- Боже, Энди! Ты выглядишь...

- Как шлюха?

- Нет, я не это хотела сказать. Боже, ну что ты такое выдумываешь. - Казалось, Марина теперь не знала куда деть свои руки, чтобы только лишний раз ими не махать в сторону дочери, но быстро сдалась и сложила на груди, закрывая бейджик.

- Удивительно. Я уж было приготовилась к очередной лекции. - Лекции об опиатах, психоактивных веществах в одной таблетке экстези, о том, как вреден кофеин и никотин, продукты белого цвета, как опасно связываться с уличными бандами (Энди машинально поправила скрученную в обруч на голове бандану bloods), о том, что нельзя мешать снотворное с водкой и стимуляторы с кедровым латте, глютен вреден, от сладкого портятся зубы, массмаркет выпускает уходовую косметику, протестированную на зверюшках (Энди, разве тебе не жалко?), все секты - бизнес на религии и твоей неуверенности в себе, порошок забивает сосуды в твоём носу, травка сперва успокаивает, а потом триггерит ЦНС, найденная в чемодане пачка сигарет от Харви будет вынуждать Марину посвятить около получаса на борьбу со смолами и закупоркой легких. Поэтому самое безопасное во всем этом - слишком короткие шорты дочери и красная губная помада в тон ободку. Хотя, если вдуматься, то систематическую лекцию о безопасных половых связях ещё никто не отменял, но лучше, чтобы вообще никаких связей не было - от этих мыслей Марине становится совсем дурно, потому она кидается искать недавно открытую бутылку минералки, чтобы только не сказать лишнего, но у неё это плохо выходит:

- А ещё короче шортов не нашлось? Может подрежем? - В ответ Энди закатила глаза, кинула что-то вроде «все понятно» и уже направилась к выходу из номера, но нежелание мириться с предательством одержало верх.

- Слушай, мам, а ты когда хотела мне рассказать про то, что уезжаешь с этим... когда вы там в Греции поженитесь, тогда?

- Откуда...

- Ты не считаешь, что это несколько несправедливо по отношению ко мне?

- Энди...

- Мне надоело, понимаешь? НАДОЕЛО, что все вокруг уходят и предают.

- Да дай же сказать!

- ВСЁ!

Энди хлопает дверью так, что на этаже дрожат стекла. Попадись ей что-либо под руку тяжёлое, то и стёкол уже не было бы. Она сбегает по лестнице в холл, швыряет ключ от своего номера на стойку и выходит прочь, как можно дальше от всех этих предателей. Подальше от Марины, которая уже нашла себе какого-то мужика и забронировала два билета в Салоники. Это НЕПРАВИЛЬНО - на его месте должен был быть отец.

Должен.

На самом деле, настали такие времена, когда «никто тебе ничего не должен» - отличная экономия времени и прочих личных ресурсов. Просто снимаешь с себя какую-либо ответственность и живешь в кайф. Когда-то это называли гедонизмом, и об этом писал Уайльд.

- ДА КАТИТЕСЬ ВЫ ВСЕ К ЧЕРТУ! - Кричит она толпе, но та ее не слышит - живой организм, которому свойственно лишь удовлетворять свои первоочерёдные потребности в еде, воде, сне и сексе.

- Идём. - Рука из этой самой толпы сжимается на ее запястье, перекрывая полумесяц. Рука с множеством звонких браслетов, разноцветных бусин, подрагивающих в такт музыке. Рука ведёт ее через толпу в западном направлении, вытаскивает из потока у оранжево-голубого трейлера марки Фольц.

- Эй, смотрите кого привела. - Говорит блондинка с браслетами, обнимая Кегворт за плечи.

/////

- Боже, ребята, заберите меня из этой клятой школы, я готова уехать с вами куда угодно. - Ныла Энди, положив голову на колени блондинки. К слову, ту звали Клэр, и она чертовски была похожа на ее Клэр.

- Прости, принцесса, но это не твой путь. - Оторвавшись от бонга, выкашлял Анхель. Его длинные темные волосы почему-то напомнили Энди чёрные пески исландских пляжей. Она оторвала голову от тёплых, загорелых колен Клэр и потёрла глаза.

- Не пойму, а откуда ты знаешь про мой путь?

- Анхель много чего знает, особенно по накурке. - Хихикнула блондинка и открыла портсигар. - Пустой. У тебя есть, принцесса?

- Энди...

- Да, принцесса Энди.

Кегворт расстегнула рюкзак и начала все вытряхивать из него на траву. Первыми выпали зажигалка и пачка сигарет, оставленная Харви, солнцезащитные очки и крем от загара.

