Не в настроении. Когда Квентин не в настроении, она способна снимать баллы, назначать отработки и доносить до деканов чужие нарушения одним взмахом ресниц. Люди от нее шарахаются, избегая встречи, на физическом уровне ощущая ауру смерти, которую вокруг себя разносит озлобленная Квентин, люди даже не пытаются встать у нее на пути, людям еще хочется жить. Лишь полный глупец без капли трезвого разума подойдет к Квентин в ее самом скверном расположении духа и попробует с ней заговорить. Кью опасна — яд, который она может произвести, способен разъесть кожу до костей.

Но в Хогвартсе оставались еще болваны с отбитым инстинктом самосохранения, потому что до Квентин, спокойно стоявшей на краю улочки с горячим шоколадом в замерзших от морозца руках, докопался какой-то пацан.

— Здразде, — немного замявшись, выпалил парень, прежде чем Кью раскрыла рот и попыталась его сожрать.

Приступ гнева затух в самом зачатке, как только до ушей Кью донесся ужасный акцент, с которым говорили студенты из Дурмстранга. Пришлось, несмотря на внутренне сопротивление, всю свою рать подавить и запихнуть куда подальше, чтобы не показаться иностранному гостю плохой, злой англичанкой. А то он мог и до Каркарова донести — после гнусной истории с зимней поездкой, которую Квентин старалась организовать, еще сильнее ронять свою репутацию как-то… не сильно горело.

— Маи там… ну, друзя, они, кароче… — парень стал яростно махать в разные стороны, пытаясь жестами донести до Квентин какую-то светлую мысль, но та, конечно, ничего не понимала. — Вы ж ето… старосда! Glavnaya je vrode? — последние слова болгар сказал на своем родном, поэтому Кью только похлопала ресницами.

— Ну да. Я староста. Я важная, — Квентин, чтобы ее тоже можно было понять, постаралась говорить простыми однозначными фразами. Но блеска осознания в глазах болгара еще не было…

— Nu kak skazat-to, — было видно, что болгар искренне сокрушался. — Друзя… пашли… туда! Дом! Бальшой! Стаааррррыый!

Квентин замерла.

— В хижину пошли что ли?

— Ну да! Да! Хижына! Давно пашли! Не пришли! Чо делать?

— Я разберусь, — уверенно заявила Квентин. Замялась, увидев, что болгар ее не понимает. — Я схожу в дом. Найду твоих друзей. Я староста. Понял?

— Ааа… Пасеба! Я зовут Тодор, девушка.

— Квентин, — натянуто Кью улыбнулась и поторопилась уйти прочь. От этого, эээ, романтика.

Не в меру злой Квентин хотелось идти и агрессивно пинать снег, который очень подло попадался под ноги и мешал нормальному движению. Квентин злили сугробы, погода, гвалт с деревни, общее веселое настроение толпы, а еще Квентин злило, что она ничего из хорошего сегодня не чувствует. Внутри нее пылала только злость.

Трижды проклятая Хижина была охвачена множеством страшилок и мистических легенд. Будто бы в захудалом домике проживают призраки, вампиры, оборотни и сбежавшие из Азкабана преступники. Немало отбитых дураков пыталось пробраться в Хижину и проверить себя на стойкость, вот только каждого из них ждало разочарование. Объятая мифами, Хижина на самом деле представляла собой… пустую, драклл тебя задери, хижину. Старую, чахлую, скрипучую и никому не нужную, даже крысам и тараканам.

Квентин не удивилась, что группа болгар захотела изучить страшную школьную байку, но все равно бесилась, потому что — ну правда? Опять? Каждый год одно и то же.

На входе Хижины до Квентин донеслись звуки веселящихся подростков. Среди голосов она услышала и девичье хихиканье, из-за чего градус озлобленности Кью поднялся на двести процентов и готов был вот-вот вырваться в залпе яда. Остановилась Квентин лишь по одной причине: на входе мешался некто, чей затылок Кью угадывала с первой же попытки. Чей затылок она узнавала сходу, потому что…

Гребаный Роберт Хокинг постоянно ее опережал.

Разгневанная до невозможности, Квентин беспардонно схватила Хокинга за шиворот, крепко сжав пальцы, и грубо дернула рукой так, чтобы расслабленное тело парня улетело в сторону. Не взглянув на Роберта, Кью деловой походкой ворвалась в комнату, полную разнузданных подростков, и приготовилась орать.

