным приписывает схожий путь: иди по протоптанной дороге, не заблудишься, вернешься туда, откуда начинал. Агата плутает в чаще, похмельными иллюзиями себя тешит, но раз за разом лбом бьется о каменную стену.– У него другого варианта нет, – пожимает плечами, поднимается, едва балансируя на скользкой, омытой дождем черепице. – Ты верь. Я знаю.
так же, как всегда, когда перед матчем сомневаешься в своих силах и думаешь, будто промахнешься, будто не получится, так же, как на испытательных думала, никому не говоря, не показывая, будто провалишься, так же, как всегда.
Огонь зажигалки обжигает пальцы. Агата морщится.
– Сейчас, погоди… – выкидывает недокуренную сигарету, из кармана выуживает волшебную палочку, перехватывает поудобнее. – Вингардиум левиоса! – поджимает губы: лицо сосредоточенное, серьезное, будто не ракету выше, еще выше, и еще выше, поднять пытается, а оркестром на открытии Чемпионата мира по квиддичу дирижирует.
В Лютном становится светло, ярко, громко.
Агата подпрыгивает, хлопает в ладоши, на Руби смотрит радостно:– Взрываем все?
Если твой брат не примчится сюда со всех ног, увидев это, то я его не понимаю.
Поделиться1113.03.24 22:37
«MR. PINK»
33; HB; PSYCHOBLIVIATOR; WHAT WAS YOUR NAME AGAIN?
FREDDY CARTER
[chase holfelder - animal] у мистера розового красивые глаза. магия пёрышком пролетает по затылку, мистер розовый смеётся невпопад. у долли сердце не каменное — краснеет, передавая напуганного маггла в руки обливиатора. у мистера розового за душой — ни рода, ни золота, ни кабинета, ни совести, нет её. хватает стажерку сектора за руку, подводит глаза в глаза. «смотри внимательно», как под взмахом палочки пустеет взгляд простака. будто выжгли мозаики кусок, и всё — карту мира исконного не вспомнить, не собрать. у мистера розового на дне зрачков — костер инквизиции. долорес не знает в какие зеркала внимательно смотреть. а потом уже выбора нет. долорес во сне улыбается, с рассветом перекраивает расписание своё. лишь бы увидеть ещё. ещё. ещё. коллекция пустых глаз калейдоскопом вдоль ниточки памяти медленно кружится, не попадая в сердца такт. мистер розовый не замечает как будто, не мешает подглядывать, приглашает в первый ряд, впускает в свою манию, но не жизнь. сопротивляется яростно. «ты — это память твоя», под прицелом палочки такая хрупкая, по рецепторам рассыпается смехом опять. долорес так страшно страшно страшно // нравится всё это. — у тебя глаза психопата, мой милый. у мистера розового нет имени на страницах мемуаров. безликие в своей анонимности чернила — не подчиняются магии забвения; не тлеют; оставляют лазейку. приоткрытую дверь. туманная каллиграфия привязанности выходит за поля нормы, влезает под ребра, заполняет лёгкие угольной жадностью, выступает на глазах алой паутиной рецидива. «смотри внимательно», как пуст и беспечен взгляд её отца. будто вскрыли жизнь нараспашку, засветив кинопленку разбитого детства, и всё — рваные раны презрения не зашить, не загладить явкой с повинной. чары опутывают рассудок ацетатным волокном искусственной власти. у мистера розового на линиях ладони - преступная связь приглашения. долорес не замечает опасности в омуте соучастия. а потом розовые очки слетают с глаз монетами: вдребезги. «репаро» накладывает швы на трещины морали, «ревелио» обнажает синтетическую ущербность мнимой монархии разума. долорес наяву улыбается, на закате — смахивает пудровый бред с пергамента памяти. история исправляет сама себя без скальпеля магической амнезии — прицельная диктатура наточенного пера, безжалостная репрессия законопослушной психики. долорес выбирает забыть. перевернуть страницу. «ты - это имя твоё», с красной строки расцветает догмат триединства: деньги — власть — слава. барти — крауч — старший. долорес видит цель; долли больше не страшно // пока прошлое не вламывается в запертую дверь. — здравствуй, д о л о р е с. |
► в этой истории зеро любви и минус бесконечность хэппи эндов, but oh well; это история о том как встретились lawful & chaotic evil и погнали плясать друг другу психику на углях морально-этических дилемм твари мы дрожащие или справа налево имеем свои и чужие извилины; это история болезни.
► эти две стороны одной монеты зависли в воздухе, потому что у меня примерно пять[десят] вариантов причинно-по[д]следственных связей, и я отказываюсь без приглашения раскатываться тут простыней what-ifs-ов. известно одно: в долиной мечте [как и в хорошем месте] есть два стула — верховный трон министерства для неё и однушка в азкабане для него. с ∞ марта, дорогие дамы, несите детей и беременных к экранам, с вами был-есть-будет праздничный трукрайм.
► якждая секундочка безымянности приближает сего мистера к могиле, а меня — к исцелению; you've been warned.
► для местных: никаких масок, сей не_дед реагирует только на фас и профиль.
ПРИМЕР СТИХИЙНОЙ ПРОСТЫНИ
Лязг дверной ручки взводит курок; падает на плечи крестом. Приговор ясен без слов. Древний сюжет раскрывается с первым аккордом; тетрадрахмы шагов глухо ударяются вниз по коридору. Долорес считает до десяти. Верхние ноты отказа вгрызаются в сердце очевидной истиной затишья перед штормом. Два удара до двадцати. Диффузия голоса тащит её шлейфом за цепь чеканной вежливости по острым намёкам ступеней. Долорес спотыкается на тридцати. На вершине невыносимо тихо. Военное время (не)давно прошло, но вместо лавра — только тёрн. На острие минутной стрелки замирает дыханием
час расплаты за чужие грехи.
[indent]Последний спутник спокойствия терпит крушение в Тихом океане. Мешочек чая падает обратно на дно, пролетает блестящей лентой по орбите Юпитера. Нулевая ценность фамилии застывает на коже бумажным порезом. Долорес машинально прижимает палец к губам, продлевая обет молчания. Никто не обязан свидетельствовать против себя самого, но — черт / черт / черт / черт — все доводы композиции укладываются в семь ущербных нот. А-м-б-р-и-д-ж. Пыльная кровь на языке, блестящие чашки напоказ. Мелкая монета в фонтане магического братства. Где-то на скучной мозаике дна. Ещё ниже «низших существ».
[indent]Запястье щекочет рецепторы пудровым теплом, выстраивает щит из белого перца и розы на коже. Хрупкий барьер фиктивного благополучия. Чашка сама прыгает в руку — неровная ручка, облетающий контур; ручная работа, штамп Святого Освальда на дне. Две ложки перемолотой жизни. Вместо чая — кофейные разводы на костях.
[indent]Ностальгия никогда не была хорошим чувством.
[indent]Разогретый магией аромат першит в горле (не)забытым ощущением беспомощности, проводит параллели, перекрещивает руки на груди. Лучшая защита — это наблюдение. Долорес отворачивается от бумаг и темнеющего омута чашки. Ловит знакомые беззвучные сигналы грядущей расправы.
[indent]Орфорд Амбридж никогда не был хорошим отцом.
[indent]Ладонь под прикрытием острых суставов ловит кожу над ребрами в нервный капкан. Уязвленная гордость обжигает щеки эхом самой первой пощечины. Ноги врастают в паркет, отказываясь отступать. Долорес закрывает собой бестолковые отчеты, будто снова заслоняет бракованного сына от отца // а кто заслонит её? Долорес прожигает взглядом опустевшие столы интернов, словно опять ищет поддержки той магглы // абонент все зоны доступа эмпатии; был, есть и будет (пожалуйста, мерлин) гнить.
[indent]Пережатые сосуды переводят эфемерные чувства в физическую плоскость, центр окружности смещая под сердце. Стрелка радиуса пролетает по лицу, тянет уголки губ вниз. Навигатор вне зоны комфорта балансирует между нитью улыбки и тетивой инстинкта. Кофейная пена кружится, пытаясь в предсказание собраться. Долорес только одно будущее научилась просчитывать наверняка. Погрешность меньше сотой процента.
[indent]Против силы нет слов.
