атмосферный хогвартс микроскопические посты
Здесь наливают сливочное пиво а еще выдают лимонные дольки

Drink Butterbeer!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Drink Butterbeer! » Pensieve » 04.04.96. hand in hand Together


04.04.96. hand in hand Together

Сообщений 1 страница 13 из 13

1

https://i.ibb.co/D5bTcCq/00001.jpg

Alicia Spinnet & Roger Davies
4 апреля 1996 года
Больничное крыло. Хогвартс.

Если упадёшь, я подхвачу.
Но ты, пожалуйста, не падай.
Я больше видеть не хочу
Как ты подобно листопаду
И головой и сердцем вниз.
А мне - беспомощно смотреть.
Хочу, чтоб ты летела ввысь
И мне с тобой лететь.

Это не твоя первая травма. Это я не впервые волнуюсь. Но что-то в этот раз точно в первый раз.

[nick]Roger Davies[/nick][status]over and over i fall for you[/status][icon]https://i.ibb.co/2SG4P6Q/37.jpg[/icon][pers]<b><a href="https://drinkbutterbeer.rusff.me/viewtopic.php?id=867#p83508" target="_blank">Роджер Дэвис</a></b>, 18 лет <br />Рейвенкло, 7 курс <br />Капитан и охотник сборной факультета по квиддичу[/pers] [info][/info]

Отредактировано Roger Davies (05.11.20 14:17)

+1

2

Погода этим вечером была совсем не апрельская — со вчерашнего дня небо закрывали черные грозовые тучи, дул порывистый холодный ветер, от которого флажки на квиддичных трибунах развевались так сильно, что казалось, будто они оторвутся и улетят, то и дело срывались тяжелые дождевые капли, наполняя воздух запахом влажной пыли и травы. В такой вечер сидеть бы в факультетской гостиной, да греть руки у камина, наслаждаясь перестуком этих капель по стеклу, но приближался конец сезона, а забронировать поле для тренировки становилось все сложнее: капитаны всех четырех команд очень хотели выиграть кубок, потому старались изо всех сих, и очередь была расписана на две недели вперед, поэтому выбора не было, отыграть нужно сегодня. Более того, ситуация осложнялась еще и тем, что частенько тренировки были совместные — на одной половине тренировалась одна команда, на другой — вторая, и почти всегда это переходило в импровизированные матчи. Так еще Джордан повадился их комментировать, и ученики приходили посидеть на трибунах. Пожалуй, за все годы Алисии в школе хогвартский квиддич еще не был таким популярным, а борьба — такой напряженной. Они ведь в самом деле даже на тренировках играли так, будто решалась судьба по меньшей мере, Кубка Европы, что не всегда было хорошо, потому что ловцы тоже старались и порой ловили снитч слишком быстро. Приходилось останавливать игру, и выпускать золотой мячик снова, раз за разом… а сколько стычек бывало на поле, сколько драк и словесных перепалок, что в конечном итоге им едва не запретили тренироваться, пока на поле не будет присутствовать хотя бы одна староста. К счастью, это всех урезонило и стало поспокойнее.

Мало того, что сегодняшняя тренировка была со Слизерином, так еще и через двадцать минут от ее начала хлынул настоящий ливень, порывы ветра стали еще сильнее, и Алисию то и дело сносило в сторону, а мокрый скользкий квоффл не только постоянно выскальзывал из рук, так еще и не всегда было видно, как он летит сквозь стену воды. Те указания, что выкрикивала со своей метлы Анджелина, иногда было совсем не разобрать, зато почему-то насмешки слизеринцев звучали так отчетливо, будто они телепатически передавались прямо в мозг. Игра Слоупера с Кёрком закономерно превратилась из просто посредственной в совершенно ужасную, и Алисия дважды в последний момент уворачивалась от летящих на нее бладжеров, а Кэти вообще врезалась в трибуну, пытаясь спастись от преследующего ее черного мяча. По мнению Алисии — тренировка вообще проходила из рук вон плохо, но Джонсон это не останавливало. «Мы должны играть в любую погоду», говорила она. «И в дождь, и в снег, и в ветер, как настоящие профессионалы», говорила она. Похоже, все капитаны Гриффиндора были слеплены из одного теста. Интересно, и Чарли тоже был таким?

Вообще-то, Алисии очень долго везло. Она редко оказывалась в Больничном крыле, и в основном — это были какие-то мелочи, из-за которых ей даже не приходилось оставаться там на ночь. То предплечье сломает и уйдет в гостиную с повязкой и обещанием ничего не делать с ней хоть до завтрака; то запястье вывихнет, подавая какой-то особый пас другим охотницам; то просто всякие ушибы от бладжеров или царапины на лице от прутьев метлы соперника… похоже, пришло время расплатиться за это сполна. Гриффиндорка даже особо не поняла, что случилось — она увидела рядом какое-то движение, решила, что к ней несется очередной, никем незамеченный бладжер, и сделала рывок в сторону — но слишком поздно. Мяч задел ее руку, Алисия попыталась удержаться на метле, но мокрое полированное дерево и сильный ветер ей в этом совсем не помогали, поэтому руки соскользнули, метла накренилась, и… в общем, что было дальше девушка уже не очень помнила. Похоже, она была не очень-то и «профессионалом», разве что в деле столкновения в землей.

Первое, что она услышала, когда пришла в себя — это гневные реплики мадам Помфри. Что-то очень типичное вроде «опять этот ваш квиддич людей калечит», «в такую погоду летают только сумасшедшие» и «а ну взяли палочки и убрали за собой эту грязь». В нестройном шуме голосов Алисия расслышала резкие ответы Анджелины, а спустя несколько мгновений подруга и сама оказалась рядом.

- Это Крэбб, - сходу заявила она, присаживаясь на краешек ближайшего стула; за ее спиной маячила Кэти и очень виноватого вида Слоупер, который вообще отвечал у них за атаку и был ни при чем. Присмотревшись, Алисия поняла, что капитан еще даже не переоделась из алой спортивной мантии, а значит, времени от тренировки прошло не так и много. Ее собственная мантия, заляпанная грязью по самый воротник, висела на спинке стула Анджелины. - Он у них по бладжерам лупит, я видела, как он в тебя целился.
- Ничего себе, это меня бладжером так..? - поинтересовалась Алисия - раз она в Больничном крыле, значит, случилось нечто довольно серьезное. Еще бы знать, что именно.
- Это тебя ветром и дождем так, - ответила Джонсон — это только кажется, или в ее голосе и правда слышатся виноватые интонации? - После бладжера не удержалась на метле. Упала метров с шести.
- Ничего такого не помню, - пожаловалась Алисия и попыталась приподняться на локтях, но острый приступ сильной боли во всем левом боку заставил ее приглушенно вскрикнуть и опустить голову обратно на подушку. - А где…
- Кто? Дэвис? - переспросила Анджелина даже без привычного раздражения в голосе, которое вечно сопровождало эту фамилию. Глядишь, скоро и вовсе начнет называть его по имени. - Он тебя сюда сам и принес - от самого поля на руках тащил. Видела бы ты его лицо. Мы все, конечно, немного перетрусили, но…
- Ах ты ж черт, - простонала Алисия, прикрывая глаза. После уроков, когда она пошла на поле, а Роджер в библиотеку, они договорились, что он подойдет к концу тренировки — перед ужином прогуляться к озеру. Потом, конечно, пошел этот чертов дождь, и Алисия подумала, что никаких прогулок сегодня уж точно не предвидится, а значит и на поле-то Роджеру приходить незачем. А он, значит, все же пришел… как раз для того, чтобы увидеть, как она падает с метлы. Ей самой тогда было очень страшно, потому что земли даже с такой относительно небольшой высоты не было видно, а что испытал он, гриффиндорка не могла даже представить. Хорошо, что она не видела его лицо, потому что забыть его она бы наверняка уже не сумела. Почему так получается, что она из раза в раз становится причиной его переживаний и постоянно причиняет ему боль? Почему не развеивает его печали, а становится их причиной? Хороша девушка. - Черт!
- Он просил передать, что обязательно вернутся, - добавила Анджелина. - Думаю, просто хочет дождаться, пока мы уберемся отсюда. Небось, боится при мне с тобой целоваться.
- Он просто уважает твои чувства...

- Прекратите шуметь! - гневно произнесла мадам Помфри, втискиваясь между Анджелиной и кроватью Алисии. В ее руках были какие-то скляночки с зельями и огромная бутылка «Костероста», от вида которого девушка внутренне содрогнулась. Ой, нет, только не это, ну пожалуйста. - Вы сломали ключицу и три ребра! Скажите спасибо, что не голову. А теперь вы все, выметайтесь отсюда, - велела она гриффиндорским игрокам, и для пущей убедительности замахала на них руками. Немного побурчав, ребята засобирались и поспешили на выход, а Анджелина напоследок пообещала после ужина принести из спальни учебники по завтрашним предметам. А ведь завтра Зельеварение, с тоской подумала Алисия. Ох как непросто будет наверстать пропущенный урок. И есть охота, она собиралась поужинать после тренировки, а теперь из-за всех этим дурацких лекарств ее точно до утра оставят голодной.

- А ты, - Помфри ткнула «Костеростом» в Алисию, - ближайшее время никакого квиддича не увидишь! Подумать только, вы и в торнадо, и в наводнение играть будете, - сердито приговаривала она, расставляя на тумбочке флаконы с эликсирами. Алисия благоразумно молчала, потому что спорить с мадам Помфри, когда она ругается на квиддич, было делом гиблым и опасным. Сама, наверное, никогда не играла, вот ничего и не понимает. - Тренировка у них. Конец сезона у них.
- С метлой-то моей хоть все в порядке? - осторожно поинтересовалась гриффиндорка, потому что задать этот вопрос друзьям не успела.
- А что с ней станется, - проворчала волшебница, - это ж не она с высоты третьего этажа упала. Отдали ее мадам Хуч. Вот, выпей, - она подсунула Алисии маленький пузырек с зеленоватым содержимым и сильным запахом розмарина и перечной мяты. - Будет болеть не так сильно.
- Да все нормально, - отважно заявила Алисия, но после коротких раздумий все же сделала небольшой глоток — было бы здорово, если б зелье побыстрее подействовало. Пожалуй, так больно ей в жизни еще не было. - И «Костерост» тоже для меня, мадам?
- А ты как хотела, дорогуша? Вот, трети стакана будет достаточно. Может, в следующий раз хоть немного начнешь думать головой, когда стоит садиться на метлу, а когда нет.

Алисия проводила унылым взглядом медсестру, которая, оставив стакан на тумбочке, скрылась в своем кабинете, и принялась гипнотизировать взглядом дверь. Она очень сильно хотела увидеть Роджера, но с другой стороны — надеялась, что он вернется уже тогда, когда на ее лице уже не будет гримасы боли.
[icon]https://i.ibb.co/2SG4P6Q/37.jpg[/icon][status]девочка, которая ждала[/status][nick]Alicia Spinnet[/nick][pers]<b><a href="https://harrypotter.fandom.com/wiki/Alicia_Spinnet" target="_blank">Алисия Спиннет</a></b>, 18 лет[/pers][info]Гриффиндор, 7 курс <br />Охотница сборной факультета по квиддичу<br />Член ОД[/info]

Отредактировано Alicia Spinnet (16.04.21 00:01)

+2

3

[nick]Roger Davies[/nick][status]over and over i fall for you[/status][icon]https://i.ibb.co/2SG4P6Q/37.jpg[/icon][pers]<b><a href="https://drinkbutterbeer.rusff.me/viewtopic.php?id=867#p83508" target="_blank">Роджер Дэвис</a></b>, 18 лет <br />Рейвенкло, 7 курс <br />Капитан и охотник сборной факультета по квиддичу[/pers] [info][/info]

Ты научила меня летать, а я видел как ты падала.

С памятного взыскания назначенного Амбридж на Астрономической башне прошло три недели, но Роджер до сих пор вспоминал  мгновения неожиданной близости со странным трепетом и дрожью в теле.  Вопреки его опасениям Алисия  с удивительной  лёгкостью отозвалась на его поцелуи и ласки. Это пьянило крепче огневиски.  И Дэвис жаждал новых прикосновений будто от этого зависела его жизнь. Иногда казалось, что всё это ему померещилось. Будущие наказания проходили в бессменной компании школьного завхоза, а под конец недели инспекторская жаба выкинула очередной финт ушами — декрет запрещавший разнополым студентам приближаться друг к другу ближе 8 дюймов. Смеху наделал этот декрет по-началу. Ребята сами ходили с линейками и шутливо тыкали друг другу в бок, но веселье быстро закончилось, когда стало ясно, что декрет конечно маразматичный, но подкреплённый властью. И наказание за нарушение оказалось нешуточным. Ко всему прочему, мало горя, что Филч ходил по школе довольный как напившийся кровью вампир, так ещё Инспекционная Дружина — это сборище недалёких и жестоких слизеринских студентов — принялась патрулировать коридоры и с  особой тщательностью следили за исполнением именно последнего декрета. Что, собственно ничуть не удивительно, с ними рядом по своей воле так вообще бы никто не стоял, вот и бесятся. Наделала сумятицы эта бумага в школе. Раздражался и влюблённый Дэвис. Как это больше не целовать Алисию, прижимая к себе, перед тем как расстаться у гриффиндорской башни? Как это больше не сжимать её ладонь в своей встречая в холле перед завтраков? Как не обнимать её за талию  со смыслом  - моя - в школьных коридорах, что- то весело  шепча ей в ухо, от чего она  заливалась искренним смехом и очаровательно краснела от его горячего дыхания? До этого декрета Роджеру всего этого было мало, а теперь когда их лишили этих приятных и уже привычных мгновений, он чувствовал будто его обокрали. И теперь уже Роджер и Алисия выкрадывали у жизни моменты близости, там где их никто не мог побеспокоить. Было чувство, что они дети ослушавшиеся родителей и стремившиеся скрыть своё непослушание. Словно шаг назад. И тогдашний трепет и жар возникший между ними, казался как из другой жизни и вообще не с ними. Даром что, он помнил Алисию разгорячённую и потерянную там, на Астрономической башне и это воспоминание среди прочих обжигало изнутри живота.

Прошло три недели, как в их лексиконе появилось новое слово «свидание», которое отчего-то веселило Спиннет. Хотя в реалиях режима Амбридж это действительно было смешно. Только Дэвису могло так повезти, что первое, как он сказал, нормальное свидание у них состоялось после провозглашения идиотского декрета. Пожалуй, так же потрясающе ему «везло»  на матче с Гриффиндором, под конец которого  Рейвенкло всё-таки одержали победу.
Алисия подшучивала над ним спрашивая, когда там у них новое свидание в библиотеке и можно ли считать за свидание урок Истории Магии  и про то, как жутко романтично было давить слизь флоббер-червя на свидании на уроке Зельеварения. Она издевалась и Роджер кривился на эти замечания. В чём-то она всё равно была права, в Хогвартсе стало всё сложнее не только оставаться наедине, но даже находить на это время. Подготовка к приближающимся экзаменам и финальным матчам съедали великанскую долю времени и Дэвис с большим упорством не только старался выбить для команды квиддичное поле, но с таким же рвением  стремился урвать часок, чтобы провести его с Алисией.

Вот и сегодня. Они договорились встретиться после  тренировки гриффиндорской команды, на которой Роджер не смог присутствовать, потому что профессор Снейп был недоволен результатом прошлого урока и назначил рейвенкловцу штрафное эссе. А ведь и без него Роджеру не светило лечь раньше полуночи.  Назло мрачному зельевару семикурсник  довольно успешно и в скорости справился с работой, но радость его была недолгой. Подернутый серой дымкой воздух за окном был полон  щедрым, апрельским ещё холодным дождём. Его принёс северный ветер. Прогулка к озеру им с Алисией не светила. Хотя зная её, Роджер мог с уверенностью сказать, что водная стихия в такую непогоду ей тоже была по душе. Просто не после тренировки. В конце концов, то недолгое время до ужина  всё равно будет в их распоряжении.

Роджер не любил играть в непогоду, но относился к этому как к вынужденной и неизбежной реальности. В конце концов, даже самим жарким летом небо подёргивает чёрными тучами и оно разрывается от раскатов грома, слепит молниями и разрешается обильным дождём. А иногда краткосрочным градом, таким удивительным, в середине июля. Так что же говорить про апрель?! Сын холодного зимнего месяца, Роджер любил тепло и солнечный свет, любил лето, особенно с тех пор как поступил в Хогвартс, потому что лето становилось тем временем бесконечной радости, которое можно провести с лучшим другом. С ней. И так волнительно думать, что после экзаменов в его жизни может наступить бескрайнее «лето», когда им вовсе не придётся расставаться. 

Пребывая в этих радостных раздумьях, Дэвис приближался к квиддичному полю. Бушующая стихия не трогала его, ведь дойти до седьмого курса и не научиться уберечься от дождя это ещё надо постараться. Где-то там впереди надрывался усиленный магией голос Ли Джордана, который больше не вызывал в душе желчной злобы. Рейвенкловец даже нашёл в себе силы на прямой разговор с гриффиндорцем, короткий, но искренний, оставивший после себя надежду на дальнейшее приятельство.

- Ловкий пас на Спиннет, и она рвётся к воротам, - восклицает комментатор. Роджер улыбается. Она была там. И как всегда рвалась к победе. Упорства ей было не занимать.  Он подошёл,  пытаясь разглядеть как Алисия уворачивается от очередного бладжера, о котором возвестил Ли. Дэвису захотелось шарахнуть заклинанием по загонщикам  в зелёной форме. Охотница дёрнулась в сторону. Она здорово летала. Даже блестяще чем сам Роджер, гены не обманешь, что называется. Это было в её крови.

А потом начался кошмар.

Все прекрасно знали, что о негуманности слизеринских загонщиков. Дэвис не увидел. Он почувствовал. И лишь потом заметил как она  не удержавшись, скользнула вниз. Мир качнулся, опрокинув рейвенкловского капитана в холодную черноту.  Он услышал чей-то глухой крик. Это не мог быть его голос. По-хозяйски растекшаяся в районе живота пропасть страха разверзлась перед ним. Ему стало дурно, а лице его застыл ужас.

Роджер бросился к Алисии. С какой-то отчаянной яростью растолкал всех, кто оказался раньше него поблизости, особенно слизеринского старосту:
- Пошёл прочь! Не смей даже прикасаться к ней, - прорычал Дэвис. Если бы взглядом можно было убить, одной смертью бы не обошлось. - А… лисия, Алисия, - позвал он. Девушка застонала.  - Тише, я здесь...

Кажется прошла целая вечность, прежде чем он донёс её до больничного крыла. Выглянувшая, на звук распахнувшейся двери, мадам Помфри что-то возмущенно воскликнула и бормотала, но он не слышал ничего, кроме стука сердца в ушах.
- Она упала. Упала, - только повторял семикурсник. - Помогите ей. Сделайте же что-нибудь, - отчаяние в  голосе отразилось от стен.  Целительница засуетилась, указала на койку, говоря что-то похожее на «ох, мальчик мой...» и «что же вы с собой творите?!». Кажется она похвалила его за то, что он зафиксировал положение девушки, но была недовольна тем, что не воспользовался носилками. Он смотрел как женщина освобождает девушку от насквозь мокрой и запачкавшейся мантии. Признаться, он даже не помнил, как произносил над Алисией заклинание.  Поглядел на свои руки, которые держали её. Роджера стала колотить нервная дрожь. Послышался топот шагов и гомон голосов и в больничное крыло ввалилась промокшая насквозь гриффиндорская квиддичная команда чуть ли не в полном составе. Во главе с Джонсон. Кажется, он наорал на неё на поле, когда она попыталась помочь.  Он переглянулся с девушкой, лицо ей не выражало враждебности, лишь чрезвычайное беспокойство.
-Как?… - только и спросила гриффиндорка и по растерянному загнанному взгляду рейвенкловца поняла, что он не знает.
- Если вы, ребята, не будете мне мешать, всё с вашей подругой будет хорошо. Давно говорю директору, что квиддич этот ваш до добра не доведёт, никто и не слушает и вот. И девочки туда же, калечат себя, а им матерями быть. Об этом они не думают, - продолжала возмущаться женщина, не обращая внимание на то, что Кети и Анджелина смутились на это неловкое замечание. Мадам Помфри, осмотрела Алисию, сказала  что она сильно травмирована, что ей нельзя волноваться и нужен покой.
- Джонсон, - глухо позвал Дэвис не сводя взгляда с Алисии, над которой колдовала мадам Понфри. - Присмотри за ней пока я… Я…  - его всё ещё била дрожь. - Скажи ей, что я скоро вернусь.
Анджелина проявила удивительную чуткость и, не став спорить или что-то спрашивать, кивнула с тихим «угум». Роджер быстрым шагом покинул больничное крыло. Он чувствовал  острое желание драться, кричать и вступить в бой со всеми: с Крэббом, с другим загонщиком, даже с капитаном слизеринской команды, которого он в скором времени поймал на подступах к большому залу. Между ним и Монтегю никогда не было большой дружбы, но взаимное уважение как к капитану и достойному сопернику было достаточно, чтобы держаться друг с другом несколько приятельски. Пока последний не подрядился в Инспекционную дружину, помогая министерской жабе в её безрассудстве. Слизерин всегда играл грубо, сейчас же они перешли все границы. Это ведь даже не игра — тренировка.
- Ты хоть понимаешь, что могло случиться?!... Если ты, - он ткнул пальцем в грудь Монтегю, - не можешь держать своих охламонов в узде, вообще не выпускай их на поле. А если нет, то я не посмотрю что они малолетки, у которых дурь в голове играет, - процедил Роджер сквозь зубы. - Её можно оттуда и выбить, - насквозь мокрый, с ладонями, на которых начала засыхать глина, с сумасшедшим блеском в глазах, рейвенкловец напоминал зверя готового броситься в бой.
- Ты что я угрожаешь моим ребятам?!
- Я предупреждаю.
Обменявшись парочкой ласковых слов, Монтегю заметил, что рейвенкловцу бы благодарить его надо за то, что он не станет снимать с него баллы за нарушение нового декрета, недвусмысленно намекая на то, что раненная девушка в его руках никак не соответствует требованиям восьмидюймового расстояния. Издевается. Алисия в больничном крыле, а этот издевается. Семикурсник схватил  за грудки слизеринца. Рейвенкловец взбешен,  лицо искажает злоба. Такого Роджера редко кому доводилось увидеть. Волосы прилипли ко лбу, сквозь плотно сжатые зубы прорывалось тяжёлое дыхание.
- Ты...
- Вижу, тебе захотелось проблем, Дэвис. Могу их тебе устроить.
— Я всё сказал, Монтегю, — отрезал семикурсник, но руки разжал. Грехема, должно быть, пьянила власть ему предоставленная. Роджер снова вспомнил, что к ней стремятся только те, кто её недостоин. И сдержался. Если он сейчас сорвётся, то его ещё на неделю загрузят взысканиями и тогда он не скоро увидит Спиннет. Капитаны расстались каждый на своём, ещё менее дружелюбные друг другу чем были.

Некоторое время спустя, Роджер глядел на своё безумное отражение в туалете для мальчиков и с каким-то остервенением смывал с руки грязь. Перед глазами  стояла картина: упрямый ливень, удар бладжера и Алисия срывается. Ему кажется, что он слышит звук удара о землю и глохнет от него. Эта картина резанула по сердцу и животу острым клинком. И его затошнило. Он задрожал всем телом и, пытаясь устоять на ногах, схватился за края  умывальника. В эту минуту Роджер понял, что никогда и ничего так не боялся, как испугался за неё. Даже когда не стало Седрика. Он испугался не так.
Роджеру нестерпимо захотелось пробраться в лазарет, узнать как она там, побыть с ней рядом, убедиться, что с ней всё хорошо. Но она явно бы не обрадовалась увидев его в таком виде. Надо её поберечь. Поэтому борясь с собой он отправляется в рейвенкловскую башню привести себя в порядок, а  после заскочив в Большой зал, поспешил к ней.  На самом деле, ему бы  прямо сразу в лазарет, но хранивший благоразумие Сэмюэльс узнав что приключилось, предупредил, что вообще-то  он не сильно обрадует Спиннет, если грохнется перед ней в голодный обморок (а ты и на обеде не был).
- И вообще, сделай ей приятное, ромашек что-ли подари, чтобы отвлечь от твоего перекошенного лица. Краше только в гроб кладут.
- Она не любит ромашки.
- Слушай, я не в курсе, что любит твоя девушка. Придумай что-нибудь! Ты же у нас Дэвис, - усмехается друг. - Ну и  передавай ей там, чтобы не усердствовала в симуляции.

На ужине ему кусок в горло не лез и он не стал задерживаться. Что там говорил Джей?! Обрадовать её.

У самого входа в лазарет, юноша остановился. Роджер прислонился головой к холодной стене и сделал несколько глубоких вдохов. Нужно было успокоиться и не пугать её.  Он сделал ещё один вдох, аккуратно толкнул дверь ногой и вошёл. Алисия лежала там.   И кажется дремала. Он подошёл ближе. Откуда не возьмись рядом выросла мадам Помфри и по её лицу можно было понять, что она не рада посетителям:
- Ей нужен покой, я только-только выпроводила целую квиддичную команду. Столько от них шума и никакого спокойствия. И вот снова.  Сломанные рёбра это не шутки.
- Мадам Понфри, я не долго. И обещаю, тихо, - на одном дыхании произнёс юноша, чувствуя как беспокойство ворочается в районе желудка. - Пожалуйста.
Она узнала Дэвиса. И заметив летние цветы в его руках, заслышав его искреннюю просьбу, лицо её смягчилось:
- Так и быть. Но только не долго, - и качая головой, будто бы «молодость, что с неё взять?!» целительница  собиралась скрыться в другой части лазарета: - Ну вот, очнулась наша красавица… Если что, я рядом, - женщина тепло улыбнулась ребятам и ушла.