- Нехилый такой набор. - Это был Кристофер - на вид ровесник Энди, с выгоревшими на солнце пшеничными волосами. Он потянулся за очками и нацепил себе на голову.

- О, а вот и сигареты. - Клэр без спросу подхватила пачку Харви, повертела в руках и кинула обратно в сторону рюкзака Энди. - Так она же пустая?!

- В смысле пустая? - Энди не верила своим глазам, разглядывая смятую пачку от сигарет. Все, что читалось на ее лице, можно было с лёгкостью идентифицировать как страх.

- Эй, малая, - обеспокоено захлопал ей по плечу Анхель, - ничего страшного, сейчас докурим эту чудесную смесь и сходим за сигаретами. Ну ты чего...

- Принцесса? Все хорошо?

Но она их уже не слышала. Мысленно стоя на высоте сто девяносто второго этажа она хваталась за металические перила. Все девятнадцать попыток примириться с реальностью исчерпали себя, остались пеплом и фильтром, дурными воспоминаниями о поступках О’Брайена.

Когда ты стоишь на высоте сто девяносто второго этажа, мысленно желаешь, чтобы кто-то тебя спас. Только кроме тебя никого и нет.

- Пожалуй, я пойду.

Рюкзак с зажигалкой и кремом она оставляет на траве возле оранжево-голубого Фольца, возле шезлонгов, притащенных Анхелем с пляжа, возле обеспокоенной Клэр, браслеты которой подрагивают в такт музыки со сцены, когда она затягивается сладковатым дымом от «Summer mix type», рядом с сидящим в падмасане Кристофером с ее чёрными очками на голове.

Энди идёт обратно в толпу с одним единственным желанием.

Исчезнуть.

Когда ты под кайфом, и в тебе говорит тот самый «summer mix type», очень тяжело не сойти с ума в попытке добраться хоть до чего-то, потому что весь твой трип превращается в бесконечное шоссе, только вместо машин потные люди, от которых разит пивом и табаком. Время и пространство искажаются, и ты плетёшься уже больше часа, хотя на самом деле только минут пять. Но какая из этих реальностей настоящая?

Спокойно. Сейчас не время загоняться лишней философией, но так хочется лечь на траву и... дышать.

Звуки ожидаемо превращаются в одно безобразное нечто, и Энди сравнивает их с возней засохшим фломастером по бумаге - мама покупала их ей каждую неделю. Мама, которая не справилась. Предала. Все ожидания о воссоединении родителей столкнулись с суровой реальностью, и теперь Энди придётся в очередной раз вытягивать отца из депрессии.

- Тэм, пойдём отсюда. - Она берет совершенно незнакомую девушку за локоть, и та улыбается, зачем-то обнимает Энди и, в попытке перекричать музыку, спрашивает про Харви. - Что ты сказала? 

- ТЫ БРЕДЛИ НЕ ВИДЕЛА? - Снова кричит девушка.

Энди не знает, что ответить. Судорожно мотает головой и отступает назад, врезаясь во что-то большое, влажное и мягкое. Да, это живот того самого Бредли. Он держит два больших стакана с пивом и улыбается своими голливудскими винилами. На его майке два крокодила пожирают друг друга - Энди считает, что это должно стать новым логотипом Lacoste.

- Пиво будешь? Я ещё схожу. - Она ничего не успевает ответить, как у неё в руке оказывается не менее влажный, чем живот Бредли, стакан. - Я не думаю, что это хорошая идея. - Ее слова тонут во всеобщем экстазе - аплодисментах, криках, свисте. Живой организм. С щупальцами. Он дышит, он существует. И в панике Кегворт снова отступает, но уже никакого живота Бредли. Никакого стакана в ее руке. И никакой девушки рядом.

/////

Она не спала уже больше двух суток и находилась практически на грани нервного истощения. Она совершенно не помнила, когда выкурила последнюю сигарету, не помнила, где в последний раз видела Тэм, но ей казалось хорошей идеей покуривать в компании незнакомцев. И все равно, что Анхеля и Клэр она впервые встретила два дня назад на заправке.

- На, возьми, - сказала Клэр и что-то запихнула в карман шорт Энди, пока та лежала у неё на коленях, - амитил натрия, вроде по двести миллиграмм. Меня вырубает уже на пятой минуте.

- Потому что ты запиваешь их джином. - Пожал плечами Анхель.

Она запустила ладонь в карман и нащупала пакетик - ей это не приснилось. Таблетки были реальными, и люди были реальными, и толпа вокруг неё все ещё была реальной.

- Почему грустишь, принцесса?

- Иногда я думаю, что просто устала. Хочется, чтобы все закончилось. Но закончилось со смыслом, понимаешь?

- La petite mort? - Отрывается от бонга Анхель и поднимает указательный палец вверх.

