Рейвенкловец почти замер, вглядываясь в ее лицо, а затем вперил взгляд в бронзового сокола: испугался увидеть что-то не то, потому что Лианна повела себя как-то странно. Почему она так наклонилась? Просто подавилась или пытается спрятать лицо? Казалось только правильным, с точки зрения деликатности, отвести взгляд.
Деннис заметил как она протянула руку, отследил этот жест краем глаза, а следом расплылся в улыбке от ноток ее шепота. Стало тепло внутри. Румянец хлынул к ушам, и юноша, скромно потупив глаза ответил:
- Я рад, что нравится.
Подумалось, что он может быть рад даже больше, чем сама Лианна. Стало легко. Мерлин, настолько легко, что как именно сейчас, кажется, можно было бы обернуться птицей и взлететь, но улетать не хотелось. Никуда и ни за что.
Алдермастон все еще улыбаясь, поднял взгляд на девушку но, увидев ее глаза, откинулся на кресло и прикрыл собственные.
Невозможно смотреть на солнце - вот и когда Линн так сияет невозможно смотреть на нее. Как бы это ни было восхитительно, как бы не озарял саму душу ее лучащийся взгляд - не стоит.
Достаточно того, что она рада. Ему должно быть этого достаточно.
Он сделал глоток чаю, чтобы отвлечь себя. Напиток показался горьким, хотя запах жасмина неуловимо напоминал о Лианне. К счастью она сменила тему - и очень удачно. За нее юноша зацепился как за свое спасение.
- А, это, - Деннис прищурился и улыбнулся уже иначе, с торжеством. - Я, кстати, нашел того, кто согласился обучить меня анимагии. В комплексе я нашел жреческую маску, магический артефакт. Мы с мистером Белби заключили соглашение: маска в обмен на обучение, - он потер губы, безуспешно пытаясь скрыть улыбку. - Мистер Белби, конечно, предупредил, что ничего может и не выйти, но… думаю я найду способ.
Он помолчал, задумчиво глядя на свои руки.
- Анимаги не выбирают свою форму. Они превращаются в животное, которое им ближе всего по духу, - рейвенкловец меланхолично усмехнулся. - Может статься, что я окажусь не птицей. Увидеть мир глазами сокола это, конечно, мечта, но... - он вздохнул, продолжая чуть улыбаться. - Увидим. Наверное, это способ многое узнать о себе, обернувшись животным. Даже больше, чем с телесным патронусом. Он может меняться, в отличие от анимагической формы.
Деннис улыбнулся, почувствовав, что немного успокоился, и посмотрел на Лианну.
- А как ты думаешь, каким бы оказалось мое животное обличье?

