Некое извращенное удовольствие заключается в том, чтобы наблюдать, как чей-то наполовину исписанный кусок пергамента взмывает в воздух, вырывается из неуклюжих рук и медленно, будто упавший с дерева, пожелтевший лист, опускается под ноги. Как на нем оставляют следы подошв, размазывая не до конца высохшие чернила. Стирают все попытки запечатлеть слова в вечность, все труды и все потраченное на них время.
Студенты Хогвартса постоянно куда-то спешат, особенно в понедельник. Особенно, если можно наконец выдохнуть и отправиться по своим гостиным, проглотить этот день, как свежий кусок лимонного пирога на обед.

Мэгги стоит, опершись спиной о колонну, и прижимает к тяжело вздымающейся груди полураскрытый портфель. Выискивает глазами кудрявую макушку и сине-бронзовый галстук, затянутый на шее, словно петля. И все же, когда Джейк Фарли выходит из Большого зала, она не сразу находит в себе смелости, чтобы его окликнуть. Просто таращится ему в спину, пока та не становится совсем крошечной, теряясь в потоке точно таких же, облаченных в черные мантии, спин. Время тянется, будто жвачка «Друбблс», целую упаковку которой на спор засунули в рот, чтобы надуть самый огромный за историю этой марки розовый пузырь. Меган кажется, что ее рот склеился от вязкой субстанции, как если бы она вознамерилась обойти в споре вообще всех, и попыталась разжевать сразу две пачки.

- Фарли! Эй, Фарли! – слизеринка срывается с места и ловко лавирует между гудящими праздными разговорами учениками Хогвартса. Бегать за мальчишками. Какой отстой.
Царящий в коридорах шум тушит ее голос, как намоченные водой пальцы – горящую спичку.

- Джейк! – Ровсток удается нагнать его совсем недалеко от входа в рейвенкловскую башню. Она никогда раньше не была в этой части замка, незачем, но и теперь все ее внимание сосредоточенно на крепко стиснутой в пальцах чужой мантии, на легком касании жесткого локтя, согнутого под тяжестью школьной сумки.

Драккл раздери, она совсем не знает, с чего начать, чтобы не выглядеть жалкой дурой. Их то и дело огибают «синие воротнички», бросающие любопытные, порой презрительные, взгляды на невесть откуда оказавшуюся подле священной обители змеюку, и Меган приходится слегка потянуть за черную ткань, чтобы оттащить их драгоценного старосту в сторону.

- Мне очень нужна твоя помощь, - мямлит она, обращаясь к своим начищенным до ослепительного блеска туфлям и пытаясь сохранить самообладание, потому что буквально умолять об услуге в области того, в чем считаешь себя, хорошо, не лучшей, но все же весьма искусной, так унизительно, грустно, отчаянно. Меган уже почти передумывает, желая наложить на Фарли Обливиэйт и убежать, запереться в пустом классе и не выходить оттуда до самого наступления темноты. Она не обязана быть отважной, как не обязана быть всемогущей.

Да, ей чертовски необходима его помощь, но ему это не понравится. С первых же ее слов не понравится, даже если она выплюнет проклятую, гипотетическую «Друбблс» на каменный пол.

- Пожалуйста, иначе я умру, - Ровсток поднимает голову, от безысходности губы у нее предательски дрожат. Голос разбивается на множество осколков, каждый из которых впивается ей в горло, а ему – в уши.

Что ж, он и впрямь весьма привлекателен. Эдакий славный, добрый герой детских сказок о принцах, которых ждут точно такие же добрые и славные девочки, возомнившие себя принцессами. И она, Меган, тоже очень красива, только ее красота абсолютно никому не нужна. Никому.

Поэтому она здесь. Переминается с ноги на ногу, решившись рискнуть и воззвать к так называемому благородству, даже если ему по каким-то причинам и нет места быть. Уж она-то, вопреки мнению собственных родителей, никогда не мнила себя принцессой, которую нужно спасать, и в любой другой ситуации непременно расцарапала бы Фарли лицо хотя бы за то, что тот так нездорово влияет на ее близкую подругу.

- Это не займет много времени, просто взгляни на зелье, которое я сварила, - Мэг хлюпает носом и смаргивает две мокрые прямые полоски, покатившиеся по щекам. Женские слезы – идеальное оружие и неплохой способ убеждения, даже если они вполне искренни. – Профессор Снейп очень хорошо отзывается о тебе на занятиях.