[indent]Только клетка. Чашка с кривыми мазками белых лепестков согревает ладонь маленькой победой. Он так старался загладить вину выжитых — выпитых — выбитых лет. Она смогла запереть его в загоне, в бараньей шкуре полуволка, навсегда; под розовыми очками декораций скотобойни не разглядеть. Он сидит и лепит себе светлую старость из белой глины, машет не метлой по мрамору скул — тряпкой по престарелым окнам; ненавистными когда-то кистями по обожжённым горшкам; заливает воспоминания перламутром, пишет нелепые письма свои: из Аппер-Фледжли в мусорный бак; до востребования.
[indent]Всё решает власть.
[indent]Под легким дуновением бурая пена собирается ошейником бодрости на стенках чашки. Заковывает горечь в тиски. Купирует признаки жизни былой. Накрывает губы фарфоровой маской намордника. Минутная стрелка выходит из комы.
Что было раньше — злая собака или цепь?
Крауч возвышается над ней кипящим отцом несчастной нации. Тем, кто старше — всегда виднее как жить, куда смотреть, о чем помнить, кого казнить. Его не запереть в доме Освальда, не подрезать сухожилия наточенной монетой, не сбежать через зелень камина. Не так страшна война, как ожоги, которые она оставляет на психике. Долорес только один урок усвоила из детства до точки с запятой. Перед тираном падать нельзя; даже на колени.
Глоток — просыпается Долли.
— Мистер Крауч, — разменивает тишину на приторную растерянность, — моя работа — объяснять населению, — то, что детям забыли набить на подкорке родители, — элементарные законы нашего с вами мира, — сшивать красными нитями вспоротый порядок вещей, — каждый день, — оберегать магическую кровь от выброса токсичных костров инквизиции; маггловскую — от инъекции правды.
Что-то расклеивается, распадается, налипает на линейку тяжелым металлом. Наточенный грифель ломается, сбиваясь с пути.
Она всё смогла себе объяснить. Кроме настоящего момента. Кроме того, что видит не на карте — на её фоне, прямо перед собой. Чашка меняется местами с отчетами, Долли в глянцевой задумчивости перебирает пергаментов край.
Что это такое? Срежиссированная проверка [Феликс кубарем скатывается вниз по лестнице, ревет над разбитой коленкой — но ни Ему, ни магии нет дела до слёз], выстрел подавленной ярости в последнего выжившего [Долорес трясущимися руками выбирает из волос разбитое стекло фоторамки — но ни ранам, ни семье Репаро не поможет], одичалая скука одинокого старика [пепел невскрытых конвертов о прощении не может просить]; что — это — такое?
— Что я не могу объяснить, так это, — перебор усилий для простой проверки на вшивость, достаточно зайти в зал сектора днём: тот еще блошиный цирк, — тот необычный факт, — для гнева нет как будто бы причин, только следствие сжатых кулаков, — что ключевой член команды ставит нам палки в колеса, — час мирной скуки всем в ДОМП только снится, отпечатываясь на подушках мечтательной дугой, — каждый день.
Чистосердечное здесь будет только негодование: отравляет улыбку, отправляет пластиковые кудри в полет. Долли качает головой, выходит из-под огня допроса, доставая палочку из рукава, атакует: карта вспыхивает десятком огней.
— Чудесный инструмент, мистер Крауч, — о покойниках либо хорошо, либо — Был чудесным. До конца октября. Я приношу мистеру Селвину post-mortem по каждому сбою на карте каждый день. Я не эксперт в отслеживающих чарах, но только за сегодня: две ложных вспышки. Случайная дошкольная магия. Мы потратили на деток целый час.
Виновная пара огней вспыхивает траурным белым; снежным комом катится вниз, разлетается помехами над полумагическими поселениями.
— Координаты утратили точность, сэр. И мы, — сводит скулы, — опоздали, — палочка соединяет три красных пятна в равносторонний треугольник, — ждали порталы, прочесывали местность, заполняли бумаги, — рука протягивает три длинных пергамента с вмятинами прошедшего дождя, — ничего необъяснимого, впрочем.
Необычно тут только появление Барти Крауча. Пустырь на карте горит алой кляксой на её [его] безупречной репутации. Долли переводит взгляд с вершины выстроенной пирамиды на него. Фиксирует компас часов над плечом. Все дороги снова ведут к нему [в дом]. Время дневного портала давно прошло. На вершине принято гриф секретности устанавливать быстро. Заранее.
— Здесь есть что-то, что вы ищете?
И здесь что-то щёлкает.
Поделиться1218.03.24 23:50
SARAH 'SALLY' SUMMERS
25-30; MB/HB; QUIDDITCH AGENT; ONE SUMMER STAND
JULIA GARNER
ALTAR OF EX-LOVERS - CHAPTER IV - SUMMER у салли саммерс, должно быть, богатая историями жизнь. но руби встречает её в перерыве между ними. в мимолетном отпуске от личных бед, семейных драм, военных переживаний. заражается теплом беспечного лета, забывает о собственных неудачах на целый сезон. у салли вся жизнь вихрем строк вокруг квиддича крутится. руби подкинутых «аистов абергавенни» с тренировки пораньше отпускает, ловко спрыгивает к салли с метлы. — занятную халтуру ты мне подбросила, саммерс. у салли лишь одно правило в пухлом блокноте агента — не надо думать, надо делать. хочешь — возьми. не хочешь — не ной. спортивным подопечным выбивает лучшие условия контракта; случайным встречным — дарит объятия с нотами мимозы и кедра на шее; упрямым неудачницам — оставляет след помады на обветренных губах. от хмурой рожи оберег. - саммерс, люди же смотрят! у салли один свободный день на неделе — и она тратит его на чистилище в абергавенни. начинает за завтраком в таверне, на первом этаже; заканчивает вишневым дымом над подушкой, на втором; крепко держит руби за руку по пути. марш водит ее по узким рядам зоомагического рынка, болтает про диковинных тварей в загонах — у салли для каждой по паре из квиддичных сводок. фвуперам фиджи подарила молодого ловца, орчхинские окками забрали ветеранов-загонщиков на границе пенсии. саммерс присылает талисманы на удачу со всего мира, марш тренируется до звона в костях. салли помогает бинтовать стертые битой ладони, а руби смеется, глядя как саммерс-младший — такой же невозмутимый как его мать — широко улыбается, навернувшись с детской метлы к её ногам. — мисс руби марш, вы выйдете за меня? салли машет перед носом руби конвертами с печатями британо-ирландской лиги, возмущается смешливым эхом детской мечты: ты могла бы в гарпиях летать. руби лишь отмахивается — сломанной метле в прутья не смотрят. салли не спорит, не мешает не_бояться выбранного будущего. конверты нетронутым сургучом на дне сумки блестят. а потом начинается осень. салли улетает пожинать плоды чемпионата мира. пушки присылают за руби сову. лето остается на стойке таверны веточкой мимозы: удачи, марш. |
► это добрая история одного светлого лета [1982] без подводных камней (не)взаимных обид и претензий; девочки хотели веселиться, девочки повеселились; однажды они встретятся вновь и это лето останется в сердечке теплой дружбой и шутками-самосмейками над бокалом мимозы.
► вне деятельности лучшей бывшей и спортагента от бога саммерс может жить свою жизнь как хочет; можно в меня чихнуть и я придумаю ~сотню вариантов как интересно вписать её в сюжетные ветки и обрасти дополнительными связями. ну и местный квиддичный балаган к её услугам тоже.
► в моей голове салли замужем/в разводе/вдова с сыной-корзиной из канона, который пытался под зельем старения закинуть своё имя в кубок огня. ну или с племянником, на худой конец. эта нетерпимость навязанных преград должна быть наследственной или саммерс не саммерс.
► джулия гарнер иконабогиня, я всё сказала.
ПРИМЕР ПОСТА
Год назад Рождество чуть не оставило род Кабрера без кирпичного наследства в центре вишневого сада. Первый сезон возвращенной веры в чудеса, первая зима в Пушках, первый Сочельник без присмотра родителей. Робби едва успевал латать трещины старого дома, не готового к шебутному веселью каникул. Руби не отставала, оставаясь на шаг впереди — «бобби-хмурые-бробби» хохотала, показывая язык с насеста метлы под потолком; «ты мне не капитан» возмущалась, отказываясь за оброненной ёлочной шляпкой спускаться вниз. Неохотно признавала поражение перед двухметровым подкреплением местного цирководца, но не сдавалась: перебираясь птичкой на подставленное Джимом плечо, наклонялась над ухом, подначивая спрятать среди хвои ветвей хоть один настоящий бладжер. Роб-любопытный-лоб, подслушав, угрожал переломом биты в трех местах.
