"Зацепившись" слухом за необычные слова, Роберт поднял взгляд. Каори говорила, кажется, уже не о нем. Или не только о нем. И не только о себе. "Это же просто магия"... Вот оно как было! Вот оно как было, любимая! Роберт взволнованно потянул носом воздух, бесцельно, бездумно дотронулся до столешницы, пригладил переплет книги, перебрал пальцами тихо шуршащие страницы.
Азуми. О ней до сих пор страшно было вспомнить. Страшно - хотя кем она была, маленькая женщина-маггла, и кем был он... Азуми казалась каким-то маленьким, черным ядовитым насекомым, которое способно веками ждать тебя в темном углу, прежде чем наконец-то впрыснуть в тебя свой смертельный яд. Роберт никогда бы не рассказал Каори, какой видел ее мать, но сам не мог видеть ее иначе.
Но ведь они с Каори, - Роб обвел невидящим взглядом потолок, верхние полки книжных стеллажей, - ведь они с Каори совсем другие люди. Ведь они сами, воочию видели ошибки своих родителей и никогда не повторят их. Они - совсем другие. Они мудрее. Они лучше.
Тишина прервала ход его мыслей. Чемберс покосился на Каори. Она молчала, тишина была оглушающей, выжидательной, а ему совершенно нечего было сказать. Он, кажется, ничего уже не знал и страшно запутался. И не привык в таком разбираться. Хотелось оказаться подальше отсюда, где-нибудь на квиддичном поле с Грантом. Он обожал свою Каори, может быть, больше жизни, но именно сейчас не хотел ее видеть. Пусть бы она сама разобралась во всем, подумала, раз ей нравится думать о таких вещах, и сообщила бы ему о результатах.
Желательно, вкратце сообщила.
"Мы все имели какие-то претензии к нашим родителям, - сказал занудный дядя Арки на свадьбе кузена Бена. - И удивляемся, когда наши дети, слово в слово, адресуют те же претензии нам самим...".
Дядя Арки - напыщенный идиот со своей нафталиновой псевдомудростью! Это уже давно поняли!
А молчание все длилось, а в груди отчего-то закипала ядовитая злость, такая, что вылей ее в котел - прожгла бы насквозь.
Такая злость стояла в глазах у отца в один непримечательный, но запомнившийся вечер. Когда мать снова пыталась с ним поговорить - о важном, о сложном, о том, что в итоге разрушит их семью. Док Чемберс молчал. Молчал долго и, казалось, вовсе не собирался отвечать. Но все-таки ответил.
- Милая, ты... - мерлин, мерлин, док Чемберс никогда, никогда не был груб со своей женой, да еще на глазах у детей, что же случилось, мерлин, мерлин. - Милая, ты... такое чувство, что ты сейчас... - голос отца вдруг изменился до стального отзвука, - ты сейчас вынимаешь мне мозг. Чайной ложечкой. Надеюсь, хотя бы тебе это нравится.
А потом он сказал, как обычно, что ему пора на работу. И ушел, как обычно. От разговора - и, в конечном счете, от своей семьи тоже.
Да глупости.
Робин с Каори - совсем другие. И никогда не повторят родительских ошибок.
Ах, оказаться бы сейчас с Грантом. На квиддичном поле.
- Ну, может быть, - сказал, наконец, Роберт бесцветным, как тон министерских документов, голосом. - Сложно с этим все. Сложно. А слушай, ты не против, если я сейчас пойду? Поспать все же надо до тренировки. Придурки с шестого курса, ей-мерлину, до седины доведут со своим патефоном.