Возвращаясь в подземелья после ЗоТи, Майлз пересекся с Уоррингтоном и Пьюси. Те, разумеется, не смогли удержаться от того, чтоб не подколоть своего товарища, относительно его расставания с королевой Селиной, чем неизменно вызвали у своего друга болезненную улыбку, похожую больше на стиснутые до зубного скрежета челюсти. Заходили желваки по щекам, и, вместо того, чтоб задержаться с ними в гостиной, Блетчли поспешил в сторону спален, дабы бросить сумку с учебниками, сменить рубашку, а потом, быть может, поискать Монтегю. Уж друг то точно смог бы придумать, как им развлечься, чтобы перестать изображать страдания юного Вертера, коих он, в принципе, и не испытывал.
Разрыв с Мур стал каким-то до безобразия логичным и понятным, что, в какой-то мере, Майлз его ждал. С самой Селиной он пока, конечно, ничего не обсуждал. Слишком мало еще прошло времени, чтобы можно было здраво и рассудительно сделать все выводы, понять, что, наверное, им стоит быть благодарными друг другу за довольно симпатичный опыт, однако, как казалось самому Блетчли, сорвавшаяся зимняя поездка в Уагадугу, которую им хотели подарить на каникулы родители, пока беспокоила светловолосую слизеринку куда как больше, нежели поиски плюсов в их расставании.
Злополучное время, так или иначе всегда встававшее во главе всех столов на свете, заняло свое место и в этот раз. Ну, выбор  был не велик, говорить о них все равно еще будут, надо было просто заготовить пару-тройку шутеечных ответов и отбиваться ими, как на матче по крокету. Одним ударом и разворачиваться в противоположную сторону. Толкнув дверь в спальню, одновременно с тем, что длинные пальцы никак не могли справиться с верхней пуговицей рубашки, Майлз даже не сразу заметил, что в комнате кто-то еще есть. Пока ему казалось самым важным на свете - переодеться, ибо от несвежего воротничка будто вся шея принималась чесаться. Однако, боковое зрение сработало на уровне инстинкта, и вот Блетлчи замирает в нескольких шагах от своего друга, явно не особенно ожидавшего незваных гостей. Сумка с учебниками летит в сторону кровати, взмах волшебной палочки запечатывает дверь, покуда сам Майлз не приближается к Монтегю, чуть склоняя голову к плечу, изучая масштаб трагедии товарища.
Занятно ты развлекаешься в то время, пока я зубрю всяческие магические методы защиты от темных искусств. У тебя тут свои искусства.
Блетчли подается вперед, протягивает руку и касается затягивающейся под действием бадьяна раны, вызывая тем самым у Грэма невольный приступ боли. Друг вздрагивает, на лице самого Майлза появляется болезненная гримаса, но цепкий взгляд замечает край, куда не попала щедрая порция выплеснутого будто на спину зелья.
- Рассказывай, - достаточно бесцветно, хотя внутри уже сгорал от любопытства, проговорил долговязый парень, - я не поверю, что ты нашел себе новую отчаянно горячую подружку, в порыве страсти проделавшую с тобой что-то подобное.
В одной руке у Блетчли оказывается бутыль с остатками бадьяна, во второй - свежий кусок какой-то марли. Он промакивает белоснежную ткань темной жижей со специфическим запахом, а уже через мгновение прижимает импровизированную повязку к пропущенной ране. Не нужно быть гением или менталистом, чтобы понять, Монтегю сцепил зубы. Похоже на него, качает головой Майлз, оставляет первичные средства колдомедицинской помощи на тумбочке, а после достает волшебную палочку, взмахивает ею с тихим “ferula” и, прежде чем стремительная лента бинта поспешит изобразить плотную шину, слизеринец ловко перехватывает ее и туго заматывает товарища, наподобие египетской мумии. На все про все уходит не более трех минут, и Блетчли, в какой-то мере, даже гордится собой, но через миг замечает, что помимо несвежего воротника, рубашка теперь и бадьяном заляпана. Это уже выше его сил, поэтому он решительно достается из сундука свежую, но не перестает сверлить взглядом своего друга.