Год спустя — как сговорились все. Рождество оседает корицей на дне чашки пустой, и дом такой же — тишиной снега укрытый; от полей террасы до перышка трубы над чердаком. Редкие гости украдкой доставляют шепот оправданий — в зеленых угольках камина, в щелкающем клюве совы, в случайной остановке на маршруте Ночного Рыцаря. Всем некогда, всем поствоенные мечты Министерства смешали из планов срочный коктейль, всем не до Рождества среди сугробов вишневых ветвей. Руби, впрочем, тоже. Перо оставляет росчерк под сердцем Гринча.
На обороте открытки под сладостью стихотворных традиций растекается чернильным контрафактом почерка: «P.S.: Ма-па, салон в порядке, дом цел, дети здоровы, зимняя коллекция - отпад. Ваш Р.». Руби оглядывает придирчиво буквы, поправляет у «Р» завиток. Как будто настоящий, на деле — подделка, с пергаментов Гринготтс впитанная в перо с середины сентября. Сова уносит фальшивую монету полуправды сквозь метель, сиплым уханьем приветствуя ушастого филина на встречной полосе.
Веточка мимозы под бантом сияет зачарованным инеем. Пергамент звенит колокольчиком извинений: снова не вышло, снова дела, до встречи в 1984, не снова, а заново — удачи, Марш! Руби обменивает увесистый сверток на шляпную коробку, вдоль летучей ленты тихо обещает: увидимся летом, Саммерс, передавай привет моему жениху.
Руби не ждёт полуночи, досрочно разворачивая желтый глянец упаковки, не смотрит в пустеющий угол упрямо. Никто не будет ставить ёлку. Это всегда делал деда Ди. После — папа Карл. Год назад — братец Робин. В этот раз — «никто, блядь, не трогает сраные деревья» — голос за завтраком ледяной коркой над лужей трещит. Матео прячет в чашке нос, бурчит неразборчиво что-то. Исчезает в салоне, не спеша обратно падать Сантой в камин. У Дженкинса на лице маска капитана перед сложным матчем, на кончике носа — вишневый джем. Руби фыркает и тает приобретенным уютом улыбки: «передай, пожалуйста, салфетку».
Блестящая бумага улетает на ковер. Руби растерянно осматривает керамического кота с поднятой правой лапкой. Щелкает ногтем по иероглифу на монетке. Гадает, какой в Киото декабрь и кого в этот раз переманивает Салли в свой блокнот. У застывшей фигурки нет ответа, и Руби касается лапки мизинцем: крохотной удаче крохотное «пять». Кот машет в ответ, передавая тёплый привет сквозь часовые пояса. Руби смеется, повторяя трюк. Спешит для очередного талисмана лучшее место найти.
Ставит его в один ряд с почетным кубком «Лиги Агаты», на алтарь каминной полки под портретом. Сверлит укоризненным взглядом безжизненный холст, скользит пальцами вдоль крохотных трофеев. Память вспыхивает проталинами счастья, но реальность вновь и вновь затягивается пепельной коркой застрявшей в лёгких осени. Самозапрещенная печаль выползает на звук тишины.
Стеклянный шар тихо звенит, встретившись с меланхолией на кончиках пальцев. Руби моргает, приподнимаясь на носочках, заглядывает в алтаря глубину. Задвинут подальше, под самую рамку — лишь бы не разбить ненароком.
Ладонь аккуратно сжимает первый оберег без печати Кабрера. Выносит под приглушенный свет ламп. Заключенное в стекло, квиддичное поле тихо белеет на дне. Руби в рукав пальцами влезает, растерянно щупает ремешки на предплечье — пусто. Руби гостиную оглядывает, прижимая шарик к груди, заглядывает под диван — палочки и след простыл. Руби на мягкие подушки взбирается, сама над собой посмеиваясь — и как давно тебе нужна ветка, Руби Леонор Марш? С осени — отзывается тень из пустого угла.
Ерунда.
Кулак рисует в воздухе петлю, снежный вихрь взмывает над игрушечным полем без всякой придури уимбурнских левиос. Флитвик бы ей не гордился. Руби, откровенно говоря, наплевать. Метель кружит фигурки над полем, угольки бладжеров тихо об биты стучат. Руби гипнотизирует крошечный кубок в круговороте снежинок. Переворачивает шарик опять. Зима за окном отражается зеркальной пургой, барабанит крупными хлопьями по стеклу.
Лай двух псов вдалеке переливается колокольчиками в рождественских санях.
Поделиться1326.03.24 22:49
JOHN DAWLISH | MUNDUNGUS FLETCHER | |||
| ||||
- эдвард два первокурсника в библиотеке очень серьезно друг другу кивают, прежде чем над ними пронесется звучный голос библиотекаря, что пора отправляться по спальням. [indent] как ты мог, тед? | хитрая ты жопа, мунди. | |||
да, я хочу перетащить весь каст медведя и что вы мне сделаете |
ПРИМЕР ПОСТА
у теда пальцы покалывает от того, что завтра доре - семь. с е м ь. каждый год он не может поверить. нет, наверно, даже каждый день. поверить в то, какие у него замечательные девочки. как меда упрямо трясет своими кудрявыми тяжелыми волосами, когда ей не нравится что-то, но она не хочет ссориться. или как нимфадора в моменты, когда хочет казаться взрослой, делает свои волосы точь-в-точь как мамины, и также упрямо трясет головой, пытаясь убедить отца, что новая кукла - это верное вложение. и он каждый раз с ними соглашается. что дополнительные смены мунго - это правильно. что плюшевый медведь не проживет без плюшевой собаки.
кукольный дом размером в половину комнаты доры покоится в глубине их шкафа, сразу за рабочими рубашками теда, спасибо магии. тед с трудом представляет, где бы они прятали это розовое монстрозие размером с нормальную конуру для собаки, если бы были магглами. а еще тед надеется, что от восторга у нимфадоры завтра будут розовые волосы.
между тем, решить проблему со взрослой и серьезной версией дочери было затруднительно. еще до рождения ребенка тед читал книги по материнству и воспитанию детей, и там упоминали про родовые травмы, постнатальную депрессию... сразу видно, что он читал маггловские книги, они подготовили его к ревущей каждые десять минут меде и первым коликам у доры, но когда трехмесячная дочь внезапно отрастила у себя разом все зубы, да еще и решила, что прикольно, если они будут острыми, как у пираньи, - вот тогда, впервые за три года семейной жизни, тонкс подумал, что все, крыша уехала. у меды тоже, кстати, была истерика, прежде чем она вспомнила, что у нее есть медицинское образование, а в магическом мире есть метаморфы.
тонкс слишком часто отвлекался на позитивную сторону заботы о семье, поэтому в в этом году он забыл, что у андромеды все также остался постнатальный синдром острой необходимости выпекания тортов. они так и не нашли его в книжках, поэтому по-другому в семье он назывался синдромом шоколадного тонкса. и вот, он пришел снова. как по часам.
тед, словно лучший шпион, все пытается проникнуть в оккупированную кухню. не то что бы в их квартире были какие-то анклавы, но примерно триста шестьдесят дней в году у меды не было никаких претензий к тому, что кухня принадлежит теду. с обострением синдома шоколадного тонкса возникали также территориальные претензии.
поэтому тонкс весь вечер старательно сидит с книгой в гостиной, не читает ни строчки, жует первую неудавшуюся версию бисквита, срезая горелые корочки и намазывая вместо них слой яблочного джема, и все ждет, когда наконец андромеда потеряет бдительность (за исключением провала с первым бисквитом, где по сути был виноват он, а точнее его руки, так ловко подхватившие миссис тонкс за талию, и его губы, так нежно успокаивающие ее приступ тревоги по поводу готовки). наконец, он провожает меду взглядом в ванную и тотчас подрывается проверять коварный бисквит.
так он и оказывается в окружении меды и ее полотенца.
- я до сих пор не могу поверить, что у тебя нет вот такого огромного пуза, - тед садится на пол прямо за медой, обнимает ее и приставляет к ее животу большую миску, в которой она замешивала тесто. они об этом не говорят, но он был бы рад еще одному ребенку. знает, что меде и первая беременность далась тяжело, но он готов снова на это все - бежать за круассанами ночью, за клубникой в феврале, массировать отекшие лодыжки, и прощаться ночью с онемевшей рукой, когда это единственное удобное для меды положение заснуть. и потом снова качать, пеленать, делать ставки на первое слово, слышать п а п а.
тед смеется и отползает слегка, чтобы увернуться от очередного удара полотенцем. вместо обвинения в домашнем насилии, он достает из нижнего ящика четыре комплекта свечей: обычные, обычные, но с цветными огоньками, фигурную цифру семь розового цвета и еще единорожек.