Неловкая пауза, и в следующей фразе, брошенной ею, как последний оплот надежды – колокольчики вызова, тревожные и заставляющие волосы на затылке неуютно встать дыбом.
- Я буду у тебя в долгу.

- Вот и славненько, - Меган хлопает в ладоши и быстро вытирает глаза рукавом мантии. Будто и не было минуту назад той жалостливой истерики, которая, вероятно, и стала стимулом, согласно которому Джейк вообще согласился ей помогать. Впрочем, Ровсток нисколько не удивится, если рейвенкловец действительно окажется настолько добрым и отзывчивым, что без лишних вопросов готов спасать утопающую в собственном отчаянии девушку, о которой не знает вообще ничего. А вдруг она заманивает парней в заброшенный класс и там сдирает с них кожу, чтобы пустить бедняжек на суп? Кажется, магглы даже написали о такой чокнутой ведьме детскую поучительную сказку, хотя, среди волшебников ходит поверье, что та и впрямь когда-то существовала. Жаль, если Фарли подобных историй никто не читал.

- Оно на третьем этаже, рядом с кабинетом, где четыре года назад Поттер нашел философский камень, - уточняет Мэгги, желая раздавить неловкую паузу звучанием своего голоса. – Занятий там до сих пор никто не проводит, так что нам никто не помешает.

Прикусить бы теперь язык, слишком поздно вспоминая, что Джейк, между прочим, староста, блюститель закона, а эксперименты над и без того опасными зельями вряд ли входят в ряд действий, поощряемых учителями. С другой стороны, на стукача он тоже не похож, и с какой бы осторожностью Ровсток к нему ни относилась, трястись, как нашкодивший домовой эльф, она не станет. Семейка Маркуса Белби занимается исследованиями похлеще, чем изобретение любовных зелий с целью завладеть вниманием какого-то там мальчишки, до которого в масштабах магического сообщества, будем честны, никому нет дела. Впрочем, с мозгами и амбициями Тита Митчема это вряд ли надолго.

Через окно в класс не проникает ни крупицы света, темнота здесь вязкая и неуютная, постоянная. Меган взмахивает волшебной палочкой, и свечи в канделябрах, развешенных на стенах, принимаются потрескивать и капать воском на каменный пол.
- Это будет нашим секретом, договорились? – на всякий случай уточняет слизеринка, чтобы между ними не возникло непонимания, касательно того, нарушает она школьные правила или все-таки нет.

В дальнем углу класса почти до самого потолка возвышается огромный платяной шкаф, весь поседевший от пыли – только ручки неестественно блестят, ловя гладкой поверхностью блики огня с многочисленных фитилей. Мэгги не спеша подходит к деревянной громадине и по-хозяйски распахивает дверцы, выуживая оттуда небольшого размера котел, покрытый серебром. Слизерин и понты – вещи неразлучные даже в таких, казалось бы, мелочах, как атрибут для приготовления зелий.

Она ставит котел на парту, за которой очевидно давно никто не сидел, и отряхивает руки друг о друга, поднимая взгляд на Джейка и задумчиво замирая, пытаясь прочитать по его лицу, что же на самом деле он думает о происходящем в этой комнате. Мог ли он предположить, что после обеда в Большом зале, вместо того чтобы отправиться в свою уютную гостиную в сине-бронзовых тонах, будет проводить время с едва знакомой девчонкой с чужого факультета за весьма сомнительным занятием?

- Это – Амортенция, - впервые за время их разговора Меган смущается, поскольку все еще не может предположить, как отреагирует Фарли на то, что перед ним не просто какая-нибудь микстура от кашля или раствор для полировки метел, а зелье, дегустации которого все без исключения мальчишки стараются избежать. И делает акцент на его названии она вовсе не потому, что Джейк не способен распознать самое популярное среди ведьмочек снадобье без ее помощи, а поскольку Ровсток кое-что в него добавила. – Оно не пахнет из-за того, что я его усовершенствовала, - ей хотелось бы произнести эти слова с должной гордостью, но, вопреки присущей большинству представителей змеиного факультета самонадеянности, шестикурсница испытывает стыд и злость на саму себя. Интересно, что подумает о ней Селина, если узнает, что она обратилась за подсказкой к рейвенкловскому старосте? Что скажет?