  Роджер увидел Спиннет и облегчение прокатилось волной по его напряжённому телу,  будто тёплым майским воздухом повеяло.
- Привет,  - тихо проговорил он. Алисия подняла глаза и у него сердце в груди перевернулось.  - Я принёс  поесть. Ну и не только, - он положил свёрток с сэндвичами на тумбу у её койки, наколдовал вазу, почему-то оранжевую в зелёный горошек, и устроил в ней три небольших цветка подсолнуха. Настоящих. - Это была идея Гранта Джея. Он советовал ромашки, но я в теплицах видел их. Подумал, тебе понравится.
Он присел рядом и потянулся к её щеке:
- Отлично выглядишь, - чуть улыбнулся он, стараясь не выдать своего волнения. Он специально напускал на себя беззаботный вид. Она знала. - А чувствуешь себя как?

Отредактировано Roger Davies (05.11.20 14:18)

+2

4

Похоже, зелье, которое подсунула Алисии мадам Помфри, было не только с обезболивающим эффектом, а еще и со снотворным — иначе как объяснить, что всего через несколько минут созерцания двери Больничного крыла девушка невольно закрыла глаза и почти сразу провалилась в сон? Это, впрочем, и хорошо, ведь несмотря на эти заклинания и снадобья, весь левый бок до сих пор жгло огнем, а при малейшем движении казалось, что она и вовсе прямо сейчас развалится на кусочки.
Алисии редко снились сны, а если и снились, то она почти ничего не запоминала. Но сейчас, пока она медленно плыла в какой-то бесконечно густой черноте, казалось, что ее слух  улавливает обрывки разговоров и шум дождя; тихий, перепуганный голос где-то возле уха, называющий ее имя; и словно наяву чувствуется, как знакомые обычно уверенные, но сейчас трясущиеся руки поднимают ее над землей и бережно прижимают к себе… это оттого, что Алисия знает, что Роджер был там, с ней, и сквозь сон прорываются обрывки воспоминаний, или ей просто так отчаянно хочется, чтобы он прямо сейчас оказался рядом, что она просто сама себе все это придумала? «Я здесь», звучит в мыслях его голосом, и даже от этой фантазии уже становится как будто бы спокойнее и теплее.

Сон длится недолго. Совсем рядом слышатся уже реальные тихие голоса — это мадам Помфри выговаривает кому-то своим обычным недовольным тоном, жалуется на нарушителей спокойствия. Не открывая глаз Алисия старательно прислушивается, пытаясь распознать второй голос, ее не оставляет уверенность, что это именно тот, кто сейчас так сильно был ей нужен. Она еще помнит, так, будто это было только вчера, первый матч сезона, Гриффиндор против Рейвенкло, когда Слоупер раз за разом посылал в Роджера бладжеры, и некоторые из них достигали цели, но рейвенкловский капитан упорно оставался в игре, продолжая охоту за квоффлом, не обращая внимания на боль, которую Алисия отчетливо различала на его бледном лице. После окончания игры гриффиндорка провожала его тревожным взглядом, еще не зная, что тому придется провести всю ночь в Больничном крыле — она многого теперь не знала о его жизни, и ей оставалось только наблюдать со стороны и строить догадки. И только за ужином она краем уха уловила разговор Сэмуэльса с Бредли, проходя мимо рейвенкловского стола. И всю ночь уже привычно не могла уснуть, думая о том, как там Роджер — в этой пугающей больничной тишине, в окружении больничных запахов, и наедине со своей болью.
А она — не рядом. Не сидит на краешке его кровати и не держит за руку, и не отвлекает всякой ерундой, потому что больше не имеет права на свое присутствие в его жизни, и ее место занимает сейчас какая-то очередная блондинка или брюнетка… с какого она там факультета? Но Алисии хочется прямо сейчас, посреди ночи, в одной пижаме и с накинутой на плечи мантией пробежать по школьным коридорам, пробраться в Больничное крыло, и просидеть там до самого утра, и к черту, если найдут и снимут баллы. И все же она дожидается утра. Еще до того, как девочки в спальне проснутся, Алисия выскальзывает из-под одеяла и спешит на второй этаж. Тихонько приотворяет дверь и заглядывает внутрь — так и есть, он тут, еще спит, и даже во сне выглядит каким-то угрюмым и напряженным. Алисия осторожно присаживается на табурет рядом с ним и просто смотрит, брясь с отчаянным желанием прикоснуться к плотно сжатым губам или взять в свои руки его стиснутую в кулак ладонь, или вовсе опуститься на колени и положить голову ему на плечо, чтобы, вдыхая знакомый запах ее волос, он просто знал, что она здесь. Но Алисия ничего этого не делает. Потому что Алисия не хочет, чтобы он знал. И как только ей кажется, что Роджер вот-вот проснется, она вскакивает со своего места и бросается прочь без оглядки. Прийти сюда было очень эгоистичным поступком, и она сделала это для себя. Не для него.

Это воспоминание причиняет Алисии куда большие страдания, чем переломы. Она вдруг представила себя сейчас на месте Роджера, представила, что он не придет, и что она прекрасно это понимает, и что-то в груди болезненно сжалось. Но ей повезло. Повезло, потому что это действительно он, это его голос, это его шаги звучат совсем рядом. Только Алисия все равно боится открыть глаза и увидеть его лицо — то, что оно выражает, то, что скрыто за напускной беззаботностью и желанием притвориться, будто это не он смертельно испугался, его улыбку, которая не очень-то будет удаваться из-за дрожащих губ. Алисии самой страшно. И она не уверена, что ради него сейчас сможет притворяться, что все хорошо.

Но делать вид, будто она все еще спит, уже нельзя, и все-таки гриффиндорка поднимает на него взгляд.
- Привет, - тихо отвечает она. Похоже, прошло не больше часа. Ливень за окном до сих пор не стихал и дождевые капли громко стучали по оконному стеклу, заглушая даже отдаленные раскаты грома. Алисия бы порадовалась погоде и свернулась бы калачиком под одеялом, наслаждаясь теплом и уютом, но двигаться ей было больно, а ведь она еще даже не выпила свой «Костерост», мадам Помфри убьет ее, когда увидит. На прикроватной тумбочке мягко светился ночник, свет был очень приглушенным и неярким, но даже в нем насыщенным золотым цветом выделялись лепестки подсолнухов.
- Где ты достал их в начале апреля? - спрашивает Алисия, и против ее воли на лице расплывается широкая улыбка. Она не любила жару, сухость летнего воздуха, духоту июльского полудня и яркое слепящее вечное солнце. Она любила серое небо, ощущение надвигающейся бури, порывистый холодный ветер и капли дождя на лице.
Но почему-то особое место в сердце Алисии заняли эти солнечные летние цветы. Самые обычные, не наделенные утонченностью и изяществом, не источающие дурманящий сладкий аромат, не поражающие многообразием оттенков. Роджер как-то сказал, что эти цветы — воплощение лета, точно так же, как и она сама.
Он всегда знал, что она любит больше всего. Даже в таких мелочах, как цветы.
- А сам бы ты без Джея и не догадался, - пробормотала Алисия, усмехаясь. Подумать только, сколько лет они знакомы, а Роджер впервые принес ей цветы только сейчас. Ради этого, пожалуй, стоило свалиться с метлы. Вслух она, правда, этого говорить не стала. Обсуждать Сэмуэльса, конечно, тоже. У них с Джейсоном всегда были непростые отношения, с самой первой встречи, а весь прошлый год обострил эту уже почти что вражду до предела — и рейвенкловца можно было понять. И только в последние месяца два он перестал зыркать на гриффиндорку при встрече и язвить в каждой обращенной к ней фразе. Лед между ними, конечно, не растаял, но и холодной войны больше не было. А сегодня он и вовсе, если можно так сказать, проявил к ней участие. - Мне очень нравится. Поставь поближе, пожалуйста.

- О нет, спрячь еду куда-то, пока она тебя не выставила, - взмолилась Алисия, обшаривая взглядом помещение и убеждаясь, что мадам Помфри не прибежала на произнесенное вслух запрещенное слово. - Сейчас опять заведет свою песню «зелья несовместимы с едой», а у меня с самого утра ни крошки во рту не было, - она снова покосилась на стакан с «Костеростом», прекрасно помня, какой он гадкий на вкус, и зная, что если она все же его выпьет, то после этого в ближайшие часы уже ни спать не сможет, ни есть. - Давай запрем ее дверь заклинанием, и я хоть кусочек откушу? - с легким смешком предложила гриффиндорка, прекрасно зная, что чрезмерно пекущийся о ее здоровье Дэвис, заслышав про зелья, теперь и сам начнет соглашаться с медсестрой и не поддержит ее маленький бунт.

- Врешь, - ответила Алисия, прикрыв глаза. Она знала, что выглядит, если не плохо, то, во всяком случае, не лучшим образом. Взлохмаченные волосы до сих пор были немного влажными и пахли травой, лицо, хоть она и улыбалась, все равно наверняка бледное и на нем блестят капельки пота, а глаза и вовсе слезились от боли. Конечно же, он врет, чтобы ее успокоить, и Алисия за это очень благодарна. Но ее сейчас куда больше волнует, как чувствует себя Роджер. И что ему пришлось пережить, пока она здесь безмятежно спала, ведь как бы он ни старался сейчас ради нее выглядеть спокойным, Алисия слишком хорошо его знает. Глаза и жесты его выдают с головой - все это бесконечное волнение, то, как внимательно он ловит каждый ее вздох, как зажата и скованна его поза, как едва ощутимо дрожит его рука, которой он касается ее щеки. Свободной рукой девушка сжимает его ладонь, чтобы успокоить эти дрожащие пальцы, и легонько целует их, чувствуя, как на глаза наворачиваются уже настоящие слезы — от переполнившей ее бесконечной нежности, от того, что она ему так дорога, от того, что он здесь, рядом и так волнуется за нее… ей хочется сейчас быть еще ближе, больше всего на свете хочется, чтобы он хотя бы просто обнял ее, хочется этого тепла, но он так смотрит на нее, как на хрупкую китайскую вазу, что может рассыпаться от дуновения ветра, что она не решается попросить. - Я… в порядке. Правда. Уже почти не больно, - вранье, больно еще как, и этим враньем она его совсем не успокоет, только напугает еще больше. Но Алисии всегда хотелось выглядеть сильнее и храбрее для него, и ее врожденное упрямство сейчас очень помогало с этой непростой задачей. Только ведь Роджер тоже хорошо ее знает и наверняка с первого взгляда все понял. И будет у них такая маленькая глупая игра: она врет, он знает, что она врет, но очень хочет ей верить. И потому не станет ни возражать, ни расспрашивать, и просто будет рядом с ней.

Алисии очень хочется быть с ним честной. Но еще больше хочется, чтобы он не волновался. Поэтому она спешно переводит тему.
- А вот свидания в Больничном крыле у нас с тобой еще не было, - с улыбкой произносит она. Некстати вспомнился дурацкий декрет про восемь дюймов, и Алисия на мгновенье на самом деле развеселилась. - Здесь они все нас вряд ли достанут. Может, даже хорошо, что я… - она хотела было добавить что-то вроде «хорошо, что я тут оказалась, и никто не помешает нам провести вечер вдвоем»,  но увидев, как дрогнуло лицо Роджера, моментально умолкла на середине фразы. Глупая, неудачная шутка, а она, Алисия, просто дура. - Прости… меня, пожалуйста, - почти шепотом просит гриффиндорка и отворачивается. Она ощущает жгучее чувство вины за то, что произошло, хоть по сути совсем к этому и не была причастна. Но ей достаточно того, что она заставила любимого человека сходить с ума от волнения за нее, до того, что он сейчас сидит рядом, боясь пошевелиться, и смотрит на нее широко раскрытыми, какими-то напуганными глазами, уже даже почти не притворяясь, будто с ним все в порядке. И это все из-за нее.
- Правда, все в порядке. Завтра к вечеру мадам Помфри обещала меня выпустить, - тихим голосом говорит Алисия, все еще боясь смотреть в глаза Роджеру. Она действительно чувствует себя ужасно. - Пожалуйста, не волнуйся за меня.
[icon]https://i.ibb.co/2SG4P6Q/37.jpg[/icon][status]девочка, которая ждала[/status][nick]Alicia Spinnet[/nick][pers]<b><a href="https://harrypotter.fandom.com/wiki/Alicia_Spinnet" target="_blank">Алисия Спиннет</a></b>, 18 лет[/pers][info]Гриффиндор, 7 курс <br />Охотница сборной факультета по квиддичу<br />Член ОД[/info]

Отредактировано Alicia Spinnet (16.04.21 00:01)

+2

5

Мадам Помфри оказалась удивительно сговорчива этим вечером, обычно ей слова поперёк не скажи. Впрочем, положа руку на сердце, Роджер бы всё равно нашёл способ пробраться в лазарет в обход целительницы, лишь бы увидеть Алисию. Остановить его не смогли бы ни декреты Амбридж, ни возможные взыскания, ни даже садизм школьного завхоза. Совсем недавно, Дэвис сдержался в своеобразном разговоре с капитаном слизеринской команды и это стоило ему большого труда. И сделал он это лишь для того чтобы иметь возможность беспрепятственно навещать гриффиндорку. Так что попеременно добродушно-строгая Помфри точно была не той силой, что  способна утихомирить порыв молодого беспокойного сердца, обладателем коего был Роджер Дэвис. И сейчас с трудом верилось, что было время, когда он даже не поворачивался в сторону Спиннет. Что было время, когда он мучимый беспокойством и тревогой за неё, мог держаться от неё подальше. Что было время, когда он точно так же лежал  в лазарете с трудом открывая глаза, когда его взору представал белый больничный потолок. Хотя представал, это сильно сказано, потолок был жутко не сговорчив и не желал стоять на месте всё время и ускользал в разные стороны. А рядом сидела девушка и читала книгу. Глядя на её склоненную светловолосую голову Роджер вспоминал своё пробуждение в лазарете за долго до этого, после жёсткого матча со слизеринской командой. Тогда рядом с ним тоже сидела девушка, только совсем другая. Рыжеволосая, зеленоглазая, самая родная на свете. Дэвис зажмурился почти наяву ощущая ускользающий запах смородины. Он вдохнул, но  лёгкие наполнил терпкий аромат духов Линды Чеддсли. Он испытывал беспричинную злость, так словно это она была виновата в том, что рядом с ним нет  Спиннет, словно она виной тому, что ему отчаянно хотелось вернуться в прошлое туда, где рядом была бы не эта утончённая девушка, а живая и искренняя Алисия. Он не знал, что она провела рядом с ним всё раннее утро, что ему не мерещился запах её волос и  не приснился её хрупкий силуэт поблизости, когда он решил, что грёзы снова мучат его. Ведь если бы знал… Если бы знал, то не жаль было и самому подставляться под бладжеры соперников или вообще спрыгнуть с метлы.
Неужели было такое время, когда они могли не быть друг с другом?! Если об этом думать, можно было умереть от боли не сходя с места. Но в мыслях рейвенкловца только это настоящее, в котором он наконец видит свет её зелёных глаз.

Он улыбается, услышав голос Алисии. На самом деле, от слабости этого голоса, ему почти физически  больно. Бойкая звонкая Алисия Спиннет, спорящая с ним, громко доказывающая собственную правоту, особенно, когда дело касалось правды и чести, вообще, или например  режима дня Роджера Дэвиса,  в частности, она, чей голос звенел в ушах музыкой  сейчас только тихо отозвалась в ответ на его приветствие.  И рейвенкловец впервые в жизни пожалел, что удержался от драки. Потому что желание поколотить всю слизеринскую команду оптом, чего бы ему это ни стоило, вернулось с новой силой. Но она улыбнулась глядя на цветы и сердце его сжалось от этой улыбки. Роджер изо всех сил старался не растрогаться от безграничной нежности и облегчения. Она выглядела не совсем здоровой: непривычно бледная, уставшими глазами, с сохшими губами. Но улыбнулась ему. Дэвис отдал бы все на свете за возможность поменяться с ней местами, ведь он не обманывался  её словами и проскользнувшей  в них безразличностью тоже, хорошо себе представляя, что любое привычное движение приносит ей не мало боли. Да что движение, даже покой. И от расстройства рейвенкловец неловко поправлял три летних цветка в вазе.

- Где достал там их уже нет. Смею надеяться, что профессор Спраут не узнаёт о том, кто хозяйничал в её южных теплицах, - он таинственно переглянулся с грифиндоркой и приставил палец к губам, мол «только тсс» - Это будет наш с тобой секрет. Ты теперь соучастник, и тебе не с руки меня выдавать, - ухмыльнулся он и устроился рядом  на стуле. Можно было конечно наколдовать цветы — что он не волшебник что ли?  - но те растаяли бы через несколько часов, а ему очень хотелось порадовать Алисию к её пробуждению, а случись оно утром, то никаких подсолнухов она  не обнаружила. И совсем не беда, что за ними пришлось таскаться под вечерним дождём в дальние теплицы. Все ещё оставались на ужине, так что никого по дороге он не встретил, а те редкие студенты, а точнее студентки, что повстречались ему на пути к лазарету только весело хихикали. Девчонки! Всегда найдут над чем посмеяться. Вот и Алисия посмеивалась над его, Роджера, несостоятельностью как ухажёра:

- Ты же знаешь, он вообще считает, что я без него бы пропал, причём давным-давно, -  пожал плечами юноша. Неприязнь между его лучшими друзьями всегда была для него загадкой. Да, знакомство с Сэмуэльсом было мягко говоря не самое приятное, но узнав Джейсона ближе, Роджер признал, что тот отличный парень и что ещё более редко — чудесный друг. Весь прошлый год он пытался воззвать к здравому смыслу Дэвиса, в ход шли и кулаки, и выпивка, и слова, и однажды даже бита, но упрямство капитана в бесперспективности его чувств к Спиннет не поддавалось искоренению. Но всё-таки, если бы не Джей это время было бы в двойне невыносимо. Сэмуэльс вероятно и сам не знал, как успешно выуживал друга из пучины безнадёжности жизни и выталкивал его в мир, ещё живой не смотря на погибающее сердце Роджера. Джейсон. Друг. Настоящий. Проведать Спиннет он конечно не придёт, но зато другу не даст пропасть, чтобы он целым и невредимым добрался до неё. И даже с цветами. Роджер услышал в  её голосе удовлетворение — ей понравилось, и поглядев на неё внимательным взглядом, добавил: - Ему и в голову не приходит, что на самом деле я бы пропал без тебя, - губы трогает лёгкая улыбка, а в глубине голубых глаз плещется бесконечная привязанность. Он внемлет её просьбе и пододвигает вазу с цветами ближе. Пока свёрток с едой предусмотрительно отложен рядом, Роджер достал палочку и наполнил вазу водой, не в пустой ведь посудине цветам стоять — завянут. К удивлению парня, с ещё большим энтузиазмом было встречено упоминание еды. Ну вот какая другая девушка сильнее обрадовалась бы ужину чем цветам?! Невозможная, невозможная Алисия Спиннет. Его Алисия Спиннет.

- Не бойся она ушла, - смеясь отозвался Роджер, радуясь такой бурной реакции. Аппетит  - признак выздоровления, так говорила  мама. Но на глаза попался стакан с тёмно-зелёной жидкостью, на который косилась гриффиндорка и Роджер прищурился, поджав губы. - Только не говори, что это всё тебе. И ты ещё не пила… Ну Алиисияя, - в голосе звучало нескрываемое недовольство. Костерост штука, конечно, неприятная не только на цвет, но и на запах и что самое гадкое — на вкус, но чем раньше его принять, тем лучше. К тому же прими она его раньше, ещё был шанс уснуть хотя бы ближе к полуночи, а не мучиться острой болью сращиваемых костей.  Но она голодна и занудство Роджера отступает перед её просительным тоном: - Лаадно,- наконец выдохнул он, глядя на девушку и даже плечи его опустились, «согласен» выражает весь его вид. - Ты не сдаёшь меня Спраут, а я тебя — Помфри. Мы с тобой теперь повязаны, помни об этом, - выдал рейвенкловец. Задумался на минутку, а потом представив что-то весело хмыкнул. И на её вопросительный взгляд «что?» ответил: - Кормить тебя мне ещё не приходилось, - отчего-то эта возможная ситуация теплом разливается в груди. Его маленькая славная упрямая девочка.

Роджер тянется к ней.
Конечно она отлично выглядит! В неровном вечернем свете со  спутанными волосами, с закрытыми глазами, с тонкими тенями длинных ресниц на бледной коже, с россыпью проявившихся веснушек на щеках, с приоткрытыми губами  неохотно прощавшихся с выдохом, с распахнутым воротом ночной рубашки… Мерлин, до чего же она была хороша! И нестерпимо хотелось её коснуться, почувствовать мягкий шёлк её кожи, прижаться головой к её оголённой шее, там где пульсом билась жизнь и вдохнуть такой родной запах простой ягоды, самый потрясающей на свете. Всё в этой девушке было просто, понятно. Но она могла переворачивать сердце Роджера Дэвиса, словно была самой невероятной. Знала ли она, что была?! Верила ли ему, когда он говорил, что она прекрасней и ночного неба и далёких звёзд и поразительных красот всей Вселенной?! Разве она не замечала, как он на неё смотрит, словно она лучшее, что ему доводилось видеть? Так он не глядел даже на очаровавшую его магией ДеЛакур. И пусть Алисия  не верит, он всё равно повторяет:

-  Ты такая красивая,  - говорили губы. «Я так за тебя испугался» твердили глаза. «Я так по тебе соскучился» добавляли руки.  Алисия ответила ему неуверенной улыбкой, ласковым взглядом зелёных глаз, повлажневших не то от боли, не то от прилива чувств и протянула ему хрупкую руку, которая птичкой скользнула в ладонь рейвенкловского капитана. Их пальцы пошевелились, сплелись и соединились воедино. Он сжал крепче её ладонь, словно убеждая «я здесь».
Говорят, у влюблённых есть свой язык. На самом деле он даже не один — язык взглядов, когда глаза шепчут «я так тебе рада»; язык прикосновений, когда руки предъявляют  «ты моя»; и даже язык молчания, когда тишина передаёт «мне хорошо с тобой». И пока его пожатие твердило «я здесь», её поцелуй на его ладони отвечал «о, да, ты здесь». И все эти бессловесные откровения теплом оседали в груди, минуя речь, слух, да всё на свете, отчётливой вязью отпечатываясь на сердце. И всё-таки слова тоже срываются с губ, хотя можно было и не спрашивать как она, ведь его рука  погладившая её по щеке вопрошала  то же и не смотря на её слова убеждения, по короткому выдоху, вырвавшемуся у неё, когда она двинулась, притягивая его руку, по дрожи  пробежавшей по вспотевшей шее, к которой скользнула его рука, он знал, что ничего не в порядке, но раскрывать эту её маленькую ложь не спешил.   

- Это тебя Джонсон надоумила?! На её взгляд, нормальные свидания нам совсем-совсем не светят, да?.. Она, кстати, собиралась к тебе зайти. С учеебниками, - Дэвис сделал круглые глаза. - А кто-то ещё смеялся надо мной. Ты тут, что собираешься временный штаб по подготовке к экзаменам организовать?! То-то она «обрадуется», - он скосил глаза в сторону, где скрылась целительница. -  Так дела не делаются, Спиннет,  -  нарочно официально добавил рейвенкловец, всем своим видом показывая, что ни о каких занятиях речи быть не может. - Только сон, покой и… поцелуи. Во всех маггловских книжках пишут о волшебной целительной силе этого снадобья, знаешь ли, - с хитрым видом, Роджер чуть приподнялся, и оставил на её губах лёгкий поцелуй. - Я конечно, планировал, разбудить тебя так, но раз уж ты всё равно не спишь, - улыбнулся он. - Жаба бы удавилась, узнай чем мы тут занимаемся, - было бы жутко весело, что он мог вот так запросто нарушить министерский декрет, если бы не было так больно. Алисия словно прочла его мысль и выдала её совсем уж прямо. Его будто снова полоснуло холодным металлом по сердцу и улыбка сползла с лица.

"Что ты что?" - говорил его взгляд. - "Чуть не разбилась?" - и перед внутренним взором снова предстаёт картина её падения. - "Благоразумная Ровена, что в этом может быть хорошего?!"