— Какого дьявола вы все тут творите? — раздраженно поинтересовалась Квентин, оглядывая три сладкие парочки. — Нашли место развлекаться! Немедленно. Отсюда. Вон, — процедила она, вкладывая в каждое свое слово побольше строгости и злости.

— А вы… — она присмотрелась к перепугавшимся двум девчонкам с Хаффлпаффа. — Ваш декан об этом узнает, — припечатала Квентин приговор.

Это что такое? Роберт пытается учить Квентин как ей выполнять свою работу? А кто он вообще такой, чтобы указывать ей, какие решения принимать? Выхватил свой значок и теперь может разбрасываться советами? Да куда уж до него, просветленного, всем остальным, никто не способен постичь ту же мудрость, что и Роберт Хокинг!

— Наши родители подписывают разрешения только на прогулки в деревне, выходить за пределы ее территории запрещено, потому что в случае беды ответственность за жизни студентов будет нести школа, — речитативом отчиталась Квентин, быстро найдя объяснение своему гневу на глупых влюбленных школьниц.

Заробевшие перед раздраженной старостой герои-любовники даже слов подобрать не могут, чтобы отбиться от атаки Кью. Они то и дело поглядывают на Роберта, выискивая в нем спасение, отчего Кью только сильнее драконится. Вот вечно из-за него Квентин самая злая, самая плохая, большая и глупая неудачница! Вечно у него все удачно и хорошо складывается, не нужно даже прикладывать усилия!

А иностранным гостям, между прочим, нужно было дважды головой думать, прежде чем соваться в опасный домик! Угроза межнационального конфликта — это же так весело, так забавно!

Безответственные дебилы, все они…

Но потом Роберт выпаливает то, что заставляет Квентин сначала замереть от удивления, а после вконец выйти из себя. Да как он смеет?!

— Выметайтесь отсюда, — прошипела Квентин с нажимом, который не было нужды переводить ни на французский, ни на болгарский. — А ты! — она развернулась к Хокингу, готовясь выпотрошить из него все живое. — Совсем одурел из-за своей девчонки? Где она кстати, а? Давно ее не было видно рядышком. Обидел ее что ли, зайчик? — вызверилась Кью, сжав кулаки до боли и чувствуя, как у глотки ее клокочет настоящая животная ярость.

Слово вылетает с губ само по себе. Квентин замирает всего на секунду, чтобы осознать совершенное, и включается в конфликт с новой силой. Давать заднюю и извиняться за упоминание ласкового прозвища, данное Роберту трогательной мамочкой, Квентин не станет из принципа. Да и злит ее до сих пор ею увиденная та слащавая картина семейного счастья, в котором миссис Хокинг вытирает с щек Роберта невидимые пятна, причесывает ему волосы и обнимает крепко-крепко, едва не плача из-за очередного расставания. Странно, непонятно, неуправляемо злит.

Квентин приятно видеть, как расслабленный Роберт меняется в лице. Пару минут назад он казался хозяином положения, был в приподнятом настроении и даже готов был улыбаться. Квентин нравилось вмешиваться в его распорядок, портить все, наводить хаос и вызывать раздражение каждым ударом под дых. Нет, нет, нет, Квентин не будет давать ему расслабляться. Он не будет рядом с ней счастливым и довольным, она не позволит.

Она кривится, выслушивая Роберта, и слышит, как сердце ее заходится в бешеном темпе от нарастающей злости. Не получается притвориться, будто жестокие слова Хокинга не задевают ее, будто проходят по касающейся.

— Я? — она хмыкает. — Я нужна этой школе, — с сочащимся с каждого слова самодовольством отрезает Квентин и окидывает оценивающим взглядом Роберта. — Я нужна даже тебе. Кем ты будешь без меня, Хокинг? — она делает шаг вперед. — Признай это наконец, Диггори тебе не обойти, слабоват ты для того, чтобы с ним тягаться, а вот со мной…

Она разводит руки и усмехается.

— С кем тебе еще бодаться, если не с девчонкой? Юбку одолжить? Может так хоть шанс будет стать старостой школы.

Ни для кого не был секрет, что Седрик Диггори был лучшим из старост-мальчишек и именно он должен был пойти в старосты школы. А попытки Хокинга хоть как-то отвоевать место под солнцем были бесполезными. Бессмысленными. Хоть, конечно, и весьма милыми. Мамочку он, конечно, обрадует, но силенок не хватит прыгнуть выше.

— Не будь меня, ты бы ничего не добился.