- Не могу понять, - размышляет он вслух, покуда Монтегю, видимо, пытается подобрать мало мальски приличные слова для описания всего того, что с ним приключилось, - почему ты мне сразу ничего не сказал?

Нельзя было сказать, что Майлз распланировал весь сегодняшний день по минутам. Тем более, с тех пор, как он расстался с Мур, его планы стали куда как более свободными, ведь не было нужды изображать примерного парня, готового к любому капризу своей королевы. Ему порой даже нравилось наблюдать за тем, как на лице Селины проступала лёгкая улыбка больше удовлетворения, нежели радости, словно она бережет свое лицо от преждевременных морщин. Так обычно сахарок дают коню, так для него была похвала от светловолосой слизеринки. Но наступил порог, когда сил изображать любовь не осталось, а постоянные занятия рунами с Белл лишь снова и снова подтверждали его внутренний разлом.
Как бы там ни было, сегодняшний день, так или иначе он планировал провести в компании друзей, и раз уж Монтегю так удачно подвернулся ему под руку, то нельзя было упускать этот момент. Отбрасывая в сторону всякие слезливые признания, Майлз не мог отрицать того факта, что Грэм был ближе всех ему в этой школе. Да, наверное, и в жизни. И если бы не один-единственный секрет, лежавший камнем на самом днк сердца, Блетчли мог с уверенностью заявить, Монтегю принял бы любое признание своего друга, и уж точно оказал бы любую посильную помощь. Разумеется, не душевными беседами, но демонстрируя хотя бы возможность подобных, он уже помогал. Пройдет какое-то время, и они, конечно, пошутят пару раз скабрезно о Селине, Майлз, может быть, даже отринет свой синдром джентльмена и поведает парочку горячих подробностей об их отношениях, но на этом они закончат. Ровно так же и со своей стороны, Блетчли никогда не заговаривал о том, что творится на сердце у Монтегю, но никак не мог удержаться от пары тройки нелепых шутеек.
Однако, то, что он услышал сейчас, повергло его в некоторый ступор. Волшебные твари, особенно те, которые могли нанести какие-то увечия привлекали его разве что исключительно в качестве будущей профессии. В один момент в голове родилась мысль, что можно было прекрасным образом потренироваться.
Профессия министерского палача вряд ли была пределом мечтаний большинства людей, однако, Майлз видел в ней не очарование, а какую-то гарантию стабильности и возможности одиночества, без необходимости налаживать рабочие связи, используя лживые улыбки и лизоблюдство, которых и без того хватало в их обычной жизни уже сейчас, и уж тем более будет с верхом во взрослой самостоятельной жизни. Отношения с Селиной были репетицией того, какой могла быть его жизнь. Красивой, яркой, привлекающей внимание, но ненастоящей, и готов к такому он не был абсолютно. Поэтому секира министерского палача будет идеально смотреться в его руке. И, конечно, зная тягу своего товарища к тварям разного толка (и преимущественно не человеческим), Грэму не пришлось уговаривать своего друга отправиться, пусть и с некоторой опаской, но все же по нужному направлению навстречу мерзкой и, судя по всему, сильной и опасной твари.
- Я бы куда больше удивился, если бы ты назвал его Арчибальдом, - хмыкнул Блетчли, выходя первым из комнаты, но особенно не разгоняясь, пропуская вперёд Монтегю. В конце концов, дорогу придется показывать именно ему. Да и вообще, Майлз замечал в который раз, он без внутреннего конфликта принимает роль второго. Не ведомого, но идущего следом за лидером. Не догоняет, но зачастую просто молча поддерживает. Тщеславию в их дружбе места не было.
