У них дома никогда не праздновали Хэллоуин – мама относилась к чествованию мёртвых уродцев с чисто французской долей скептицизма, а папа /когда он ещё был с ними/ просто считал это несерьёзным делом, так что Лиза с культурой Хэллоуина познакомилась на первом курсе в Хогвартсе – и, нельзя сказать, что ей безумно понравилось.

Это довольно странный праздник – на одну ночь обычные люди превращаются в живых трупов, зомби, вампиров с острющими клыками, страшных ведьм из маггловских сказок; Турпин ни один из этих образов не был близок, и она чувствовала себя довольно смешно каждый год в этих нелепых шляпах, но всегда принимала участие – всё же, в школе не так много вечеринок, чтобы пропускать их.

В гостиной Рейвенкло было довольно весело до поры до времени: Лиза с Амандой долго колдовали над нарядами, Турпин страшно всё не нравилось и она злилась, но подруге всё-таки удалось ей угодить – на девушке легким шлейфом развевалось платье с намёком на русалочий хвост: светло-зелёное, украшенное бусинами и маленькими ракушками; волосы Менди убрала ей на затылке и нахлобучила такую же зелёную остроконечную шляпу. В общем-то, это был не жуткий и не страшный костюм, но девушки никого и не собирались пугать, так что – какая к Мерлину разница?

Вечеринка в гостиной факультета уже подходила к концу, когда Лизе удалось, наконец, выскользнуть из поля зрения Аманды и выйти в тёмный коридор немного подышать. Всё-таки, странной была эта ночь – мёртвые навещали живых, напоминая о себе и оставляя знаки – пеплом на подоконниках, оторванными страницами в книгах; да, атмосфера в Хогвартсе располагала к мыслям о том, как важно иногда вспоминать о тех, кто ушёл – чтобы они не злились и не мстили, о них обязательно нужно помнить.

Прогулка по ночным коридорам школы чревата, но сегодня – такой особенный вечер, что всем, по большому счёту, на тебя плевать, так что Лиза решила немного пройтись и заодно понять, как празднует школа и кто в какой кондиции; по дороге Турпин насчитала три парочки, для которых этот вечер определённо удался, а ещё наткнулась на одного второкурсника с разбитым окровавленным носом, так что его Лизе пришлось чуть ли не силком отправлять в Больничное Крыло. Вообще, наряд был довольно лёгкий, а коридоры неприветливо-холодны, так что Лиза уже было собиралась повернуть в сторону гостиной, но что-то её остановило.

Слева от неё, поворачивая из-за угла, двигалась тень.

i thought i saw the devil this morning
i'll be good - jaymes young

В первые секунды Лиза и вправду пугается, от неожиданности отпрянув к стене: вся эта атмосфера праздника кошмаров, тёмный коридор, жуткая тень – в общем, любой бы растерялся. Но, как только ей удалось различить, на кого её угораздило наткнуться этим неприветливым вечером, Турпин медленно и с расстановкой выдыхает.

Потому что прошло две недели с их первого почтинормального разговора, после которого Лиза совершенно перестала что-то понимать. Точнее, не так: она точно также продолжила учиться, по вечерам помогала Аманде с трансфигурированием до упадка сил, даже предложила профессору Флитвику разучить новое произведение на их занятиях по хору. Всё было совершенно как всегда, но почему-то хотелось хоть иногда, но встретиться с ним - наверное, чтобы снова съязвить, потешить своё самолюбие, доказать себе и ему, что они друг другу как были, так и останутся чужими. Да, наверняка, причина была именно в этом.

Так что девушка даёт себе пару секунд на то, чтобы вновь надеть эту маску чисто рейвенкловского равнодушия и лёгкого снисхождения к остальному миру, и выпаливает:

- А я думала, что на Хаффлпаффе учатся более изобретательные волшебники, - Турпин многозначительно осматривает нечто похожее на костюм, в который был облачён Эрнест. – Ну, знаешь, вампир – это так банально, - она позволяет себе улыбнуться ему, довольно искренне, потому что просто хочется, потому что в какой-то момент даже устаёшь строить из себя недотрогу-недофранцуженку. Потому что Эрнест Макмиллан, в общем-то, неплохой парень, а ещё у него страшно красивые глаза.

- Что это у тебя? – рейвенкловка обращает внимание на корзинку, что Эрни предусмотрительно приподнял, боясь рассыпать содержимое. – Только не говори, что староста ночью наведывался на кухню, - Лиза качает головой, укоризненно поджимая губы. – Это ведь противоречит всем правилам, Макмиллан. Да, признаюсь, тебе удалось меня удивить.

И совсем некстати Лиза вспоминает, что в гостиной осталась разряженная Аманда, недовольный чем-то Стреттон и ещё половина рейвенкловцев, отложивших на этот вечер книги в сторону; совсем некстати Лиза думает, что сейчас должна быть там, со своими друзьями. Не выходить из своей зоны комфорта, даже не пытаться, потому что знает, там – пропасть из чувств, какой-то ещё неосознанной горечи и чего-то пока неизведанного, но Турпин уже заранее страшно.

Ещё пару недель назад она бы, не задумываясь, ушла, абсолютно искренне полагая, что ей с Эрни делать нечего – разный круг общения, полное отсутствие взаимопонимания и хоть какой-то чисто человеческой симпатии. Да, она бы ушла.