- Я бы предпочёл обойтись, - и это вечно пересыхающее горле в самое неудачное время, когда нужно как-никогда владеть голосом. - И дождаться каникул, - добавил Дэвис. А ведь и правда, совсем скоро наступят  пасхальные выходные и они с Алисией отправятся домой, туда где нет дурацких декретов, нет тирании Амбридж и придурковатой Инспекционной дружины, нет маньяка Филча и вообще никого лишнего нет. Только она. Родители в этот момент не казались противоборствующей карательной силой. Несколько часов их занудства он, так и быть, переживёт. Хотя было очень странно отправляться на каникулы домой, давно они так не рвались туда. О, как Роджер предвкушал прелесть свободных весенних дней, полных апрельской свежести и щемящей любви.  Он строил планы, в которых была Алисия. Он надеялся. Ещё не зная, что эти надежды могут быть омрачены. К счастью, не зная. На самом деле, он бы отдал все их свидания, какими бы они волшебными не были, лишь бы избежать того, что произошло несколькими часами ранее. Ни одно свидание того не стоит. Ни слезинки её, ни тем более травмы.  И ему не по себе от того, что она могла подумать, что стоит.  И хоть видеть её, слышать её голос, знать что всё будет хорошо и она скоро поправится - это здорово, но — как забыть её крик?! Как стереть из памяти её неподвижно лежавшую на мокрой земле? И как вытравить из души отравляющий страх потерять её, одним резким толчком там поселившийся и никуда недевающийся?  - Даже думать об этом не смей. Ничего в этом хорошего нет, - всё-таки признался Роджер и, отпустив девушку, провёл ладонями по лицу вверх-вниз, выдохнул сквозь зубы. Он не должен был выдавать своих чувств. Джей был прав, не надо её пугать. - Послушай… - начал было он,  но Алисия совсем расстроилась и даже стала извиняться, словно была в чём-то виновата. Его маленькая девочка. - Эй-ей, посмотри на меня, Лис, - он снова взял её руку в свою, другой провёл по щеке, вынуждая  взглянуть на него. В озере её зелёных глаз плескалась  иррациональная вина и самая настоящая боль. -  Ну ты чего, Лис?! - он целовал её ладошку, пальцы, ногти, пахнущие травой.  - Не за что тебе извиняться. Ты ведь не нарочно спрыгнула с метлы. Говорят, конечно, что гриффиндорцы чокнутые, но даже вы не до такой степени, - ему всё ещё хочется перевести всё в шутку. Прежде ему это удавалось. - Или всё-таки до такой?!

- Это отличная новость! Стало быть отсюда, я тебя заберу прямо домой, - чрезмерно довольно выдал рейвенкловец. - Представь себе, мы сможем сами аппарировать прямо из Хогсмида. Давно хотел это сделать. С тобой, - добавил Роджер  и убрал прядь рыжих волос со лба девушки, чтобы лучше видеть её изумительные глаза. И этот привычный жест вызвал в нём щемящее чувство нежности. С ней. Ладонь скользнула, словно рисуя со лба на скулу, ниже к подбородку и ниже. На тёплой шее пальцы наткнулись на холодную тонкую нитку метала. Проведя пальцем по её ключице  Роджер поддел цепочку и извлёк на божий свет подаренный им кулон. - Хм… Плоховато ты дружище, справляешься со своими обязанностями. Тебе наказано было её беречь, а не ронять. Я тебе самое дорогое, что у меня есть доверил, а  ты… Эх ты! - с  разочарованием выдохнул Дэвис и, выпустив кулон, прикрыл большой тёплой ладонью там, где быстро-быстро билось жаркое сердце гриффиндорки. Там, где под тонкой хлопковой тканью в такт дыханию мерно поднималась её грудь. Его сердце тоже забилось быстрее и Роджер поднял взгляд на Алисию с расстроенным: - Неужто обманули краснокожие?!

Боже, как же быстро бьётся её сердце. И как же ему горячо от этого.

[nick]Roger Davies[/nick][status]over and over i fall for you[/status][icon]https://i.ibb.co/2SG4P6Q/37.jpg[/icon][pers]<b><a href="https://drinkbutterbeer.rusff.me/viewtopic.php?id=867#p83508" target="_blank">Роджер Дэвис</a></b>, 18 лет <br />Рейвенкло, 7 курс <br />Капитан и охотник сборной факультета по квиддичу[/pers] [info][/info]

Отредактировано Roger Davies (05.11.20 14:19)

+1

6

- Так это ты из теплиц их утащил, - сделав большие глаза, уточнила Алисия. К теплицам она старалась лишний раз не приближаться, потому что отношения с Травологией не задались с самого начала, и, кое-как сдав предмет на проходной балл, гриффиндорка с огромной радостью от него отказалась. Ей нравилось валяться в траве, заросшей душистыми полевыми цветами, ей нравился этот красивый маленький букет в яркой вазе, нравилась свежая весенняя зелень, но совершенно не хотелось копаться в земле и знать, как именно возникают все эти чудеса. - А ты уверен, что они того… не опасные? - например, что ночью стебли не вырастут до пяти метров, и она не проснется, опутанная лианами с ног до головы. - Может, они плотоядные? Напомни, сколько у тебя было по Травологии? - конечно же, Алисия шутила. Она не была в этом так хороша, как Роджер, но очень старалась сгладить эту непривычную неловкость между ними, когда оба не знают, куда себя деть и как себя вести — слишком уж необычной и неприятно новой была ситуация.
Роджер сейчас так старался казаться беззаботным и спокойным, но обоим прекрасно известно, что он до чертиков напуган и только ради нее сейчас вымученно улыбался, и от такой улыбки Алисии не тепло, от нее сердце щемит. Сама же она точно так же притворяется, что ей совсем не больно, ведь она смелая, и сильная, и никогда не сдается, и ей не пристало выглядеть сломленной. Особенно перед ним. И ей так трудно позволить себе перестать бороться, закрыть глаза, прильнуть щекой к его ладони и признаться, что ей на самом деле плохо, и позволить себя жалеть, гладить по голосам, заботиться о себе, может, даже позорно расплакаться — она ведь девчонка, ей можно. И так хочется, чтобы Роджер прекратил разыгрывать из себя героя, и крепло сжал ее руку, рассказал о своих тревогах, выбросив из головы эту чушь, что ее не стоит подобным волновать, и позволил себя успокоить. Почему им так легко говорить о любви и мечтать о будущем, но так тяжело настолько оголить свои страхи друг перед другом? Они ведь самые близкие на свете люди, и им нечего друг от друга скрывать, ведь правда? И можно не стесняться иногда показаться слабыми и разбитыми.

- Меня подставили, - но Алисия продолжает шутить. Она научилась этому у Роджера и стоит признать, что это на самом деле хорошая защита. Может, ее улыбка его порадует, и он ответит ей такой же.
Алисии нравится, когда Роджер улыбается. Она могла бы бесконечно смотреть на эту улыбку, что всегда делала красивые черты его бледного сейчас лица более мягкими, и как будто бы заставляла как-то по-особенному сиять его глаза, в которых сейчас слабыми бликами отражался приглушенный золотистый цвет прикроватной лампы. И за такой улыбкой казалось, что в этих голубых глазах растворяется и тревога, и страх, и какая-то загнанная в угол, невыраженная злость, и они становятся теплыми и внимательными, и в них не остается ничего, кроме какой-то всепоглощающей нежности, с которой Роджер всегда смотрел только на нее одну. Ей так нравилось, как он смотрел.
Это было чудесно. Нет, не только потому, что под таким взглядом Алисия чувствовала себя совершенно особенной и бесконечно важной для него, чувствовала себя любимой самым невероятным на свете человеком, чувствовала себя самой счастливой девушкой во Вселенной. Нет. Потому, что он, глядя на нее, сам становился счастливее. И сейчас она знала, что с каждым сказанным ею словом, с каждой проведенной вместе минутой мысли о ее недавнем падении и пережитом им страхе потихоньку начнут улетучиваться из его головы, вытесненные множеством других, хороших и добрых мыслей и чувств, и его руки перестанут нервно дрожать и будут уже спокойно и ласково касаться ее лица и волос. Это было тем, чего Алисии Спиннет хотелось больше всего — покоя для него и безмятежности, которые потом невольно передадутся и ей самой.
- Улики подбросили. И у меня железное алиби, между прочим! Я все время была тут, есть масса свидетелей. Но я тебя, конечно же, все равно не выдам, - доверительно произносит Алисия. У нее в этом был свой, корыстный интерес. - Тогда тебя накажут и ты не сможешь быть здесь. А я очень рада, что ты здесь. Не могу думать о том, что скоро тебе придется уйти, - девушка старается не представлять, сколько сейчас времени, и сколько часов осталось до отбоя. Ей хочется замечтаться о том, что мадам Помфри будет занята у себя в кабинете и забудет зайти, чтобы выставить рейвенкловца вон. Они ведь могут сидеть тихо-тихо, совсем не привлекая к себе внимания, держа друг друга за руки и не разрывая этого зрительного контакта, потому что Алисии кажется, что если разжать пальцы или закрыть глаза, если хоть на мгновение позволить себе от него отдалиться, то случится что-то непоправимое. И в эту секунду она в своем отчаянном, совершенно эгоистичном желании просто быть с Роджером совсем не думает, что он может не выспаться перед завтрашними уроками, или не успеть доделать домашние задания, или может нарваться на наказание, если кто-то из профессоров вздумает в своем ночном патруле заглянуть к медсестре — она думает только о том, что любая ее боль отступает, когда он просто рядом, и что ей так бесконечно хорошо просто видеть его. Алисию сводит с ума это осознание того, насколько мало у них времени друг для друга. Она бы и сама всю ночь не спала, только бы говорила и говорила с ним, и слушала его голос, и смотрела на него, смеялась над его шутками, мечтала бы о его осторожных поцелуях. Но Роджер ей, конечно, этого не позволит — не спать. И мадам Помфри не забудет о том, чтобы его выгнать. И все это только ее мечты.

- А я пропадала без тебя, - тихо отвечает Алисия, которой до сих пор причиняет боль мысль о том, что если бы не случайность, которая снова свела их вместе, они могли бы закончить Хогвартс и никогда больше не увидеться, прожить вдали друг от друга бесконечно долгие, пустые и одинокие жизни. Она, Алисия могла бы встретить кого-то другого? И этот другой сейчас сидел бы у нее постели и приносил цветы? Этот другой бы сейчас всецело ею обладал? Нет. Не могла бы. Мысль об этом тогда казалась невозможной, кажется такой и теперь. Она бы просто не смогла позволить никому другому прикасаться к себе так, как это делал Роджер Дэвис. А смог бы он? - Знаешь, я на самом деле очень рада, что ты не был один, и у тебя был такой друг, - рада, потому что прекрасно понимала, каково это. У Алисии была Анджелина, и без ее суровой, иногда яростной заботы и ненавязчивой поддержки, что за волосы вытаскивали из воды, не давая захлебнуться, девушка бы просто погибла. И за те месяцы, что они с Роджером провели порознь, Алисии не раз хотелось остановить Джейсона в коридоре, и, несмотря на его нелицеприятные комментарии и недобрые взгляды, просто поблагодарить за все, что он делает — пусть бы после этого ее заслуженно послали бы ко всем чертям. Может быть, именно его дружба тоже стала для Дэвиса таким спасением. - Я, наверное, самую чуточку меньше теперь хочу его убить при встрече. Только ему не говори, что я так сказала.

- Не смейся надо мной! - притворно оскорбленно отозвалась Алисия. На самом деле, его смех тоже ей очень нравился, даже когда она говорила какие-то нелепости или делала какие-то глупости, а он по-доброму смеялся над этим, уворачиваясь от от подзатыльников обиженной подруги. - Я всю тренировку мечтала об ужине. Подумаешь, с метлы навернулась. Смерть от голода куда хуже! - Алисия, насколько может, старается вытянуть шею - куда он там отодвинул ее гипотетическую еду? Неужели не сжалится? Она снова поднимает на Роджера глаза и натыкается на легкое осуждение и даже недовольство в его взгляде. Сначала девушка не понимает, что не так, потом ловит еще один выразительный взгляд в сторону стакана с «Костеростом», который все еще остается нетронутым. Зря мадам Помфри не заставила ее выпить все это сразу, зря понадеялась на то, что Алисия уже взрослая и вполне способна к ответственным поступкам. Кажется, в ней до сих пор жива маленькая девочка, которая колотит кулачками по полу и ноет «не хочу, не бу-у-ду!». - Я выпью. Честно. Только сначала дай что-то пожевать. Ну пожа-а-а-луйста, - она особенно остро сейчас чувствует запах копченого мяса, и благодарно кивает, когда Роджер со вздохом все же протягивает ей один из свертков. - Вот этого уж точно не надо, - теперь в ее голосе звучит не оскорбленность, а почти не притворный ужас, хотя стоило признать: картинка, в которой Роджер по чуть-чуть дает ей откусывать этот сэндвич, смахивая крошки с одеяла, кажется ей отчего-то ужасно милой. - У меня все-таки ребра сломаны, а не руки.
«Ну пожалуйста, Роджер, прекрати дергаться каждый раз. Ничего страшного. Все заживет». Но он все равно дергается. То и дело косится на все эти зелья и на чертов «Костерост». Бросает на Алисию обеспокоенные взгляды, думая, что она занята ужином и не замечает. Но Алисия замечает и не может оставлять это без внимания. Его беспокойство для нее невыносимо.
- Ладно, давай сюда эту гадость. И прекрати так смотреть, - спешно дожевав последний кусочек, она залпом выпивает содержимое стакана. Ощущение такое, будто она проглотила сгусток кислоты, разогретый до температуры поверхности Солнца. Понятное дело, что пройдет совсем немного времени и все станет вполне терпимым — пока зелье не начнет действовать, как надо, но до этого момента нужно еще как-то дотянуть. - Меня сейчас стошнит, - бормочет семикурсница, крепко зажмуриваясь и пытаясь медленно и глубоко дышать. Если ей в самом деле хотелось научиться перестать притворяться смелой, сейчас тот самый момент, потому что по лицу против воли катятся слезы и она шмыгает носом, едва ли не до хруста сжимая пальцы Роджера, что все еще касаются ее щеки.

Алисия оставляет без ответа комментарий Роджера. Она никогда не считала себя красавицей — может, оттого ее в свое время так задело, что именно Флер Делакур рейвенкловец пригласил тогда на Святочный был, самую прекрасную девушку Хогвартса. За Алисией никогда не бегали толпы поклонников. На младших курсах над ней даже частенько подшучивали за ее растрепанную прическу и смешные веснушки — бывало, она даже в расстроенных чувствах жаловалась Роджеру на такую несправедливость, но потом перестала, когда он предложил хорошенько поколотить ее обидчиков; не хотела быть причиной его неприятностей. Может, Алисия Спиннет и была квиддичной звездочкой своего факультета, что сильно прибавило ей популярности к старшим курсам, но она никогда не знала, каково это — ловить со всех сторон восхищенные взгляды  и выбирать из десятков приглашений сходить в Хогсмид на выходные.
Но Алисия не спорит с Роджером. Ее часто очень смущают его искренние комплименты, и ей хочется начать оправдываться — что все на самом деле не так, что она не такая и красивая, не такая и хорошая, чудесная и удивительная, заявлять, что она самая обычная, но вместе с тем так хочется верить, что на самом деле такая и есть. Для него. И поэтому Алисия молчит и едва заметно улыбается, впитывая его тихий мечтательный голос, его откровенно завороженные взгляды, и эти подрагивающие в ее сжатой ладони пальцы, прикосновения который ей всегда так хочется ощущать на своей коже. Так здорово быть особенной для него. Он, наверное, даже не представляет, насколько ее это делает счастливой.

- Зря ты так с Андж, - укоризненно отвечает Алисия. Конечно, у них с Дэвисом особой дружбы никогда не было, и дни, когда обходилось без нелестных отзывов о нем, можно было отмечать в календаре красным цветом, но их отношения подруга приняла и всегда Алисию поддерживала, хоть и считала, что ничего хорошего не получится, и вообще - «все это какая-то особо нелепая твоя причуда». - По мнению «Джонсон» вся наша с тобой жизнь — это одно сплошное свидание, - и уж она-то прекрасно знает, что для Алисии эти «нормальные свидания» ничуть не ценнее, чем любое другое время, что она проводит рядом с Роджером.
- До экзаменов еще целая вечность, - отмахнулась семикурсница, - а вот контрольная у Снейпа в первое же занятие после каникул. А я завтра пропущу важный урок. Хочешь, не хочешь, а книгу открыть придется… - картина маслом, спешите увидеть: «рейвенкловец запрещает учиться». - Но мне твое лечение нравится, - ответила Алисия и с улыбкой провела пальцем по его губам. Ей хотелось настоящих поцелуев, но для начала и так неплохо. - Только Амбридж не удавилась бы. Она бы удавила нас. Между нами сейчас не то что восьми, а, пожалуй, и трех дюймов-то нет.
«И то, это много. Ужасно, непозволительно много».

Иногда Алисия говорила, не подумав, а потом долго об этом жалела. И сейчас был определенно именно такой момент. Мало ей было заставить Роджера насмерть перепугаться из-за своего неудачного падения, так ее еще и угораздило напомнить ему об этом тогда, когда он только-только начал улыбаться и в его глазах улеглось это волнение, с которого совсем недавно начался их разговор. И самое ужасное во всем этом то, что ее переломы и правда за пару дней совсем заживут и ее собственная жизнь вернется в прежнее русло, а вот Роджера еще долго будет преследовать воспоминание о том, как она падала, и ее бледное лицо с застывшей на нем болью. И он не перестанет теперь внутренне содрогаться каждый раз, как она будет садиться на метлу или просто окажется где-то, где он не сможет ее защитить — или хотя бы просто видеть.
Девушка пообещала про себя, что отныне будет как никогда осторожна. Она ведь теперь живет не только для себя. И принадлежит теперь не только себе.
- Конечно, не специально, - тихо отвечает Алисия, пристально рассматривая потолок. Ее голос предательски дрожит , и ей плохо удается это скрыть. - Только и Крэбб не очень-то виноват. Прошу, не делай глупостей, - с него станется полезть в драку — хотя бы просто выместить свою злость и отчаяние. А слизеринские загонщики, хоть всего и пятикурсники, кулаками махать умели знатно. Да и битами тоже. - Пожалуйста. Пообещай мне.

- Домой, - повторила Алисия, пробуя на вкус это слово, которое неожиданно оказалось наделено совсем новым для нее смыслом. Домой… вместе с ним. Такая простая, даже привычная фраза, а сколько тепла вместе с ней зародилось у нее в груди. И пусть между их домами все еще высится забор, дыра в котором за эти полтора года уже заросла диким плющом, им предстояли теплые весенние дни, наполненные запахами молодой травы и ярких апрельских цветов, ясные тихие вечера, когда можно наблюдать, как на темнеющем небосводе зажигаются первые звезды, и сидеть на крыльце, осторожно обнимая друг друга за плечи и украдкой целуясь, не зная, что довольная Мойра с улыбкой наблюдает за ними из-за занавески. Казалось каким-то невероятным, что всем этим мыслям и планам вообще было место в той жизни, что совсем недавно казалась тягостным существованием.
Весна. Алисия. Роджер. Вместе…  Теперь это и вправду Жизнь.
- Зря ты с ним так сурово, - гриффиндорка отобрала у Роджера крошечного лисенка и бережно спрятала обратно, под рубашку. - Я ведь в порядке. Может, только благодаря ему.

«Костерост», кажется, начал наконец, действовать, по крайней мере, всю грудную клетку начало жечь огнем, и боль начинала накатывать пока еще слабыми, но уже ощутимыми приступами. Это будет очень долгая и очень непростая ночь.
Но все это так несущественно, пока Роджер рядом с ней. Пока его ладонь касается ее груди — там, где бьется сердце под сломанными ребрами, касается, не причиняя боли. Пока по коже расползаются мурашки от его прикосновения, пока по телу пробегает дрожь, пока ее дыхание то замирает, то взрывается судорожными вздохами… Так он еще никогда к ней не прикасался. Но ей так нравилось.
[icon]https://i.ibb.co/2SG4P6Q/37.jpg[/icon][status]девочка, которая ждала[/status][nick]Alicia Spinnet[/nick][pers]<b><a href="https://harrypotter.fandom.com/wiki/Alicia_Spinnet" target="_blank">Алисия Спиннет</a></b>, 18 лет[/pers][info]Гриффиндор, 7 курс <br />Охотница сборной факультета по квиддичу<br />Член ОД[/info]

Отредактировано Alicia Spinnet (16.04.21 00:01)

+1

7

— Пф! Скажешь тоже, «утащил». Я предпочитаю - «одолжил»! —  без тени смущения отвечал Роджер. Он сам больше двух лет назад помогал в подготовке кадок, когда профессор Спраут, поделилась, что в дальней южной теплице выращиваются совершенно обычные, но в то же время целебные травы, из тех, что не пытаются откусить палец или броситься на садовника. Листья подсолнечника шли в состав одного из кровевостанавливающих зелий,  вот соцветия бадьяна  - в ранозаживляющего,  корни репейника  -  в слабительного, а зверобой  - в мазь от ожогов. Миссис Дэвис когда-то числилась колдомедиком  в Сент-Мунго, и пусть это продлилось не долго, но она могла поделиться знаниями в целительных зельях  и состав некоторых Дэвис знал лишь потому что их готовила мама. Он так однажды на третьем курсе подлил в компот брата то, что с репейником, чтобы отучить его вредничать. Отучить не вышло, а когда выяснилось кто тому виной, Честер его и поколотил. Настоящие братские отношения, ничего не скажешь. Не взирая на ноющие синяки, Роджер считал свою шутку хорошей. А сейчас над ним подшучивала Спиннет: — Вообще-то у меня было «Выше ожидаемо», в отличие от некоторых, — предъявил рейвенкловец безобидную шпильку. —  И у профессора Спраут я всегда был на хорошем счету. Давай не будем портить мне репутацию «хорошего мальчика», — он ещё не смеётся, но уже готов, и даже привлекает девушку  в свои воображаемые сообщники.
Он так привык - справляться с переживаниями, скрывать их от неё под этим шутливым тоном и привычной улыбкой. Дэвису всегда казалось, что это ему удаётся и Алисия не читает по его глазам, по его душе всё то не высказанное им. Он находился в иллюзии, что у него выходит уберечь её от всех волнений с которыми необходимо было справиться самому и незачем её в них посвящать. И нет, не из-за отсуствия доверия, а потому что тех, кто дорог хочется избавить от лишних и пустых волнений. Какая ей радость от того, что она узнает о том, что холодом пробирается страх по спине, проникая внутрь него где-то в районе лопаток склизкой неприятной гадиной, принося вместе с собой жуткие вопросы «а что если бы...»?! Или от того, что он откроется о настоящем положении дел в отношениях с близкими о том, что неприятие и пренебрежение Джозефом  Роджера разве что потрогать нельзя или что выпускнику жаль мать, которая слова поперёк мужу не скажет, непонятно по какой причине, ведь на любовь всё это было не похоже?! Зачем? Зачем это Алисии? Лучше он принесёт ей цветы сейчас, чтобы она улыбалась, а потом, на каникулах, заглянет в гости к чете Спиннетов и будет тихо радоваться, глядя на её родителей, ощущая настоящее семейное тепло в чужом, но совсем уже родном доме. И признается ей, что  с ней он чувствует себя на своём месте. Потому что его место рядом с ней. Даже в этом больничном крыле.  — Кто тебе поверит?! Все улики указывают на тебя, — продолжал он гнуть свою линию, но девушка ловко парировала и это, и прежде чем он нашёлся что сказать, она призналась, что конечно его не выдаст и вообще ей вовсе не хочется с ним расставаться. Роджер скользнул взглядом по Алисии, задержавшись на её лице. Не смотря на ещё недавно улыбавшиеся губы, глаза печальные. Она уже представляла, как он уходил из лазарета, догадался рейвенкловец. И пусть до этого ещё есть время и дай Мерлин, не мало времени, но грусть от скорого расставания уже коснулась её души.  — Не думай об этом, Лис. Я ведь здесь, с тобой сейчас. И пока меня насильно отсюда не погонят, не сдвинусь с этого места, — он гладил большим пальцем её бледную щеку рядом с ямочкой, которую ему так нравилось видеть на её лице и  думал о том, как он упустил из виду то как и когда в Спиннет произошла эта перемена, когда она стала больше думать о том, грустном «потом», которое неизбежно наступит, а не о приятном счастливом «сейчас», которое было полностью в их власти. Сам Дэвис настолько погружался в настоящее, что то возможное «после» его хоть и беспокоило, но не способно было выйти на первый план. И он предпочитал тонуть в нежности к ней сейчас, чем с тяжестью на сердце думать о том, как придётся ворочаться без сна в рейвенкловской башне без неё, но с беспокойством за неё, потом. Тот болезненный год в разлуке постепенно отпускал и его перестали преследовать  страхи, что его измученное расставанием воображение водит его за нос и в скором временем он очнётся от сладкого сна холодным февральским днём и в полной мере осознает беспросветность своей болезненной тоски по ней. Этому почти не осталось места в его жизни. А ещё с  некоторых пор, Роджер перестал воображать себе хоть какое-то «после» без Алисии и это, по правде сказать, было его спасением. Он впитывал музыку её голоса, сияние её глаз, нежность рук и чувствовал себя по-настоящему живым. Даже сегодня, после этого ужасного дня.

И если его нутро, повинуясь какому-то  внутренне проложенному курсу, умело прокладывало путь мыслей, слов и чувств, избегая того времени, когда в его жизни не было её или не будет, то девушка ступала по этой тропе напрямую. Он говорил «я бы пропал без тебя», как что-то чего нет, не было и может вовсе не быть, а она, разя правдой прошедшего года, твердила «я без тебя пропадала». И это откровение задевает почти зажившие раны. И от этого дрожали руки и поджаты губы. Роджер был ей нужен,  но его не было рядом. Он должен был. Защищать её, утешать её, веселить, таскать стопки тяжёлых фолиантов, да просто быть  с ней. Но он не был. И даже будь у него оправдания, вроде тех, что он затерялся в чужой далёкой стране, откуда нет выхода и не выбраться никак и это его бы не удовлетворило.