Солнце, скрывавшееся за высокими облаками, разогрело воздух градусов до 12, не меньше, поэтому, как правило, достаточно мерзлявый Майлз даже расстегнул мантию, сверкая белизной свежей рубашки, но приподнимая воротник, чтоб налетающий периодически порыв ветра даже не надумал принести простуду.
Опадающая листва под ногами уже не шуршала. Ночами температура воздуха опускалась к нулю, а по утрам иногда земля покрывалась белой изморосью. Дожди ещё не зарядили с привычной частотой, но влажность, висящая в воздухе, заставляла разноцветный покров опавших листьев отвратительно чавкать, хлюпая скрытыми влажными комками грязи. Майлз презрительно нахмурился, чувствуя, как проваливается его ботинок в какую-то вязкую яму, оставляя на черной коже обуви коричневый гадкий след. Чиститься здесь и сейчас не было никакого смысла. Поход в лес вряд ли можно было отнести к увеселительной поездке.
Поэтому он был готов нести тяготы и лишения дружбы с Монтегю.
- Никогда не замечал в тебе тяги к дрессуре, - сплевывает сквозь зубы Блетчли, спотыкаясь на очередной коряге. Весь этот поход вызывает у него куда как больше вопросов, и, быть может, Майлз был бы куда как больше рад вранью со стороны друга, и тот привел бы его на какую-то драчливую разборку. В конце концов, куда-то ему нужно было слить накопившуюся негативную энергию, что распалялась в нем с каждым новым внимательным взглядом и шепотком, все ещё связывавшим его имя с именем Селины.
Но нет, никакой засады не было. На небольшой полянке, со всех сторон закрытой буреломом, резвился на длинной привязи небольшой молодой грифон. В пальца Майлза начало колоть от возбуждения. Ладони ещё не зачесались, но он, не в силах удержать собственное возбуждение под контролем, резко шагнул вперёд, чуть толкая Грэма в сторону. Под ногой предательски хрустнула сухая ветка, привлекая внимание твари, тут же рванувшей в сторону названного гостя. Оставалось только понять, насколько короток поводок, и уцелеет ли лицо долговязого слизеринца или же пострадает от встречи с хозяином этой полянки.

Отредактировано Miles Bletchley (13.12.21 15:45)

Реакция и только она, пожалуй, уберегла Майлза от предательского шага назад в тот самый момент, когда дикая тварь рванулась в его сторону. Слизеринец никогда не считал себя спортсменом от рождения, более того, не испытывал особой эйфории в тот момент, когда прошел отборочные в команду факультета. Словно он каждый день садится на метлу и защищает кольца своей команды, но отрицать самому было бы глупо, он мог и делал это отлично. И не в последнюю очередь благодаря той самой врожденной реакции, которой не научиться до автоматизма.
У него разве только желваки заходили по щекам, до того крепко он стиснул зубы, чтоб ни возгласом, ни полувздохом не выдать легкой паники, промаршировавшей по его позвоночнику бодрым строем. Поэтому Блетчли лишь хмыкает на комментарий своего друга и дергает плечом, по которому хлопнула крепкая ладонь Монтегю. На лице долговязого парня прошлась едва заметной волной судорога отвращения, ноздри раздулись, втягивая воздух, в котором смешалась сырая листва, запах дерева от сломанных веток, коих тут было в огромном количестве, и как вишенка на торте, мерзкий аромат самой твари, что сейчас извивалась недовольно под отчаянно сильным давлением своего невольного хозяина. Вряд ли будь здесь кто-то вместо Грэма, Майлз решился бы подойти ближе, больше того, не составило большого труда вспомнить шрамы друга, которые всего несколько минут назад он сам заматывал плотным слоем зачарованных бинтов. Желтые загнутые когти твари царапали землю, будто предупреждая о том, что вряд ли стоит вести себя опрометчиво. Однако, внутреннее любопытство, как известно, не особенно свойственное детям Салазара, сейчас играло оркестр внутри Блетчли, поэтому он делает первый шаг, осторожный, практически неслышный, но большой, будто призванный лишить его возможности отступить, затем второй, и вот он уже рядом с хозяином и существом, вряд ли готовым подчиниться.
