Никогда! Слышите? Никогда недооценивайте карму. Это стерва может устроить вам такой моргулис, что хватит на всю оставшуюся жизнь. Грэхэм Монтегю убедился в этом на собственном примере (правда, поговаривают, что ценных уроков он до сих пор из этого не вынес). Больше недели было дано парню, чтобы подумать над своим плохим поведением, но, кажется, он думал обо всем, что угодно, но только не над тем, почему нельзя совать гриффиндорскую голову в унитаз и почему нельзя кормить шнурками малолеток. За время своего небольшого, но очень неприятного путешествия Монтегю пожалел только об одном - что не успел вовремя лишить близнецов Говнизли своих волшебных палочек. Несколько обездвиживающих заклинаний и слизеринец заперт в огромном шкафу, из которого, кажется, нет выхода. Время, проведенное в закрытом и темном пространстве, будто остановилось. Если первые несколько часов Монтегю думал, что на него так подействовали проклятья, то потом понятие время вовсе исчезло. И исчезло надолго. Если бы слизеринец уже не был двинутым, то у него бы точно поехала крыша от такого приключения.

    Пипетка. Это первое, что видит перед собой Монтегю, когда у него появляется такая возможность. И нет ... Это не один из тех образов, который мерещился ему в темном беспросветном бреду, а вполне себе реальная Пипетка со значком. Квентин. Разглядеть её перекосившееся то ли от ужаса, то ли от возмущения лицо сложно, но Грэм так давно не видел яркого света и вполне себе живого человека, что ему и этого достаточно, чтобы сделать отчаянную попытку протянуть к ней руку. Минутная парализация сменяется нестерпимой болью. Монтегю не кричит, он стоически терпит то, что происходит с ним. Он чувствует боль, а значит он не сдох. Ему удалось трансгрессировать и это чудо, потому что профессор Флитвик говорил, что это невозможно сделать в Хогвартсе. Хотя Грэм всё же не был уверен в том, что находился в замке. У него нет сил, чтобы смотреть по сторонам и угадывать, где он оказался. Он видит перед собой Квентие и почему-то по-дурацки улыбается. Он никогда ещё не чувствовал себя настолько живым.

     Ни один Круциатус не сравнится с тем, как слизеринца только что тряхануло. Бабка Одра в гробу бы тройную сальтуху сделала, узнав, что кому-то удалось причинить её внуку боль, которую нормальный человек бы не вынес. Но для Монтегю, с детства закалённого всевозможными пытками, подобное было терпимо ... Ну как терпимо? ... От болевого шока сознание не потерял - это уже удача. Да и он себе не позволит упасть в обморок, когда у него появилась возможность увидеть реального человека. Даже если это и Квентин. Слизеринцу сложно совладать с собственным телом, но он он отчетливо чувствует, как его буквально разрезало на маленькие кусочки. С тянущихся к Квентин рук капает ... нет ... даже не капает, а льется струями кровь, и сами кисти будто не принадлежат ему, потому что даже в самой жесткой драке он так не уродовал их. Костяшки пальцев стёрты, потому что несколько дней бессмысленного долбления в каменную стену приведут к незаживающим язвами. Монтегю не видит, в какое решето превратилась его плоть, но он чувствует, что его просто разрывает на части. Кажется, одного расщепления было недостаточно, поэтому слизеринца сначала будто ошпаривает кипятком, затем тысяча леденящих кинжалов вонзается в тело, а потом и вовсе ударяет разрядом молнии. Дааа, Круциатус и рядом не валялся.