Каким же я был дураком! —  клял он себя. —  Это ведь насколько надо было быть недалёким, чтобы не разобраться с этим сразу. Роджер Дэвис, ты клинический идиот и по тебе тоскует палата душевнобольных в Сент-Мунго, вот что. Ты был ей нужен, чтоб тебя гриндилоу задрали! А ты валял дурака, —  и глядя на хрупкую в своём очередном откровении девушку, ему хотелось  верить, что вся горделивая и необоснованная глупость его и правда осталась в прошлом, в этом ускользнувшим в небытие «был».

Но Роджер не находился, что ей ответить. Его старая знакомая — вина —  сдавливала горло, и он только крепче сжимал руку девушки, глядя на переплетённые ладони. Он рядом сейчас. И так хотелось надеяться, что этого достаточно. Он и не догадывался о том, какие мысли мучили её сильнее боли в поломанных костях. Потому что обретя её — ласковую, тёплую, самую волшебную на свете, в холодных подземельях в кабинете зельеварения, он больше не желал ни на миг допускать мысль о том, что было бы если… Роджер вообще жутко не любил сослагательного наклонения, он чувствовал себя каким-то беспомощным перед этими «если бы», которые чаще всего приносили с собой только расстройство. Он уже прожил эти 58 недель без дружбы и любви и единственное что понял, что такая жизнь ничего не стоит и  не способны скрасить её ни увлечения другими, ни радость от побед в квиддиче, ни успехи в учёбе. Всё казалось смазанным, не полным, словно кто-то из вне переключил тумблер и мир стал чёрно-белый и  безрадостный, потому что привычно оптимистичный Дэвис только и делал что «спотыкался» о Спиннет и будто бы замечал только то, что её не хватает в его жизни. Когда он прежде слышал рассуждения на тему «ничего не радует в жизни» он думал, что это лень, какое-то нежелание или неумение видеть всё то хорошее, что есть. И только 95й год дал ему понимание того, как это бывает. Это как Нокс! в комнате произнести. Какая бы ни была красивой обстановка, отличной мебель, дорогими люстры, без света ничего этого не видно. И Алисия была для него этим светом. Давно ли? Он не знал, но подозревал, что сколько себя помнил. И не смотря на то, что Дэвис был общительным и компанейским парнем, никто не мог подкрутить тумблер обратно  —  ни новые увлечения, ни старые друзья. Не работали даже угрозы расправы от Джейсона, который остро воспринимал меланхолию друга с тех самых пор, как понял кто тому был виной. Но всё это прошло. Да, забывать о прошедшем не следовало, чтобы не повторять прежних ошибок, но может следовало, наконец, оставить это там, где ему самое место — в прошлом.

— Э-то по-ра-зи-тель-но!  —  словно не доверяя своим ушам, качая головой произнёс Роджер.  —   Чую, завтра солнце встанет с Запада. Вы, ребята, меня удивляете,  —  почти довольно отозвался он, разве что себя по колену не стукнул. Очень уже не хотелось отнимать от Алисии рук.  —  Джей передаёт тебе пожелания крепкого здоровья, - рейвенкловец умалчивает в каких именно выражениях передавал это Сэмуэльс.   —  А ты соглашаешься, что он отличный друг. Того глядишь мир на двое расколется от такой неслыханной взаимности… И да, не скажу,  —   ухмыльнулся юноша.  — Вдруг ещё умрёт от гордости, если узнает какого ты о нём мнения. А друг мне живой нужен. И загонщик тоже. Нам с ним ещё Кубок брать.

"И слизеринцев проучить" — мстительно подсказывает внутренний голос.

Безобидные разговоры о еде избавили от остатков неловкости. Роджер добродушно подшучивал над Алисией и её чувством голода, и не скрывал, что ему очень по душе её настроение и аппетит. Не смотря на травмы она проявляла привычную независимость и кормить себя не разрешила. Он с оскорблённым видом протянул ей желаемый сэндвич и, деланно расстроившись, пристроился рядом с ней, положив голову на сложенные на кровати руки и поглядел на неё снизу вверх: — Не ценят тут моих благородных порывов, — с громким вздохом, выдал семикурсник, обиженно глядя на Алисию, принявшуюся за еду. Но у той было такое удовлетворённое и даже довольное лицо, что у Дэвиса больше не получалось держать хорошую мину при плохой игре, он прыснул со смеху и  пытаясь скрыть это, спрятал лицо    в пододеяльник.  Правда из головы всё равно не выходило то, что ей необходимо расправиться и с костеростом и обезболивающим зельем и вон с тем в голубенькой бутылочке больше похожей на мензурку. Может это вообще сонное зелье, чтобы она смогла хоть не надолго забыться, пока пройдёт самый пик болезненного сращивания костей. И не смотря на то, что тут же подступает расстройство, что если это правда оно, Алисия скоро уснёт и не будет так очаровательно с ним спорить. У неё всегда волшебно загорались глаза, когда она принималась защищать свою точку зрения и справедливые права. Даже если это право на ужин в обход школьной целительницы. Но будучи честным перед собой, он бы предпочёл, чтобы она правда уснула, отдохнула и отошла от  событий этого долгого дня. А он бы сторожил её сон, глядел на неё спящую, расслабленную и с тихой радостью предвкушал время, когда сможет делать это безнаказанно и ежедневно. Удивительно, но его всё чаще посещали мысли о будущем с Алисией, которое будет наполнено  такими тихими уютными  счастливыми моментами. Роджер ловил себя на мысли, что представлял её спящей рядом с ним, когда упрямый солнечный лучик пробьётся в окно и задержится в её огненных волосах, обретя в них какое-то родство. Или её растрёпанную на их общей кухне, недовольно прикусив губу, она будет ворчать над не желающим как полагается сжариться омлетом, с  пылинками муки на славном носике, или будет в порыве праведного гнева бегать за ним с мокрым полотенцем летним знойным днём, когда желая её освежить, он зальёт её водой из шланга через окно. Эти картины накатывали неожиданно - яркие, красочные, словно воспоминания. Воспоминания о будущем. Будущем, в котором она цела и невредима. И Роджер одним лишь своим взглядом давал понять, чтобы она не откладывала неприятное, но несомненно важное дело и, наконец, разобралась с бутылью костероста.
Один Мерлин знает, если бы это помогло он бы выпил его за неё. Но ведь так не поможет.

— Это сейчас пройдёт, Лис, - шептал он прильнув к ней, прислонившись лбом к её виску. Он прикасался губами к её щеке, раз, другой, третий, позволяя сжимать свои пальцы чуть ли не до боли. И сам жмурился. Но не от физической боли,  а от того, что знать, что ей больно, видеть это,  и не иметь возможности помочь — это худшая мука. Он знал, что кошмарный вкус костероста это первый его недостаток. Но, к сожалению не единственный. —  Всё будет хорошо, —  беспомощно повторял он. Её слёзы — самое худшее оружие против него. Потому что всё его нутро кричит — это ты допустил, и прошитая почти на уровне инстинктов программа беречь её выдавала ошибку — не справился, гласила она. И сейчас не представляется, что спустя некоторое время они будут обсуждать участие гриффиндорского капитана  и будущие срезы по предметам. Но когда боль отступила именно к этому разговору пришли эти два волшебника.

—  Ты знаешь, я с ней никак. Она меня не любит, и  ей в этом не мешаю, - почти философски и практически равнодушно проговорил Роджер, отводя глаза и глядя на тёмные каменные стены, старинную лепку, скучные карнизы. Не сложно было догадаться, что в другом направлении о Джонсон он ни думать ни говорить не умеет. Правда её характеристика отношений с Алисией ему понравилась. Но почему-то ему не хотелось подавать вида  и Роджер только лишь фыркнул на это. Но зато с большим упорством стал убеждать Алисию, что ни о каких занятиях и учебниках и речь быть не может. — Вот именно, после каникул. Не сегодня ночью и не завтра, и даже не в выходные, а почти через неделю. Не-де-лю, не меньше! Если захочешь, я составлю тебе план по которому ты читая по три страницы в день сможешь сдать контрольную у Снейпа. Сейчас  вот  думать об этом забудь, —  и для убедительности даже рукой махнул, мол разговор окончен. —  А если будешь упорствовать, то помни, что мадам Помфри недалеко ушла, - прибегнул он почти что к шантажу. Кто бы видел и правда не поверил. Не смотря на то, что в компании он и Алисия, Дэвис всегда был непостоянной единицей - он тормошил, отвлекал, постоянно требовал перерывы во время подготовки к экзаменам и срезам, но совсем от неё никогда не отказывался, всего лишь его неугомонный нрав, когда-то им же самим отправленный на Рейвенкло требовал выхода, пусть и в таком виде. Но присущая ему ответственность и обязательность не давали ему пускать всё на самотёк, да и факультет ему добавил усидчивости, такта и умения выделять важное в цепочке дел. Так вот, зельеварение сегодня на повестке дня для Спиннет вовсе не стояло.  В отличие от его, Дэвиса, поцелуя. И пусть он получился  в какой-то мере целомудренным, прикосновение её тонких пальцев к его губам делало даже его значимым. И Роджер перехватив её руку  целовал в мягкую ладонь - в самый холм Венеры, а потом в холм Луны, а потом в запястье. Роджер и Алисия ещё на далеком третьем курсе отказались выбирать Прорицания предметом для изучения, но в своё время к нему пристал Джейсон с просьбой помочь с этой белибердой по хиромантии, которая была одной из изучаемых ответвлений Прорицаний. Тогда же Роджер и почерпнул для себя эти знания и прекрасно запомнил, где находятся «планетные холмы»,  линии сердца и жизни, хотя суть всей этой псевдонауки от него и укрылась. Зато поцарапанные ладошки любимой девушки невозможно было упустить из виду. Если бы и правда поцелуи обладали живительной силой, он бы зацеловал её — всю.

—  Тогда хорошо, что она не знает, —  шептал он и собирался ещё больше сократить расстояние между ними, не то чтобы назло инспекторши, а своего удовольствия для, чтобы снова коснуться губ девушки. Пока у Алисии не вырвалось, то от чего Дэвис весь внутренне не похолодел. Вот ведь только улыбался, улыбалась и она, тянулась к нему, не смотря на то, что переломы наверняка давали о себе знать, взывала к его совести, когда просила поесть и вот снова это страшное падение, словно грозовая туча, такая же как многие из тех, что сейчас заволокли шотландское небо, налетела и прогнала это светлое мгновение, в котором он снова желал поцеловать Спиннет. Налёт беззаботности слетел и Роджеру не удалось уберечь её от своих переживаний и после её слов почему-то сложнее взять себя в руки, чем это было до того, как он храбрясь вошёл в этот лазарет.

—  Так и не надо этого… Извинений… Оправданий… Это всё эти подобия человека, которые и на метле-то держатся только благодаря заклятию вечного приклеивания. Давно следовало проучить этих слизнявых троллей,  — негодовал Дэвис. Он не видел, кто из слизеринких загонщиков отправил злополучный бладжер, но то что оба слизеринца были не чисты на руку знал не понаслышке - и его команде доставалось от этих безмозглых амбалов. Но Алисия произнесла знакомую фамилию и Роджер тут же понял, кто именно виновник того, что она чуть было не разбилась. Крэбб. Хоть самому в следующей игре выходить на месте одного из загонщиков, чтобы с мрачным удовольствием отправить в слизеринца бладжер. В конце концов, он капитан, имеет право тасовать игроков как пожелает. Но тихий голос девушки проникает в мстительные мысли рейвенкловца с просительным пожалуйста, и он хоть и не обещает ей, но и не спорит. —   Только если ты пообещаешь глупостей не говорить, —  отозвался юноша, всё ещё касаясь щеки девушки, не смотря на то, что она на него не решалась взглянуть. Нет, он всё-таки не готов ей дать такое слово.

Роджер нежным движением убирал волосы с её лица, пока Алисия как-то мечтательно повторяла за ним это простое «домой» и он слышал в её голосе странную перемену. И блеск в её изумрудных глазах выдавал какую-то живую и правильную мысль. И ему просто хотелось вот так на неё смотреть и чувствовать нежность её кожи, тепло её пальцев, которые освободили из плена талисман и вернули на своё законное место, туда где быстро-быстро билось её сердце. Он чувствовал как замирает её дыхание под его ладонью, такой большой на её ночной рубашке. И вспоминал прикосновение этих уже тёплых тонких пальцев, там на Астрономической башне, когда они почти ледяные, скользнули за его спину, лишив его возможности дышать. Вот прямо как сейчас. И он словно в отместку им скользнул вниз, под грудь, к талии и ниже. Рука нырнула под одеяло, продолжая свой путь, пальцы нащупали край ночной рубашки и прикоснулись к теплой бархатной коже, кажется над коленом. Роджер ощутил как под его рукой побежали мириады мурашек и, не глядевший на девушку, он наконец поднял на неё взгляд. Вопросительный. Даже просительный. Он дышал глубоко и часто, пока его ладонь медленно возвращалась обратно, вместе с тем приподнимая мягкую ткань.  Уже почти забытый жар в теле вернулся  и в пальцах снова проснулись магниты устремлённые только в одно направление — к ней. Во рту  пересохло, но Роджеру не хотелось ничего говорить, только раствориться в этом ощущении её кожи под его ладонью  там, где ему ещё не приходилось её касаться. Пальцы скользнули под рубашку, нежной лаской  касаясь живота и он почувствовал как замерла под ними Алисия. И даже перестала дышать. Хотя и он сам, кажется, тоже разучился это нормально делать, потому что его собственная грудная клетка то ходила ходуном то замирала, словно «прислушиваясь» к тому как девушка  отзывалась на его прикосновения. Тёплая… Нежная… О Мерлин! Он, Роджер Дэвис, имевший негласную славу чуть ли не самого искушённого красавца школы, он робел перед ней.

Но ведь это ОНА.

— Алисия… — её имя это единственное, что ему удаётся произнести без труда. Остальные слова даются ему с боем. —  Если ты захочешь… я остановлюсь... —  последнее он не в силах произнести, и Роджер просто смотрел ей в глаза с каким-то яростным отчаянием. Словно просил о чём-то. Он ещё боролся с собой.

[nick]Roger Davies[/nick][status]over and over i fall for you[/status][icon]https://i.ibb.co/2SG4P6Q/37.jpg[/icon][pers]<b><a href="https://drinkbutterbeer.rusff.me/viewtopic.php?id=867#p83508" target="_blank">Роджер Дэвис</a></b>, 18 лет <br />Рейвенкло, 7 курс <br />Капитан и охотник сборной факультета по квиддичу[/pers] [info][/info]

Отредактировано Roger Davies (05.11.20 14:19)

+1

8

- То есть, ты честно собираешься их потом вернуть на место? - с притворной обеспокоенностью спросила Алисия, бросая взгляд на свои подсолнухи. Она решила благоразумно пропустить мимо ушей демонстративно высокомерное заявление Роджера о его прекрасных отношениях с профессором Спраут и его оценку на С.О.В., чтобы не оскорблять его тонкую душевную организацию своими колкими замечаниями о полезности предмета и его, несомненно, огромной важности в их будущей спортивной карьере. Возможно, такое пренебрежение к предмету передалось Алисии от матери, которая в свое время вообще Травологию провалила (и девушка могла бы пошутить, что она, вообще-то, добилась на этом фоне заметных успехов), и всегда пылко высказывалась, как она ненавидит заниматься садом. Изредка гостящие у них маггловские родители папы только закатывали глаза да вздыхали, глядя на необузданные заросли калган-травы, руты, мяты и плюща, увивающего забор, стены и даже крышу. Это всегда сопровождалось неизменным бабушкиным «а вот в саду у ваших соседей...», даром что мистера и миссис Дэвис они вообще видели за много лет от силы пару раз и этим знакомством остались недовольны. «Самоуверенный грубиян и выскочка», пренебрежительно заявлял дедушка, такими нелестными эпитетами награждая роджерова отца. «И этот пацан их старший весь в него», обязательно добавлял он, когда речь заходила о Честере. Мойра с Джеффри бурчали в ответ что-то невразумительное, не желая ввязываться в уже надоевший всем разговор о соседях, а вот сама Алисия с готовностью кивала, потому что ни отец Роджера, ни тем более его старший брат не вызывали у нее абсолютно никаких симпатий. После этого дедушка всегда шутил, что с будущим свекром ей не повезло («мало того, что волшебник, так еще и такой скверный характер!»), и Алисия, стремительно краснея, пыталась перевести тему на что-то другое.

Забавно, что теперь это вроде как уже и не совсем шутка. Только ни родители, ни дедушка этого еще не знают. Да и сама девушка настолько в будущее заглядывать не решалась.

- Вот еще, - обиженно выдала Алисия. - Они теперь мои, и будут прекрасно смотреться на прикроватной тумбочке в моей спальне. Все будут смотреть и завидовать такому счастью.
Она произнесла это преувеличено-бодрым голосом, который внутреннее ее состояние совершенно не отражал. Первое время после их примирения гриффиндорке вообще не было никакого дела до того, что болтают о них окружающие люди — кроме Роджера для нее ничего и никого не существовало, ни о ком другом она думать не могла и все, что произносилось не его голосом просто пролетало мимо ее ушей. Анджелина еще шутила, что ей придется рисовать плакатики, чтобы помахивать ими у подруги перед лицом в попытках привлечь к себе внимание, а на уроках пихала ее в бок, если от нее требовалось продемонстрировать заклинание или записать домашнее задание. Со временем эта сумасшедшая эйфория понемногу стала сходить на нет, и до Алисии начали долетать обрывки чужих разговоров, тихие перешептывания у нее за спиной, которые даже не становились тише, когда она замечала и оборачивалась. «Совсем не смотрятся рядом», заявляли одни старшекурсницы, качая головами. «Да что он вообще в ней нашел», фыркали  другие, бросая на гриффиндорку пренебрежительно-оценивающие взгляды, и пожимали плечами, будто отвечая на собственный вопрос. А одна хорошенькая темноволосая девчушка, которую Алисия нередко видела поблизости от Линды Чеддсли, проходя мимо гриффиндорки в кабинет Заклинаний, шепнула своему спутнику что-то вроде «да она ему надоест, он и ее тоже бросит, козел». Таких разговоров на самом деле было совсем немного, но Алисия почему-то замечала их все. Андж прямо заявляла, что «это дурость — обращать внимание на тупые сплетни, вон, Дэвису, похоже, и вовсе на них плевать, бери пример», а потом добавляла привычно-шутливое «только я могу говорить, что вы не пара».

Алисию успокаивала эта своеобразная поддержка Анджелины. И она действительно завидовала Роджеру, который если и был в курсе всей этой болтовни, то совсем не волновался из-за этого. Но самой Алисии очень бы хотелось спокойно дойти от Больничного крыла до гриффиндорской башки, неся в руках этот букет, и чтобы не чувствовать себя под этими взглядами «очередной подружкой, одной из многих». Она так сильно боялась этого, когда в холодном пустом классе Зельеварения с закрытыми глазами шептала «я тебя люблю», когда еще не знала, что рейвенкловец ей ответит, когда еще не знала, что тот поцелуй не станет последним, а будет лишь первым в их бесконечности вместе — боялась, что не станет для него «той, единственной», о чем ей мечталось. И пусть сейчас, много недель спустя, этот страх, наконец, начал отпускать ее, Алисия все равно поневоле задумывалась об этом полном неизвестности «потом». Роджер постоянно вспоминал прошлое, может, в чем-то себя корил, обвинял, продолжал чувствовать эту горечь по потерянному времени - это было заметно, пусть он и молчал. А она, Алисия, то и дело забегала своими мыслями в будущее. Она не знала, что будет завтра, через неделю, через месяц, через год. И все эти «тупые сплетни», помноженные на ее давно забытую неуверенность в своей «неповторимости», только подливали масла в огонь и заставляли испуганно жмуриться и внутренне съеживаться от необъяснимого, совершенно необоснованного ужаса — а есть ли у них вообще это будущее? Ей было мало настоящего. Ей не хватало объятий, поцелуев и руки Роджера, сжимающей ее собственную ладонь. И это, наверное, был единственный страх, признаться в котором она бы не смогла даже ему.

- Так хочешь свалить всю вину на меня? - хмыкнула Алисия, стараясь этим шутливым разговором отвлечься от съедающих ее мрачных мыслей. - Ну и чего ты этим добьешься? Останешься при своей репутации «хорошего мальчика», а меня тем временем по взысканиям затаскают. Будешь сидеть в гостиной один и жалеть о своем поведении, - Алисия картинно вздернула нос и тут же улыбнулась — даже понарошку сердиться на Роджера у нее не получалось слишком долго.
- Знаешь, о чем я все время думаю? - вдруг произнесла гриффиндорца, сама от себя не ожидая, что решится произнести вслух эту мысль, что уже долгое время то и дело всплывала по вечерам — а ее сердце тревожно забилось, когда она продолжила. - О времени, когда тебе уже не придется уходить. О том, что мне хочется залезть под одеяло перед сном, и чтобы ты рядом был, - и заснуть в его объятиях. И слышать его размеренное дыхание, и спокойное биение его сердца у самого ее уха — сердца, которое знает, что ничего плохого больше не произойдет и наутро они проснутся такими же счастливыми, как и прежде. И она думала о том, чтобы будить его осторожными поцелуями, а потом долго-долго молча лежать рядом, кутаясь в одно и то же одеяло, а после, чертыхаясь, вскакивать с постели и собираться навстречу каким-о неотложным повседневным делам или вовсе на работу. И о том, что даже научится прилично готовить, лишь бы иметь возможность радовать его своими нехитрыми кулинарными изысками — хотя бы на завтрак. И мечтать о наступлении вечера, когда можно будет под треск поленьев в камине читать свои книжки, попивая чай с корицей и гречишным медом, и краем глаза наблюдать за ним, зарывшимся в какие-то рабочие бумаги — и отвлекать всякой ерундой, ничуть не ощущая угрызений совести. Сколько же теплых и нежных моментов могло бы быть в их будущем. Вот о чем она думала каждую минуту своей жизни, вот о чем мечтала. Но больше всего — все-таки об этом. - Закрыть глаза и все равно чувствовать твое присутствие.
И Алисия знала, что сегодняшним вечером именно так все и произойдет - зелья, которые мадам Помфри заставила ее выпить, уже понемногу действовали, и девушка то и дело зевала, прикрываясь ладонью. Она наверняка уснет еще до того, как медсестра выставит Роджера из Больничного крыла, а может, даже задолго до этого. Алисия не повторит еще раз свои глупые слова насчет «даже неплохо, что я оказалась здесь», но все равно так думает, и едва заметно улыбается этой мысли, потому что сейчас, в эту минуту, несмотря на боль от сломанных костей и мерзкий привкус зелий во рту, она чувствует себя очень счастливой. В этом просторном тихом помещении, едва обагренном последними лучами заходящего солнца, в этом мягком подрагивающем золотистом свете лампы, не было больше никого. Они были только вдвоем, нежно переглядываясь, бережно сжимая пальцы друг друга, одинаково улыбаясь и, даже окидывая друг друга обеспокоенными взглядами, все равно ощущали какую-то совершенно естественную гармонию.

- Чего? - недоверчиво переспросила Алисия, которой показалось, что она ослышалась — слишком уж невозможные вещи Роджер произносил вслух. - Ты точно не ослышался и ничего не перепутал? Может, он просил передать мне флакончик крепкого яду? Уж в это-то я куда охотнее поверю.
Шутки шутками, конечно, но на самом деле Алисия происходящее «поразительным» не находила. Она могла думать о Сэмуэльсе что угодно, но тот хотел для Роджера только добра и уж наверняка предпочел бы видеть его счастливым. Даже если это означало примириться с Алисией (пусть даже всего на один вечер), которая во многом и была его счастьем. В конце концов, Анджелина сегодня тоже зарыла топор войны, а это о чем-то, да говорило.
- Не умрет, не беспокойся, - усмехнулась Алисия. - Подумает, что ты надышался испарениями зелий в Больничном крыле. Или по пути с лестницы упал и головой ударился. Короче, не поверит и решит, что ты все это придумал. А насчет кубка — это мы еще посмотрим! - воинственно заявила гриффиндорка. Вообще-то, о квиддиче она сейчас думала едва ли не в последнюю очередь. Конечно, квоффлом мимо колец не била и в траву его не роняла, да и ее игрой в целом Анджелина оставалась довольна, но… какая, к дракклам, разница, кому в итоге достанется кубок? Алисию почему-то больше это не беспокоило. Она и спорила сейчас только для того, чтобы подразнить Роджера.