- в полной боевой готовности, - рапортует тонкс жене, - а еще хлопушки, гирлянды, колпаки от кабреры, скатерть с цветочным узором, куча шоколадных лягушек и целая коробка берти боббс со всеми ее любимыми вкусами, включая ушную серу.
тед заботливо целует меду в лоб и руками поворачивает ее голову к духовке:
- доставай.
ему удается убедить меду, что коржи правильного карамельного цвета. и что пропитка с добавлением бренди не навредит детям, их не съедят родители и вообще завтра от нее останется только вишневый аромат. и что крем достаточно сладкий. и что украсить торт они смогут уже завтра - последнее дается особенно сложно, но когда меда в третий раз ошибается и пишет "с дрем ножд...", ему все-таки удается ее увести в кровать.
чтобы утром выбраться раньше всех, проверить торт в холодильнике и подмазать еще крем там, где ночью было не видно, оставить недопитую кружку кофе на столе.
он возвращается в спальню тихой мышью, ставит столик с завтраком на комод и тихонько дразнит меду букетом пионов под нос. этот шпион никогда не признается, где он каждый раз их достает в конце октября.
- только не спеши выныривать из-под одеяла и бегать по потолку, что мы ничего не успеваем. я тебя не отпущу, пока ты не сьешь всю шакушку, - тонкс запирает жену в клетку столиком - и дополнительно долгим сладким поцелуем, - он сам забирается под одеяло прямо в трениках, прижимаясь поближе, - ну ладно, скостим наказание до двух третей. я тоже еще не ел.
Поделиться1429.03.24 22:43
ELIZABETH TONKS
20; магглорожденная; варит зелья в лютном; сестра
BILLIE EILISH
[indent] только не надо кричать, лилибет - [indent] зачем ты собираешь вещи, лилибет - [indent] что значит "не называй меня лилибет", лилибет - [indent] где мне тебя искать, лилибет?
ждем всей семьей, как говорится - и не только мы, у @barty crouch sr. есть нпc билли турпин в качестве твоего потенциального будущего-бывшего-настоящего (или вообще не_) бойфренда. барабанщик из лютного, бэдбой, так еще и с внешкой джесси разерфорда, ну мечта. |
ПРИМЕР ПОСТА
у теда пальцы покалывает от того, что завтра доре - семь. с е м ь. каждый год он не может поверить. нет, наверно, даже каждый день. поверить в то, какие у него замечательные девочки. как меда упрямо трясет своими кудрявыми тяжелыми волосами, когда ей не нравится что-то, но она не хочет ссориться. или как нимфадора в моменты, когда хочет казаться взрослой, делает свои волосы точь-в-точь как мамины, и также упрямо трясет головой, пытаясь убедить отца, что новая кукла - это верное вложение. и он каждый раз с ними соглашается. что дополнительные смены мунго - это правильно. что плюшевый медведь не проживет без плюшевой собаки.
кукольный дом размером в половину комнаты доры покоится в глубине их шкафа, сразу за рабочими рубашками теда, спасибо магии. тед с трудом представляет, где бы они прятали это розовое монстрозие размером с нормальную конуру для собаки, если бы были магглами. а еще тед надеется, что от восторга у нимфадоры завтра будут розовые волосы.
между тем, решить проблему со взрослой и серьезной версией дочери было затруднительно. еще до рождения ребенка тед читал книги по материнству и воспитанию детей, и там упоминали про родовые травмы, постнатальную депрессию... сразу видно, что он читал маггловские книги, они подготовили его к ревущей каждые десять минут меде и первым коликам у доры, но когда трехмесячная дочь внезапно отрастила у себя разом все зубы, да еще и решила, что прикольно, если они будут острыми, как у пираньи, - вот тогда, впервые за три года семейной жизни, тонкс подумал, что все, крыша уехала. у меды тоже, кстати, была истерика, прежде чем она вспомнила, что у нее есть медицинское образование, а в магическом мире есть метаморфы.
тонкс слишком часто отвлекался на позитивную сторону заботы о семье, поэтому в в этом году он забыл, что у андромеды все также остался постнатальный синдром острой необходимости выпекания тортов. они так и не нашли его в книжках, поэтому по-другому в семье он назывался синдромом шоколадного тонкса. и вот, он пришел снова. как по часам.
тед, словно лучший шпион, все пытается проникнуть в оккупированную кухню. не то что бы в их квартире были какие-то анклавы, но примерно триста шестьдесят дней в году у меды не было никаких претензий к тому, что кухня принадлежит теду. с обострением синдома шоколадного тонкса возникали также территориальные претензии.
поэтому тонкс весь вечер старательно сидит с книгой в гостиной, не читает ни строчки, жует первую неудавшуюся версию бисквита, срезая горелые корочки и намазывая вместо них слой яблочного джема, и все ждет, когда наконец андромеда потеряет бдительность (за исключением провала с первым бисквитом, где по сути был виноват он, а точнее его руки, так ловко подхватившие миссис тонкс за талию, и его губы, так нежно успокаивающие ее приступ тревоги по поводу готовки). наконец, он провожает меду взглядом в ванную и тотчас подрывается проверять коварный бисквит.
так он и оказывается в окружении меды и ее полотенца.
- я до сих пор не могу поверить, что у тебя нет вот такого огромного пуза, - тед садится на пол прямо за медой, обнимает ее и приставляет к ее животу большую миску, в которой она замешивала тесто. они об этом не говорят, но он был бы рад еще одному ребенку. знает, что меде и первая беременность далась тяжело, но он готов снова на это все - бежать за круассанами ночью, за клубникой в феврале, массировать отекшие лодыжки, и прощаться ночью с онемевшей рукой, когда это единственное удобное для меды положение заснуть. и потом снова качать, пеленать, делать ставки на первое слово, слышать п а п а.
тед смеется и отползает слегка, чтобы увернуться от очередного удара полотенцем. вместо обвинения в домашнем насилии, он достает из нижнего ящика четыре комплекта свечей: обычные, обычные, но с цветными огоньками, фигурную цифру семь розового цвета и еще единорожек.
- в полной боевой готовности, - рапортует тонкс жене, - а еще хлопушки, гирлянды, колпаки от кабреры, скатерть с цветочным узором, куча шоколадных лягушек и целая коробка берти боббс со всеми ее любимыми вкусами, включая ушную серу.
тед заботливо целует меду в лоб и руками поворачивает ее голову к духовке:
- доставай.
ему удается убедить меду, что коржи правильного карамельного цвета. и что пропитка с добавлением бренди не навредит детям, их не съедят родители и вообще завтра от нее останется только вишневый аромат. и что крем достаточно сладкий. и что украсить торт они смогут уже завтра - последнее дается особенно сложно, но когда меда в третий раз ошибается и пишет "с дрем ножд...", ему все-таки удается ее увести в кровать.
чтобы утром выбраться раньше всех, проверить торт в холодильнике и подмазать еще крем там, где ночью было не видно, оставить недопитую кружку кофе на столе.
он возвращается в спальню тихой мышью, ставит столик с завтраком на комод и тихонько дразнит меду букетом пионов под нос. этот шпион никогда не признается, где он каждый раз их достает в конце октября.
- только не спеши выныривать из-под одеяла и бегать по потолку, что мы ничего не успеваем. я тебя не отпущу, пока ты не сьешь всю шакушку, - тонкс запирает жену в клетку столиком - и дополнительно долгим сладким поцелуем, - он сам забирается под одеяло прямо в трениках, прижимаясь поближе, - ну ладно, скостим наказание до двух третей. я тоже еще не ел.
Поделиться1501.04.24 22:27
MILES FLINT
38 лет; чистокровен; владелец сети магазинов с товарами для квиддича «круголетка»; брат-проклятье
ben schnetzer
Доподлинно о Майлзе Флинте известно, что у него тяжёлая рука и сложный характер, глаза хищника и бесконечное желание вляпаться в историю. Он не терпит отказов и не умеет сдерживать гнев. В нём слишком много дури - так говорит отец шёпотом, чтобы не спугнуть только что успокоившуюся фурию внутри старшего сына. Ему дают возможность совершить столько ошибок, что на руках и ногах не хватит пальцев, чтобы все зафиксировать. Ему дарят уплощённое понимание реальности вместе с чистокровным статусом и первой детской метлой - весь мир принадлежит тебе. Можешь взять, что захочешь. Только с братом такой трюк не проходит - об Эрнеста ломаются ногти. Под пластинками остаются частички обиды и содранной кожи.