- В общем, оно не работает, - совсем тихо дополняет Мэгги, сдаваясь с поличным. Виновна по всем статьям. -  Только вот не нужно нравоучений! Да, я подливала его в тыквенный сок… кое-кому.
И если бы это был лишь тыквенный сок и только одна ни о чем не подозревающая жертва любовных интриг, то, наверное, было бы не так паршиво осознавать, как жалко она выглядит со стороны. Ведь эта глупость далеко не первая из тех, что ей уже удалось совершить.

Если бы Меган была вправе судить, она бы, вероятно, охарактеризовала поведение Джейка как осторожное, проницательное, отстраненно-безучастное. Так дикий зверь подходит к огню, когда отужинавшие путники видят десятый сон в своих палатках, завернувшись в спальные мешки, словно в гусеничный кокон. Зверь не ищет тепла, его привлекает свет и, возможно, запах, хотя, насчет последнего Ровсток не уверена. Потому что лицо рейвенкловца меняется, мышцы острых скул почти незаметно дергаются будто в неприязни, отчего крайне непросто прочитать, о чем он думает на самом деле. Совершенно иначе влюбленные юноши должны реагировать на Амортенцию, и приходится выжидать затаившейся кошкой, пока хмурые складки на лбу окончательно разгладятся.

Она взбирается на соседнюю парту и некоторое время молча наблюдает за тем, как Фарли внимательно изучает приготовленное ею зелье. Нервно болтает ногами – Мэг абсолютно не все равно, какой вердикт он вынесет, когда закончит водить хороводы вокруг котла. В такие моменты совсем несложно понять, что нашли в нем Селина и многие другие девчонки. Рядом с рейвенкловским старостой чувствуешь себя расслабленно, защищенно, даже если откровенно нарушаешь школьные правила, пряча в заброшенном классе емкость с любовным зельем.

Он не расскажет. Вовсе не по причине того, что Мэгги – хитрющая, вертлявая слизеринка, в случае опасности способная потопить вместе с собой даже самых близких друзей (если бы они, конечно, у нее имелись), а потому что… понимает? Не одобряет, выступая против любой консервации чувств, больше похожих на забвение, мираж, помешательство, но не разворачивается и не уходит, оставляя ее в одиночестве среди пыльных полок и затхлого, спертого воздуха давно непроветриваемого помещения. Она бы даже ненароком решила, что, сблизившись с ней, он хочет подобраться к Селине, но это было бы слишком на него не похоже.

Любовь толкает юные сердца на безрассудства. Любовь рождает безмолвную тишину, даже если разум кричит о том, что это неправильно. Любовь влияет на всех одинаково и одновременно делает их непохожими даже на самих себя.

Ровсток едва не прикусывает язык, когда дозревающий в голове вопрос норовит сорваться с губ, нарушая рассудительное бормотание Джейка, судя по всему, положившего болт на муки совести и полностью погрузившегося в процесс «потрошения» зелья. Эти рейвенкловцы и впрямь напрочь сумасшедшие, если даже правильный Фарли предпочел старую добрую науку обязанностям старосты.

В ответ на замечание, резкое и произнесенное настолько серьезным тоном, что хочется закатить глаза, Мэгги лишь расплывается в вишневой улыбке, демонстрируя не глядящему в ее сторону однокурснику ряд ровных, белых зубов.

- А ты правда разбираешься в зельях, - от долгого молчания пересохло во рту, и слизеринка хвалит с легкостью разоблачившего ее юношу хрипловатым шепотом, прочищая горло и машинально заправляя за ухо прядь волос. – Я подумала, что мята будет куда более уместно смотреться в чае, а не в Амортенции. Хочешь, заварю? – она не ждет от Джейка согласия или, по крайней мере, утвердительного кивка. Ни один мальчишка в здравом уме не примет из ее рук даже свой самый любимый напиток, а Фарли и с огромной-то натяжкой сложно окрестить безумцем.