- Какие такие благородные порывы? - округлив глаза, поинтересовалась Алисия с поддельным удивлением. - По-моему, отличительные черты твоего факультета — это ум и находчивость, а благородство давай, оставь гриффиндорцам. Раз уж по мнению большинства мозгами нас обделили, - на этом месте она должна была получить традиционный легкий подзатыльник от Роджера, который не любил, когда она «ругала себя и наговаривала», и выслушать маленькую лекцию на тему «не встречал более умной и сообразительной девушки, чем ты», но рейвенкловец, наверное, заразился от нее этим благородством и нападать не стал, потому что некрасиво это — бить лежачего и безоружного. Алисия с трудом удержалась от откровенно детского желания показать Роджеру язык, и вместо этого продолжила поглощать ужин с такой скоростью, будто мадам Помфри вот-вот выскочит из кабинета и его у нее отнимет. А потом наложит заклятье, не дающее нерадивой пациентке что-то съесть ближайшие лет сто.
Уж непонятно, над чем Роджер сейчас смеялся — то ли над ее голодным видом, то ли над упертостью, с которой она протестовала против любой помощи, то ли над шуткой о гриффиндорцах, неважно, главное, что на его лице снова эта довольная улыбка, и в глазах эти искорки веселья, без которых Дэвис не был Дэвисом. Алисия тоже широко улыбнулась и почти привычным жестом зарылась пальцами в его волосы — о, как бы ей хотелось знать, какие мысли роятся сейчас в его голове, что так удобно примостилась на краешек ее кровати, откуда он смотрел на нее странным мечтательным взглядом, который она и раньше иногда успевала поймать прежде, чем Роджер начинал непринужденно рассуждать о повседневных вещах.
- О чем ты думаешь? - тихо, почти шепотом спрашивает девушка, хотя не особо рассчитывала на ответ. Может, он Алисию и не слышит даже сейчас.

«Костерост» и не думал прекращать выворачивать наизнанку ее многострадальные кости. И спустя какое-то время гриффиндорка вдруг осознала, что это не глаза слезятся, а она просто плачет — беззвучно и совершенно безудержно, и, может быть, в первый раз по-настоящему за много-много месяцев, как будто физическая боль открыла какие-то ворота ее души и выпустила наружу все, что так долго копилось внутри. Алисия пытается отвернуться от Роджера, хотя он, наверное, единственный, кому она не стеснялась бы показать свои слезы и перед которым не стыдно было выглядеть такой слабой, но он ей не дает, шепча на ухо что-то успокаивающее, легко целуя ее то в щеку, то в висок, гладя по волосам, позволяя изо всех сил сжимать свои пальцы и ни словом, ни жестом не давая понять, что ему больно или неприятно. Все пройдет. Все будет хорошо. В голосе Роджера какое-то бесконечное отчаяние, и Алисии больно еще и оттого, что это отчаяние там звучит из-за нее. Наверное, он думает, что ничего не может помочь ей, и это просто убивает. Собственный голос еще плохо повинуется ей и девушка не может сказать ему, что он спасает ее лишь тем одним, что сейчас рядом. Не может сказать, как ей жаль, что тогда, после матча она не позволила ему почувствовать свое присутствие, потому что теперь знала, как же много на самом деле это значит.
И когда в мыслях понемногу проясняется, и зелье перестает обжигать изнутри, Алисия все равно не отпускает его руку и не решается открыть глаза. Она сейчас ощущала себя как никогда уязвимой. И одновременно с этим — защищенной, как никогда.
- Все хорошо, - едва слышно выдыхает она — не для себя, для него. - Спасибо тебе.

- Это не навсегда, - спустя какое-то время сказала Алисия, когда речь снова зашла про Анджелину. - То, что она тебя не любит. А может, даже это уже в прошлом. Мне показалось, что сегодня она говорила о тебе едва ли не с уважением, - задумчиво добавила гриффиндорка, вспоминая выражение лица подруги, когда проснулась в первый раз. Вряд ли, конечно, почти семь лет (и особенно — последний из них) такой скрытой неприязни можно просто забыть и притвориться, будто их не было. Но Андж никогда не была ни глупой, ни несправедливой, и уж наверняка прекрасно знала, как Алисия любит «этого своего Дэвиса». Точно так же, как знала, что избавиться от него не получится. И даже позволяла себе шутить о том, что «вот стану крестной ваших детей — сделаю из них приличных людей, никто и не поймет, какой у них отец». Наверное, в устах Анджелины это было едва ли не благословением. Говорить об этом Алисия, правда, не стала — шутка, конечно, смешная, но даже в шутку это все еще слишком будущее. - Пожалуйста, пообещай не заколдовывать ее, когда она придет сюда с моими учебниками. Можешь их потом куда хочешь унести, только не ссорьтесь хоть сегодня, - попросила Спиннет с улыбкой, прекрасно понимая, что никакие учебники подруга не принесет и вообще даже на пороге Больничного крыла не появится. Как уже было сказано — девушкой она был умной, и даже иногда тактичной и понимающей, поэтому нарушать их с Роджером уединение не станет.
- Да не буду я читать никаких страниц, не старайся. Я просто спишу контрольную у тебя, - беззаботно произнесла Алисия, дернув здоровым плечом. Возможность снова сидеть вместе на всех уроках до сих пор невероятно радовала гриффиндорку, хоть пока и не могла полностью затмить воспоминания о множестве лекций и практических занятий, когда их разделяли парты, занятые другими людьми, и когда все, что можно было себе позволить — это редкие взгляды в тот угол класса, где рейвенкловец о чем-то шептался со своей девушкой под прикрытием учебника или дымящего котла. Совсем как с ней когда-то. - Ну, должна же я хоть раз в жизни это сделать. А если Снейп заметит, что я в твой пергамент заглядываю, и назначит взыскание — так мне уже не привыкать, знаешь ли. И вот не нужно мне Помфричкой угрожать, - обиженно добавила Алисия. - Она на меня тут же какие-нибудь сонные чары наложит. И с кем ты тогда целоваться будешь?

- Послушай, я не хочу наутро обнаружить тебя на соседней кровати покалеченным, - она прекрасно знала, как он умел злиться — особенно, если кто-то причинял боль близким ему людям, и свою злость он сейчас совершенно не был способен скрывать. Алисия совсем не была уверена, что ее слов и ее просьб сейчас будет достаточно, чтобы уберечь Роджера от ошибки. Способен ли он вообще их услышать? Он, конечно, и сам кому угодно мог накостылять, но ей так не хотелось для него неприятностей, боли, взысканий... - А эти «подобия человека» способны на такое даже без биты и никогда не ходят поодиночке. Не нарывайся, побудь лучше со мной, - просила Алисия и очень хотела верить, что он не спорит с ней потому, что согласен. - Не могу тебе такого пообещать, - она неуклюже попыталась снова пошутить, - я же девочка, а мы постоянно болтаем всякие глупости…

Но он не дает ей договорить. Рука, что осторожно и ласково касалась ее груди, вдруг каким-то медленным, но неумолимым движением скользнула ниже, и у Алисии перехватило дыхание, когда сквозь тонкую ткань он провел ладонью по ее животу, по бедру, коснулся колена, до которого ее ночная рубашка уже не доставала. Ладонь замерла, и в этой оглушительной тишине — казалось, даже дождевые капли по ту сторону окна перестали существовать — девушка слышала только его частое неровное дыхание и стук собственного бьющегося в бешеном ритме сердца в ушах. Алисии так хотелось тянуться навстречу этим новым и непривычным прикосновениям, так хотелось полностью отдать себя этим ощущениям, ведь там, где касались его пальцы, как будто оставался огненный след, и кожа покрывалась мурашками, и хотелось схватить его ладонь и сильнее прижать к своему телу, чтобы эти робкие движения стали хоть чуточку увереннее и смелее, но ее собственные дрожат и в них чувствуется жуткая слабость… и Алисия даже не успевает удивиться своей храбрости — никто прежде не касался ее так, никто прежде не смотрел на нее так, никогда раньше она не чувствовала этого странного напряжения… приятной беспомощности… трепета? (Мерлин, что же это такое?), охватившего ее всю, отчего хочется подтянуть коленки к животу, но ей больно двигаться, и от того эти удивительные, жаркие ощущения становятся только сильнее.

Как она может просить его остановиться? Один Мерлин знал, как Алисия была сейчас взволнована, как сладко ныло в груди, как пересохли губы от частого поверхностного дыхания, и как кружилась ее голова. И ей, наверное, все-таки было страшно — хотеть этого, думать об этом, испытывать это, но и сопротивляться она тоже была не в силах. Ему стоит только намекнуть. Только попросить… нет, не нужно даже просить. Она сдается ему без боя.
Это ведь он. Роджер. Ее Роджер… Они бы все ему отдала. Все, что у нее было, все, что он хочет. А она чувствовала — о, как же остро она сейчас чувствовала, насколько сильно он этого хочет. Но знает ли он, что и она тоже?
- Ни за что… - с трудом выдавила из себя Алисия свистящим шепотом, отчаянно замотав головой, и попыталась скинуть с себя одеяло, потому что под ним стало слишком жарко. - Пожалуйста… - почти умоляюще простонала девушка, едва вспоминая хоть какие-то слова, все еще пытаясь ловить его взгляд и с таким же яростным отчаянием надеясь, что Роджер волшебным образом поймет все сам.
[icon]https://i.ibb.co/2SG4P6Q/37.jpg[/icon][status]девочка, которая ждала[/status][nick]Alicia Spinnet[/nick][pers]<b><a href="https://harrypotter.fandom.com/wiki/Alicia_Spinnet" target="_blank">Алисия Спиннет</a></b>, 18 лет[/pers][info]Гриффиндор, 7 курс <br />Охотница сборной факультета по квиддичу<br />Член ОД[/info]

Отредактировано Alicia Spinnet (16.04.21 00:02)

+1

9

- Я честно поспособствовал тому, чтобы взамен одолженных в скором времени выросли новые, - тон в тон отвечал девушке Роджер, расплываясь в довольной улыбке. - А ты что подумала, что я тебе их показать принёс. Пф! Волшебник я или где, в конце концов?! - ну и добавил эту свою чушь про то, что он любимчик у Спраут.
Он заметил, как девушке по душе пришёлся этот небольшой знак внимания и  то как блестели в вечернем свете её глаза, когда она переводила взгляд с подсолнухов на него самого. Дэвис любил, когда Алисия так на него смотрела. В последнее время всё чаще. А может, он просто стал это чаще замечать. Какая-то живая и ясная, как она сама, мысль блестела в зелёных  глазах и ему оставалось только гадать — что же это. Лишь одно он знал наверняка - эта мысль была о нём. И раз она глядела на него с такой теплотой, можно было с уверенностью предположить, это была какая-то хорошая мысль о нём. Он не спрашивал. Просто любовался. Пока мог. Ведь следом придёт какая-то другая и сметёт остатки этой лёгкости.  Вот она вроде довольная предъявляла права на собственный же букет, но что-то неуловимо поменялось и хоть рейвенкловец не понимал что, но и это не укрылось от его внимания. И её воодушевлённый тон его не обманул, но он снова молчал, как и тогда, когда она убеждала его, что она в порядке. Ну, допустим.
- Так вот что тут самое важное — всеобщая зависть. Буду иметь в виду, на следующий раз, - особо выделив последние два слова,  шутливо подначивал её Дэвис. Он разумеется, специально цеплялся к словам, словно между ними была такая игра, кто быстрее выдохнется. Разве было не заметно?! Он тащился к дальним теплицам за этими подсолнухами, а она будто поняла только то, что он их «одолжил». Она не скрываясь радовалась цветам, а он якобы замечал только воображаемое тщеславие. - Только ты это, подскажи, чему завидовать будут больше, а я уж не ударю в грязь лицом, - с наигранной серьёзностью,  и сложив руки на груди добавил волшебник, нарочно закатывая глаза — мол,  у девчонок свои причуды.

Другое дело, что Алисия никогда им не относилась к этой своеобразной касте - «девчонки». Так сложилось давно, ещё когда они малолетними сутками пропадали во дворах и в тайне от родителей сбегали в маггловский район, чтобы поглядеть, что там у них твориться. Так вот, этих самых на букву «д» Роджер успел наглядеться. В большинстве своём они были крикливые, плаксивые, трусливые  и в таких платьицах, в которых на гору из щебня или, того круче, строительного мусора не взберёшься. И на метлу их не  не заманишь. Да и поговорить с ними не о чем, пихают своих кукол и требуют, прямо требуют, сыграть в «дочки-матери» и чтобы ты был обязательно нерадивым папашей. А ничего что, в этой игре даже названием такой участник не предусмотрен, нет?!
Алисия была совсем другая.  Она не заманивала его ни в какие дурацкие матримониальные игры,  здоровски бегала и ещё лучше летала и даже давала Роджеру седлать свою метлу, с какой-то удивительной охотой отзывалась на все его предложения в азартном угаре скрыться от родительских глаз в маггловских дворах, ловко взбиралась следом за ним на гаражи там же и жутко интересно рассказывала о том, что прочла в энциклопедии. Собственно, большую часть книг до поступления в Хогвартс, он таскал именно из дома Спиннет, собственная домашняя библиотека изобиловала только узко направленными фолиантами, связанными с деятельностью отца и профессией мамы, и некоторыми совсем уж детскими книгами. Да и обалденную интерактивную книгу о Космосе, после прочтения которой он и загорелся наблюдением звёздного неба  и Астрономией ему на восьмилетие подарили её родители. Алисия и Роджер тогда пропали с родительских радаров на долгие несколько часов, увлечённые подарком. А в девять, как уже упоминалось, Дэвис собрал свой первый телескоп. Он был жутко горд и жалел только о том, что метлу нельзя точно так же собрать, потому что покупать оную ему родители не собирались. Даже ко дню рождения. Правда несколько лет спустя, это за них сделала бабуля Дэвис, заявив, что одиннадцать лет бывает один раз в жизни, она вручила ему новенький Чистомёт. И кто стал первой кому Роджер об этом сообщил?! Верно, Алисия. Вот радости-то было. И большой вопрос кто радовался больше. Она всегда очень за него радовалась. Даже когда подросла. Признаться, даже став старше, она не потеряла такой редкой искренности  и знакомого доброго упрямства, а ещё с годами в ней только окрепла вера в справедливость, не проросла в ней привычная для девушек её возраста жеманность, кокетство ей было чуждо и до сплетен она была не охотница. Зато была просто охотница. Самая ловкая во всём Хогвартсе. Эта хрупкая милая девушка могла дать фору любому другому охотнику 8 из 11 которых были  крепкими парнями. Собственно, именно потому  что слизеринцы таким вот подлым способом видимо намеревались вывести её из игры,  она сейчас и лежала в лазарете и пеняла Роджеру на то, что он её подставляет под наказания:

- Да неет. Подсолнухи в скором времени, прорастут. При тебе останется твой букет, при мне моя репутация, -  он усмехнулся  и принял нарочито позёрский вид. - Но если вдруг  что… - многозначительно добавил Роджер. - Ты меня не сдаёшь. Помни, ты слово дала, - какое именно «вдруг» он конечно не уточняет, понятно ведь, что под этим имеется в виду его мародёрское покушение на теплицы. Хотя сам Дэвис вполне себе уверен, что туда до самих экзаменов не наведается никто, кроме дежурных,  которые сменяют друг друга и ухаживают за теплицами раз в неделю. Так что… Ничего ни ему, ни ей не грозило. - Но если тебе так станет легче, можем продолжить наши «свидания» на взысканиях. Обрадуешь подруг подробностями, - неоднозначно высказался волшебник. - Если будет как в последний раз, я даже готов самовольно сдаться, -   Роджер подтрунивал над ней, а сам внимательно наблюдал за её реакцией. Как же славно она краснела. И конечно, всё прекрасно поняла. А что главное, помнила.
После памятного вечера на Астрономической башне между ними больше не случилось ни подобной близости ни даже словесного упоминания о ней. Хотя, слова тут как раз были излишни. И всё равно, что после этого взыскания у них было ещё три, там же - жаром внутри и тоской отзывалось только первое. - А в гостиной, я и так один... - надувшись добавил рейвенкловец, словно это была её, Алисии, вина. Хотелось шутливо добавить «Конечно если не считать Чжоу, Дейзи, Мадж, Аланис...»,  других девчонок, кроме той, что будучи третьекурсницей  приглашала его на Святочный бал — Элли — он поимённо не знал, даже из этого короткого списка Чжоу была в команде (даром, что ему как-то в голову пришла «гениальная» мысль позвать её на свидание), Дейзи - сокурсница,  Мадж была старостой, а за  Стеббинс неловко ухаживал Джей. Будь Алисия не травмирована, он бы непременно это сказал, а потом  хохоча пытался скрыться от её праведного гнева (ревности, если быть честными). Но сейчас ему совсем не хотелось от неё отодвигаться ни на шаг, да и она никуда за ним не погонится, поэтому он умолчал. -... что со взысканиями, что без, - вместо этого выдохнул волшебник. Не удержался и поцеловал упрямо вздёрнутый носик. Нет, ну а что, пусть не зазнаётся. 
Естественно, он всего лишь дурачился, пытаясь этой глупой игрой увлечь гриффиндорку. И видимо, ему это удавалось, потому что она так искренне ему улыбнулась, что у него в очередной раз защемило сердце.  Не зря. До тех пор, пока Роджер не осознал своих чувств к Алисии, ему казалось, что все эти тёплые щемящие чувства, что накрывали его, когда дело касалось её, это от давней привязанности, и долгой верной дружбы, какой-то братской любви… Да, любви, но вовсе не братской, а самой настоящей, пылкой искренней любви, которая окрепла в нём за эти годы пока он узнавал её, пока она росла рядом с ним, пока расцветала словно летний цветок до тех пор, пока осознание своих чувств зимним днём не подсказало ему: слепец, неужто ты не видишь, что самое приятное тебе, самое любимое тебе, самое близкое тебе — всё это соединено в ней!?! Всё это и есть она.
И вместе с этой очаровательной улыбкой, она готова была поведать что-то для неё важное. Он понял это по поднятому на него взгляду, по уже знакомой блуждающей мысли в глубине её изумрудных глаз, по этому доверительному «знаешь...»

- О чём? - подключаясь спросил Роджер, не отрывая от девушки глаз. Её тонкие пальцы, неловко перебирали  покрывало, и она коротко вдохнула, словно собиралась с силами, но не было в этом ни решительности, ни силы, лишь трогательность и безграничное доверие, мол «я только тебе могу это сказать». Может поэтому он и потянулся к ней, чтобы убедить «я здесь, я слушаю, я всё пойму» и когда их пальцы переплелись, и Алисия, вместо больничной ткани мягко держа его руку, призналась в своих… ожиданиях?.. в надеждах?.. Да нет конечно, всего лишь в том, что чудилось и ему самому. В то волшебное будущее «скоро», которое следовало за не менее чудесным, но настоящим «вместе». В то, что обязательно будет, и очень их ждёт. И Роджер, улыбается глядя на неё, от того что ему так тепло от этого признания, потому что сколько раз он себе представлял подобное это не сосчитать. Даже будучи вдали от неё его временами мучили картины  такого будущего, сны которые начинались волшебно, когда они вместе, когда Алисия его, и он держит её в своих объятиях в гостиной дома, который идентифицировался как «наш»,  но завершались они исключительным кошмаром. Мало того, что он просыпался в действительности, где они друг с другом даже не говорили. Так ещё и во сне она постоянно ускользала или вовсе уходила увлекаемая некто с дреддами, а Роджер пытавшийся догнать её и докричаться до неё, по пробуждению ощущал совершеннейшую беспомощность.  Всё-таки, это мука видеть сны. С некоторых пор они снились ему гораздо реже. А об этом «скоро», Роджер думал как о факте, который непременно случится, стоит лишь немного подождать. И это будущее такое же непреложное, как наступление рассвета после ночи. Но то, что и она об этом думала и много думала, сама призналась, делало рейвенкловца положительно счастливым и давно знакомый зверёк  сладко тянулся и пушил шерсть, уютно располагаясь в груди и разве что не мурча. Хотя Дэвис и чувствовал себя от такого признания довольным как чеширский кот, даром что усатых не шибко любил. Он ласково потёрся щекой о её ладонь  и исподлобья взглянул на Алисию. Она хочет быть с ним. Она его. Это же очевидно. Но знание это словно только в нём поселилось и решительно не собиралось никуда деваться, к большому удовольствию Роджера.

- Ужасно заманчиво, - с теплом в голосе отозвался юноша. А после, хитро сощурив глаза, поглядел на койку на которой расположилась гриффиндорка, примеряясь. Не-а, не поместится. Был конечно вариант, приставить соседнюю койку, но так не хотелось выпускать девушку из рук и отходить даже на пару шагов. - Особенно то, что следует после. Я подумаю, как это устроить, - шутливо обещал он, а на самом деле в который раз всерьёз задумался о том, что это скорое волшебное  будущее и правда заслуживает устройства. Взгляд устремлённый куда-то в себя, выдавал в нём эту задумчивость. Да, пока они в школе, у них есть только эти свидания, какими бы они ни были, часы и минуты украденные у жизни, но ведь школа это не навсегда. А для них так вообще закончится через каких-нибудь несколько месяцев. И что? Что дальше? Уже украденные мгновения на глазах её и своих родителей. И снова отпускать и расставаться?! Не этого он ждал.
Но размышлять об этом он будет после, когда ему снова придётся оставить гриффиндорку, когда он будет и правда один, как признавался совсем недавно.

- Неет,  - рассмеялся Роджер. - Этого он передавать не просил. Ты ведь знаешь, он не дружит с зельями. И вообще, ты к нему не справедлива. Джей, конечно, заноза в заднице,  но отнюдь не кровожадная, - и это была чистая правда и Алисия это разумеется знала. Как так вообще вышло, что самые близкие друзья друг друга, терпеть их не могли?! Джонсон не питала дружелюбных чувств к Дэвису, и он отвечал тем же, а Сэмуэль не проникся к Спиннет и это тоже было взаимно. Схема «друг моего друга — мой друг» в этом квартете не работала совершенно, как и принуждение. Роджер не подбивал Джея на дружбу с Алисией, и та не делала того же с Анжелиной. Взрослые все люди, не песочницу делят. Достаточно того, что Джейсон перестал ему пенять, что все проблемы Дэвиса из-за его подруги, видел ведь, то каким счастливым она его делала и даже втайне по-доброму радовался за него. Но чтобы вслух это признать — ну нет, увольте. «Любовь это состояние ума, когда ум вне всякого состояния, да Роджер?! Это про тебя,» - насмехаясь твердил Джей и делал вид будто он выше и умнее «всех этих ваших чувств» и разве что рвотный позыв не изображал. И в дни особой благосклонности предупреждал, чтобы Дэвис не забыл пригласить его на свадьбу, ведь это ему он обязан тем, что ещё хоть в каком-то состоянии, пусть и вне всякого. А Роджер был слишком счастлив, чтобы на него сердиться, хотя это не мешало тому, чтобы в друга летело всё, что под руку попадётся, а иногда и эти самые руки шли в ход. Калечить ребята друг друга не собирались, им ещё на тренировках и матчах выкладываться. В конце концов, взять кубок по квиддичу у рейвенкловской команды шансы оставались, не смотря на все возражения гриффиндорки:
- Надо же какой воинственный настрой. У-у-у, настоящая гриффиндорская фурия, - он снова  поцеловал девушку в осыпанный веснушками носик. Славный милый носик.
Кто бы мог подумать, что наступит время, когда он будет использовать словечки Ли Джордана. Хотя, признаться, плевал рейвенкловец на школьного комментатора с Астрономической башни, с тех пор как эта удивительная девушка со всей присущей ей горячностью ответила на его, Роджера, чувства. Алисия любит его. И ничего между Джорданом и ней не было. Так какого чёрта?! Пусть катится колбаской. И слова эти не приватизированные в конце-то концов. - Ты поправляйся сначала, а там поглядим, кто кого… - и вроде сказал обыкновенно и имел в виду квиддич, но где-то в глубине него шевельнулось что-то горячее и словно лизнуло изнутри. Это от того, что он всё не мог выбросить из головы её слова о том времени, когда им придётся вместе спать. Спать… А не то, что-то другое. Хотя чего уж там, себя не обманешь. Хорошо хоть девушка отвлеклась на сендвичи и не заметила какими глазами Роджер на неё смотрел. Нет, голоден он не был. Во всяком случае не так как она.   И пока она совсем не разнервничалась из-за того, что мадам Помфри может отобрать еду, Дэвис встал, отгородил их от остального лазарета ширмами. Улыбнулся, мол «теперь можешь быть спокойна» и снова вернулся к волшебнице.

-Эй! - возмутился рейвенкловец. - Ты сомневаешься в моём благородстве?! Ц-ц-ц, обижаешь, - а когда она начала наговаривать на себя, пусть и шутливо, он театрально поджал губы, явственно давая понять — не согласен и сказал: - Не скажу за всех, но есть среди вас умненькие гриффиндорки, - и пока девушка не прицепилась к словам, он смеясь добавил: - ка… гриффиндорка! И это ты, - поднял руки в жесте «сдаюсь», а потом приложил одну руку к груди в знак правдивости своих слов, а после от греха подальше устроился рядом с ней и замолчал. И очень вовремя, потому что Алисия принялась за еду.  Дэвис любил смотреть как она ест. Да что там… Он просто любил на неё смотреть. Роджер даже не ожидал, что можно получать удовольствие просто от того, что смотришь на неё, что держишь её за руку, молчишь, но рядом с ней. Даже в собственной спальне, когда часы давно пробили третий час ночи, а он только справившись с чертовски сложной работой по заклинаниям, глядел в синий балдахин, даже тогда думая о ней, воскрешая в памяти её образ, перебирая всё, что она сказала и чего нет, и вместо этого сделала,  даже тогда, он чувствовал это бесконечное удовлетворение. Это счастье, подсказывал внутренний голос. И Роджер улыбаясь ему, себе, ей, соглашался. От того и воображал себе эти картины счастливого будущего, с ней совместного. От того, положив голову на кровать рядом с ней, он и не мог перестать выглядеть довольным. Просто его переполняло это чувство. И прямо сейчас даже страх забрался куда-то в свою норку и юноша глядел на Алисию спокойно и мечтательно. Её ласковые пальчики закопались в его волосах и Роджер зажмурился от удовольствия, ощущая как по позвоночнику парадом отправилась дивизия мурашек. Ещё одна простая вещь, которая делала его совершенно счастливым -  её пальцы в его волосах.