Малйзу не нравится то, как ведет себя сейчас Монтегю. Нет, не его шуточки, к оным Блетчли привык еще на первом курсе и нарастил кожу, понимая, что ведет себя друг так потому что натура у него такая. А вот снисходительный тон в свой адрес Майлз принимал с очень большим недовольством.
- А потом ходить таким же разукрашенным, как и ты? - хмыкает слизеринец, даже не поднимая взгляда на друга, зная прекрасно, попал, куда целил. - Ну, уж нет, я все еще планирую встречаться с барышнями, если Мур меня не прокляла на веки вечные, конечно. - Он невесело смеется, но, тем не менее, садится на корточки перед мордой твари, нареченной весьма подходящим ей именем, будучи уверенным, что Монтегю не выпустит ту в самый неподходящий момент. Взаимный обмен уколами окончен, и дружба их от этого становится лишь крепче, будто она, дружба эта самая, что-то вполне себе самостоятельное и родившееся на свет куда раньше их обоих.
Зверь пытается мотать головой и внимательно смотрит на подошедшего Блетчли одним своим ясным и блестящим глазом. Парень медленно сжимает и разжимает пальцы прежде чем продемонстрировать грифону свою открытую ладонь. Пожалуй, это слишком опрометчиво. И вот Блетчли лишь одним пальцем касается твердого, как камень и острого, как самая опасная бритва, клюва твари. Желание посмотреть, как чудище примется испускать свой предсмертный хрип из этого самого клюва, просыпается где-то глубоко внутри, в районе солнечного сплетения, где у обычных и нормальных людей, как правило, зарождается любовь или теплая привязанность. Майлз понимает снова, он не ошибся с выбором своей будущей профессии, как бы не кривила свой прекрасный точеный нос его Снежная Королева.
Уже не его, поправляет он себя мысленно и упускает момент, когда повисшую на поляне тишину разрезает щелчок того самого клюва, что так привлек внимание Блетчли. И тут реакция дала сбой, он успевает убрать руку, но ему не хватает сотой доли секунды, на указательном пальце красуется кроваво-красный порез, ровнехонько по второй фаланге, а зазевайся он чуть дольше, так и вовсе мог без пальца остаться.
- Чувствую себя гриффиндорцем каким-то, - недовольно шипит Майлз, поднимаясь на ноги и извлекая из кармана белоснежный платок, которым оборачивает палец. Ткань моментально багровеет, но нет ни особой боли, ни какой-то зверской паники. - И как долго ты планируешь держать его здесь и надеяться, что кроме тебя его никто тут не найдет?
На друга парень не смотрит, он маскимально сосредоточен и завязывает на указательном пальце изящный бантик хвостиками платка, даром что на том монограммы не было, а то слишком изящно для всего происходящего вокруг.
- Давай прибьем его? - с деланным безразличием выдает Блетчли, хотя во взгляде его уже пляшут черти от возможности подобного, покалывает нервные окончания в ладонях и кончиках пальцев. Да, секиры палача у него еще нет, но, в конце концов, волшебники они или где, наверняка, смогут придумать казнь и поинтереснее, нежели взмах отточенной стали в сильных и уверенных руках. - все рано кто-то это сделает, так почему не мы. Или ты, - глаза Майлза устремляются на Грэма, - привязался к этому уроду?

Когда Майлз чего-то не понимал, он до последнего делал лицо лица, чтоб не выдать замешательства или какого-то недоумения. Чемпионы мира по покеру определенно через пару лет могли бы брать у него уроки по самообладанию, оставалось только дождаться, пока желваки на его щеках перестанут гневно ходить, и тогда все - покерфейс идеальный. Сейчас же Блетчли искренне недоумевал тому факту, что не узнавал своего друга. Во всяком случае, никак не мог уловить мотивацию его поведения.