- Ты ведь не хуже меня знаешь, почему я так решила, верно? – ухмылка стирается с ее губ, словно на них направили волшебную палочку, заряженную стирающим заклинанием Тергео. – Никаких побочных эффектов нет, - пауза и дерганный, еще немного и испуганный взгляд, быстро брошенный на собеседника. – По крайней мере, я ничего такого не замечала.
Он же не думает, будто она начнет преследовать отравленных любовным снадобьем жертв и держать их за ручку, сидя возле постели в их спальнях?
- Они просто не работают и все, - огрызается Меган, на мгновение забывая, что это вообще-то Джейк оказывает ей огромную услугу, а не наоборот.

- Послушай, - вопрос окончательно созревает, его становится невыносимо держать в себе, но раз уж речь зашла о страшных тайнах и преступных откровениях… - А ты никогда… ну… не думал о…
Ну, давай, спрашивай. Хватит мямлить, просто скажи: «Не приходило ли тебе в голову, Джейки, опоить Амортенцией мою небезызвестную белокурую подругу? Прямо-таки ни одного разочка не всплывала эта мысль, подобная злокачественной опухоли, пускающей корни во все жизненно важные органы?»

- Тебе ведь нравится Селина? – Ровсток выжидающе наблюдает за тем, как искажается лицо Фарли, и почему-то не получает от этого должного удовольствия, на которое рассчитывала. – Не волнуйся, это не так сильно бросается в глаза, я просто очень наблюдательна.

Отредактировано Megan Rowstock (05.08.21 14:30)

Взгляд Меган упрямо замирает, останавливаясь на такой же неподвижной поверхности зелья, переливающегося в котле. Красиво. Так красиво, что и впрямь забываешь об уродливой стороне Амортенции, перестаешь думать о ней, как о подделке – разве нечто столь прекрасное может быть ненастоящим?

Джейк тоже способен по праву оценить любовный элексир, в противном случае, его бы здесь не было вовсе. Не горели бы тепло-карие глаза, даже если на дне зрачков илом осело отвращение к происходящему в бесконечном радиусе двух шагов между ними, за затворами бесчисленного множества тайн. Ровсток уверена, что считывает его, подобно раскрытой книге, ему же она полностью безразлична. Как и любому другому мальчишке, когда рядом находится Селина. Даже сейчас ее образ призраком застыл возле серебряного котла. Даже сейчас она откидывает за спину льняную волну белокурых волос, безупречно собранных неизменным ободком.

Мэгги поджимает губы и презрительно фыркает, мол, кто бы сомневался, что и ты туда же. Как это банально. Тогда чем же ты лучше, Фарли? Чем ты, драккл тебя раздери, благороднее и особеннее, что позволяешь себе смотреть свысока?

- Ммм, - тянет она, продолжая раздражающе болтать ногой и наблюдать за поразительной переменой в лице рейвенкловца. О, да, на его месте ей бы тоже хотелось как можно скорее покинуть этот кабинет и этот изучающий, норовящий пробраться в грудную клетку взор, направленный в самое нутро с целью посмеяться.

«Мы не такие уж и разные, как ты пытаешься себя убедить, Джейк. Мы все еще чертовски похожи, только я уже достигла того предела, когда ничего не боишься. Вообще ничего. Удивительно, что ты, подобно мне, не готов даже на низость, чтобы заполучить свою драгоценную Селину».

- Она очень красивая, правда? – с какой стороны ни уколешь – всюду больно. Одним концом иглы ты пронзаешь себя, другим – человека, так любезно согласившегося прийти тебе на помощь. – Хорошо, я поставлю вопрос иначе, - Меган не останавливается на достигнутом, она лезет все глубже и глубже, холодными осьминожьими щупальцами жестоких слов обследуя чужую душу. – Она ведь тебе не просто нравится?

Гордость. Вот ведь заладил. Кому нужна ваша хваленая гордость? Если как следует присмотришься, увидишь, куда она приводит и чего стоит. Забавно наблюдать, как вы оба до омерзительного хлюпанья сминаете собственные сердца, запрещая им чувствовать.
Ты нравишься Селине, Фарли. Ты ведь ей тоже не просто нравишься.