- М-м-м, - не сдержался Дэвис и даже придвинулся к ней ближе, чтобы Алисии было легче его гладить.  Можно было бы сказать, что юноша сейчас отлично понимал Келя, который любил устраиваться на коленях у своей хозяйки, нежась в её ласках. Но кота юноша не вспоминал. Нехотя разлепив глаза, он взглянул на девушку снизу вверх и простодушно ответил: - О тебе. Я всегда думаю только о тебе. Всегда жду только тебя. И только рядом с тобой мне хочется быть… Не могу себе представить жизни без тебя, Лисс, - налёт мечтательности во взгляде растворился и Роджер стал смотреть тепло, но серьёзно. - И то, что ты сказала… - так не хочется ускользать от власти её пальцев, однако он попытался вновь сесть,  но девушка слабым но уверенным движением дала понять — лежи, и он подчинился, не в силах противиться ощущениям, снова прикрыл глаза. -  я тоже об этом думаю, постоянно. Представляю, как  расскажу о нас родителям - у Честера отвалится челюсть, - улыбнулся рейвенкловец. -  А твои… Твой папа будет обрывать мне уши, ну за то что... за  то каким я был идиотом, и будет прав… Знаешь, мне кажется, твоя мама, она догадывалась, что я в тебя влюблён, хотя и всячески меня выпроваживала. Я знаю, что это по твоей просьбе, - он не ждал объяснения и не спрашивал, сам уже всё понимал. - Давай больше не будем так делать. Никогда меня больше не избегай, - попросил Роджер. Холод прошлого года дал о себе знать и в этот весенний хоть и дождливый вечер. - Я больше не смогу без тебя. И не хочу,  - хорошо что глаза закрыты, а голос ровный,  и ничего не выдаёт того, как тяжело ему далось это признание. Разве что говорил чуть тише. И вовсе не потому что голос сел, просто… Просто… Просто незачем орать, они тут одни, и девушка его прекрасно слышала.
Роджер терпеть не мог чувствовать себя беззащитным, но рядом с Алисией именно таким он становился. В каких-то изначальных настройках была записана эта особенность — с ней забрало и доспехи не нужны, это оставить для чужих, не для неё. Но именно для неё и хотелось быть сильным, храбрым, могущественным, да вот даже благородным, - самым лучшим. И поэтому ему легко давались признания в любви, проявление внимания к ней, то как он нарывался на взыскания и даже поцелуи. А не это дурацкое «я без тебя не могу». Не могу, вообще должно отсутствовать  в его лексиконе. Но прошлое одиночество всё равно давало о себе знать, сидело занозой где-то на сердце и под нежным поглаживанием её пальцев, оно освобождается. Потому что Алисия рядом. И не нужно больше мочь без неё. Он не пытался вставить привычную шутку, спустить сказанное на несерьёзный лад и вообще, просто молчал, наслаждаясь лаской и ощущая как  становится легче дышать, словно кто-то подкрутил кран с давлением. Этот кран открылся уже давно, тем холодным февральским днём, когда она самоотверженно призналась, что любит и отогрела для него весь мир,  но Роджер не предполагал, что не до конца.

И даже не верится, что это умиротворение, эта тихая радость может смениться картиной новой боли, когда девушка подчиняясь занудству своего друга, всё-таки выпила этот чёртов костерост.  Мерлин, она плакала. Роджер практически не видел её слёз. Если не считать этого года. Да, этот год ставил рекорды. И ладно, юноша был готов снести её слёзы счастья — это только девушки плачут от радости, уверен Роджер, - но не эти горькие болезненные слёзы. Он ненавидел их. Алисия редко плакала, а так как сейчас вообще никогда и  ему паршиво, потому что он не мог помочь. Тоже мне волшебник!

- Что мне сделать? Позвать… - он не успевает договорить «мадам Помфри», когда девушка только крепче сжала его руку и  чуть заметно покачала головой.  Роджер приобнял её, хотел изо всех сил, но знал, что сделает только хуже. Целовал, гладил плечо. Ровена, он бы всё отдал за возможность защитить свою маленькую девочку! Но только как? Мог ли он этому помешать? Исправить? Он гладил её волосы, бормотал слова утешения, все которые знал, но слышала ли она их?! Ей больно и от этого его сердце разрывалось на части. И он тихонечко совсем немного баюкал её в своих руках, прислушиваясь, не хуже ли ей от его прикосновений. Хотелось как тогда на поле схватить её в охапку и укачать как укачивают маленького ребёнка, подуть на больное, как это когда-то делала мама. Ведь у неё получалось, боль проходила.
В скором времени Алисия замерла в его руках и перестала дрожать от слёз, но снова вздумала играть в эту игру под названием «всё в порядке, не о чем волноваться». Но он не готов был продолжать. И хоть целует её в висок, ещё нежно и доверительно, но отзывается совсем иначе.

- Так же хорошо, как если бы по тебе Хогвартс-Экспресс проехался, да?! - право слово, ему бы прямо сейчас рвануть в коридор, затем в подземелья, достать этого упыря и засунуть его же собственный слизеринский галстук в глотку.  Чтоб он подавился. А вместо этого Роджер, держа её за руку, глядел на её бывшее бледным, но покрасневшее от слёз лицо, на опухший нос, на все её попытки не шмыгать носом и не мог пошевелиться, не то, чтобы оставить её и мчаться мстить змеиным загонщикам. На её лбу выступила испарина. Свободной рукой Роджер стянул салфетку со спинки кровати и пару раз промокнул ею лицо девушки.  Делать вид, будто всё нормально не получалось. Сам начал, сам и сорвался. Даром, что хотел отвлечь девушку от болезненных ощущений. Но ему-то она может не врать. С ним не нужно этого — быть сильной, независимой, этой мадемуазель «я всё могу сама, подвиньтесь мистер», умной, способной. Он уже знал её такой. Это беззащитная и ранимая Алисия стала перед ним открываться не так давно, и он узнавал её по новому, но она каждый раз снова отступала, словно в свою раковину, будто опасаясь, что он не поймёт, обидит, сделает больно, если узнает, какая она ещё. Да разве он мог?! - За что?! - совершенно растерялся Дэвис, даже протянутая к шее рука с салфеткой на секунду замерла в воздухе. - Я всё-таки думаю необходимо Помфри  тебя ещё раз осмотреть. Такое падение. Стоит проверить голову.

«Пф! Спасибо мне… Нашла ведь что сказать, глупенькая!» - качал юноша головой.

- Что не навсегда? - переспросил Роджер, когда разговор зашёл о Джонсон, учебниках и подготовке к контрольной. - Мгм, - как-то слишком скромно отозвался рейвенкловец хоть и кивнул словно соглашаясь. Его лицо выражало недоумение.  Джонсон, и с уважением, о нём? Вот уж точно можно было ослышаться.  Всё в этот день шло наперекосяк. Может и правда Солнце с Запада встало. Это что от того, что он на неё накричал на поле?! Нет, Алисии он этого рассказывать не станет. Какая-то странная ответка. Надо, наверное, извиниться. Нет, точно, надо. Анжелина, конечно, привычно пошлёт его. Но он это как-нибудь переживёт. Как всегда. - Ничего не понимаю,  с чего это?! Ей на пару с Джеем подлили зелье доброты, не иначе, - на самом деле паззл вполне себе не плохо складывался, оказалось что в трудный час эти двое вполне способны проникнуться положительными чувствами к избранникам своих друзей, но после семи лет этой условной вражды, и в особенности, последнего года, сложно было представить эту реальность. А может они просто выросли. И были готовы отступиться от своих детских категорий. Все четверо. И, конечно, Дэвис обещал, что никаких чар он на подругу Спиннет накладывать не будет. Он ведь жить хочет и вообще-то, девушек не обижает,  тем более с учебниками, не смотря на то, что Алисия отказала ему в благородстве. - Но лучше бы она вовсе не приходила, - искренне произнёс юноша и обернулся в сторону выхода, словно капитан гриффиндорской команды могла появиться прямо сейчас. В просвете ширм двери было не видать, но если бы кто-то вошёл, они бы уже знали — слишком  шумной была тяжёлая деревянная дверь. Может её и не смазывали только затем, чтобы по звуку засекать нарушителей.  У них и так был только этот короткий вечер, не хотелось делить его ни с кем, даже  с Джонсон, с которой Спиннет итак проводила все вечера в факультетской башне. Дэвис не обманывался, что только с ней, но вовсе не об этом были его мысли.

- Будто бы я против, - отозвался Дэвис, который перенял весёлость девушки. О, он бы придумал сто и один способ чем занять себя и Спиннет на каникулах помимо подготовки к контрольной по зельеварению, умалчивая конечно, что львиная доля этих способов относилась отнюдь не к обучению. Ой как не к нему! От этих мыслей и о том, что у них будут все Пасхальные каникулы без инспекторских декретов Дэвису обожгло руки и под ложечкой легко, но сладко потянуло.  - И когда ты успела стать отъявленной нарушительницей?! Знаешь, это меня заводит,  - он собирался потянуться за очередным поцелуем, но Алисия ловко обернула его же шантаж против него самого. -  Ну не знаю, может с Джонсон. Скоро она там собиралась приходить. Того глядишь и правда меня полю-.. ай! - не ясно откуда девушка нашла силы, но она хорошенько так приложилась кулачком ему в плечо. Но и сама дёрнулась от боли. - Прости-прости, шучу-шучу, -  затараторил юноша и в одно мгновение прекратил все её возмущения поцелуем.  Его рука скользнул по щеке за шею, касаясь пальцами нежной и чувствительной кожи, закапываясь в густые рыжие волосы. А её губы, её родные, незабываемые губы, с  нежностью и упрямством отозвались на поцелуй, словно она очень давно этого ждала. Роджер ощутил уже знакомую дрожь, горячей волной прошедшей до кончиков пальцев. Эта девушка просто сводила его с ума. А он не имел права лишаться рассудка, не здесь и не сейчас. Он ещё помнил, где они находились и в каком Алисия состоянии.

"Совсем сбрендил?!" - вопрошал внутренний голос где-то на задворках сознания и Дэвис бы рад не слушать его, да разве от этого насмешника отмахнёшься.

- Я люблю тебя, Лисс,  очень тебя люблю, - счастливо шептал он после куда-то в её висок. Волосы её пахли дождём, весенней травой и всё ещё  смородиной. Дэвис зажмурился от переполнявших его чувств. Он был до чёртиков влюблён — в каждую чёрточку, в каждую клеточку, в каждую особенность этой поразительной девушки.

Но наваждение было недолгим и в разговоре влюблённых каким-то образом всплывают призраки Амбридж и слизеринских загонщиков. Вот о ком меньше всего хотелось думать и говорить. Их вообще хотелось утопить в Чёрном озере, на радость тамошним русалкам.

- Во-первых, - начал Роджер. Он вообще часто использовал в речи эти «во-первых»,  «в-сто двадцать-вторых», ещё одна привычка приобретённая на Рейвенкло. Не всегда правда имеющая под собой действительное обоснование, но когда начинаешь с этих перечислений, даже лучше… прислушиваются что ли. Умный вид, ему в общем удавался. - ты сааавсем в меня не веришь, во-вторых, это отличный план по воплощению того, о чем мы говорили, ну, чтобы засыпать вместе, в-третьих, я тоже не лыком шит и у меня тоже есть друзья с битами, - ухмылялся Роджер. - И вообще, меньше всего я сейчас хочу говорить о ком бы то ни было. Давай ты прекратишь болтать эти глупости,  и мы закроем тему…

Но это ведь Алисия. Пока все доводы не представит её не остановить, даже на больничной койке. Даром что, Роджер уже почти её не слушал, поглощённый тем, как ловко его рука пробралась под ткань ночной рубашки. Где-то на задворках сознания сгорала, словно клочок пергамента в огне,  шпилька по поводу того, что вот она и попалась в этой своей ночной рубашке ему в руки. Но это было бы так по-детски. Да и Дэвис был слишком увлечён теплом девичьей кожи под  ладонью.  Рядом с Алисией мысли о прошлом рассеивалось как туман по утру, но не смотря на это, в опустевающем от сладостных ощущений мозгу проскользнула мысль, что ни одна даже самая откровенная близость с другой не была способна сравниться, с этим интимным, но ещё сдержанным прикосновением. Дыхание сбивается, а внутри словно надувался шар и Роджера распирало от тепла, которое только расло. Его пальцы скользят по гладкой коже бедра вверх, и Дэвис с томительным удовольствием отмечал, как  она на это реагировала. Электрический разряд от прикосновений к ней гудел в каждой клетке Роджера. И проще было задохнуться от сладости момента, чем снова начать дышать. Он ведь замер. Замер, глядя в эти удивительно зелёные глаза,  на подрагивающие в неровном дыхании нежные губы. На белоснежной накрахмаленной подушке в беспорядке лежали её волосы, в них кое-где ещё торчали травинки. Краска прилила к её лицу и Алисия больше не выглядела бледной. И пока его пальцы скользнули под ткань, он смотрел на неё и отмечал, что лицо её было в превосходной степени прекрасно и она словно светилась слабым перламутровым волшебным сиянием. Мерлин, как его угораздило влюбиться в такую девушку как она?! Он пропадал в этом изумрудном взгляде, в мыслях о сладости её поцелуев, в жаре под его пальцами. И она… Эта поразительная девушка глядела на него таким уверенным взглядом, что Роджер облизывал пересохшие губы. Он ещё верил, что начав эту игру, может остановиться. Стоит ей сказать.  Намекнуть. Попросить…
И когда звенящей тишине больничного крыла (ему вообще казалось, что он оглох, не способный контролировать все органы чувств разом, когда внезапно самым главным стало осязание)  раздаётся её сладкая просьба, и от звука её голоса всё внутри сжалось в тугой комок. Пожалуйста. Сколько этих пожалуйста было сегодня. «Пожалуйста, не надо ждать меня на трибунах», «не волнуйся за меня, пожалуйста», «пожалуйста, дай поесть»,  «не делай глупостей, пожалуйста», «пожалуйста, не ссорься с Джонсон» и каждое важное и каждое трогало струны его души. Но только от этого томительно-просящего «пожалуйста» ему жарко так, будто внутри него развели костёр и дышать сложно, будто не воздух втянул вовсе, а обжигающий лёгкие кисель.

Он ожидал чего угодно,  смущённого вопроса «что ты делаешь?», что она его остановит, откажет, пока всё в нём пело от тепла и гладкости  её кожи, но её просьба и эта беспредельная жажда в потемневших глазах  - Неужели он сам так же смотрит на неё?! - наполняла его восторгом.

Роджер сглотнул и, подчиняясь силе её притяжения, присел на край кровати туда, где не так давно покоилась его голова и он сам таял от прикосновений Алисии. И от её отзывчивости, кажется, на самом деле можно перестать дышать. Его пальцы скользнули выше, задевая фиксирующую повязку, по краю её, туда где  поверх ткани ещё минуту назад спокойно лежала его рука. Словно путешественник по карте в поисках неизведанных мест, так вёл он пальцами по её телу. Нежно и деликатно. Не смотря на то, что мысли путались, а большинство вообще ретировалось куда-то, он ещё помнил - «осторожнее». Она дрожала под его прикосновениями и вместе с тем умудрилась избавиться от той единственной преграды, что ещё была между ними. Роджер свободной рукой неловко помог ей. Его храбрая маленькая девочка.

- Моя, -  выдохнул он ей в губы и коснулся их нежным, но жадным поцелуем.  Единственная. Алисия. Как же кружилась голова. Хорошо что он сидел. Восторг волной поднимался в нём. А под ладонью в упругой девичьей груди растревоженной птичкой билось   жаркое сердце, где он касался её, ощущая как учащается его собственный пульс и недвусмысленно отзывается тело. Проще умереть, чем оторваться от неё.
Весь мир пошёл трещинами, словно нереальный, и единственное  целое и настоящее в нём - горячая трепетная девушка в его руках.

[nick]Roger Davies[/nick][status]over and over i fall for you[/status][icon]https://i.ibb.co/2SG4P6Q/37.jpg[/icon][pers]<b><a href="https://drinkbutterbeer.rusff.me/viewtopic.php?id=867#p83508" target="_blank">Роджер Дэвис</a></b>, 18 лет <br />Рейвенкло, 7 курс <br />Капитан и охотник сборной факультета по квиддичу[/pers] [info][/info]

Отредактировано Roger Davies (05.11.20 14:20)

+1

10

- ...и эти «новые» ты потом тоже украдешь и принесешь мне? - полувопросительно, полуутвердительно произнесла Алисия, всем своим видом будто выражая немой вопрос, ответ на который был для всех очевиден - «а для чего еще нужны подсолнухи?». - Если да, то все в порядке.
Она закатила глаза и со скучающим видом выслушала рассуждения о восторгах профессора Спраут по поводу успехов Роджера в Травологии и снова решила оставить при себе очередную шутку на тему «чтобы стать ее любимчиком, тебе нужно было распределиться на Хаффллпафф, но тогда бы ты не стал крутым и Флер никогда бы тобой не заинтересовалась». Интересно, думала Алисия, сможет ли она когда-то вспоминать француженку и говорить о ней без какого-то странного внутреннего содрогания и замирания сердца? Без дурацких лезущих в голову воспоминаний о вечере, когда она решила, что Роджер никогда не полюбит ее и не будет с ней?
Вряд ли. Ведь и Роджер то и дело, пусть даже в шутку, все равно припоминал ей Ли. Это было так давно, и так мало значило, это было всего лишь хорошей дружбой и Алисия бы тысячу раз в этом поклялась, если бы это помогло, но… но для него Ли Джордан по-прежнему остается тем парнем, что обнимал ее, был с ней, танцевал с ней; тем, кто «украл» у него Алисию в то Рождество, и пусть даже рейвенкловец ничего не знает о том единственном, случайном и неловком поцелуе, которым это Рождество закончилось, ее мстительная, ядовитая, на редкость убедительная ложь заставила его много месяцев верить, что она, Алисия счастлива с другим. Может, именно поэтому, ощущая немалую степень собственной вины в этом одном огромном, чудовищном недопонимании, гриффиндорка никогда не вспоминала о других девушках, которых он называл своими. Всем нужен кто-то рядом. Все хотят быть нужными, важными, любимыми. Но Флер… Флер среди них стала первой. С нее все началось. И выбросить это из головы Алисия все-таки не может. Они оба пока что этого не могут.
Зато Алисия может подмечать тысячи других вещей, в которых ей теперь открывался незнакомый, другой Роджер Дэвис, которого она раньше никогда не знала, хоть и знакома с ним почти всю жизнь. За тот год, что они провели вдали друг от друга (да что там за год — за все эти годы, пожалуй), Алисия всегда наблюдала за ни, всегда неосознанно обращала внимания на всякие мелочи и знала наверняка, что он никогда раньше так не улыбался — немного мечтательно, немного задумчиво, чуточку предвкушающе и самую малость торжествующе. Никогда раньше его глаза так не блестели, не светились такой мягкой теплотой и неиссякаемой нежностью, и Алисия знала наверняка, что так он не смотрел ни на одну из прочих своих избранниц. Никогда раньше он не выглядел таким спокойным и довольным, куда чаще она видела на его лице безразличие, раздражение или даже выражение какой-то безнадежности, которым теперь там не было места. Удивительно, как счастье может изменить человека, удивительно, как один человек может изменить другого. И Алисия каждый день понемногу  заново узнавала этого нового Роджера. Каждый день заново в него влюблялась - в то, как он привычным, но таким родным жестом убирает надоедливые волосы с ее лица, ласково проводя ладонью по лбу и щеке; в то, как мягко, но настойчиво выпроваживает из библиотеки, чтобы она, погрузившись с головой в текст очередного доклада и позабыв обо всем на свете, не пропустила ужин; в то, как он произносил ее имя, прося передать книгу или уточняя домашнее задание, или говоря о ней с другими людьми, или просто глядя на нее, когда это тихое «Алисия» остается единственным в недосказанной фразе. В то, как говорил «моя». В то, как чуть насмешливо, чуть упрямо глядел на Анджелину, когда та закатывала глаза, завидев их вместе, словно говоря «ничего не поделаешь, и никак не избавишься». В то, как сейчас сидел на краешке кровати и беззаботно шутил, тщетно скрывая волнение и страх, лишь бы не беспокоить саму Алисию. В то, как под ливнем бежит обратно к замку, прикрывая собственной мантией эти яркие, но совсем не приспособленные к непогоде цветы от холодного ветра. Алисия вдруг вспомнила, когда видела в руках Роджера цветы в последний раз — целую вечность назад, еще перед С.О.В., когда он пытался навязать ей нелепое «цветочное гадание» с одуванчиками, которое безапелляционно заявило, что она, Алисия, совсем ни в кого не влюблена. Сказать бы Роджеру, что его гадания не работают! Ведь она была влюблена уже тогда, бесповоротно, безнадежно, и с концами — только не видела и не ценила этого какого-то нового, еще нераскрывшегося чувства, что неожиданно возникло между ними. Неожиданно ли? Может, она всегда была в него влюблена, еще с тех времен, когда он лез в драки, защищая ее от насмешек соседских сорванцев; увлекал за собой в фантастические воображаемые приключения среди самых обычных деревенских пейзажей; долго и задумчиво смотрел в небо, а потом вдруг начинал рассуждать о том, были ли когда-то волшебники на Луне, или только магглы; и еще тысячи таких ярких воспоминаний о детстве, что складывались в единую мозаику, как маленькие цветные кусочки стекла. Роджер всегда был необычным и особенным для Алисии — такой увлекающийся и остроумный, мечтательный, чуть беззаботный, такой отважный, невероятно живой и жизнерадостный, способный видеть в жизни хорошее, а в мире вокруг - красивое. Но она не знала еще других слов, кроме слова «друг». Еще не умела любить, а умела только дружить и чувствовать эту теплую привязанность, необходимость в нем. А теперь... теперь все просто встало на свои места.
- Моему счастью, - с таким же нажимом повторила Алисия, глядя на рейвенкловца так, словно он снова не понимает наиочевиднейших вещей. - Потому что такого счастья, как у меня, ни у кого на свете больше нет, - и она, конечно, не о подсолнухах говорит. И Роджер, конечно же, прекрасно все понимает.

- А, стало быть, вот что для тебя на свете самое важное, твоя репутация, - протянула гриффиндорка, с удовольствием поддерживая эту словесную пикировку. Ей всегда очень нравились эти их несерьезные, шутливые, может, чуточку бессмысленные разговоры и соревнования в остроумии. Здорово, что взрослея они не разучились так искренне веселиться. Хотя, зная Роджера, Алисия могла с уверенностью сказать, что этот не разучится никогда. Значит, и ей никогда с ним скучно не будет, и это было одно из тех его качеств, в которое она была особенно влюблена. - И где ты только таких вредных слов нахватался? - она бы с удовольствием добавила бы к этому что-то вроде «на радость этому козлу Честеру», но это было бы уже совсем не смешно. - Жаль, что ты не веришь моему слову, - притворно вздохнула Алисия. - Но раз уж речь зашла о взысканиях — ты и правда хотел бы, чтобы я своим подругам рассказывала о… подробностях? - при этих словах девушка немного покраснела и отвела взгляд, ведь то взыскание на Астрономической башке очень хорошо запечатлелось в ее памяти — и она мысленно возвращалась к нему куда чаще, чем стоило бы, отчего самым натуральным образом кружилась голова и бросало в дрожь. И она, разумеется, ни словом не обмолвилась об этом ни Анджелине, ни Кэти, хотя догадливая и хорошо знающая подругу Джонсон наверняка поняла, что на этой отработке они не только телескопы настраивали да окуляры чистили. Даже поддела подругу спустя неделю на тему «это после вашего взыскания Амбридж свой новый декрет выпустила, да?», на что Алисия даже отшутиться не смогла, только покраснела и пробормотала что-то невразумительное. - Но я бы… я бы тоже не отказалась от еще одного такого взыскания, - действительно, сейчас первый раз, когда их разговор хоть немного, но вернулся к этой волнительной теме. И говорить об этом Алисия пока была неспособна - не то чтобы ей не хотелось, она в тот вечер и думать ни о чем другом не могла. И на следующий. И потом. И сейчас. Но так трудно подобрать слова и еще труднее — заставить себя их произнести. Хорошо, что здесь с легкостью можно обойтись и без них. - Но только чтобы тебе не пришлось скучать в гостиной «одному»! - выделив последнее слово, засмеялась девушка, как будто она прямо сейчас в красках вообразила весь тот роскошный «цветник», в котором Роджер проводил свои вечера в рейвенкловской башне. Она зажмурилась от удовольствия на этот быстрый поцелуй в нос и не удержалась от того, чтобы легонько дунуть в лицо Роджера в ответ. А потом посерьезнела. - Я бы хотела быть там в тобой. Я даже просила Шляпу отправить меня к тебе, когда мы приехали в Хогвартс. Она отказалась. Еще и посмеялась надо мной, - чуть обиженно сообщила  Алисия, на какое-то мгновение вновь ощущая себя взволнованной первокурсницей, которая пытается возражать Распределяющей Шляпе. - Иногда думаю, смогла бы я ее переспорить сейчас. Тогда бы наша история могла пойти совсем по другому пути. Но я не жалею ни об одном дне. Даже о тех… что были совсем без тебя.
И это была абсолютная правда. Даже о том бесконечном, тоскливом и болезненном годе в одиночестве Алисия тоже не жалела, ведь не случись его — она бы никогда не сумела понять, насколько Роджер ей нужен, насколько он для нее важен, и насколько она просто неспособна без него выживать. Все, что ни случается, все к лучшему, а то, что не убивает — делает сильнее. Эти слова девушка прочувствовала на себе, и теперь очень хорошо понимала, что самая невероятная награда всегда ждет идущего только в конце долгого и трудного пути, а самое большое счастье достается только большой ценой. И это больше не было умными поучениями из детских книжек, это была жизнь.