Вряд ли нашелся бы какой-нибудь на свете человек, который смог бы назвать Грэма Монтегю рассудительным и логичным. Но Майлз, как лучших друг Грэма, всегда успевал считать пусть не совсем логику, но какую-то кривую векторную линию того или иного его поступка. А сегодня никак не мог. Острых ощущений не хватало? Вряд ли. Приключений на задницы себе и своим друзьям Монтегю находил с легкостью, буквально по щелчку пальцев. Возникла потребность в домашнем питомце покрупнее твари, регулярно оказывавшейся на подушке Майлза?
Блетчли подался вперед, внимательно изучая друга. Не похоже. Ответа по-прежнему не было, и это отчаянно бесило. Аргументация вроде как звучала, но была настолько неубедительна, насколько только может быть неубедительной речь первокурсника о планах на будущее. Здесь, вроде как и планов никаких конкретных не было. Действовать по обстоятельствам Майлз не любил никогда, но за годы дружбы с Монтегю наловчился практически в профессиональном плане, вот и сейчас задерживаться у твари рядом он не стал, а отошел чуть подальше, разве что чуть поморщившись, когда хвост грифона со свистом разрезал воздух. Воистину, чего включать ханжу, выглядело это устрашающе и в то же время захватывающе.
Великолепие волшебной природы отрицать было попросту глупо, а особенно величие тварей, который Ньют Скамандер отмечал в своем учебнике большим количеством букв Х. Грифон получил свои заслуженные ХХХХ, описывающие его, как тварь, с которой может справиться квалифицированный волшебник. Вряд ли парочка слизеринских друзей сейчас могли бы прижать своим авторитетом здорового взрослого грифона, но этот кривуш пока еще не мог дать им достойного отпора. Он визжал, кидался, словно все еще не верил до конца, что эта цепь сможет его удержать, и тут Майлз был готов снять несуществующую шляпу перед Грэмом за то, как тот укрепил здесь все, иначе поворачиваться спиной к твари было бы самым безумным поступком в его жизни. Разумеется после того, как он не побоялся самостоятельно развалить отношения со Снежной королевой Слизерина. Пока было не очень понятно, что более безрассудно.
Угроза Монтегю прошла мимо его ушей, как заклятие, брошенное не в его сторону, поэтому можно было и не трепыхаться даже. Дело было не в самонадеянности Блетчли, а в каком-то безусловном доверии, которое тот испытывал к своему другу. Не слепом и  фанатичном, но, безусловно, рассудительном и заслуженном не одним годом их дружбы. Майлз разве что только оглянулся пару раз на тварь, называть которую по данному ей имени он не торопился. Ни сочувствия, ни страха по-прежнему не появилось. Даже первая заинтересованность куда-то растворялась, оставаясь только тянущей болью в пальце на руке, перетянутом носовым платком. Почему-то грифон здесь, на этой забытой всеми поляне, выглядел слишком карикатурно. Тварь такой мощи легко представлялась в пейзаже греческих руин, на берегу какого-нибудь Эгейского моря, мощные лапы вязнут в белоснежном песке, крылья разбивают воздух и раскидывают вокруг капли соленой воды из бриза, но не здесь. Докапываться, откуда он вообще здесь взялся, было делом неблагодарным, поэтому белки, так белки, только и пожал Блетчли плечами, шагая впереди Монтегю на пару шагов.