- Или недостаточно? – наконец на губах Мэгги расцветает улыбка, ядовитая, как разверзнутая пасть венериной мухоловки. – Брооооось, Джейк, ты ведь не готов так легко от нее отказаться, - она называет его по имени, будто они старые друзья, и он каждый вечер признается в чувствах к ее лучшей подруге. Словно он вообще хотя бы раз об этом заикнулся.
Рейвенкловец обрывает ее насмешливый тон своим деловым. Но, Мерлин, лучше бы он молчал, лучше бы разозлился и оставил ее одну, помешивать проклятое варево, чем…

- Я… - Ровсток прикусывает язык так сильно, что еще немного, и с его кончика закапала бы кровь.
Нет, она не думала об этом, потому что не хотела. Потому что даже сама мысль о том, что Митч испытывает чувства к кому-то другому, заставляют ее цепенеть, вызывают тошноту и бьют наотмашь куда-то меж ребер. Убивают ее. Они на самом деле обладают реальной возможностью ее уничтожить.

Меган смеется. Ее ледяной, высокий хохот разбивает напряженное, иллюзорное спокойствие, как случайный взмах руки – хрустальную вазу.
- Существует множество подтвержденных случаев, когда любовь не имела никакого значения, - холодно возражает она, спрыгивая с парты и подходя ближе к котлу и, соответственно, Джейку. Заискивающе заглядывает ему в глаза, продолжая лихорадочно улыбаться. – Это исключено, я испробовала его далеко не на одном мальчике.
Фарли ведь не собирается ее осуждать, так, кажется, он говорил.

- Давай попробуем еще раз? – успокойся, Мэг, ничего хорошего из этого уж точно не выйдет. Что ты, мать твою, задумала? – А я замолвлю за тебя словечко и устрою вам с Селиной свидание.

Пока Меган сидит на парте, размеренно, как маятник, болтая ногами, пока внутри нее рушится и крошится засохшая известка надежды, Джейк почему-то полагает, будто вправе рассуждать о красоте. О ее незначительности. О ее силе. Но только не о том, что она способна разрушать, убивать, не оставлять после себя ничего, кроме пепла разочарования и зияющей пустоты. Джейк, как и все мальчишки его возраста, рассуждает категорично. Они говорят, для меня не важна внешняя привлекательность, судить о человеке по набору черт – поверхностно, ведь на самом деле мы устроены очень просто: нравится или не нравится. Только вот незадача, отдают предпочтение они почему-то всегдакрасивым. Почему-то Джейк Фарли втюрился именно в Селину Мур.

- Я хочу услышать правду, - беглая улыбка касается ее губ лишь на долю мгновения. Мэгги очень приятно, когда Фарли говорит о ней в ключе, подобном тому, в каком он отзывается о Селине. Не потому что она притягивает его как девушка, скорее, напротив, резко отталкивает, а потому что рейвенкловский староста без сомнений и жеманности называет ее симпатичной. Знал бы он, сколько проблем в свое время принесли ей эти «красивые глаза». – С-спасибо, - Ровсток смущенно опускает длинные ресницы и старается вдохнуть как можно больше воздуха в душном и жарком помещении. Тогда ей кажется, что легкие наполняются огнем, но она все равно замолкает.

Множество подтвержденных случаев. Нет, это какая-то ерунда, глупость, Джейк просто вычитал эту ужасную теорию в одной из библиотечных книг, потому что это просто не может оказаться правдой. Меган затравленно и почти зло взирает на юношу, хотя на самом деле ей хочется закрыть лицо ладонями и закричать во всю глотку. Молчание заполняет комнату, словно сизый едкий дым, поднимающийся из котла. Слизеринка никогда и никому не признается, что если все, что предположил Фарли – правда, она сойдет с ума. За ее спиной, возле изголовья ее кровати уже блуждают тени, давящие ладонями на грудь, шепчущие на ухо то, о чем не принято говорить.

Только поэтому она молчит. Кивает и крепче сжимает поварёшку, когда вновь оказывается возле парты, на которой, подобно алтарю, взгромождено зелье.
- Ты правда считаешь, что вы с Селиной идеально друг другу подходите? – Ровсток выгибает прямую черную бровь, честное слово, едва сдерживается, чтобы не расхохотаться. Она уселась на эти эмоциональные качели, вцепилась дрожащими пальцами в толстые, ржавые цепи и раскачивается, раскачивается, раскачивается…

- А еще у людей не должно быть никаких причин, чтобы быть вместе, даже если они абсолютно разные. Просто потому что они этого хотят, - Мэг хитро пожимает худенькими плечами и выразительно смотрит на Фарли. Такой умный и, одновременно с тем, такой дурак. Им с Селиной вовсе не обязательно составлять безупречную, на зависть всем, пару. Им вообще ничего не нужно делать, их чувства – это что-то метафизическое, некая ледяная горка, спустившись с которой непременно напорешься на стальной штырь, но если они останутся на вершине, то никогда не пожалеют.

