Школа погрузилась во мрак, ужасный, всепоглощающий мрак - такого не видела даже Триша, а повидла она достаточно. Триша видела, как хоронят детей, видела, как горюют родители, но это всегда почти что не касалось ее - это были чужие, незнакомые ей дети, незнакомые родители - просто люди. А сейчас школа хоронила Седрика. Триша знала от и до, что и как происходит, что и за чем последует -  но думать об этом не хотелось. Конечно, и ее родители спросили у дочери, не хочется ли ей вернуться домой прямо сейчас, но Триша отказалась - впереди были экзамены, которые, несмотря ни на что, никто не отменял, да и в школе было как-то... Иначе.
За эти два дня Триша очень устала, у нее без конца спрашивали, что и как будет, как все пройдет, что будет дальше. Триша впервые не хотела ничего отвечать - вопросы угнетали, да и откуда ей было знать, как все будет - она никогда не видела, как школа хоронит знакомого всем мальчика, в этот раз горе было общим - и ее горем тоже, оно было рядом.
Трише хотелось прогуляться, где-нибудь, где больше никому не захочется прогуляться. Выбор пал, хотя что-то и подсказывало Трише, что в складывающихся обстоятельства это не лучший вариант, на Запретный лес. Страшно отчего-то не было, да и Триша не собиралась уходить в самые его чащи. Так, прогуляться. Трише надо было подумать, обсудить наедине с собой, что за чертовщина происходит. Так это было странно - праздник, вдруг закончившийся страшной трагедией. Триша не могла не думать о том, что все это - все то, о чем говорит Поттер, говорит Дамблдор, говорит теперь вся школа - что все это правда. Триша не помнила тех времен, когда Тот, Кого Нельзя Называть еще здравствовал, но разве могли волшебники так быстро об этом забыть?
Триша не заметила, как зашла так глубоко, стало довольно темно - в чащу почти не пробирался солнечный свет, поэтому что-то, вернее кого-то, под деревом Триша заметила случайно. На секунду ее замутило - только этого еще не хватало, найти кого-то под деревом в лесу, но потом кто-то зашевелился, и Триша подошла ближе. Свет палочки осветил зеленую нашивку и значок старосты, светлые волосы - Триша вмиг догадалась, кто перед ней.
Тихонько чертыхнувшись под нос, Триша присела рядом.
- Квентин! - Триша мягко потрясла девушку за плечо, - Квентин, тебе нельзя здесь быть! - а потом еще сильнее. Черт! Вот же черт, Квинтин спала, и Триша нутром чуяла, что именно здесь неладно.

Из раскрывшейся ладони слизеринки выпал очень хорошо знакомый Трише флакончик. Пустой флакончик. Тут и стало окончательно ясно - пахнет жаренным. Триша чертыхаясь вслух, когда Квинтин, на секунду прешедшая в себя, бормочет что-то про "отстаньте" и желание поспать. Сколько таблеток там было? Сколько Квинтин успела выпить? Триша прикидывает в уме, силясь сопоставить даты - когда она отдала ей таблетки последний раз, сколько их там было и на что могло хватить, но быстро бросает эту затею. Может быть, Квинтин вообще часто вот так вот... балуется?
- Ну нет, Квентин, так не пойдет, - Триша поворачивает Квинтин на бок, на случай, если ту сейчас начнет тошинить, а затем, без всяких церемоний, начинает достает палочку, всего одно слово - "агуаменти", и из кончика палочки тут же начинает литься вода. Триша совершенно, ничуть не жаль сейчас Квентин.
- Давай же, Квентин, просыпайся, я не дам тебе кони двинуть, - сначала она заставит Квентин проснуться, а потом напоит водой. И заставит сунуть два пальца в рот. А если придется - Триша засунет Квенитин в рот два собственных пальца, ведь совершенно очевидно - чувство брезгливость Трише очень, очень мало знакомо.