Ему нравился смех Лианны. Наверное, даже не столь важно было то, как он звучал. Даже будь он хриплым или слабым - этому смеху рейвенкловец все равно бы улыбнулся сейчас.
Все решал момент и то, с чьих уст он срывался.
- Я говорил, что научу тебя тому, что знаю сам, если ты не сможешь найти наставника, - улыбка померкла, уступив место серьезности. - Я сдержу это слово, Линн.
Иначе не могло быть. Не сдержать данное такое обещание было неприемлемо, как бы сложно оно ни было. И разве не стоила их дружба того, чтобы приложить все усилия?
Он слушал ее, отведя взгляд в сторону, но улыбаясь. С Лианной можно было говорить об этом свободно: она поймет, она не посмеется - и она знает его душу. Не зверь рыщущий по земле и не ползучий гад. Хотя змея и считается иногда символом мудрости, разве сравится ее почетность ее обличья с радостью полета? Алдермастон слушал девушку, потирая подбородок. Ее слова внушали надежду, но не пустую, а такую, в которую не страшно поверить. За нее можно было зацепиться и держаться.
- Я перестал об этом думать. Вместо этого я решил готовиться к тому, чтобы увидеть правду, как она есть, но, когда это говоришь ты, я верю.
Деннис удивленно приподнял брови, когда Линн подошла к нему. Растерялся, почти с боязнью подумал о том, что может случиться, но все оказалось просто.
- А. Да. Давай.
Он сам поднялся с кресла и перевел дыхание. Сейчас почему-то важно было не смотреть на Лианну. Благородный профиль рядом с снисходящим по плечу темным водопадом. Рейвенкловец принял цепочку и постарался смотреть на волосы. Кое-как он уловил сказанное девушкой, сделал задумчивый вид, но его мысли упрямо вертелись вокруг цвета прядей, того, как гладко они легли  и как играет на них свет.
- Вот.
Он действовал больше машинально. Будь жест обдуманным, сейчас Деннис не допустил бы его вовсе.
Юноша аккуратно вытащил волосы хаффлпафки из-под цепочки. Он сам не заметил, как перестал дышать, когда мягкие пряди коснулись его рук, потекли по его ладони и рассыпались по плечам девушки.
Алдермастон шумно выдохнул.
- Как-то… как-то так.
Он неловко, прочистив горло, опустился обратно в кресло. Теперь уже в рту и на губах пересохло. Деннис спешно сделал несколько глотков чая.
- А. Хм. Про Патронусов я читал, - Алдермастон снова прочистил горло. - Они могут совпадать с анимагической формой, но, в отличие от нее, способны меняться. Видишь ли анимагия, обычно, приходит после исполнения ритуала, а Патронус призывается каждый раз так что… он может меняться. Я думаю Патронус - это не столько отражение близкого тебе животного, сколько воплощение твоей светлой стороны. Либо того, кто, по твоим ощущениям, способен защитить тебя.
Деннис отпил из кружки, откусил печенье. Зачем-то - и сам не понял зачем - перевел тему.
- А ты… все еще думаешь, что твоей анимагической формой будет сова?

- А, это интересно с Патронусами, - Деннис улыбнулся уголком губ. - Я читал про это. Видишь ли, размер телесного Патронуса и его форма никак не пропорциональны его силе, в отличие от тех случаев, когда Патронус не телесный, - он отставил чашку и принялся пальцем писать в воздухе невидимую формулу. - Это тот случай, когда уравнение, которое применимо для обыкновенного Патронуса совершенно не работает в случае с его телесной формой. Его пытались модифицировать, добавляя разные коэффициенты, пытались решать то ли шестью, то ли пятью разными способами, дальше пытались найти новую формулу, но так и не нашли способа облечь эту магию в алгебру.
Алдермастон развел руками.
- Возможно, моя информация устарела. Книга была достаточно старой. Тут стоит спросить у Маркуса или мистера Белби. Однако ты подумай об этом: магия неподвластная научному познанию в полной мере. Магия в интуитивном, настолько глубоком, что оно не понятно нам в полной мере, никогда не подвластное до конца, - рейвенкловец щелкнул пальцами и показал Лианне раскрытую ладонь. - Нечто на кончиках пальцев.
Он правда допускал то, что может ошибаться, но ошибаться ему не хотелось. Была своя прелесть в том, что магия так до конца и не исследована, не покорена, что в ней есть потаенные глубины, а за ними - еще другие, и что освоение магии само по себе путь не только к пониманию дара, которым обладаешь, но и человека и человечества.
Тогда возникает, по логике, странный вопрос, в котором, кажется, крылось двойное дно - или та самая притягательная глубина.
«А можно ли отделить магию от человека?»
Деннис не успел его задать.
Может и хорошо. По логике – совсем уж странный вопрос. Ответ очевиден. Парни бы повертели пальцем у виска – и были бы правы.
Он чуть прищурился, когда Линн запнулась, но понимающе кивнул и уточнять не стал. Наверное, что-то с ее матерью-кукушкой. Страшно тогда подумать, что делала сова в этом сне или что с ней делалось. Или это был совенок? Маленький, у которого вместо перьев еще торчит во все стороны смешной пух.
- Не исключено, - Алдермастон сцепил пальцы, пытаясь сосредоточиться на разговоре. – Думаю, хотя бы теоретическая анимагия Маркуса заинтересовала бы. У него сейчас, конечно, другая сфера интересов.
Пальцы сомкнулись крепче – вспомнился инфернал, вспомнились слова о том, какое заклинание друг попытался использовать на зеркале – и в определенном смысле преуспел.
- Несомненно, мистер Белби захочет обучить своего сына, - продолжил рейвенкловец, пытаясь сделать так, чтобы слова обогнали волнение. – Может, даже будем учиться вместе, - он усмехнулся, опустив голову. – Представляю нас всех на уроке у мистера Белби. Мы трое за столами пишем, а он филин и... созерцает. Или четыре птицы в комнате, - он потер губы, чтобы скрыть улыбку.
Совой было проще представить Маркуса. Таким же филином, каким был мистер Белби, но, несмотря на все сказанное ранее, Линн все равно казалась сойкой, птицей дневной и светлой. Только как сказать это? И разве можно это сказать? Ей ведь должно быть виднее.
Но образ был… слишком ярким.