Его школьная жизнь - капитанский статус, единогласный рёв фамилии с серебристо-зелёных трибун, хлопок отца по лопатке ладонью, бриллиантовые слёзы умиления на глазах матери. Его взрослая жизнь - бесконечный праздник, наполненный звуками; звон льда в бокалах для виски, упавшие в кассу галлеоны, заливистый смех Маркуса, стоны любовниц, сыгравшая ставка на очередную квиддичную команду. Эрни больше [не] существует; за хорошую сумму Флинты стирают упоминание о его поимке вместе с Пожирателями Смерти из газет, вычеркивают из реестра их с Матильдой брак - Майлз командует этим процессом, как главный распорядитель, разрывая семейные узы вдавленной в сургуч печаткой. Флинты не могут позволить себе иметь даже каплю грязи на репутации. Золото слишком ярко блестит. |
он набросан мазками, потому что мне трудно говорить про него не через призму эрнеста, который столько зла и боли в жизни испытал из-за майлза. этот дядька - чудовище, абьюзер и деспот, которому чуждо всё святое; на том стою и буду стоять. внутри у него 100% тьмы и 0% драмы, он тиранит жену, сына и если бы мог, то и эрни бы тоже тиранил - но с тех пор, как тот попал в азкабан, брат для майлза хуже, чем умер. если у вас не закрыт гештальт на обаятельного монстра - врывайтесь ко мне в личку с двух ног!
на внешность допустим любой в меру большой, в меру лохматый, в меру небритый мужик, приходите с идеями и гифами, если макс не зайдёт.
пишу заглавными/строчными, 3-5к знаков, 1-2 поста в неделю. ещё у нас есть тильда @matilda flint, она же бывшая жена эрнеста и сестра жены майлза (всё расскажем, как так вышло), с хэдами на далилу - жену майлза, так что приходи и будем переплетаться всеми твоими арбузивными щупальцами всеми флинтами сразу.
и ты сразу приходишь в себя
трезвеешь накатом холодной мысли
что последний свет, который увижу я
будет вспышкой последнего выстрела[indent] Он привыкает к своему новому Лондону так, как разнашивают любимые залежавшиеся ботинки - через натёртости и пузыри мозолей, через временное неудобство и терпеливое смирение; Лютный переулок больше не кажется чем-то пугающим, зловоние перестаёт обращать на себя внимание, проеденная крысой дыра на скатерти заставляется сверху вазой с фруктами. Он привыкает: не просыпается каждую первую ночь от кошмара - лишь только вторую; не ставит на замок дополнительную защиту - демоны всё равно могут проходить сквозь стены. Ослабевшие руки по-прежнему загребают ночами воздух у односпальной кровати - два года ловят только пустоту там, где было тепло. К этому Флинт не хочет привыкать.
[indent] Тильда начинается для Эрнеста Флинта с запечатлённого во время первого урока образа - на её густых волосах, убранных в идеальную причёску, пляшут солнечные зайчики, выцеловывая свет. Так красиво, что руки тянутся к карандашу - но вместо этого перед Эрни ложится толстый учебник незнакомого языка. Он мог бы рассказать ей о красоте и гармонии так, что любое произнесённое слово станет пресным. Он мог бы проверить, как долго она может остаться неподвижной, раскрывая фарфоровые оттенки её кожи на холсте.
[indent] Вместо кисти Эрни терпеливо берётся за перо.
[indent] Утренняя попытка оживить потрет незнакомца снова терпит неудачу. Флинт встряхивает рукой с палочкой, которая не производит нужной магии - высекает лишь искру, прожигающую дыру на ковре. Никакого чуда. Завтра можно будет попытаться ещё.
[indent] Он подыгрывает самому себе в этом спектакле - нужно ведь окончательно не сойти с ума сейчас, когда всё закончилось; в мартовском воздухе свободы столько, что дыши обоими лёгкими - не закончится. Горизонтальная окрашивается в оттенки зелёного, в витринах мелькают тут и там лепреконы. Эрни кажется, что его свобода куплена за лепреконское золото - значит, и цена ей невелика; хоть и сейчас - именно сейчас - и самое свободное время его жизни. Вычерпнут оловянной ложкой из флинтовского котла, выплюнут, пережёванным, из Азкабана. В Лютном лишних вопросов не задают - на остальные не отвечает сам.
[indent] Флинт останавливается на пересечении пяти дорог у витрины "Пророка", выхватывает обложку нового тиража глазами. Новость о том, что Крауч баллотируется в министры, ещё больше замораживает дремлющее внутри горе. Он не верит ни в какую справедливость - и передовица газеты перевивает надежду траурной лентой, пронзает будущее смолью и порохом. Эрни знает, что есть силы, которые верят, что сложившийся порядок можно изменить - но сейчас у него нет даже воображаемого образа будущего, которое могло бы подтолкнуть его со всеми на демонстрацию. Сведённое спазмом горло отказывается поддерживать маленькую необъявленную войну настоящего. Он ещё раз мельком рассматривает угрюмое лицо Барти Крауча на обложке - в изрезанных морщинами чертах ему видится Инферно Данте.
[indent] В качестве оружия против её неверия у него только искренность - во всех оттенках, которые Матильда не может увидеть, но способна почувствовать лучше всех зрячих. Эрнест накрывает её ладонь своей - движутся по полотну слитно, но кажется, что именно Тильда - ведёт; шероховатость под подушечками пальцев - для неё, мягкость тыльной стороны её руки - для Эрнеста.
[indent] Именно такую реальность Матильда для него создаёт. Именно об неё Флинт напарывается грудью.
[indent] Мостовая на Каркитте скользкая - каждый камень отпечатывается на подошве. Отросшие волосы разбирает ветер, путая чёлку. Эрни делает несколько шагов к обменнику, блуждая по старой привычке взглядам по прохожим, запоминая лица, которые мог бы заставить ожить на холсте; цепляется за соседнюю вывеску и запах свежей зелени, обычно сопровождающий все цветочные магазины. Раньше в их доме всегда были только что срезанные цветы, намечая весну в их жизни раньше календарной. За этой мыслью он проводит лишние несколько секунд перед витриной - как будто заинтересован сейчас в том, чтобы в его доме появилось ещё что-то мёртвое - пусть даже это розы. И эти несколько секунд в конечном счёте возвращают ему жизнь.
[indent] При взгляде на Тильду Эрнест ощущает, что стоит в центре песчаной бури, и вокруг все кружится и ранит его каждую секунду - мелкие камни, древесные опилки, частицы бетонированной пыли. Срезанные шипы роз и иглы лапника. Пучки космического мусора и гроздья ядерной пыли. Тиски единственной любви и брошенная на алтарь надежда.
[indent] Ему нужно сделать всего два шага внутрь, чтобы заметить её руки, слегка исцарапанные ветками; тонкий серебряный браслет на левой руке - болтается более свободно, чем раньше, того и гляди соскочит. Из деталей складывается картинка - слишком реальная для галлюцинации, только до абсурда не желающая укладываться в его представления о настоящем.
[indent] О его приходе сообщает не колокольчик над дверью, а звук кандалов, опадающих с запястий. Так Эрни кажется, по крайней мере.
Поделиться1605.04.24 22:19
CELESTINA WARBECK
67; HB; ПОП-ИКОНА; КУМИР
ESTELLE
Очередная ссора за закрытыми дверьми. Очередное единение семьи после долгих лет разлуки. Очередное горе на отдельно взятой кухне. Очередной маленький кулинарный шедевр, запеченный в духовке. В мире столько страшных вещей, мадам Уорлок. Вам ли не знать? В мире столько чудесного, мадам Уролок! Вы это видите лучше прочих. В мире столько несчастных, мадам Уорлок. Не мне вам рассказывать. В мире столько счастливых, мадам Уорлок. Каждого бы обнять, погреться о его счастье. Вы - рядом всегда. Стоит только нажать кнопку на радиоприемнике или вставить пластинку в патефон - и вы тут как тут, готовы поддержать страдающую от несчастной любви старшеклассницу или напомнить почтенной семейной паре счастливый день их свадьбы. Вы готовы оплакивать чужую боль, а готовы и веселиться до упаду на вечеринки в честь победы. Пусть не физически, но МУЗЫКА - она материальней всего на свете, если приходит в нужный момент.