Охота занимала определенное место в списке его увлечений, но на дичь несколько крупнее, чем та, которая требовалась сейчас. Он по следу копыта мог отличать оленя от лося, а кабана от обычной деревенской свиньи. Казалось бы, совсем не пристало избалованному мальчику из успешной семьи лазить по кустам, отламывать веточки и тыкать ими в звериные экскременты, но в случае Майлза знания были куда больше энциклопедические, нежели практические, но теория была изучена настолько досконально, что только вскинув голову и обратив внимание на первое дерево, попавшееся им на пути, сомнений не оставалось, беличье гнездо где-то совсем недалеко. Пальцами непострадавшей руки Блетчли осторожно постучал по коре дерева, чуть ковырнул ее пальцами, извлекая на свет тщательно запрятанный туда желудь и демонстрируя тот другу. Монтегю смотрел с некоторым непониманием. А вот если Монтегю чего-то не понимал, то размышлять и строить логические цепочки он точно не начинал.
- Это желудь, - пояснил вслух Майлз, - а дубов тут поблизости нет. Следовательно, обед для твоего любимчика квартируется где-то совсем недалеко.
Задрав голову, слизеринец пытался разглядеть возможное место нахождения белки, чтобы уж прицелиться как следует обездвиживающим заклятием. Убивать будущую еду было бы слишком неинтересно, ведь наблюдать за диким обедом - это хоть какой-то приз за пострадавший палец. Пушистохвостых тварей нигде не наблюдалось, и тогда Майлз нетерпеливо поднял с земли крупную и тяжелую ветку, а после принялся долбить по стволу дерева, того самого, в коре которого он нашел злосчастную заначку. Уж очень не хотелось оказаться неправым. Однако, вместо потревоженных зверей, Блетчли услышал другой звук, и уж очень ему не хотелось оказываться правым в этом случае.
- Грэм, - тихо проговорил Майлз, опуская свое импровизированное оружие обратно на землю. - Кажется, только что я потревожил гнездо ипопаточника.

Отредактировано Miles Bletchley (04.04.22 23:15)

Гнездо ипопаточников, привлекшее внимание Майлза, очевидно осталось тут с прошлого года, но даже пустое выглядело весьма угрожающе. Единственная встреча Блетчли с этими тварями закончилась не слишком приятно. Их рой появился в их саду в прошлом году. В период обильного цветения, видимо, эти мохнатые твари решили, что облако фруктовых деревьев станет отличной приманкой для пчел медоносов. Но немного ошиблись. Домовик, верный их дому, никогда не оставлял вниманием и сда, а потому никаких пчел и ос там никогда не было. Ипопаточники заскучали и решили наведаться в распахнутые окна дома.
Таким нехитрым способом Блетчли смог выяснить, что у него жутчайшая аллергия на укусы этих мерзких тварей.
Сейчас по телу прошла волна облегчения, ведь меньше всего хотелось получить очередной укус, после которого он принялся бы задыхаться, синеть и пытаться сломать собственную глотку, чтобы сделать хоть какой-то маломальский вдох. Но уверенное расположение духа возвращалось, поэтому можно было продолжить вынужденную прогулку в настроении легкой флегмы.
Он лишь хмыкнул на комментарий друга о собственной чуйке, пожал плечами, пытаясь понять, что же тревожно заставило его остановиться. Нельзя было сказать, что в Прорицаниях Майлз был специалистом, но в квиддиче эта самая чуйка зачастую помогала ему предугадать движения противников, чтоб с достоинством защищать кольца своей сборной. Не был смысла не доверять ей сейчас, пусть Грэм и был другого мнения. Топеройки предпочитали не ждать. Они рванули прочь в разные стороны из-под ног Блетчли, вынуждая того, брезгливо поморщиться, да переступить с ноги на ногу, будто стряхивая налетевшее разом омерзение. Нападать они не спешили, но шуршали до того противно, что хотелось подавить всех к чертям, лишь этот внезапно поднятый по тревоге отряд трехиксовых тварей поскорее покинул поле его зрения. Удержаться он все же не смог. Когда одна из топероек задержалась на небольшом плоском камушке, Блетчли опустил на нее свой ботинок до характерного хруста ее хитинового панциря, после чего размазал невнятную коричневую кашицу с обуви и продолжил свое движение вперед.