- О, поверь, о своей дурной славе я осведомлена лучше всех, - Ровсток усмехается уголком рта, но в ее голосе напрочь отсутствуют звенящие весельем нотки. – Я не знаю, это невозможно, чтобы ни на ком не подействовало, - она не перечисляет имен, не называет количество испытуемых жертв, но с ее слов и без того понятно, что их было достаточно много. Так много, что сама Меган давно сбилась со счета. Ее охватывает отчаяние, столь безнадежное, что оно замыкается и дает искру в направлении всех жизненно-важных органов. Она не обижается, но тупая, бьющая по вискам ненависть к произнесенным ранее фразам, заполняет все пространство вокруг нее, как вакуумный шар.

- Фарли? – зовет она приглушенным голосом, охрипшим, низким, буквально потусторонним. Жалобным. Лицо Джейка расплывается в белой пелене пара, Мэгги так близко к кипящему любовному вареву, что щеки начинают пылать. – Фарли, тебе лучше отойти, - она достает из кармана мантии волшебную палочку и поднимает руку, чтобы смахнуть с глаз так не вовремя выступившие слезы. Пока ее лишь слегка потряхивает, поэтому в следующий момент выточенный из гибкой ивы инструмент уверенно указывает на мирно бурлящий серебряный котел. – Я, блин, не шучу, отойди к двери!

Губы ее не слушаются. Как чужие, едва шевелятся, обрываясь на полуслове, полузаклятии, хотя, ей бы хватило одного только взгляда, чтобы разнести здесь все к чертям. Ровсток закрывает глаза и долго прислушивается к трепыхающемуся биению сердца. Делает шаг назад. Еще один. Палочка в пальцах ходит ходуном, но раз за разом замирает, готовая последовать желанию своей хозяйки.

- Бомбарда! – оглушительный взрыв, Мэгги зажмуривается и закрывает лицо рукавом, чувствуя, как капли кипятка расползаются по грубой, черной ткани, как аудитория наполняется запахами древесной коры, дождя и лайма. Ноги подкашиваются, и слизеринка плавно опускается на колени, всем голеностопом ощущая холод каменного пола.

Опустевший, дырявый котел с лязгающим звуком укатывается в дальний конец класса и встречает преграду в виде стены.
А Меган больше не притворяется.

Следующие слова Джейка – как хлесткий, беспощадный удар по лицу. Меган даже чудится, будто легкий порыв ветра (которому, конечно же, неоткуда здесь взяться) касается ее щеки, оставляя на ней тонкую, ледяную корку. Слизеринка проводит по ней ладонью, но пальцы остаются сухими, она ведь чудом еще не разрыдалась, как какая-нибудь слабая дурочка. До сегодняшнего дня, до этого самого мгновения и много позже она именно так себя и воспринимает, и некому ей помочь, никто не исправит, не перекроит вывернутое наизнанку нутро, в особенности этот покалеченный собственными чувствами мальчик, умный, красивый, гордость родителей и учителей – что он может противопоставить болезненной, сжимающей горло любви?

«Когда надо только одному, то, в сущности, не нужно никому».
Вероятно, он прав, и не стоит погружаться в безумие, помешивая зелье за зельем, в надежде, что рано или поздно удастся обмануть всех вокруг, сплести паутину розовой пелены, в первую очередь, перед собственными глазами.

Но Фарли… Он так чертовски ошибается, рассуждая о том, что Селина для него недосягаема. Если бы он только видел все, что видит Мэгги, когда сидит рядом с ней на уроках: эти демонстративные ужимки, чтобы обратить на себя его внимание, тоскливые взгляды, когда он отворачивается, и полные огня – когда смотрит ей прямо в глаза. Где же твоя собственная уверенность в себе, Джейк? Почему ты так отчаянно отвергаешь очевидное?

Теперь в классе пахнет гарью, а слизистую носа щиплет и разъедает от дыма. Ровсток все также сидит на коленях, размазывая по лицу мокрую копоть, и в ужасе смотрит на то, как рейвенкловец опускает волшебную палочку. Он вовремя успевает выставить щитовые чары, а она рыдает, как маленькая дрянь, которая только что чуть не прикончила их обоих.