- Я не очень знаю французский, но вроде «маленькая приятная смерть»?

Коленки Клэр подрагивают в такт ее смеху:

- В прямом значении да, а в переносном «оргазм», принцесса.

- Всегда им заканчивается, и со смыслом. - Улыбается он Клэр и подмигивает.

- А, вот ты где. А я тебя ищу. - Парень с пшенично-золотыми волосами снимает темные очки и передаёт их Энди. Она не помнит его имени. Но его присутствие здесь, в границах ее личного пространства, ей не нравится.

- Мы беспокоились. - Вероятно он говорит о Клэр и Анхеле. - Идём. Ты оставила рюкзак. - Тонкие пальцы-щупальца так впиваются ей в кожу, что определенно оставляют в подарок синяки - открытка с надписью «спасибо за совместно проведённое лето».

Кристофер. Она вспоминает его имя совершенно не вовремя. Она путается в происходящем, в стремительно мелькающих кадрах цветного фильма.

Она снова потеряла около получаса ленты, ощупывая этот разрыв в пространстве и времени влажными пальцами. Кто-то забыл склеить пленку, или порвал ее нарочно. Ей хочется услышать знакомый голос, который скажет, что все это ложь. Все это обман. Только вот это Она та самая обманщица. Она - предательница. Во всех мировых катаклизмах виновата Она. Она виновата в смерти Ганди и покушении на Уорхола, в озоновых дырах и аварии, приведшей к инвалидности Фриду Кало. Она стреляла в Кеннеди, она держала топор над головой второй жены Генриха VIII - Анны Болейн.

Больше получаса ее жизни исчезло без следа, оставив только чёрные очки и Кристофера, насильно вырванного из одной ленты и вставленного в другую, как меняют кассеты в плеере, или переключают каналы кабельного.

Кристофер, которого она знает, все ещё здесь, все ещё держит ее руку, будто бы она вот-вот исчезнет. Но исчезает он. Она остаётся. Кто-то перекручивает киноленту вперёд. У неё в кармане два раза по двести амитила натрия и полароидный снимок, немного загнутый с левого края с выведенной надписью чёрной ручкой на обороте.

Клэр говорит, что не видит ничего плохого в стимуляции. Направлена ли она на мозг, или на то, «что находится в трусах» - это нормально. Это все равно, что покупать  себе коробку конфет каждый раз, как выходишь из станции переливания крови. Клэр не донор. В ее крови слишком много искусственных, синтетических веществ. Энди знает, что это такое - в ее крови до сих пор клетки яда двухгодичной давности.

Стимуляция нужна тогда, когда срок действия твоего сердца подошёл к концу. Чертова аритмия после каждой попытки забыть, оставленая отпечатком от губной помады на фильтре. У всего есть срок. У сигарет. У сердца.

Двухкамерная стимуляция - от одного взгляда не него у неё снова начинается аритмия. Она переводит взгляд на стоящую позади девушку и понимает все по тому, как та на неё смотрит.

Ничего нового, Харви. Ничего не изменилось.

Все девятнадцать попыток стерпеть. Девятнадцать раз ощутить себя мертвой. Девятнадцать способов заставить страдать.

Энди не знает, на ком остановить взгляд. На шлюхе, скорчившейся при виде Кегворт, или же на человеке, которого она в принципе видеть не хочет.

- Все хорошо. - Натянуто улыбается Энди, желая как можно скорее вернуться в номер и принять таблетки Клэр. - Не заставляй свою шлюху ждать. - Она кивает подружке О’Брайена (да, все его «подружки» смотрели на Энди вот точно так). - Эта хоть симпатичная.

На этом весь ее интерес (а он вообще был?) пропадает.

- Ничего нового, Харви. Ничего не изменилось. - На этот раз произносит вслух, чтобы поставить точку в этой нелепой встрече и уйти, как однажды ушёл он.

Отредактировано Andrea Kegworth (20.06.21 04:07)

На Энди белая футболка из комиссионного, ради которой ей пришлось сломать нос одной рыжей стерве, вцепившейся в находку Кегворт своими кислотно-зелёными когтями. Может быть все бы обошлось мирно, только никто не уходит безнаказанным после фразы «чо ты себе позволяешь, мелкая шалава», да ещё  сказанное с южно-западным акцентом. Наверное, все дело было в известном принте Rolling Stones на белоснежной хлопковой ткани. 

На Энди короткие джинсовые шорты, в карманы которых лучше не залезать, красная бандана из южного района Калифорнии поверх распущенных волос и кеды из ближайшего супермаркета. Красная помада почти в тон покрасневшим глазам.