Тео чуть пританцовывает. В мастерской у него всегда звучит музыка, как и в душе. Он нашел свой дом, свою семью. Он мастерит первую шляпку - совсем еще неказистую, хоть и по-своему прелестную. Он знает, что мадам Уорлок носит только лучшие шляпы на свете, она всегда одета с иголочки. Он еще ни разу не был на ее концерте, но не сомневается ничуть, что абы какую шляпку живая икона на свою голову не наденет. Настанет момент, и она войдет в их магазинчик, а Тео, сверкая улыбкой, театральным жестом, достанет лучшую шляпку по эту сторону океана и скажет: - Это подарок. Я сделал её специально для вас, мадам Уорлок. А она улыбнется ему и скажет. - Чудная шляпка. И это будет самый чудесный момент на свете. |
ПРИМЕР ПОСТА
Часы в спальной мальчишек-первокурсников в башне Ровены Рейвенкло неуклонно отмеряли время.
Тик-так. Тик-так. Тик-так.Когда два месяца назад Смит отмечал свой день рождения и задувал свечи на торте (разумеется, черничном), он загадал не возвращаться в приют, потому что загадывать найти семью было слишком обидно, заранее зная, что желание не сбудется.
Сейчас до каникул оставались считанные недели, а чуда, несмотря на то, что стены этого места дышали волшебством, не произошло, а это означало только одно: Смита ждали угрюмые обои, скрипящая сетка кровати, коробка с цветными карандашами и пугающее одиночество, ведь ему давным-давно дали понять, что в том мире ему места нет. Жестоко было заставлять его туда возвращаться, особенно после того, как он нашел уголок, где его странности не то, чтобы были обыденностью, но по крайней мере не оставляли его за бортом жизни, снова и снова.
Тик-так. Тик-так. Тик-так.
С каждым отсчётом бессердечной секундной стрелки, он становился все ближе к моменту, когда нужно будет собрать вещи, сесть в поезд и уехать прочь из сказочной Шотландии, где жили феи, единороги и чудеса, в грязный и серый Лондон, где жили крысы, голуби и насмешки. Из места, где, когда станет одиноко, достаточно просто одернуть полог кровати и спустится по винтовой лестнице в гостиную, где всегда найдешь партнера для игры в волшебные шахматы, а если не найдешь, то сможешь поговорить хоть с портретом, хоть с призраком, туда, где даже в окружении сверстников твои игры в лучшем случае сочтут очередным чудачеством, а в худшем - снова засунут в шкаф.
В мире, где нельзя оживлять нарисованных тобой разноцветных кошек, нельзя оставаться собой.
Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Толку грустить и гипнотизировать стрелки? Одноклассники, вот, проводят последние деньки перед экзаменами кто во что горазд - кто-то готовится к сдачи зелий, а кто-то забил на все и играет в кусачее фрисби или плюй-камни на зеленой лужайке - один Смит сидит в спальне и дуется на часы, словно часы виноваты в том, что всего лишь делают своё дело.
Осознание приходит внезапно. Смит резко вскакивает с кровати, натягивает разноцветные носки - он спешит, каждая секунда на счету, нет времени искать одноцветную пару. Застегивает на все пуговицы свой ярко-бирюзовый камзол с орлом на спине (первое, что Смит сшил, когда научился зачаровывать иголки и нитки) и, перепрыгивая через ступеньки, направился прочь из башни. И чего это он сам себя в ней заточил? Он же совсем не принцесса. В сказочном мире ему должна была отводиться другая роль. Какая - пока неизвестно, но уж точно не принцессы, ведь у принцесс всегда была злая мачеха, а у Смита не было даже мачехи. А это, как ни крути, уже огромный плюс.
Экзамены, кажется, особо волнуют только пятикурсников и семикурсников, ибо все остальные, кажется, на улице: кто-то на Озере, кто-то на площадке для квиддича, а кто-то расположился прямо на лужайке у замка. Смит улыбается и идет, куда глаза глядят, а глядят они на лес. Вот он проходит мимо тыквенных грядок, которые в миг его прибытия сюда украшали гигантские сказочные тыквы, а сейчас - маленькие зеленые листики. Вот остается позади класс для занятий по Уходу за волшебными существами... А вот - огромная одуванчиковая поляна, яркая, желтая и прекрасная. Как раз на границе дозволенной школьникам территории.
Смит садится прямо посреди одуванчиков - только его ярко-синяя шляпа с зеленым пером возвышается над желтой гладью одуванчикового поля.
Он вдыхает их запах и совсем не думает о том, что часы в спальной ни на мгновение не замедлили свой бессердечный отсчет.
Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Поделиться1708.04.24 21:14
XENOPHILIUS LOVEGOOD
23; PB or HB; ВЛАДЕЛЕЦ И ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР "ПРИДИРЫ"; БЛИЗКИЕ ДРУЗЬЯ, КУМОВЬЯ, СОБРАТЬЯ ПО РАЗУМУ И ПОСТОЯННЫЕ ПОКУПАТЕЛИ ДРУГ У ДРУГА
lucas lynggaard tønnesen
|
ПРИМЕР ПОСТА
Все так носятся с этими СОВ, словно от того, что они с ними носятся их результаты станут лучше.
Матео, вот, на счет СОВ совершенно не переживал.
Он еще на первом уроке Прорицаний в этом году прочитал по чайным лепесткам, что завалит Историю Магии. Затем воробьиная косточка ему поведала, что на Уходе его укусит наргл, а Венера в Меркурии в день сдачи Астрономии будет мешать Тео сосредоточиться и он не сможет найти Марс на звездных картах, но это было уже совершенно не так очевидно, непреклонно и незыблемо, как чайные листики.
Предсказания — вещь неточная и если жить, опираясь лишь на них, то можно и с ума сойти. Однако, чему быть — тому не миновать, и всеобщая паника, подогреваемая учителями, которые каждый урок злобно пучили глаза (словно от их пученья ученики вдруг станут более способными), Тео несколько раздражала. Учеба — учебой, но никто не отменял и других, не менее важных, занятий. Например, постановку школьным театральным кружком к Хэллоуину первого акта "Питера Пэна". Тео (помимо экспериментальной роли Динь-Динь) взял на себя обязанность смастерить всей труппе сценические шляпки, иначе какая может быть Викторианская Англия без аутентичных шляпок?
И, разумеется, внеурочное задание Профессора Травологии за полторы недели до Дня Всех Святых, было совершенно некстати. Чего ему эти любистоки и ядовитые тентакулы? У него не подобраны розы и фетр, а шляпа с Веселым Роджером для капитана Крюка даже не начата.
Бубубу, мистер Тео, это очень важное задание, бубубу. Я доверяю вам и мисс Блишвик и жду от вас больших результатов, бубубу.
Тео очень воспитанный, не какой-нибудь там Гриффиндорец.
Потому показывает профессору язык и куксит лицо только когда она отворачивается.
И Хоуп обещает, что придет."Буду вскоре после ужина," — говорит он вслух.
"Только вот доделаю шляпку для Венди... надо придумать чары, чтобы заставить розу оставаться яркой все выступление, чтобы её алый цвет был виден с дальних рядов," — заканчивает он про себя.Тео считал себя очень ответственным. И добросовестным.
Но уж точно не пунктуальным.
Поэтому ВСКОРЕ после ужина наступило ровно через два с половиной часа и одну чудесную шляпку с зачарованной розой.Только за эту розу ему должны были поставить все "П" в мире по Травологии.
Но Мир Не Спаведлив.Обнаружив одноклассницу у Теплицы, Тео как ни в чем не бывало, улыбнулся и приподнял шляпу.
— Прости меня, чуть припозднился. У нас просто постановка, ну и у меня тут аврал. А тут еще это задание... ну сама понимаешь, вообще некстати. Я бы вообще не пришел, но не хочу портить тебе оценки, так что давай расправимся по-быстрому. Что там от нас хотела профессор? Я её не слушал. Голова другим занята, понимаешь ли.
Он улыбается совершенно беспечно.
Ну что там за задание может быть? Прополоть грядки? Делов на пять минут — зашел и вышел. Простое ремесло.
А вот в спальной, на манекене, его возвращения ждет настоящее ИСКУССТВО.