- А тебе лишь бы был повод подумать о том, что после, - со слабой улыбкой ответила Алисия, даром что сама только об этом и думала. И на том самом взыскании. И каждый вечер после, обнимаясь с подушкой за пологом кровати в своей спальне. И даже сейчас — особенно сейчас, когда Роджер так близко, и так долго держит ее за руки, и так на нее смотрит — о, ей бы хотелось сказать себе, что она представляет всего лишь немного домашней теплоты и уюта, когда можно свернуться в клубочек в его объятиях под одним одеялом, но в голову лезут совсем другие мысли. Да хотя бы и о том, что свернуться клубочком под одеялом можно и без ночной рубашке вовсе. И о том, что его прикосновения могут быть совсем не теми теплыми, безопасными объятиями. Но признаваться в этом девушка не станет. Вот еще! Она медленно выдохнула горячий воздух, пытаясь изгнать из мыслей почти реальные ощущения собственнически скользящих по ее телу ладоней и заставила себя спокойно, может, даже чуть мечтательно продолжить, глядя куда-то в пространство:
- Можно было бы уехать куда-то подальше от войны… Не хочу больше ни за что бороться. Хочу просто жить, - не искать возможности увидеть его. Не дергаться, ища в каждом встречном Амбридж, которая отчитает их за нарушение декрета. Не ждать утра, чтобы снова увидеть, как тепло и радостно Роджер ей улыбается. Не думать о том, какого это — заснуть рядом с ним. Хочется жить и чтобы каждая минута этой жизни была заполнена не мыслями о нем, а им самим. И чувствуется настоящее ликование от того, что и ему хочется того же самого.

- Да откуда мне знать, дружит с зельями твой Сэмуэльс или нет, - фыркнула Алисия, которая на уроках меньше всего следила за успехами и неудачами вредного рейвенкловца — это не ее, к большому счастью, лучшим другом он был. - Несправедлива? Достаточно того, что я за семь лет его еще не придушила. Не благодари.
Это, конечно, была неправда, ведь у них на самом деле никогда и не было открытой вражды. Сэмуэльс доставал ее по мелочам не один год, ехидно комментировал неудавшиеся заклинания, выскакивающую из рук китайскую капусту или самые неудачные пасы в квиддичных матчах, и девушка платила ему той же монетой, но они не делали друг другу гадостей, не подставляли перед профессорами и не доводили друг друга до бешенства. Иногда Алисия об этом жалела. Ведь будь у них эта вражда, и теряй они при встрече самообладание, девушка узнала бы о чувствах Роджера куда раньше. Вряд ли бы Джейсон не прошелся бы по тому, что она «плохой друг» и «разбила сердце» и «он по тебе с ума сходит, а ты, поганка бледная, просто ушла». - Погоди, ты сказал «не кровожадная заноза»? Загонщики не бывают не кровожадными. Кто по Кэти каждый матч через раз бладжерами лупит? У нас в команде уже шутить начали, что он в нее влюбился, вот и пытается привлечь к себе внимание. Не влюбился ведь? - обеспокоенно переспросила гриффиндорка, будто бы такой поворот событий очень бы ее огорчил, потому что тогда концентрация Джейсона Сэмуэльса в ее жизни достигла бы критической отметки. Да она бы сейчас с готовностью начала бы обсуждать личную жизнь Дамблдора с МакГонагалл, или даже Амбридж с Министром, если бы это отвлекло Роджера от его переживаний, потому что его уже неприкрытый тревожный взгляд Алисию изрядно беспокоил.
- Ну, не всегда же мне быть доброй и ласковой, - Алисия демонстративно задрала нос, и Роджер тут же этим воспользовался, чтобы снова его поцеловать. Откуда он только знает, что Алисии так нравится этот жест — забавный, милый, родной? Она ведь никогда об этом не говорила. Хотя, с другой стороны, она много о чем никогда не говорила, а он все равно это знал. - Нужно иногда и воинственной побыть. А то тебе станет со мной скучно, - так и напрашивалось закономерное продолжение на тему «...и ты найдешь себе другую девушку, повеселее», но это не показалось Алисии забавным, и она вовремя прикусила язык. Надо, в самом деле, выбросить из головы чужие разговоры и начать верить - и собственному сердцу, и Роджеру тоже. - Знаешь, тебе и проиграть приятно будет,- сказала гриффиндорка. И вроде бы тоже про квиддич, и вроде бы тоже никаких намеков, но где-то внутри разлилась приятная теплота и отчего-то сбилось дыхание. Что это с ней сегодня такое? После того происшествия на башне она была сама не своя, вот и мерещится всякое… и пока Роджер на минутку отошел, чтобы отгородить ширмой их уголок, она постаралась сделать еще несколько глубоких вдохов, чтобы заставить горячую кровь отхлынуть от лица, и вообще закрыла глаза, пока рейвенкловец все по ним не прочел. Какая ты глупая Спиннет. Успокойся. Не здесь. Не сейчас. В который раз уже «не здесь» и «не сейчас»? До каких пор обстоятельства будут противиться тому, чего ей, что уж скрывать, так отчаянно хочется?

- Не я обижаю, Шляпа обидела, - Алисия развела было руками в извиняющем жесте, но в левом боку снова всколыхнулась уже позабытая боль, и она замерла. - И многих гриффиндорок ты успел узнать поближе? - сощурившись, поинтересовалась девушка, но Роджер не дал ей возможности пошутить на эту тему, моментально заверив, что умненькая гриффиндорка для него существует всего одна. - И это Гермиона Грейнджер, так? - зато можно было пошутить на вот эту тему. У них с Дэвисом вообще частенько вместо нормальных разговоров получалось это. Мама как-то сказала, что «юмор в отношениях — это залог гармонии», и ей сложно было не верить, ведь она постоянно подшучивала над папой, тот в долгу не оставался, и они оба порой начинали хохотать как сумасшедшие, утирая слезы, посреди, казалось бы, совершенно обычного разговора. - Мне жаль тебя разочаровывать, но ты совсем не в ее вкусе. Я слышала, Гермиона любит «хороших игроков в квиддич». Ой, я шучу, конечно, шучу, - захихикала Алисия, прикрываясь здоровой рукой от наиграно возмущенного Дэвиса, который уж наверняка знал, что подруга считала лучшим игроком в квиддич именно его. Но своего «хорошего игрока» она больше ни одной девушке в Хогвартсе не отдаст. И за его пределами - тоже. - А-а-а… ты обо мне говорил, - притворно разочарованно протянула Алисия, как будто и в самом деле огорченная такой прозаичностью, и стараясь сдержать предательски рвущуюся наружу довольную улыбку, потому что она хоть рейвенкловкой и не была, но одним из главных своих неоспоримых достоинств считала именно ум. И это была еще одна вещь, о которой она вслух не говорила, но Роджер все равно знал, каким комплиментом ее действительно осчастливить. Настоящее волшебство, не иначе. А сколько еще таких волшебных вещей у него в запасе? Алисия счастливо ответила сама себе, что у нее впереди целая жизнь на то, чтобы это узнать - она была абсолютно убеждена, что по-другому и быть не может. Конечно, сейчас самое время пошутить, что раз уж она умненькая, то и он, так уж и быть, немножечко благородный, но все еще хочется есть, а потом еще и чертов «Костерост» пить, поэтому она спокойно закончит ужин, а Роджер тем временем вдоволь на ее насмотрится.

Правда, такой задумчивый и серьезный взгляд оказался для Алисии неожиданностью. И этот взгляд на довольном, улыбчивом лице был каким-то совсем незнакомым, непривычным - еще одна деталь в целостный образ этого нового Роджера Дэвиса, который по чуть-чуть открывался ей раз за разом. Как она вообще раньше могла считать, что знает его?
- Эти часы вдали от тебя — и не жизнь вовсе, - тихо отвечала Алисия, продолжая рассеянно перебирать его волосы и не отпуская от себя ни на дюйм. - И мне так сложно сейчас представить, что еще сосем недавно я и вовсе как-то выживала в одиночку. Но этого больше никогда не будет, - произнесла она со всей твердостью и какой-то яростной решимостью, на которые только была способна. - Никакой жизни «без меня». Я никуда не денусь. И тебя никуда не отпущу. А наши родители… о, Мерлин… - простонала гриффиндорка, откидывая голову на подушку, и с некоторой встревоженностью подумала о пасхальных каникулах. Конечно, картинка того, как Роджер провожает ее до крыльца, была ужасно заманчивой, но она вдруг немного омрачилась выражением лица матери, которая увидит, как они под ручку шагают по двору. - Ага, а потом Честер подберет свою челюсть и запустит ею в меня. Или проклянет чем-то мерзким. А твой отец — представляешь, как он «обрадуется», что ты не только помешался на квиддиче, так еще и влюбился в такую же помешанную?
Алисии было очень стыдно перед Роджером за лето перед седьмым курсом, когда она позорно скрывалась от него в доме, а мама виновато разводила руками, говоря, что увидеться у них не получится. Мама, конечно, наверняка догадывалась. И мама столько раз твердила Алисии «поговори с ним, выслушай его». Но девушка только мотала головой и продолжала прятаться за своими учебниками, потому что увидь она Роджера летом хоть раз — о, она бы не выдержала и просто все ему рассказала. Алисия так и представляла выражение лица (точнее, намертво прилипшей к нему ладони) матери, когда сова принесла ей письмо холодным февральским днем. Здорово, что девушка была далеко, потому что хорошей затрещины ей бы тогда не миновать.
- Мама уже давно обо всем знает, - призналась Алисия. Ей почему-то очень понравилось обсуждать эту тему — как они вернутся на каникулы домой, и как их родители воспримут их отношения, и что будет потом — и это совместное будущее, о котором они оба мечтали, как будто уже прямо сейчас понемногу начинало сбываться. - Я никогда не умела долго от нее что-то утаивать. И я бы на твоем месте куда больше боялась того, что она может оборвать уши. Сначала, конечно, мне, но потом и до тебя доберется. И я… никогда не больше тебя не оставлю. Верь мне. Пожалуйста, - ей не удалось произнести это ровным голосом и он все-таки дрогнул. Она никогда ничего скрывать не умела. У нее на лице всегда все было написано. Сейчас ей тоже было непросто, но почему-то именно с Роджером она становилась отчего-то очень искренней и с языка легко срывались какие угодно признания. Потому что ему все можно сказать, он все поймет, всегда ее поддержит и ни за что не отвернется — и чего уж там, Алисия совсем не умела ему врать, и ей хотелось, чтобы он все-все знал о ее чувствах, мыслях и мечтах — пусть в этой искренности она становилась совершенно беззащитной и такой ранимой. - Мне жизнь без тебя и не нужна, - но ведь «жизни без него» больше и не будет. Вон же он, живой, теплый, такой счастливый рядом с ней, улыбается ей, поглаживает своими пальцами ее запястье, волнуется за нее, думает о ней, говорит с ней, шутит для нее, мечтает о будущем — с ней, наслаждается ее невинными прикосновениями, и с такой жаждой смотрит на нее, думая, что она не замечает. И все это было ее. — И меня без тебя… просто не будет. Да никогда и не было, - и она все на свете отдаст, чтобы еще раз услышать из его уст «моя». Алисия хочет быть его. Хочет быть для него. И ей больше не страшно об этом говорить.

И она совершенно счастлива. Даже сейчас, с покрасневшим от слез лицом, с крепко сжатыми кулаками, когда весь ее вид словно кричит «мне так больно!», и хочется прижать ладони к лицу и расплакаться еще громче, и забраться Роджеру на колени, спрятаться там от всего мира — она счастлива все равно. Ведь он рядом. И боль отступает, потому что внутри стремительно разрастается чувство бесконечной теплой благодарности, согревающее до самых кончиков пальцев, потому что еще никогда не было таким ясным ощущение, что ее любят, что о ней позаботятся, что можно побыть слабой, ведь ее защитят от любых невзгод. Там вокруг может хоть мир рушиться, а у нее был Роджер Дэвис, который в обиду ее не даст.  Немного стыдно, но Алисия была готова признаться самой себе, что для нее эти несколько минут того стоили. Вся эта его бесконечная нежность, с которой он сейчас бережно прижимал ее к себе, словно желая забрать часть боли и облегчить ее страдания. Вся эта ее бесконечная открытость, которую она никогда и ни с кем себе раньше не позволяла, и это было так чудесно — настолько ему довериться, что она была почти готова никогда больше не залезать в эту «раковину». Они сейчас настолько хорошо чувствовали друг друга, как, наверное, никогда прежде. Но и  впервые видели друг друга такими… беззащитными. Напуганными. Растерянными. И неспособными друг другу помочь.
- Не кричи, - чуть поморщилась Алисия, которой было нечего возразить на его возмущение. И отшутиться на этот раз не получиться, поэтому девушка молча смотрела в необычно большие глаза на бледном лице, на чуть дрожащие губы, вслушивалась в какое-то болезненное глубокое дыхание, и не знала, впервые не знала, что ему сказать. Не знала, как победить этот его совсем уже неприкрытый страх. Настолько сильный, что уже и притворяться Роджер не мог, а все из-за нее. Обратная сторона любви — бесконечное волнение за того, кто тебе дорог, и с этим ничего не поделаешь. Алисия моргнула последние слезинки и улыбнулась — широкой и ясной улыбкой. Если не верит ее словам, пусть поверит этому. - Мне так хорошо с тобой, что не может быть больно. И мне правда уже лучше. Уже даже совсем хорошо. А мадам Помфри только все испортит, - и девушка покачала головой в ответ.

- Да Джонсон скорее Амбридж поцелует, чем тебя! - хохотнула Алисия, но все-таки стукнула Роджера кулаком, куда дотянулась, хоть вышло слабенько и совсем не впечатляюще. Ну ничего, вот выберется она только из больничного крыла, так потом еще древком метлы приложит, если продолжит такие шутки шутить. И Анджелина с другой стороны добавит, когда узнает о «фантазиях» рейвенкловца. Правда, продолжить картинно возмущаться Роджер ей не дал, и гриффиндорка моментально ощутила перемену в его настроении — от страха к какой-то отчаянной веселости, а от нее к чему-то другому, отчего его сердце забилось так часто и громко, будто стремилось совсем выскочить из груди — навстречу ей. Алисия с готовностью ответила на поцелуй, как будто в этом было ее спасение и ее побег от тревог сегодняшнего дня, от пережитой и еще предстоящей боли, от тени страха в глазах любимого человека, который, как она боялась, теперь никогда насовсем не исчезнет, от мыслей о том, что скоро она останется на целую ночь одна… и только эти горячие властные губы, и эта рука, что касается ее шеи и волос, и стук его сердца, и его частое дыхание - вот то единственное, что существовало для нее сейчас, Алисия растворялась в этом и все, что уже было или еще будет, сейчас для нее просто не существовало. А существовал только он — Роджер. Тот, в которого она была невозможно влюблена и который заставлял ее забывать обо всем на свете.
- Люблю тебя, люблю, - шептала Алисия в ответ, легонько целуя его в закрытые глаза, и изо всех своих небольших сейчас сил прижимая к себе здоровой рукой, гладя по спине, и просто задыхаясь и умолкая на очередном «люблю» - дыхание перехватывало совсем. Она не знала, что так вообще бывает. Что можно так сильно чувствовать, что можно так гореть изнутри и гореть бесконечно, и все ярче, а слов и поцелуев может быть недостаточно, чтобы выразить хоть в крошечной степени всю ту безмерную любовь, что однажды поселилась внутри. Мерлин, как же сильно Алисия его любила. Ели бы он только знал! Если бы они только могла показать!

- Ты что, дурак? - взвилась гриффиндорка, только заслышав всю ту чушь, что Роджер начал было вливать ей в уши. - Какого плана? Как оказаться в Больничном крыле с переломанными костями?! - что он вообще несет? Во-первых, в-третьих, в-двадцатых… Да, он, конечно, сильный, храбрый и отчаянный, и друзья с битами у него в самом деле есть, но не дай Мерлин с ним что-то случится, не дай Мерлин кто-то сделает ему больно, и даже мысли об этом наполняли ее ужасом — о том, что он сейчас уйдет, а она останется лежать здесь и мучиться неизвестностью, и всякими мыслями, и тревожно смотреть на двери больничного крыла, каждую минуту ожидая увидеть, как «друзья с битами» тащат его к мадам Помфри, а сзади высокомерно вышагивает Снейп, сообщая всем вокруг, что рейвенкловский капитан напал на его студентов. - Не смей! Если тебя не заботят мои нервы — подумай хоть о квиддиче! Гарри с близнецами Амбридж уже выгнала, хочешь подставить свою команду накануне финала кубка? - она уже и не знала, какие использовать аргументы, чтобы его переубедить. О, ей стало так страшно, что у нее заметно сорвался голос и она даже отвернулась от Роджера, чтобы он не увидел, как дрожат ее губы, которые он только что целовал. - Пожалуйста, - почти шепотом попросила она, все еще не решаясь на него посмотреть. - Пожалуйста, Роджер, оставь это. Ты хоть слышишь меня?

Конечно же, он не слышал. Да и от самой Алисии начали ускользать все те мечущиеся  мысли, которые только что наполняли ее голову, хоть она так старалась их там удержать, и еще что-то говорить, но вся ее гневная тирада начала неизбежно превращаться в бессвязный лепет. Она больше не помнила себя. И не отдавала себе отчет в собственных действиях. И когда все предыдущие мысли окончательно исчезли, всю ее с головой накрыл ворох совершенно новых, непривычных, таких волнующих, просто упоительных ощущений, хотя Роджер ведь не делал еще ничего особенного. Это всего лишь его руки нежно проводят по ее коже, это всего лишь почти невинные, все еще осторожные, будто бы даже вопросительные прикосновения, но девушка даже от этого уже почти сходит с ума. Надо же, совсем недавно она с этим игривым настроением писала ему записку о халате, под которым ничего нет, чтобы его позабавить, а теперь на ней и правда ничего нет, и она не может никуда убежать, и она уже дала понять, что ей это приятно, что она этого хочет, но Роджер все равно как будто не решается продолжать, как будто ожидает, что она испугается и его оттолкнет. И было в этом что-то… по-особенному доверительное, в том, как замирает его рука у края ее ночной рубашки, как будто прося позволения, и в том, что Алисия это позволяет, хотя у нее бешено колотится сердце, и ей на самом деле тяжело дышать, и у нее в голове шумно пульсирует кровь, а по телу проходит волна сладкой дрожи, и все это только от этих нескольких секунд, от самого факта того, что она словно бы перешагнули еще какой-то новый рубеж своей близости друг другу. О, нет, Алисия не спросит «что ты делаешь?». Алисия спросила бы «почему только сейчас?», но она не может уже даже шептать.

Ее правда немного трясет от волнения, но она лежит, почти не дыша, открыто наслаждаясь тем, как знакомые руки дюйм за дюймом исследуют ее тело. А знакомые ли? Она никогда не чувствовала таких прикосновений этих неожиданно неуверенных пальцев, никогда не замечала, насколько они теплые и мягкие, как осторожно переходят с бедра на живот и выше, как иногда замирали на месте, будто боясь продолжать, чтобы не напугать ее или не смутить… Нет, Алисия никогда не знала этих рук, и этого Роджера, и даже такую себя. Она широко распахнутыми глазами смотрит в его, вглядывается в эту темную синеву, где, казалось, можно было прочесть все его мысли и желания, которых он больше от Алисии не скрывал. Можно ли так же легко прочесть ее взгляд? Чувствует ли Роджер, как она замирала под его руками, а потом нетерпеливо, почти требовательно подавалась им навстречу, словно призывая заходить все дальше? Мерлин… как ей хочется на самом деле оказаться сейчас без этой тонкой ночной рубашки, и чтобы он покрывал поцелуями ее кожу там, где касались сейчас пальцы! И непонятно даже, отчего ее так обдало жаром и этой волной горячей крови - от того, что он на самом деле сейчас делает, или от мыслей о том, что он еще мог бы сделать, только намекни она, что этого хочет?

Щеки ярко пылают, голова кружится, и помещение вокруг меркнет, и Алисия не видит ничего, кроме Роджера. И вся она покрывалась мурашками, и грудь сдавливало какое-то щемящая уверенность в абсолютной правильности происходящего, и где-то внутри рождалось чувство бесконечного блаженства, когда он произносил это слово - «моя». Она задыхалась от восторга. Она не могла пошевелиться от чувства какой-то жуткой, но почему-то очень приятной слабости. Это делало ее такой счастливой — то, что только он ею обладал, что только он мог гладить ее по животу и бережно касаться ее груди, и она просто растворялась, существуя лишь там, где  он к ней прикасался, и все ее тело сводило какой-то судорогой, когда он ее целовал, когда она собственной кожей чувствовала жар его тела. И то, что это она, именно она делала все это с ним.
- Твоя, - эхом отзывалась девушка, отчетливо понимая — может быть, только эта мысль сейчас и была единственной, что могла бы выжить в этом безумном хаотичном водовороте эмоций — что если у нее и было какое-то предназначение, то было оно именно в этом. Быть — его. Делать счастливым — его. Радовать, вдохновлять, сводить с ума — его. Разве не для этого она была однажды создана?

Алисия даже забыла о том, что у нее что-то болит. И она не понимала на самом деле, что случилось — то ли «Котерост», наконец, начал работать, то ли она как-то неловко повернулась, то ли слишком глубоко вздохнула, но весь левый бок вдруг пронзила короткая вспышка резкой боли. А потом еще одна, и еще. Алисия крепко сжала зубы и замерла в руках Роджера, надеясь, что он ничего не заметил. Чушь, конечно же заметил, и напрягся, и даже как будто отпрянул от нее, а в глазах — снова этот испуг.
- Это не… - с трудом выдавила Алисия, все еще часто дыша и с трудом сглатывая противную, вязкую слюну. Одеяло сползло куда-то на пол, и дрожала она теперь не от того дикого возбуждения, что только что владело ею и разгоняло по телу кровь, а от холода. Она хочет сказать «это не ты виноват», но только беспомощно смотрит на Роджера, чувствуя, как ею овладевает какая-то горькая обида и разочарование.
[icon]https://i.ibb.co/2SG4P6Q/37.jpg[/icon][status]девочка, которая ждала[/status][nick]Alicia Spinnet[/nick][pers]<b><a href="https://harrypotter.fandom.com/wiki/Alicia_Spinnet" target="_blank">Алисия Спиннет</a></b>, 18 лет[/pers][info]Гриффиндор, 7 курс <br />Охотница сборной факультета по квиддичу<br />Член ОД[/info]

Отредактировано Alicia Spinnet (16.04.21 00:02)

+1

11

Роджер выглядел довольным. Улыбался, снисходительно глядел на то, как Алисия была рада цветам, не ощущал ни йоты неловкости от её обвинений в том, что он её подставляет и даже от претензий  — ей всегда удавалось поддеть его за невнимательность и чрезмерное внимание оценкам и собственной репутации. Собственно, ему просто хорошо глядеть как она хитро щурит глаза, подозревая в нём наклонности вора-рецидивиста, в чём он её не спешит разубеждать лишь смеётся, качая головой. Но вспомнив, что за стенкой целительница, успокоился и кивнул.
Догадывалась ли Алисия, что одна её улыбка стоила всех на свете взысканий и не было на свете ничего, чего бы он не сделал для её счастья. Роджер сейчас этого не вспоминал, но тогда после Святочного Бала он и отказался от девушки только потому что поверил, будто она обрела своё счастье в лице Джордана. Ведь  так как о нём, Лисс не говорила ни о Чемберсе, с которым у неё случился роман, ни о Таулере, которому она симпатизировала сто лет назад, ни о ком не говорила, и уж тем более о самом Роджере. В первые в жизни  он отступился даже не начав, что на него совсем не было похоже. Но ведь это Алисия, она всегда была честна с ним и откровенна, разве он мог заподозрить её в неискренности и обмане. И в пекло, что ему волком выть хотелось от этой её честности и откровенности, ведь она была влюблена в другого. Он-то точно знал, что заставить любить невозможно, как и заставить перестать.  И раз она выбрала не его, он просто сделал шаг назад. А потом она уже абсолютно открыто стала избегать его, Роджера, компании. И с этим он тоже согласился. Не смирился, нет, но сделал ещё один шаг назад. Мешать её счастью — это последнее, что бы ему хотелось.