Маркус накрыл плечо Линн ладонью. Коротко вздохнул. Свободной рукой взял чашку за горячие края, заглянул в темную зеркальную гладь, где золотистой рябью плыло отражение свечи. Из чашки с чаем на него печально смотрел темный, искаженный двойник.
- А? - рассеянно переспросил Маркус, с трудом отвлекаясь на голос сестры. - Кем бы я был, если бы я был анимагом?.. Хм! - он мрачно усмехнулся. - Драккл его знает. Книжным клещом, - короткий сардонический смешок. - Они же пылевые? Но тоже подходит... А если серьезно, я не знаю.

Трансфигурация - предмет, в котором Белби-старший был силен и всеведущ, а его сын, напротив - слаб и бесталанен. В прошлом году, чтобы сдать СОВы, Маркус все пасхальные каникулы провел дома над учебниками, под ворчание, сарказм и нытье отца. Когда он выбрал трансфигурацию для изучения на старших курсах, то ни он сам, ни МакГонагалл не были уверены, что это хорошая мысль. Но так хотел папа. А еще папа, конечно, хотел бы видеть сына анимагом, но об этом Маркусу тошно было даже думать. Он пытался, уже много раз пытался, под изматывающие истерики Бонифатиуса - но все попытки неизбежно приводили к разочарованию.

Задумчиво слушая Денниса, Маркус быстро выпил чай, почти не чувствуя вкуса. Наклонился вперед, поставил чашку на место. Коротко пожал плечами, благодарно кивнул - Алдермастон умел сказать что-то приятное и необычное, что-то утешительное, но не приторно-жалостливое. И беззвучно засмеялся:
- Дятел?! Ты?! О! Это было бы...
Смеясь, Маркус откинулся назад. Покачал головой. Взъерошил волосы пальцами.
- Это было бы...
- Символично? - послышался со стены вкрадчивый голос.
Цицерон Белби вернулся на свой портрет. В детстве Маркус никогда не мог понять, почему проклятого черного мага не выжгли с родословной, хоть и признали позором семьи. Уже потом Бонифатиус объяснил: прадедушке надо было сделать вид, надо было показать магобществу, что он не имеет ничего общего с братом. Но на самом деле - пожалуй, Цицероном Белби даже гордились. Да, он был черным магом, что, конечно, нехорошо, ай-ай, как нехорошо - но он был, драккл побери, великим ученым! Бесстрашным, безмерно-гениальным, свободным от любых границ и предрассудков!  Знание ради самого знания - как завещала сама Ровена!
Цицерон оперся плечом о рамку своего портрета и коротким, старомодным жестом поприветствовал собравшихся.
- Птица, посвященная могучим хтоническим силам, - пояснил он. - Огню, войне. Разрушительной силе вечных перемен, благодаря которой только и возможно созидание. Птица, священная в древности. Зловещая для ранних христиан, о, таких... чуждых природе, даже своей собственной. И, наконец, осмеянная в наши дни. Прекрасный был бы выбор, мастер Алдермастон!

Маркус тревожно, настороженно взглянул на Денниса. Обычно портрет Цицерона был не из болтливых. Что же его привлекло именно теперь?