Ледяная вода из палочки делает свое дело - Квентин просыпается, хотя окончательно в себя, судя по всему, все еще не приходит. Хотя довольно скоро девушка уже сидит, и Тришу это несказанно радует. Жить она, судя по всему, будет, но вот как долго с такими замашками - никто не гарантирует. Как только Квентин садится, Триша опускает палочку, предварительно высушив одежду слизеринки - не хватало еще, чтобы она простудилась здесь, в этом лесу. Не от таблеток кони двинет, так от воспаления легких? Так себе конец прекрасной сказки.
- Это ты, ты что делаешь! Совсем что ли тронулась, - не сдерживаясь, не выбирая слов, возмущается в ответ Триша. Конечно, ей было очевидно, и очевидно уже давно, что с Квентин не совсем все в порядке. Их своеобразное сотрудничество началось не вчера, и зашло довольно далеко. С того первого раза, когда Триша раздобыла для старосты флакончик с безобидным успокоительным, прошло уже много месяцев. Успокоительные престали быть такими уж безобиными, а сама Триша - конечно же, с чужой историей в устах - не раз бывала на приемах у того самого доктора.
- Прогуляться вышла, - отвечает Триша, присаживаясь на корточки, чтобы быть примерно на одном уровнем с Квентин. Триша отлично понимает, что девочке плохо, и ей даже жаль слизеринку, но все эти "жаль" Триша предпочитает сейчас засунуть куда подальше.
- Ты должна это выпить, давай же, это просто вода, - Триша помогает Квентин сесть - хорошо, что она куда сильнее, не обращая сейчас внимания на слезы и стоны, - Давай, Квентин, пей, тебе станет легче. Пей, тебе придется выпить сегодня много воды. А потом мы найдем безоар.

- Нет, я здесь пряталась от необходимости с кем-либо разговаривать, но ты испортила мой план, - чуть грубовато, но зато совершенно честно отвечает Триша. Конечно, ничего ей Квентин не портила, она же ей не назначала свиданий в этом дремучем лесу, но подобного Триша и в самом деле не планировала. Как и слушать возмущения слизерники.
- Пей, глупая, тебе станет легче, - обещает Триша, почти силой впихивая Квентин в руки стакан воды и придерживая его, чтобы наверняка влить всю жидкость в несчастную Квентин.
- Чтобы больше в этой школе никого не пришлось хоронить, пожалуй. Чем ты вообще думала? Пей, одного мало, - требует Триша и снова наполняет стакан водой.
- Добродушие? Погоди, проблюешься ты хорошенько, и я расскажу тебе все о добродушие и о том, как бы ты выглядела, не найди я тебя здесь. Пей!

- Что я о тебе знаю? Да я второй год тобой прикидываюсь, Квентин! Уж побольше, чем ты обо мне, - фыркает Три. На самом деле, конечно, она знала о слизеринке слишком мало, в их сотрудничестве всегда соблюдались четкие границы, и обе они интуитивно понимали, где их не стоит переходить. Вот такой вот тендем у них сложился - торгашка и староста. И собою Триша гордилась больше, хотя, судя по последствим, очевидно очень зря.
И все же Триша замечала достаточно - замечала, что таблетки у Квентин кончаются все быстрее, замечала, как та себя ведет в коридорах, замечала ее отношения с другими школьниками. Это Квентин была старостой, а значит всегда на виду.
- Вот и молодец, - хвалит девушку Триша, когда Квентин, наконец, начинает рвать. Волосы Квентин она собираеь в хвост и придерживается свободной рукой, чтобы те не испачкались массами рвоты. Трише было совершено все равно, попади что-то на нее.
- Нет, Квентин, не хватит. Сколько таблеток ты съела? Думай, давай, вспоминай, - требует Триша. Плевать ей на возмущения, наполненный водою стакан она снова впихивает в руки Квентин.
- Чем ты вообще думала?