Ей хочется сказать: «Фарли, это вышло совершенно случайно, я была не в себе, как хорошо, что все закончилось»
Хочется свернуться калачиком на холодном, грязном полу и пролежать так до самого вечера, пока Селина, та самая Селина, по которой так искренне убивается глупенький, влюбленный по уши Джейк, не обнаружит пропажу.
Но Меган молчит и шевелит губами, как рыба, выброшенная на берег.

И тут однокурсник взрывается. Конечно, не подобно котлу, подвергшемуся надругательству в виде уничтожающей все на своем пути Бомбарды, но от повышенных тонов его голоса точно также звенит в ушах. В голове – эхо его слов, разумных, в общем-то, вот только Мэг не понимает их значения.

- Фарли, пожалуйста, оставь нравоучения для кого-нибудь другого, мне абсолютно все равно, что ты сейчас скажешь, - она сжимает виски пальцами. Она так сильно хотела закончить все это, неужели он не понимает?

Зелье исчезает, и Ровсток расфокусированно наблюдает, как постепенно, под действием Экскуро, пол перед ней становится чище. Жаль, что это заклинание не действует на мысли. Что нельзя без последствий взмахнуть палочкой и оставить от себя только самое нужное, самое твердое и жестокое. Меган кажется, будто ее тело превратилось в студень, из него удалили все кости, и она вот-вот растечется по каменной плитке, подобно дурманящему зелью. Она всю жизнь утверждала, что любовь – это сила, тогда почему она стала такой немощной и жалкой?

- Нет, Джейк, - она нечасто называет его по имени, но сейчас, похоже, самое время. – Тебе кажется, что ты знаешь, но это не так. Ты не хочешь, чтобы я лезла в ваши отношения, что ж, я не стану, но не думай, что мы хоть сколько-нибудь похожи, - она дышит рвано и глубоко, каждая фраза, как плевок, дается ей тяжело, она боится, что наговорит лишнего не тому человеку, что о ее переживаниях узнает кто-либо еще. Ей нравится хранить это в себе, словно некую тайну, и она бы предпочла, чтобы так оставалось впредь.

- Понимаю, я не имею права недооценивать твои чувства и… прости меня за это, ты мог пострадать, а еще котел был красивый, я купила его во Франции позапрошлым летом, когда мы были там с родителями, ну, знаешь, поехали любоваться достопримечательностями, - Мэгги не ведает, для чего несет всю эту чушь, наверное, чтобы заполнить пустоту, воцарившуюся на месте уничтоженной Амортенции. Вне замка сейчас весна, говорят, ей пропитан воздух. Ровсток ощущает лишь запах жженного серебра. Он оседает в легких, подобно ртути, и девчонка задыхается собственными словами, жадно глотая воздух. – Селина – хорошая девушка, не вырывай ее из себя, просто прояви чуточку терпения, - зачем-то добавляет она, когда удается выровнять сбившееся от панической атаки дыхание. Меган вспоминает, как Мур, вместе с остальными девочками, издевалась над ней на первых курсах, и какой преданной подругой она стала, стоило им обеим узнать друг друга получше.

Фарли, отошедший от шока, вызванного ее в прямом смысле взрывным поступком, возвращает себе прежнюю манеру общения, и Мэг слегка расслабляется, больше не слыша в его голосе грозных нот.

- Совсем ненадолго, - она почти сразу принимает его предложение остаться. Она клянется себе, что больше никогда не притронется к любовным эликсирам. Убеждает, что это был последний раз, что все безнадежно, что она, драккл раздери, зла на себя и почему-то немного на Джейка, который подтвердил, что с зельем все в порядке. – Скоро ужин, - не к месту добавляет она, как будто это имеет какое-либо значение. Можно подумать, им в горло полезет кусок.

Меган поднимается на ноги, они немного подрагивают, отчего слизеринку ведет в сторону. Она хватается за первую попавшуюся опору, оказавшуюся партой, и неожиданно даже для себя обнимает однокурсника за плечи.
- Расскажешь кому-нибудь – отправишься вслед за котлом, - беззлобно бубнит она, уткнувшись носом Джейку в грудь. Слышит стук его сердца и собственное дыхание.
Этого вполне достаточно для момента, о котором к ужину никто из них не вспомнит.