И вот сейчас она признаётся, что это с ним её счастье. И Дэвис верит, он всегда ей верит и в его голубых глазах сияет упоение, которое в нём не помещается и рвётся наружу вместе с торжествующим выдохом.  Он наклонился к ней и прильнул своим лбом к её лбу. Тихо возразил, что её разведка принесла ей неверную информацию - у него есть такое счастье, и даже ещё более значительное чем её. Он совсем по лисьи трётся об её нос своим и целуя в висок, прикрывает глаза от прилива нежности и чего-то болезненно-приятного  разливающегося в груди. И пусть болтает там о его репутации. Он соглашается:

- Конечно, репутация для выпускника важна, сначала ты на неё работаешь, а потом она на тебя, - но тут же добавляет. - Однако, это отнюдь не самое важное. Есть ещё квиддич, слава, успех, мировое господство, успешное мировое господство…  - Роджер предвидел, что Алисия в этот момент  привычно закатила глаза. - А для меня самое  важное на свете — догадайся, - он крепче сжимает её пальцы в своей руке и снова их целует.

«Ты… Это ты, глупенькая», - можно было прочесть в его глазах, глядящих на неё исподлобья.

А потом нежность, ласковая и лёгкая, сменяется желанием, жарким и острым, настолько, что у Роджера ощущение будто у него в животе  ёж, который  колет его изнутри от того и дыхание какое-то странное, чтобы не дотронутся нутром об эти острые иглы. Хотя конечно, дело не в его внутреннем зверинце, а в том, что их невинный разговор с Алисией, с его ловкой подачи, пошёл в другом направлении. Она смущалась, он видел, но всё равно  храбро словила его «пас» и не стремилась сменить тему или увести разговор в более безобидный. Роджер не так давно понял, что это тоже ему очень нравилось в Алисии, эта бесхитростность,  отсутствие ложной скромности или притворного кокетства. Да, она кокетничала и смущалась, но это было так искренне и безыскусно. И это, на пару с её словами,  кружило Дэвису голову. Ей тоже этого хотелось. Не только ему.

Ну почему они сейчас в больничном крыле, когда она после серьёзной травмы, когда ему ещё боязно прикоснуться к ней не так, чтобы не дай Моргана, не причинить боль!?! Когда он чувствует, что его руки того глядишь задрожат от огромного желания закопавшись в её волосах притянуть её к себе, а губы предчувствуют жаркий поцелуй, а всё его существо требует  - её, когда ему хочется подхватив её крепко сжать в объятиях и не оставляя шансов к бегству, сделать её своей. Любовное безумие текло по его венам, а причиной этого была эта коварная девушка с невинными глазами. Знала бы она, о чём Роджер всё время думал, сама бы его с метлы скинула. Впрочем он и так терпел муки своего беспредельного желания к ней, что кажется, будто падение с метлы в сравнение с этим сущая мелочь. Но только до тех пор, пока девушка не выпила своё костерост.  И жар этот куда-то девается и нетерпение. И единственное желание которое остаётся — это чтобы всё прошло и с Алисией всё было хорошо. И все эти полушутливые полусерьёзные рассуждения о взысканиях, о которых следовало и не следовало рассказывать подругам, об их давнишнем распределении, когда гриффиндорка впервые рассказала, что просила Шляпу отправить её на Рейвенкло, а Роджер так и не открыл всей правды, что Шляпа не просто выбор ему дала, а он сам её уговорил, и что эти долгие семь лет они не делили одну башню и расставались вечерами (сейчас это было ещё важнее чем тогда семь лет назад) это его вина, и что из всех гриффиндорок умненькая для него она одна, а не подружка Поттера и спутница Крама (только поэтому Дэвис вообще знал, кто такая эта Грейнджер)  и откровения о том тяжёлом времени, когда они были друг от друга далеки (надо же, ему всё ещё больно об этом вспоминать) и  размышления о скором возвращении домой, которое лёгким всё равно не окажется, но всё ещё представлялось счастливым, всё это осталось там, где Алисия улыбалась ему и он целовал её вздёрнутый носик. Но сейчас же она глядела на него заплаканными глазами и храбрилась. Снова. И Роджеру так и подмывало  встряхнуть её, запротестовать, что не нужно с ним этого. Но он молчал, провёл влажной салфеткой по вспотевшей девичьей шее и, отложив её, молча кивнул. И пусть он не считал присутствие мадам Помфри лишним, но не спорил. Если Алисии от этого стало бы лучше, он даже согласился бы, чтобы Джонсон пришла, да хоть со всем факультетом вместе и  учебниками за все семь учебных лет.  Но когда горечь костероста отступила, Роджер говорил уже совсем другое. И целоваться с Анджелиной никак не входило в его планы. 
Признаться,  у него в голове не укладывалось как он вообще  мог кого-то  целовать кроме  Алисии. С тех пор как это случилось впервые, там в кабинете зельеварения,  Дэвис ощущал иррациональную неправильность в том, что его губы тянулись к кому-то другому, а руки прикасались и предъявляли свои права. Эта неправильность преследовала его весь год, но лишь обретя Алисию он осознал почему. И нет, ошибок своих он повторять не желал. Тем более, что всё, что он желал сейчас было перед ним.  И когда он её поцеловал снова в этом убедился. Говорят, люди быстро привыкают к хорошему. Роджер к Алисии не привык, не привык к этим сладким поцелуем, к торопливым прикосновением её пальцев к его шее, к этому безразмерному «люблю», что звучало её голосом.  Роджер и сам не подозревал, какими невидимыми, тонкими, но крепкими нитями было привязано его сердце к этой очаровательной, такой знакомой, но такой новой для него девушке. И если бы кто его спросил, чего ему не хватает для счастья, он бы не раздумывая ответил, что её. Только её он желал.
И тихо погибал от наслаждения и невозможности его продлить.

Право слово, ему в этот миг плевать и на целостность своих костей и на Кубок по квиддичу и на слизеринцев с Амбридж, которых он уже мысленно утопил. Хотя Роджеру кажется, что это он сам тонет в огненной лаве и  холодном озере. Первое течёт по венам, а второе не даёт дышать. А всё от того, что  в его руках она — Алисия — трепетная, тёплая и нежная.  Как же давно он об этом мечтал. Кажется, что целую жизнь, а не только этот год, когда грёзы измучили его всего. Тогда он проклинал все сны на свете, не раз просил у Мадам Помфри зелье сна без снов, обманув, что ему снятся кошмары, а ему нужно готовиться к  занятиям, и не верил, что когда-нибудь они сбудутся. А то, что действительность окажется сладостнее любого сна он и предположить не мог. Алисия отзывалась и Роджер задыхался от любви и желания. Сердце его билось пойманной птицей, пока он помогал ей убрать это дурацкое одеяло. Он оглядел девушку. До чего же Алисия была красивая! Будет большой ошибкой продолжить, но будет ещё большей ошибкой остановиться сейчас. Мгновение  и он наклонился её и поцеловал.

- Я с ума от тебя схожу, - жарко шептал он в ответ на её пронзительное «твоя». Знала ли Алисия, что это лучшее что ему доводилось слышать. Нетерпеливые губы коснулись её щеки, подбородка, шеи, а вторая рука ловко скользнула к первой. Мерлин, как же он по ней соскучился! Как он мечтал об этих жарких поцелуях, и ранее не изведанных прикосновениях. Остатки разума пытались о чём-то напомнить, о чём-то очень важном, но сдавались под бесконечным посланием, что вернулось в голове как сигнал S.O.S. «люблю… Алисия… моя». Роджер прикасался к ней и сгорал от   внутреннего огня. Каждая его клетка кипела, каждое нервное окончание улыбалось таинственной улыбкой и он наверное дрожал, но не чувствовал, потому что под его прикосновениями легонько подрагивала она, приглашая продолжать. Из-за неё - взволнованной, горячей - он ощущал как каждый мускул в нём напрягся и зазвенел. Словно заворожённый Роджер прикасался к Алисии. Как он мог вообще как-то жить без неё?   Как же она была ему нужна!

Роджер вскинул голову и секунду смотрел её в глаза, а потом вновь накрыл её губы своими. Голова закружилась. Всё оказалось неважным и несущественным. Были только эти губы, эти руки в его волосах и она сама,  стремившаяся на встречу его прикосновениям. Казалось так будет вечно. Никто не  сможет это отнять. Просто не посмеет. И ничего плохого не может случиться. Ведь она здесь. Она — его. Никому он её не отдаст. И от всего на свете убережёт.

Но только не от себя.

Алисия в его руках вздрогнула и замерла. И снова вздрогнула.  «Осторожнее» - всплыло в замутнённом разуме. Вот о чём ему пытался напомнить рассудок, пока он как какой-то озабоченный юнец, попытался воспользоваться беспомощностью раненой девушки. Так это могло выглядеть со стороны. И конечно же навредил. Роджер отпрянул.

«Дьявол!»

- Что?! - дрожащим голосом рвано выдохнул он и смотрел на Алисию со смесью сожаления и страха. –  Что, Лисс?  - и не верится, что это он только что горел, потому что чувство будто на него ушат ледяной воды вылили  и больно от щемящего чувства  в груди — потерял, навредил, - и дурацкой беспомощности. Прошло несколько секунд, прежде чем Дэвис понял, что произошло. Это всё костерост будь его неладен. Нет, это всё Крэбб, чтоб ему провалиться! - Сейчас, сейчас, - взволнованно бормотал Роджер, прекрасно представляя, что девушка сейчас чувствует. Ровена, почему нельзя поменяться с ней местами?! Он подхватил забытое одеяло и накрыл дрожащую девушку. Подоткнул.

- Тише, тш! - шептал он уже позже, когда пристроился  на краю её кровати, приобнимая девушку за плечи и легонько укачивая.

[nick]Roger Davies[/nick][status]over and over i fall for you[/status][icon]https://i.ibb.co/2SG4P6Q/37.jpg[/icon][pers]<b><a href="https://drinkbutterbeer.rusff.me/viewtopic.php?id=867#p83508" target="_blank">Роджер Дэвис</a></b>, 18 лет <br />Рейвенкло, 7 курс <br />Капитан и охотник сборной факультета по квиддичу[/pers] [info][/info]

Отредактировано Roger Davies (05.11.20 14:21)

+1

12

Если бы кто-то сейчас заглянул Алисии в душу, то наверняка бы удивился, потому что мало кто на самом деле способен ощущать такое безграничное счастье, лежа на больничной койке после падения на землю с большой высоты. Но Алисия была. Она не обращала внимания на нарастающую боль, потому что куда сильнее и значимее была эйфория от того, что рядом с ней был Роджер. Человек, одно существование которого уже само по себе было чем-то удивительным, человек, которого можно ждать, и точно знать, что он придет; по которому можно скучать, а потом испытывать настоящую радость от встречи и улыбки, предназначенной только для нее; человек, в объятиях которого можно молчать и замирать с закрытыми глазами, потому что достаточно уже даже того, что он просто здесь и просто ее. Алисии была так приятна его забота, его волнение за нее, та осторожность, с которой он к ней сейчас прикасался, тот тихий и ласковый тон, которым он к ней обращался, и все эти шутливые разговоры, которыми он старался их обоих отвлечь от потрясений сегодняшнего вечера… и Алисия так жалела, что в свое время не могла подарить Роджеру того же.
Она не могла представить, как он тогда по ней скучал, зная, что она не придет, и не обнимет его, и не скажет этого искреннего «все будет хорошо», и не отвлечет забавными разговорами. Алисия говорила, что не жалеет ни об одном дне, проведенном вдали от Роджера, но на самом деле жалеет. Жалеет о той паре часов, когда не решилась дотронуться до него в то утро после квиддичного матча, когда он точно также лежал в Больничном крыле, что не шептала ему на ухо «все это пройдет», жалеет, что не прибила Кёрка на месте за то, что так хорошо орудовал своей битой, что не была тем человеком, чье лицо он первым увидел после пробуждения.
Потому что Алисии сейчас кажется, что она может легко выздороветь только от того, что чувствует его любовь, а она тогда не дала ему почувствовать свою. Разве можно ее за это простить?
Роджер отвлекает ее, смешит, приносит ей цветы и держит за руки, и аккуратно целует в нос, и улыбается ей, и от этого у девушки совсем уже ничего не болит. Разве так бывает на свете?

За этими разговорами время летит незаметно — хотя, чего уж там, с Роджером всегда так, вроде только скажешь «привет», а уже где-то пробил отбой и пора расходиться по своим гостиным. И они всегда, каждый день неизменно опаздывают, потому что ни он, ни она не могут первым сказать окончательное «спокойной ночи», развернуться и уйти, заставив себя не оборачиваться, чтобы посмотреть — а смотрят ли ему вслед?
Какая-то темная магия, не иначе, крадет их минуты и часы, которых никогда не бывает достаточно. Вот и сегодня так случилось. Вроде бы только что стены окрашивались предзакатными лучами, а уже в окно видится чернота ночного неба и даже дождевые капли давно затихли. На самом деле таких тихих и спокойных вечером у них с Роджером было не так и много — то срочно нужно доделать какие-то домашние задания, то обсудить последний квиддичный матч или выпуски любимого спортивного журнала, или поволноваться из-за наступающих экзаменов, или у Алисии вообще на вечер стояло собрание ОД и она едва успевала поцеловать Роджера перед сном, не то что провести с ним время…  Но сейчас их время целиком принадлежало друг другу. И Алисия, чувствуя, что скоро совсем провалится в сон (ох уж эти коварные снадобья мадам Помфри), даже предвкушала, что одно из ее самых сильных желаний осуществится именно сегодня. Грохнуться с метлы, пусть она в этом вслух и не признается, стоит того, чтобы заснуть в объятиях самого любимого на свете человека.

Она с улыбкой возражает, что нет никакого смысла спорить, чье счастье сильнее и значительнее, ведь оно у них отныне общее. Да, на самом деле закатывает глаза и тихонько фыркает на слова о репутации и шутит о том, что на Рейвенкло, наверное, и по этому признаку тоже отбирают, не только по уму и творческому потенциалу — а еще по мыслям о мировом господстве (так вот кто об этом думает, и вовсе не слизеринцы!). Потом добавляет, что совсем не догадывается, а точно знает, что для него на свете самое важное то же самое, что и для нее, и в этом они с ним тоже удивительно похожи.
А еще они были удивительно похожи сейчас в своих желаниях. И при этих легких поцелуях Алисия чувствует, как дрожат его губы, как будто ему хочется целовать ее бесконечно и жадкл, но он держит себя в руках, чтобы не сделать ненароком больно. И при этих нежных прикосновениях Алисия все равно чувствует скованность и напряженность его позы, и точно знает, о чем он думает, и каких усилий ему стоит оставаться рядом с ней спокойным — и чуть ли не в отчаянии от того, что не может дать ему понять, как сильно желает, чтобы он запустил руки ей в волосы и прижал к себе, чтобы его ладонь скользнула под тонкую ткань ночной рубашки и чтобы ощутила разгоряченность  кожи под ней… и даже если ей будет больно от лишних движений, и пусть даже эти треклятые кости потом неправильно срастутся, все это было сейчас так неважно! Как же недостаточно сейчас было этих объятий, как хотелось еще большей близости, но Алисия не знает, как об этом заговорить и не сгореть со стыда, и не умереть от волнения, поэтому она крепко зажмуривается и поддерживает эти беззаботные разговоры, не зная и стараясь не задумываться о том, кого на самом деле они пытаются этим отвлечь — друг друга или все-таки самих себя.

И рассуждения о препирательствах со Шляпой, которые Алисия сейчас попыталась припомнить во всех деталях и рассказать Роджеру так, чтобы он улыбнулся, представляя упрямые мысли — ее, одиннадцатилетней девчонки, возмущенной несправедливостью распределения факультетских качеств в понимании Годрика Гриффиндора, который эту Шляпу и создал. И смущенные признания в том, что во время их долгой разлуки девушка минимум несколько раз могла бы просто вылететь из школы за неуспеваемость, и о десятках докладов, которые ей пришлось переписывать, потому что за них влепили «О», и о заклинаниях, которые у нее перестали получаться, хотя раньше она прекрасно справлялась — так себе для «умненькой». И такими чудесными были все их планы на пасхальные каникулы (забегать вперед и говорить о летних было еще рано, а так хотелось), и даже немного тревожные мысли о предстоящих разговорах с родителями не омрачали фантазии Алисии о том, как бы поваляться в траве, устроив голову у Роджера на груди, рассматривать бездонное звездное небо и слушать рассуждения о планетах, кометах и метеорах, по которым она так скучала.

И Алисии так хочется задержать для него чудесные мгновения того вечера, когда он улыбается и мечтает, а не волнуется за нее, что она всеми силами старается скрывать свою боль и рвущиеся наружу слезы, и жалеет о том, что поддалась на уговоры и выпила чертов «Костерост» так рано. Но Роджер ведь знает ее лучше всех. Он едва ли не читает каждую ее мысль и видит ее тщетные попытки, а в его взгляде читается — доверься мне, и Алисия пытается. Так сложно отвыкнуть от необходимости притворяться сильной и бесстрашной и показать, что ей тоже бывает больно и плохо. Но с Роджером можно. И она тихонько плачет, пока он чуть подрагивающей ладонью гладит ее по плечу и целует в уголки глаз.

Но уже совсем скоро все это смущение и неловкость от непривычной откровенности и собственных слез исчезает без следа, когда Роджер нетерпеливым движением сбрасывает на пол одеяло, под которым сейчас было непривычно жарко. Алисия чувствует на себе этот жадный, восхищенный и даже, казалось, чуточку испуганный взгляд, которым тот скользит по ней, скрытой от него лишь легкой ночнушкой, местами промокшей от пота и ее собственных слез — но под этой тканью все равно было все прекрасно видно, каждый изгиб ее тела, и как вздымается при дыхании грудь, и эти мурашки на коже, и как она дрожит. И Алисии этот короткий взгляд кажется какой-то мучительной бесконечностью, потому что она жаждет прикосновений, и ей бы так хотелось сейчас самой податься навстречу Роджеру и скинуть с его плеч эту дурацкую мантию и этот съехавший набор галстук, но она не может сейчас шевелиться из-за боли, да и чего уж там скрывать — ей хочется, чтобы он сам выбирал, с чего начинать, чтобы он сам исследовал ее от и до, вот она, перед ним, и для него, целиком и полностью. Его взгляд сводит гриффиндорку с ума. И она бы сказала об этом, но отчего-то позабыла все слова — когда-то мечтая об этих прикосновениях, и об этих поцелуях, и о том, чтобы быть так близко, Алисия не могла представить, что это будет так. Она бы и своего имени сейчас не назвала, потому что в голове бьется одно-единственное имя, и перед ней только эти ясные голубые глаза, в которые хотелось, не мигая, глядеть до самого конца мира — человека, что сейчас так жарко ее обнимал, что проводил ладонями по ее спине и груди, что целовал ее шею и зарывался лицом в ее волосы, и что легонько вздрагивал, когда она сама скользнула ладонью по его шее, и чуть дальше, в расстегнутый ворот рубашки — она даже не помнила, как расстегнула эти противные упертые маленькие пуговки, и ей так отчаянно хотелось коснуться его ключицы, дотянуться до нее губами, но ее собственные руки так заметно дрожат, что она просто отчаянно вцепляется в воротник, не давая Роджеру отстраниться и на миллиметр — это бы ее просто убило, она ведь уже забыла (так быстро, с такой готовностью!), как это, когда его губы не касаются ее, и когда его горячее хриплое дыхание не чувствуется на ее щеке . И голова так кружится, будто они оба сейчас, как зажженные факелы, летят в бездну, у которой нету конца. Алисия сейчас была уверена, что у нее нету конца. И все вот это, что сейчас происходило между ними, продлится до того самого конца мира, потому что иначе зачем вообще нужен этот мир?

Но у бездны есть этот конец. И летящий в нее факел тоже догорает и тухнет. Стремительно, болезненно. Нет, не боль в сломанных костях сейчас пронзает Алисию насквозь — это испуганный взгляд Роджера, его быстрые суетливые движения, с которыми он нашаривает на полу отброшенное в сторону одеяло, и ее собственное безумное, захлестнувшее целиком все существо желание, что так резко отпускало, будто сдирая за собой ее кожу и оставляя кровоточащие раны. Разве Алисия знала до этого, какой бывает на самом деле боль и тоска? Теперь знала — вот такой. И плакать хочется не от боли в ребрах, а от того, как в глазах любимого человека снова поселился страх и волнение, и как он укрывает ее одеялом и бормочет какие-то успокаивающие слова, и как приобнимает за плечи, и как старается спокойно и глубоко дышать, но колотящееся в груди сердце выдает его с головой — ему тоже больно и плохо, и холодно и тоскливо, и бесконечно одиноко. Алисия здоровой рукой обнимает его так крепко, как только может. И утешает ее сейчас только одна-единственная мысль: все лучшее еще впереди. Она не решается об этом сказать, но очень надеется, что Роджер это прочтет по ее глазам.

- Прошу тебя, - усталость и зелья, и все пережитые волнения уже дают о себе знать, но Алисия старается удержать в голове эту важную мысль и обязательно ее высказать — она отчего-то уверена, что ее отчаянной искренней просьбе Роджер отказать не сможет, - не делай глупостей.  Это все нелепая случайность… и Крэбба не… ну, не лезь, в общем… пожалуйста…

На полуслове Алисия все-таки заснула, улыбаясь про себя тому, как прекрасно все-таки для нее закончился этот ужасный день — и пальцы Роджера, что запутались в ее волосах, и его тихий голос, что  рассказывает ей какую-то историю, будто самую настоящую сказку на ночь, и то, что он совсем рядом, устроил голову на ее же подушку, хотя это наверняка ужасно неудобно… первый в жизни раз, когда она не пожелала ему на прощание спокойной ночи, потому что они первый в жизни раз вечером не расстались. Он, конечно, совсем скоро все же уйдет вместе с отбоем, но ее, Алисию, до самого утра будет согревать это новое, самое лучшее на свете чувство.
[icon]https://i.ibb.co/2SG4P6Q/37.jpg[/icon][status]девочка, которая ждала[/status][nick]Alicia Spinnet[/nick][pers]<b><a href="https://harrypotter.fandom.com/wiki/Alicia_Spinnet" target="_blank">Алисия Спиннет</a></b>, 18 лет[/pers][info]Гриффиндор, 7 курс <br />Охотница сборной факультета по квиддичу<br />Член ОД[/info]

Отредактировано Alicia Spinnet (16.04.21 00:03)

+1

13

Поглаживая по рыжеволосой головке девушку, пока она, поддаваясь действию зелья, засыпала, Роджер ощущал удивительное умиротворение. Он старался вслушиваться в дыхание Алисии, но, на самом деле,  весь отдался собственным мыслям. Вспоминал о тех необычайных прикосновениях, что совсем недавно так потрясли его. Сколь чудесным, оказывается может быть ощущение её ласковых пальчиков на своей шее. То, как она тянулась к нему и трепет, охватывающий всё его существо - это  всё ещё билось в нём вместе с ударами сердца. И кровь всё ещё бежала быстрее и Роджер всё ещё чувствовал сладкий вкус её губ. И вместе с тем, кажется, будто то, что охватывало всё его существо ещё совсем недавно — и жар, и дурман, и накрывающие с головой желания, и горячий шёпот Алисии, и то как внизу живота заныло и грудь сдавило от тоски по её близости, когда он отстранился, неизбежно отстранился, после чего внутри остались лишь пустота и сожаление, — они словно из другой жизни.

Глядя на прикрытые веки девушки, на тень ресниц на её бледной коже, на красневшую ссадину ну края губы, на мерно поднимающуюся грудь в такт дыханию,  Роджер внезапно ощутил прилив горячей любви ко всему миру, ко всей Вселенной, подарившей, приведшей, самыми разными путями эту растрёпанную поразительную  девушку к нему в объятия. Нет, он не думал о случившемся несколько часов назад, верил мадам Помфри и знал, что девушка в скорости поправится. Его посещали другие откровения. Стоило взглянуть на неё спящую, как Роджер почувствовал, что ему сразу полегчало. Её ровное дыхание и ослабевшие в его руке пальцы, свидетельствовали о крепком сне. Хорошо.
Взгляд его цепляется, за талисман подаренный им. Странно, но сейчас, обнимая Алисию, у Роджера чувство, будто это он носил у сердца талисман — и имя ему было любовь. И пусть Джей считает, что друг привязан к Спиннет как каторжник к ядру. Как он не понимает, что это не так, и лишь она дарует Роджеру крылья!?

Совсем скоро этот вечер закончится, быть может Дэвис больше никогда не расскажет засыпающей Алисии балладу о волшебнице, занимавшуюся целительством и о  озарившей своим светом жизнь маленькой лесной деревне, не признается и в своих собственных страхах и волнениях. Это ничего.

- Спи, моя девочка солнечный свет, - прошептал  он, склонив голову к её виску.

Дай Мерлин, больше никогда не повторится ни это её падение, ни обещание не делать глупостей,  ни вечер в больничном крыле, каким бы он чудесным попеременно не был. Но что уж точно повторится, так это то, что Роджер  рядом и будет

держать её руку -  всегда.

[nick]Roger Davies[/nick][status]over and over i fall for you[/status][icon]https://i.ibb.co/2SG4P6Q/37.jpg[/icon][pers]<b><a href="https://drinkbutterbeer.rusff.me/viewtopic.php?id=867#p83508" target="_blank">Роджер Дэвис</a></b>, 18 лет <br />Рейвенкло, 7 курс <br />Капитан и охотник сборной факультета по квиддичу[/pers] [info][/info]

Отредактировано Roger Davies (05.11.20 14:21)

+1


Вы здесь » Drink Butterbeer! » Pensieve » 04.04.96. hand in hand Together