- Да ты ненормальная!
Трише остается только тихонько присвистнуть. Десять. Не сложно посчитать, что эта доза рассчитана на десять дней, и это если пить по таблетке в день, а ведь врач ей советовал пить таблетки только тогда, когда день выдался "особенно сложным". Триша всегда, каждый раз, очень четко передавала все инструкции доктора Квентин. И вот оно как.
Квентин снова рвет - это хорошо, может быть, большая часть таблеток уже вышла, хорошо бы заставить ее выпить еще воды, но пока Триша протягивает Квентин вместо очередного стакана чистую бумажную салфетку.
Триша вздыхает. Она тоже не могла забыть все, что увидела на финале. Горе - страшная вещь, горе, которое приходит неожиданно - страшнее во много раз, оно не дает тебе подготовиться, не дает тебе смириться, не дает тебе даже времени попрощаться. Оно обезличивает все и всех вокруг - когда тебе плохо, то больше ничего не имеет значения. Горе стирает все границы. Триша видела очень много чужих слез и чужого горя, и прекрасно понимала, что относится к нему достаточно... ровно. Но в этот раз больно было и ей.
Правильных слов никогда не было, и сейчас у Триши их тоже не было.
- Может быть, подумай тогда о том, что было бы с остальными, когда тебя нашли бы. Подумай! С твоей семьей, с каждым, кто тоже горюет по Седрику. Подумай, Квентин. А еще знаешь что? - Триша действует интуитивно, и сейчас протягивает Квентин зеркало.
- Посмотри на себя сейчас. Когда тебя нашли бы, все было бы намного, намного хуже. Ты все равно стала бы блевать, и тебя нашли бы в луже собственной рвоты. И все навсегда бы запомнили тебя именно такой.Смотри, наслаждайся же! Рассказать тебе, что было бы после?

Отредактировано Trisha Buttermere (27.07.21 07:24)

- Да и я о тебе была лучшего мнения, - простодушно замечает Триша, - но мне жаль, если ты и а самом деле так думаешь.  
Все это ее совершенно не обижало Тришу, тем более сейчас. В самом деле, она мало что знала о семье Квентин, это правда - их исключительно деловые отношения не предполагали какой-либо душевной близости, но Триша, не смотря на искренние заявления слизеринки, такой уж непроходимой тупицей не была. Несложно было догадаться, что у девчонки, которая годами нелегально покупает у нее таблетки, не в порядке не только с головой.
 - Только вот никак не пойму, ты настолько неуверенная в себе, или, наоборот, это самолюбие зашкаливает? - "никто не будет горевать" - и Трише хочется спросить, а чего ждет Квентин? Того, что рыдать будет вся школа? Того, что похороны ей закатят не хуже, чем у Седрика? Того, что родные будут драть на себе волосы, причитать и винить себя во всем? Или всего этого сразу? Конечно, Триша понимала - наверняка Квентин вообще ничего не ждет. Поэтому, так и не высказав всего этого, Триша интересуется:
- У тебя же, кажется, есть младшие?  Они еще даже не школьники, верно? Завидное же будущее ты им приготовила - быть родственниками "той самой слизеринки, которая наглоталась таблеток". Ну или как там тебя называли бы, - Квентин ведь староста? Кому как не ей знать все о травле, кому как не ей знать, на что способен ее же родной факультет.
- Ладно, на родню тебе плевать, понимаю, бывает. Но что с твоими амбициями? С твоими целями? Неужели ты столько лет трудилась, и все ради того, чтобы тебя нашли в луже собственной рвоты, с отпечатком предсмертных конвульсий на лице? Чтобы именно об этих твоих достижениях написали в газетах? Невероятно, как мало тебе, оказывается, нужно. 

Квентин все еще выглядела ужасно, совершенно белая, неестественно бледная, Триша даже чувствовала, как трясутся руки, которым она помогает удерживать стакан с водой. Но, кажется, прямо сейчас ничего уже не должно было случиться, хотя в этом Триша не была окончательно уверена. Кто его знает, как действуют эти таблетки в таком количестве. Да и все ли вышло?
- Нет, об этом я не думала, - признаться, Триша вообще ни о чем, кроме Бюро уже давно не думала. Это казалось ей таким естественным выбором будущего, что все мечты стать аврором, колдомедиком или журналистом канули где-то в детстве. Она говорила все это интуитивно, не с целью сделать Квентин еще большее, да и не с целью донести до слизеринки какие-то простые истины. Хотя, наверно, не помешало бы.
- Но ты знаешь, я вдруг поняла, как мы с тобой... Рассчитаемся. В следующий раз ты сама идёшь к доктору. И все. Это все, что ты мне должна.