     Как там говорят, когда силы покидают тебя - яркий свет в конце тоннеля? Ну примерно также сейчас было с Монтегю. Ему всегда твердили, что его место в Аду, а раз сейчас перед ним Квентин, то можно сказать, что он на верном пути. От этой гарпии даже тут не скрыться ... если она пожелает, то сам Дьявол будет ей сливочное пивко держать. Но у Грэма всегда были не лады с головой, поэтому не удивительно, что продолжает давить кривую улыбку, попутно сплёвывая сгустки крови. Он определенно рад видеть свою дражайшую старосту, но он предпочел бы сейчас рухнуть в объятия Блетчли, который всё-таки половчее её будет. Плюс, Хейли может завести свою шарманку и начать допытываться до него, где он пробыл столько времени (сколько именно, Грэм не знал, но ему это показалось вечностью). Вот уже чего-чего, а головомойки слизеринцу точно не хотелось.

   - Убью ... тварей, - тихо хрипит парень, всеми силами стараясь не упасть. Он не обращает никакого внимания на колдомедицинские заклинания Квентин, потому что его тело продолжает гудеть от боли, а лучше совсем не становится. Сейчас от девушки только одна польза - она тут, она рядом, она - доказательство того, что Монтегю удалось каким-то неведомым образом выбраться из того места, где он чуть не лишился рассудка.

   - Куда? Куда ты меня тащишь? - еле разлипая глаза от невыносимой боли, произносит Грэм. Он видит знакомые стены, гобелены и картины. Он в Хогвартсе. До сих пор в этом проклятом Хогвартсе. - Неее, стой .... - дергается парень, останавливая Квентин и рывком оттаскивая её от намеченного пути, - я не пойду туда, ты ж знаешь, - говорить сложно, но слизеринец догоняет, куда именно тащит его девушка. Больничное крыло. Да он с первого курса ни разу там не появился по собственной воле, поэтому и сейчас тоже не особо спешил переступать его порог. Всё было не так уж и плохо: он привык пульсирующей и ноющей боли, кровь почти остановилась (нет. но из-за полностью окровавленной рубашки это было теперь не так заметно), а также он мог мыслить разумно. Всё, что ему надо было, это сначала немного поспать, а потом вскрывать грудины Уизли, чтобы до тикалок добраться.

    Удар головой о каменный пол проходит для Монтегю совсем безболезненно, ведь он, кажется, уже абсолютно ничего не чувствует. Ноющая боль настолько растеклась по его телу, что он бы мог ещё раз двадцать протаранить макушкой стену, и всё равно бы ничего не заметил. Если пару секунд назад он был рад видеть Квентин, то теперь он был готов задушить её на месте (главное, чтобы силы на это нашлись, потому что уж она резко дернула рубильник на режим "Помочь всяк и каждому". Грэм терпеть не может, когда кто-то вторгается в его жизнь и пытается поддержать его. Пускай это выражается в обычной помощи дойти до Больничного Крыла, но папка-аврор не для того растил своего единственного сына, чтобы тот по лекарням мотался.

     Слизеринец чхать хотел на то, что там повизгивает Квентин. Он никогда особо не воспринимал её замечания всерьез, а сегодня явно не тот день, когда стоит начать это делать. Он напрочь игнорирует слова старосты и вместо этого только рычит от боли. Его кости продолжает ломать, а эхо, исходящее от голоса девушки, будто капля за каплей ввинчивается в его макушку. Грэм сам не знает, что заставляет его волочить ноги, но делает он это, постоянно запинаясь и ударяясь плечом о каменную стену.

   - Да забожись, Квентин, - грузно выдыхает Монтегю, сделав очередной "привал". Он медленно крутит головой, будто пытается избавиться от голоса старосты, которая у него под ухом начинает причитать. С каждым шагом ему становится всё хуже и хуже: он чувствует кошмарную слабость, валящую его с ног, а также какой-то неприятный холод, который пробивается в его тело сквозь те дыры, откуда сочится кровь. Ему кажется, что он сейчас вот-вот рухнет, поэтому Грэм крепко хватает за мантию девушку и всем телом наваливается на неё. Если уж Монтегю сложно совладать с собственной тушей, то Квентин и подавно. Он валит её с ног и придавливает к холодному полу. Но вместо каких-либо извинений слизеринец начинает кашлять кровью прямо на милое, но пышущее ненавистью личико Хейли.