Эта прогулка мало напоминала приятный сердцу и духу променад, больше того, Майлзу становилось откровенно скучно, ведь это время он мог потратить куда как с большей пользой. Например, поспать. Но говорить об этом Грэму было чревато. И дело не в хрупкости душевных организаций двух друзей, а в том, что с Монтегю зачастую было проще согласиться, чем вступать в спор, в котором его, твердолобого, было не переубедить, а после все равно пришлось бы принять его версию. Это не слабохарактерность, как могло бы показаться со стороны, это попытки держать постоянно искрящего и фонтанирующего опасными затеями друга в поле зрения. Быть в курсе его дел - возможность хоть как-то направлять неуемную энергию Монтегю в русло реки, которая не будет стремиться утопить все живое.
- Знаешь, что, друг, - с деланным недовольством говорит Майлз, - ты бы получше налегал на трансфигурацию, да периодически практиковался на своей мерзкой крысе. Глядишь, отпало бы желание связываться со всякими тварями, навроде той, к которой ты даже привязаться успел. Скажи еще, что надеешься начать этого урода с рук кормить, а после и до Астрономической башни на нем верхом добраться. Учти, на твои похороны я не приду.
Откуда-то справа раздался радостный визг. Человек пять второкурсников неслись с дикими воплями между деревьев, играя то ли в догонялки, то ли в какую-то другую забаву, но уши закладывало. на лице слизеринца моментом сложилась гримаса адского неудовольствия. Он заложил руки в карманы и провожал презрительным взглядом компанию обмотанную черно-желтыми шарфами.
- Нашли место, - бросил он и двинулся прежним маршрутом, даже не успев подумать о том, что бежали детишечки прямиком им навстречу. - Грэм, - тревожно оглядывается Блетчли на Монтегю, - а куда они...
Договорить он не успел. Новой волной прошлись по земле топеройки, в очередной раз потревоженные, но уже другими ногами. Послышались приглушенные голоса. Сначала заинтересованные, потом встревоженные, потом раздался истошный вопль, и вот топот снова надвигался в их сторону. Трое мальчишек и две девчонки бежали так, словно за ними гонится верховный правитель подземного мира. Майлз закатил глаза, теперь придется куда-то перепрятывать эту тварину, ведь вряд ли добропорядочные хаффлпафцы оставят без внимания своего декана историю своей прогулки. Но сокрушаться о скором переезде грифона долго не пришлось. Раздался топот, а после оглушительный треск ветвей. Скотина несся за своей возможной добычей, мимо того, кто считал себя его хозяином и его долговязого друга, он орал так, что визг учеников гас в общем шуме. Майлз быстро достал свою волшебную палочку и бросил взгляд на Грэма.
- Если ты думаешь, что твой питомец бежит за ними поиграть, то, боюсь, нас с тобой самих ждут не очень приятные игры на ковре у директора школы. Надо его решать. И быстро.

Отредактировано Miles Bletchley (14.05.22 23:34)

Сложно, пожалуй, отыскать более субъективную штуку, нежели время. Все разговоры о теории относительности, хоть и имеют под собой, как правило, достаточно шаткую опору в лице всех тех, кто любит поговорить о ней, но на деле практически ничего в ней не смыслит, сводятся к пустому сотрясанию воздуха. Но ровно до того момента, пока эта самая относительность будет касаться не твоего эфимерного опоздания на работу, а твоей собственной жизни.