Поделиться1811.04.24 22:04
MILLICENT BAGNOLD
35-45; ЧИСТОКРОВНА; КАНДИДАТКА В МИНИСТРЫ, ГЛАВА ОТДЕЛА ММС; МНОГОУВАЖАЕМОЕ НАЧАЛЬСТВО
REBECCA FERGUSON
« У Миллисент стать романского священника — чёрный ворот под горло, изломанная Герника ключиц и запястий. Лицо без возраста и одежда без пола — в своей «женскости» она видела только недостаток, мешающий добиться власти в мире мужчин в чёрных мантиях. Всю жизнь Милли лепит себя по подобию рельефов на горе Рашмор, чтоб в зените карьеры развернуться на 180° — выточенная импрессионистскими мазками железная леди кажется не конкурентоспособной на фоне других кандидатов. Мужчины в чёрных мантиях довели страну до войны и Милли убеждают трансформировать свой имидж, используя «женскость» как преимущество. Она коммодифицирует боль от потери единственного сына в политические очки, водружая на голову лавровый венец не героя, но мученика. Обществу нужно обещание ренессанса и она станет в позу Богоматери, если это приблизит её ко власти ». » чистокровна по происхождению, но в браке не была так избирательна. Не испытывает неприязни к маггл-борнам, но в глубине души считает, что селективное скрещивание предков сделало её качественно лучше других. » воздерживается от ультра-радикальных мувов и обещаний, публично апеллируя к большинствам, но кулуарно не забывая и о привилегированных меньшинствах, стараясь склонить их на свою сторону обещаниями сохранения достатка и старой-доброй социальной стратификации. » сторонница дипломатии, интриг и тонкой двойной игры. Террор и агрессия ПСов — слишком толстые и грубые методы, чтобы Бэгнольд могла проникнуться этим движем, хотя идеологически некоторые постулаты ТЛ были ей близки. » политик до мозга костей. Её мнение и её political agenda это две принципиально разные вещи. Скажет, что угодно, если это будет выгодно, но никогда не ляпнет то, что думает не в той комнате. » лично наняла Барти-младшего своим помощником. Крауч видит в этой работе окно для личных возможностей, вполне искренне уважая её ум и лидерские качества, но не возводит Бэгнольд в культ личности (плавали, обжигались, мы теперь индивидуалисты). Для Миллисент сын основного конкурента в её штабе тоже win-win situation, так что буду рад построить между ними осмысленный коннект, интриговать, сублимировать на тему потерянных родственников и размышлять о философских материях за партией в шашки |
ПРИМЕР ПОСТА
выкорми ворона, и он выклюет тебе глаза
[indent] Чувства замирают в плену метафизики. Пустота не чёрная и не белая [его злость расходится по ней рябью гравитационных волн, самообман искривляет идеальное пространство]. В Барти нет ни любви, ни ненависти к отцу — он приучил себя не чувствовать «ничего». Что бы это ни значило. Законы трансфигурации не вдаются в такие подробности. «Ничто» есть новая форма того, что было «чем-то» или обесточенное вместилище для того, что больше не активно? Сплетения сердечных мышц образуют квантовый вакуум. Гейзенберг пускает пулю ему в лоб. Магглы считают, что «ничто» рождает вселенные. Что «ничто» есть источник «всего».
[indent] Когда его спросили, убьёт ли он своего отца, Барти-младший ответил «да». Он искренне верил, что сможет. Его machiavellian personality была впечатана в код ДНК, от Каспара к Барти-старшему вдоль по линиям их родословной. Разве предки осудят его за силу характера? За то, что в решающий час сделал необходимое? Ужасное, но последнее, что оставалось?
[indent] — Авада... — слово клеится к нёбу. Язык вдруг кажется слишком тяжёлым. Барти зачем-то думает, что мать будет первой, кто найдёт тело. Даже если ему удастся обойти защитные чары и выбраться — аврорам не составит труда понять, что здесь произошло. Это убьёт её быстрее болезни.
[indent] Почему он не защищается? Было бы проще, если бы между ними завязалась дуэль. Убей или будь убит. Никакого времени на раздумья, никаких сомнений и сантиментов. Сатурн сожрёт своего сына или сын низвергнет отца в Тартар? Честное, почти благородное решение проблемы — победа сильнейшего. Ситуация pollice verso. Большой палец медленно опускается вниз.
[indent] В нём появляется «что-то», что отличается от «ничего». Травинка посреди песчаного пляжа. Квадрат жёлтого света в профиле заброшенного дома. Вспышка на солнце. Барти смотрит отцу в глаза. Всё это лишь провокация. Его покорная готовность сдаться — обман, чтобы выжить. Так паук чувствует жертву, ступившую на его паутину. Сначала рывок [ощущение возможности борьбы], потом отчаяние и ужас.
[indent] «Что-то» это враг. Назойливая блоха. Ленточный червь в мозгу. Паразит всегда является осложняющим фактором.
[indent] В его голове слишком много имён и дат, паролей, локаций, координат. Барти всего себя посвятил делу Тёмного Лорда, он знал слишком много, чтобы попасться. Что если авроры уже в пути и этот разговор тет-а-тет лишь вежливая прелюдия? Его мозг вывернут наизнанку, соскабливая слой за слоем будто чистят кожуру с яблока, пока огонёк сознания не потухнет окончательно. Сломать можно любого. Барти не может позволить себе эти «если». Все переменные надо исключить из уравнения. Он сделает это ради них всех. Ради матери. Ради Тёмного Лорда. Он сделает это ради Барти Крауча... старшего.
[indent] Перед ним петля. Но он наденет её себе сам как нить дорого жемчуга.
[indent] — Диффиндо, — всё происходит за несколько секунд. Палочка, ранее направленная на отца, дёргается в сторону стола — разрезает пустой бокал на острые осколки. Это будет больно. Смерть от колотой раны — не особенно весело, но, по крайней мере, это быстро [если знать где резать]. Ещё час назад Барти и близко не мыслил о смерти, он смирился с неизбежностью такого исхода за считанные секунды, как смиряются только сумасшедшие, святые, либо одержимые.
[indent] Ещё секунда и осколок в его ладони. Чары раскроили материю идеально острым надрезом. На туфли-оксфорды коньячного цвета упали две капли крови. В похожих он был на своём выпускном из Хогвартса. Золотой мальчик с золотыми волосами и идеальными отметками. 12 СОВ по всем предметам — впервые в истории школы. Казалось, даже отец в тот день улыбнулся.
[indent] Барти-младший тоже улыбается, когда вонзает осколок себе в шею. Пол под его блестящими туфлями трескается.
[indent] Совсем скоро «что-то» снова станет «ничем».
Поделиться1914.04.24 14:47
LONGBOTTOMS
АЛИСА ЛОНГБОТТОМ31 - это что еще за кружок самодеятельности? | ФРЭНК ЛОНГБОТТОМ37 - ф р э н с и с |
алиса улыбается редко. алиса мало говорит. у алисы слишком живые глаза для этого. она смотрит прямо, в лоб, как пуля, и все сразу понимают, что она хотела сказать. алиса — аристократка до кончиков волос: большие глаза, аккуратный носик, длинные пальцы. алиса — боец до мозга костей: прямой взгляд и выверенные, отточенные движения. она не сжимает палочку в своих тонких пальцах, она держит ее мягко, но посылает обездвиживающее в спину с поражающей безжалостностью. алиса идет наперекор семье, после школы отправляясь в аврорат. она гнет свою линию, не сдаваясь под натиском угроз и увещеваний родственников, заканчивая стажировку одной из лучших. она идет по карьерной лестнице, не оборачиваясь ни на кого. фрэнк и не может. |
захэдено: что алиса из чистокровной до пожирательства семьи. захэдено: что алиса закончила слизерин. захэдено: что у алисы своя сеть информаторов в лютном переулке. захэдено: что фрэнк вроде бы плюшевый мишка, но у него железобетонный стержень своих принципов, которые он никогда не предаст. захэдено: что фрэнк получит пиздячек за участие в ордене, нам нужно только определить их масштаб и степень разрушения. захэдено: что своим примером лонгботтомы заставляют верить в большую и светлую любовь даже таких скептиков, как авроры. |
ПРИМЕР ПОСТА
пока что имеется только альт, но я работаю
ФИГУРА ПЕРВАЯ: ДРАМАТИЧНАЯ
что характерно, буксы горели.
ощущение было не ново, но от этого не менее неприятно. а следовательно, требовало хоть какого-то решения. и именно тут-то и крылась главная заковырка. водки дома отродясь не было, санька его работала как таможня, изымая всю контрабанду. а бражки на расстоянии дома по всем направлениям не водилось в принципе. по той же причине: шура ввела запрет на самогон. и не приведи бог попасться ей под горячую руку!но врагу не сдается наш гордый "варяг". потому что плох тот солдат, что в минуты трудностей отступает, а не думает как их решить. да, враг был силен, но и он не пальцем деланный. он когда на войне был, еще не такое проворачивал. вот хотя бы... вдова исвятская! что через улицу живет. дико жалостливая баба! как лешка, муж ейный, с войны не вернулся, так что глаза на мокром месте. да и дело такое, деликатное, сообщить он должен. все же не про чужого человека, а племянника двоюродно родимого.