Турпин ничего ему не отвечает, только обхватывает локти бледными пальцами, чувствуя тянущий холод из дальнего конца коридора, и оглядывается – вокруг ни души, да и вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову искать сейчас их на одном из подоконников в День мёртвых. Заранее представив, какой дружеский разнос устроит ей Мэнди, рейвенкловка молча садится рядом с Макмилланом, чувствуя себя абсолютно не в своей тарелке.

Серьёзно? Как так вообще получилось?

А потом он с довольным видом открывает содержимое корзинки и Лиза тает. Кажется, она с утра ничего не ела, занятая подготовкой этого дурацкого наряда, в котором ей сейчас страшно неуютно – ещё бы, вот уж не думала она, что встретит Эрни! Лиза и не собиралась наряжаться настолько, чтобы привлекать чьё-либо внимание.

Снимая свою забавную шляпу, Турпин с интересом заглядывает в корзинку и достаёт упаковку конфет – не «Берти Боттс», и слава Мерлину. Вообще, ей бы не помешало поесть что-то более существенное, но желание вдруг испарилось, а ещё пропала так любимая и оберегаемая ей гармония с собой; думалось только о том, как непривычно ей слышать своё собственное дыхание в полной, оглушающей тишине, и ощущать недосказанность между ними.

Я бы предпочла не знать тебя, Макмиллан, а ещё лучше – не думать о тебе, но не получается. И никто не в состоянии объяснить мне, почему так происходит, так что я готова проклясть наш разговор в библиотеке – он лишил меня покоя.

- Спасибо, - наконец, выдавливает из себя Турпин, наслаждаясь малиновой конфетой: что-то похожее продавали в маггловских магазинах, так что Лиза словно ощутила вкус такого далёкого теперь детства. Эрни молчит, а она смотрит куда-то в сторону, наблюдает, как отбрасывают свечи пламя на тёмный коридор; Эрни молчит, а ей нужно что-то сказать, потому что хаффлпаффец держится куда лучше, чем она – всё такой же улыбчивый и непосредственный, весь такой себе на уме. Да, девушка определённо проигрывала ему в выдержке и это невероятно бесило.

- Разве тебя не ждут твои друзья? – чёрт, снова не то. Но что она могла ещё сказать? Её не тянуло на откровения с Эрнестом Макмилланом, даже несмотря на то, что он определённо перестал быть ей безразличен; нет, она задаёт вполне логичный вопрос – почему он сейчас с ней, а не с ними?

Ей хочется прикусить свой язык, но она всё же заканчивает фразу и смело поднимает взгляд на парня, словно бросает вызов – если уж решился на этот разговор, найди в себе смелость держаться до конца.

Ей казалось, что она пытается саму себя удержать от чего-то очень страшного и неправильного, но с каждой минутой получается всё хуже; она медленно опускается, как в тёмный колодец, в мысли об Эрни Макмиллане, и было очень жутко, непривычно и жалко.
Да, было бы жаль вот так, из-за одной только встречи, из-за одной его ухмылки потерять голову – Лиза ценила свою независимость, она её ревностно оберегала и не хотела ни с кем её делить; но сейчас, именно в этот вечер, сидя в полутьме на холодном подоконнике, Турпин чувствовала, что просто так ей не убежать от этой разъедающей мозг мысли – им хочется сейчас находиться рядом друг с другом.

Нет, эти чувства, только просыпающиеся внутри беспокойного сознания, нельзя назвать любовью – это сродни болезни, от которой плохо двадцать четыре часа в сутки, она отравляет, как самый медленный яд; от неё не избавиться и не излечиться, приходится только ждать, пока она пройдёт сама – и Лиза ждёт, высчитывает буквально минуты, чтобы освободиться.

Турпин чуть отклоняется назад и смотрит на него, не торопясь с ответом – теперь для них обоих было очевидно, что они здесь ради друг друга, а не от скуки, и это стало настолько очевидным, что обескуражило его и её на какое-то время.  Лиза чувствует, как ей становится ещё холоднее, но, скорее, из-за внутренней дрожи – она чувствует себя маленькой девочкой, у которой нет ответа ни на один вопрос, а Эрнест – такой взрослый, большой, и точно знает, что с ней происходит; ведь она уверена, что он не испытывает ничего подобного.

Она уверена.

- Да, хотя я не ожидала, что мы всё-таки её устроим, - Лиза пожимает плечами, порядком уставая от этого разговора: он обо всём и ни о чём, они оба словно ходят вокруг чего-то важного, но никто не в силах выразить. И Турпин падает в колодец с большой высоты, чувствуя, как теряет всякую опору:

- Что-то не так, Макмиллан, - и в этой фразе – всё её непонимание, страх показаться слабой и чересчур доверчивой; в этой фразе – её поражение, потому что она потеряла контроль над ситуацией.

- С нами, - в глухом воздухе коридора это «нами» звучит странно и неестественно, но Лиза произносит это вслух и сама боится себя.
А потом резко просыпается от наваждения. Турпин опускает коробочку с конфетами обратно в корзину, закусывает губу и спрыгивает с подоконника, оправляя платье. Как последняя трусиха, она бежит с поля боя, боясь поднять на него глаза – что она там прочтёт? Насмешку? Непонимание? Ей всё так же холодно, она чуть отдаляется от молча сидящего Эрни и тихо выдыхает.

- Впрочем, не важно.