Майлз с высоты собственного роста заметил изменившуюся траекторию движения твари, но лишь через миг понял, что причиной стало чародейство его лучшего друга. Блетчли даже успел сокрушенно покачать головой, мол, бить надо было чем-то посерьезнее. Например, вон тем заваленным деревом, чтоб наверняка пробить крепкую черепушку грифона. И тогда перед малышней они предстали бы героями, коим вряд ли пришло бы в голову признаваться, что эта тварь вообще появилась здесь по их вине. Не пойман, как говорится, не обязан, не состоял, не привлекался. Больше того, в замедлившемся до заметного движения пылинок в сентябрьском воздухе, почти прозрачном, и от того особенно свежеосязаемом, слизеринец успел сокрушенно потереть пальцами переносицу, вскинуть голову и откинуть с лица упавшие на лоб пряди отросших волос. Блестело тонкое серебро паутинок, пахло мокрым желтеющим листом и корой, еще не приближающейся зимой, но уже определенно уходящим летом. Дышать бы полной грудью, подставлять лицо остывающему стремительно солнцу, жмуриться на него, как довольный кот. Селина частенько в такие моменты расправляла кончиком своего пальца морщину, залегавшую между бровей Майлза, и мурчала, слыша, как он мурчит ей в ответ. Селина...снова возникла в его голове абсолютно невовремя.
Он вздохнул, бросил взгляд на своего товарища по несчастью, а если говорить откровенно, то на своего товарища, из-за которого большинство несчастий и происходило, и только после это, кажется, моргнул. В груди, ломая с треском ребра, начинала подниматься какая-то невероятная ярость. И сложно было без глубинного анализа разобраться, с чем она была связана, да и не хотелось. Майлз чувствовал на кончике языка ее горьковатый привкус, не собирался его сглатывать, а лишь поджимал свои губы, от чего скулы его становились лишь острее. Изящные пальцы сжимали древко волшебной палочки, направляемой прямиком в грудь грифона, а дрожь в коленях, призывающая уйти с траектории движения твари, в один миг стихла, позволяя Блетчли устоять на своих длинных ногах, расправляя плечи, будто та самая змея с герба их факультета, собирающаяся совершить бросок вперед. Парень едва размыкает губы, он уже давно знает, не в высоте голоса кроется сила заклинания, а в уверенности руки, которая направляет чары, и потому ему куда важнее сейчас максимально сосредоточиться.
И вот вопли барсуков уходят на задний план, они будто вплетаются в общий белый шум окружающей природы. Не остается вокруг него ничего, кроме его собственного дыхания и ударов сердца, таких размеренных, что на секунду становится самому страшно. Такое состояние ему знакомо. Но раньше вокруг был шум гомонящей толпы, поддерживающей на стадионе свои факультеты, и тогда ему ничего не стоило отключиться от окружающей среды и сосредоточиться на мяче. Так почему бы и здесь не проявить свои вратарские навыки. Вот только ловить в этот раз он ничего не собирается.
- Инкарцеро, - слетает с его губ заклятие, а из кончика волшебной палочки вылетают магические путы, брошенные в ноги бешеной твари. Грифон спотыкается, взрывает землю, но падает не сразу, очевидно, заметив, куда были направлены чары. Надо же, - думается Майлзу, а он не так уж и туп, как можно было подумать. Блетчли делает два шага навстречу разъяренному чудищу и повторяет - Инкарцеро - уже чуть громче, наблюдая, как веревки оплетают грудь Скотины, вынуждая того все же упасть на землю. Грифон начинает биться в попытке освободиться, щелкает челюстями, разрезает воздух вокруг себя когтями, озлобленно ищет взглядом жертву, решившую перейти в нападение. Но Майлзу до этих угрожающих телодвижений уже нет ровным счетом никакого дела. Его зрачки максимально расширены, ноздри тянут воздух рьяно, шумно, губы обметаны, потому что он снова и снова их облизывает, будто пытаясь справиться с каким-то диким возбуждением.
- Инкарцеро! - почти кричит он. И путы оплетают шею грифона, принимаясь сдавливать ее, пока слизеринец подходит максимально близко, не убирая волшебной палочки и наблюдая за тем, как поверженное животное начинает беспомощно задыхаться и искать того, кого считал своим хозяином.