хотя грех, конечно, такое говорить, но с принятым решением и жить оно как-то полегче становилось. и ноги бодрее по задним дворам, от калитки до калитки, несли. неровно, правда, но целенаправленно. так сказать, в гору! да и папироска во рту дымила очень уж бойко. а какой огород был у исвятской! огурчики все как на подбор, помидорчики подвязаны. хотя у сани его тоже огород не хуже. а может и лучше. не такой порядок, дак хоть разнообразие! и под уклон все удобнее ходит. но какие огурцы! любо-дорого смотреть!
настил двора оказался ему высок. это наблюдение расстроило. зато найденная рядом лестница, вычисленная многолетним опытом проживания в деревне, быстро поправила дело. вдова обнаружилась, что неудивительно, рядом с домом, акурат напротив лестницы, по которой не столь ровным, но решительным шагом поднимался дмитрий, изобразив на лице искренне испытываемую скорбь.
- горькую весть принес я в твой дом, дарья! саня, племянник твой с ленькой, что василин сын, за порохом ездил. на лодке, да. утречком. вот что-то не уследили они там. не то порох лежалый, не то другая зараза кака. вот оно как. а санька и закурить решил… одна спичка — чик. и все.и тут дарья как заголосит! он моргает пару раз, чтобы уши разложило, но помогает это мало. усвятская-то все воет и воет. уже и руки на груди сложила, уже и глаза закатила. а чего реветь-то? ну оглушило парня, ну делов-то. это митя ей и сообщает.
- теперь, небось, так и останется глухим на одно ухо.
какой эффект это произвело! вдова тут же реветь перестала. но на митю посмотрела как-то недобро. потом плюнула и пошла куда-то в дом. он осторожно, бочком подошел к крыльцу, ведомый надеждой и опытным алкогольным жалом, которое ясно говорило, что есть вести себя правильно, что-то да перепадет. не то люли, не то выпивка.
сегодня повезло.
дарья вернулась с бутылкой блаженно мутной жидкости и двумя стаканами. видимо, информация про племянника настолько ее шокировала, что все-таки вдова решила ее запить. ну а чего одной-то заливать? ну или может так обрадовалась контузии.а митя же не дурак отказываться! совсем не дурак!
да и хорошо бражка оказалась у дарья! вот хозяйка, конечно. всем хозяйкам хозяйка. и огурчики! и бражка! хотя у шуры-то огурчики тоже знатные. а малосольненькие…не стоило.
не стоило даже в мыслях поминать благоверную. потому что стоило мите выпить первый, самый расчудесный, самый прекрасный стакан, как за забором показался до боли знакомый образ. но не зря же он войну-то прошел! резко согнувшись буквой «зю», перепугав до икоты несчастную дарью, он самым профессиональным разведческим методом метнулся в огород, в самые заросли. серый пиджак конечно не зеленая военная форма, которая и прикроет, и согреет, но выбирать не приходилось. приходилось прокладывать дорогу через грядки с тыквой и кабачками, пока не уперся прямо козырьком прямо в забор. осторожно разогнувшись и обозрев перспективу, выяснилось, что между спасительной калиткой и митей росли те самы е огурцы, который еще так недавно он восхвалял. посверлив овощи осуждающим взглядом, дмитрий мстительно сорвал парочку, распихав их по карманам.
вдруг отстреливаться придется.
Поделиться2017.04.24 21:55
MCLAGGEN FAMILY
TIBERIUS MCLAGGEN | LYANNA MCLAGGEN |
ELSPETH MCLAGGEN | ERROL MCLAGGEN У Лиама и Эррола непростые отношения. С одной стороны Эррол — рубаха парень, теплый и открытый — старался заботиться о младшем братишке (кроме первых пары недель того в Хогвартсе, когда шляпа определила Лиама в Хаффлафф и ты жутко на него за это обиделся, пока не получил нагоняя от сестры) и в целом семья для Эррола — превыше всего. С другой стороны, детские воспоминания о том, как между папой и мамой пробежала кошка после появления в доме Лиама, а так же его странности и загадочная ссора с отцом заставляют тебя относиться к брату настороженно. Лиам отвечает тебе потерянным взглядом, вопросами невпопад и таким виноватым видом, что так и хочется взять и... то ли обнять и плакать, то ли навешать пиздюлей. Но когда случилась война, ты, как и отец, понял, что семья — главное. Ты переживал за Лиама и считал, что его отъезд в Болгарию — к лучшему. А когда война кончилась, ты, несомненно, обрадовался... но о чем говорить с братом? Тебя охватывает странное чувство вины. А еще тебе интересно почему Лиам поругался с отцом и почему Элспет молчит, хотя все знает. Ты догадываешься, что дело в том смугленьком парнишке из Египта, но мыслишь узко или просто не можешь допустит мысли о том, что твой брат... |
ПРИМЕР ПОСТА
Лиам.
Всё, что было между нами, было чудесной ошибкой.
Эта неделя в заточении, которую мы провели в "Изумрудной Роще", по милости твоей сестры, это только доказала: ничего не изменить.
Я не смог найти сил достойно попрощаться с тобой тогда, не нахожу и сейчас. Прости.
Зря я поцеловал тебя тогда.
Найди девушку.
Будь счастлив.Адам.
Это письмо, старательно забытое, сложенное вдвое, лежало между страниц тома сказок старой Англии под авторством Джона Толкина. Спроси Лиама, почему он не избавился от него сразу - как следовало бы избавиться от ножа, в очередной раз ударившего точно в сердце, он бы не смог ответить. Болезненно пережив окончательную точку, Лиам оставил письмо между страниц со сказками о кузнеце из Большого Вуттона и фермере Джайлзе из Хэма, которые читал тогда, чтобы, как обычно, отвлечься от жестокой реальности, а когда через неделю ему предложили работу на Драконьем острове, он бросил книгу со страшным письмом внутри в багаж, совсем забыв, что оно внутри и стоило бы его сжечь.
Сейчас, готовясь к вечернему визиту своего нового друга - совершенно точно друга, в этом Лиам даже не сомневался, после случившегося с Джульеттой - шотландец отложил книгу "Волшебных сказок" в стопку, которую готовил для Джея, на самый её верх, а письмо теперь, словно боггарт, таилось внутри. А Лиам и думать об этом забыл, он готовился к встрече.
Пустить кого-то в свою квартирку было большим испытанием. Лиам не позволял сюда заглядывать даже домовику, который был приставлен к общежитию на Драконьем острове. Это было его убежище чем-то напоминающее ту-самую комнатку, что осталась в далеком замке на вершине башни. Здесь пахло морем, травами, перьями и - совсем немного - книжной пылью. Здесь всегда было темно - Лиам открывал шторы только поздно вечером, когда за окном загорался холодным огнем Млечный Путь и Шорох - филин Лиама - просился на ночную охоту. Лиам жил на самом верхнем этаже, окна были точно на Северное Море, а внизу были скалы. На стенах не было ни фотографий, ни плакатов с любимыми музыкальными группами или командами по квиддичу, на полках лежали ракушки и странные камни, а так же стояли книги, магические (в основном, по магозоологии) вперемешку с маггловскими. Кровать была застелена клетчатым шотландским пледом, а с единственной колдографии, стоявшая в самом углу рабочего стола, смотрело семейство МакЛаггенов - суровый отец, лучистый улыбчивый брат, нежная, обнявшая Лиама за плечи, сестра, и сам Лиам - маленький, лопоухий, взъерошенный, в мантии первокурсника. А на фоне дымил из трубы "Хогвартс Экспресс". Отец грустно улыбался, смотря в камеру, брат то и дело трепал младшего за волосы, а сестра крепко обнимала и никогда не разминала объятий.
Стопка с книжками для Джея лежала точно на этом столе.
Сам же Лиам возился на маленькой кухоньке. Он решил испечь шотландское шоколадно-имбирное печенье, но, кажется, немного перестарался и сейчас рассеянно водил над духовкой палочкой, пытаясь разогнать запах гари и выбрать из угольков на подносе хоть что-то относительно уцелевшее, чтобы угостить Джея.
Что удивительно, Лиам почти не волновался. Он теперь знал, что Джей - часть его стаи.