На вопрос «принимала?» Энди отвечает так, будто бы ее только что прилюдно отчитали за слишком короткую юбку под мантией: немного горечи от того факта, что была вот так легко поймана, смущения от слишком пристального внимания к своей незначительной персоне.

Едва слышно отвечает ему: - Не усложняй. - А сама уже дорисовывает к поставленной ранее точке хвостик - открытая капитуляция после почти что выигранной битвы.

Его слишком много. Настолько много, что он заполоняет собой все существующее пространство. А ей только лишь хочется отыскать ту самую заветную дверь, чтобы выйти наружу. Выйти из самой себя. Той, которую он презирает, которую унижал и пытался задеть все это гребанное время в школе. Ту, которая чувствовала себя скорее мертвой, чем хоть немного живой. И где-то должна была быть дверь. Дверь наружу. Но сколько бы Энди ни рассекала руками воздух, пытаясь вырваться, Харви все равно не исчезал, и даже не собирался, становясь все более и более реальным, а не просто воспоминанием, настигшим ее в сладковатом дыму. И никакой двери «отсюда» не существовало вовсе. Была другая - «в себя», разрисованная картинками прошлого, паршивыми и очень болезненными картинками, от одного взгляда на которые хотелось кричать.

Но вместо крика такое спокойное «это Кристофер».  И ещё: - Прости, но имя твоей... меня не интересует. О, кажется ей наскучила драма... догонять будешь?

«Чо ты себе позволяешь, мелкая шалава», - не задумываясь, Энди направляет кулак в лицо рыжеволосой, и та не успевает увернуться, подставляя свою серую картошину под побелевшие костяшки Кегворт. Пользуясь случаем, пока та зажимает пальцами кровоточащий, слегка смещённый вправо нос, Энди вытягивает край футболки из ее кислотных ногтей. «Ах ты ж су-у-ука», - воет та, копошась в своей дешёвой сумочке с логотипом паленого Луи Витона - без красной бархатной подкладки внутри, никакой гравировки на позолоченном замочке. Очередная подделка. И сколько таких было рядом с О’Брайеном, будто бы желавших с его помощью обрести своё имя.

Нет. Она передумала. Она не готова к капитуляции так рано. Иначе какой во всем этом смысл? В том, что произошло в теплице и во всех последующих днях? Какой смысл в каждой выкуренной из девятнадцати священных? И только подошедший знакомый Харви спасает того от возможно сказанной Энди глупости - замечания, пропитанного ядами, в которых она что-то да смыслит.

Нет. Она передумала ставить точку. Она ещё многого не досказала, и рой мысле-слов уже гудел в голове, подстрекая высказаться как можно быстрее, только вот держать всех этих демонов на коротком поводке было куда приятнее - болезненное, но такое сладкое ожидание, пока она позволяла вести себя в неизвестном направлении.

- Какая же гадость. - Шепчет Энди, только сейчас разглядывая содержимое бумажного стакана, а сама кривится ещё больше, переводя взгляд на целующихся Пенелопу и Кори.

Фактически ей плевать на чьи-то обычаи. Только вот демонам внутри этого не скажешь, они уже перегрызают поводки своими металическими зубами. Но она должна произнести это вслух. Одну короткую фразу, почти что признание, вырванное из все ещё живого сердца.

И она выдыхает шёпотом ему в губы, наклонившись как можно ближе, самое искреннее - «я тебя ненавижу», - и ни грамма лжи в этом нет. Из-за него она потеряла Флита, из-за него она потеряла какое-либо желание двигаться вперёд, из-за него она все это время верила, что НЕ ЗАСЛУЖИВАЕТ счастья. Потому ничего в этой ненависти особенного нет. «Ненавижу», «ненавижу», «ненавижу», - повторяет на каждом выдохе, пока ее губы едва касаются его, и от этого становится ещё более невыносимо, чем от одного взгляда на него с другой - и она не терпит конкуренции даже в своей фантазии, облизывая сладковатые анисовые отпечатки.

А потом их прерывает наигранный кашель Кори, которому взбрело в голову выпить ещё по одной и ещё. И каждый раз она морщилась, но уже будто бы специально, и каждый раз заклинанием повторяла своё признание, будто бы оно все ещё имело значение.

И она все ещё его ненавидела, прикасаясь губами к шрамам на его левой ладони, будто бы от этих поцелуев те могли исчезнуть, или будто бы через них она могла исцелить и их израненные, полумертвые сердца.

Когда же бутылка опустела, а знакомые Харви куда-то вышли, оставив их одних, Энди наконец расслабилась, закрыв глаза, вслушиваясь в тонущие в прибое звуки чьих-то далеких голосов.

Отредактировано Andrea Kegworth (21.06.21 05:12)