Не в правилах дружбы Блетчли - Монтегю бить тревогу на ровном месте. Не нужно вранья. В правилах дружбы Блетчли - Монтегю вообще не бить тревогу. А просто бить источник тревоги. Поэтому когда накануне Майлз не нашел Грэма ни на обеде, ни на ужине, а после не застал его в гостиной, вряд ли в голову долговязого слизеринца пролезла какая-то невнятная мысль о том, что с его другом что-то не так. Мало ли где могло носить его неугомонного товарища, с недавних пор ставшего членом Инспекционной дружины. Способов выплеснуть агрессию и получит укол адреналина стало куда больше, вот и сносило, видимо, крышу у капитана. Во всяком случае, досидев допоздна у камина в дальнем углу общей комнаты, Майлз пару раз ответил на вопросы о том, что понятия не имеет, где носит Монтегю, а после и сам решил отправиться спать.
Бестолковая крыса Грэма была на месте. Точнее даже не на своем месте, а снова развалила свою жирную тушу на подушке Блетчли. Потыкав обнаглевшее животное пальцем, Блетчли взбил подушку, перевернул той стороной до которой крысиная задница еще не добралась, после чего улегся поудобнее, бросил взгляд на пустую кровать Монтегю, списал его отсутствие на какие-нибудь любовные похождения, иначе, давно бы уже прошел по школе слух, что, ввязавшись в очередную авантюру, бывший капитан слизеринской команды нашел свою смерть на просторах Запретного леса. А раз ничего подобного слышно не было, оставалось думать, что развлекается сейчас где-нибудь друже его в полное собственное удовольствие.
Эгоистичный засранец, подумал Майлз, натягивая себе одеяло повыше на уши, чтоб если другу надумается вернуться с рассветом и рассказать спящему товарищу о своих ночных похождениях, у него ничего не вышло.

Рассвет пришел с оглушающей тишиной, от которой Блетчли проснулся, будто от щелчка. В спальню проникал холодный серый свет, в котором спросонья было слишком трудно разглядеть очертания соседней кровати. Но одно было ясно точно. Знакомого храпа слышно не было. Про себя слизеринец вспомнил и своих предков, заодно и предков Монтегю. За завтраком его не было. И уже даже Ургхкарт подошел поинтересоваться, куда же пропал Грэм. Сквозь зубы Майлз сплюнул что-то вроде “лучше под ноги смотри, а то споткнуться недолго от радости, когда случайно на Монтегю в коридоре наткнешься”.
Его не было и на Заклинаниях, как выяснил Блетчли. Сосредоточиться на ЗоТИ не получилось, только и думалось, как бы побыстрее вернуться обратно в подземелья. Копошилась еще где-то в мозгу крошечная надежда, что друг будет его ждать в привычном кресле, с разбитой рожей, отмахиваясь, мол, опять ты, Блетчли, хуже моей матушки переполошился. Но ничего подобного, разумеется, не произошло. И тогда Майлз решился на крайние меры.
Свежая рубашка из шкафа, слепящая белизной, вычищенная после урока мантия и обувь. Со стороны кто-то мог подумать, что Блетчли собирается на прием к министру, не меньше. Но дела обстояли куда серьезнее. Ему предстояло встать у женской спальни. И меньше всего ему хотелось выглядеть как голодранец, чтоб потом местные кумушки ему все кости перемыли.
Какая-то щуплая пигалица вылетела из-за нужной ему двери и врезалась прямиком в долговязого парня, громко ойкнув.
- Позови мне Мертон, - только и бросил он, скажи, что это очень срочно и я буду ее в гостиной ждать.
Он уже развернулся, чтоб пойти прочь, но замер.
- Эй, Монтегю у вас этой ночью не появлялся? - Судя по изумленно-испуганному взгляду девицы, если бы его вопрос заслуживал положительного ответа, об этом уже точно говорил бы весь факультет. А так тишина. Нехорошая такая тишина.
Цыкнув многозначительно, Майлз отправился в гостиную, где выбрал кресло подальше от камина, не хватало еще, чтоб его сейчас разморило. Сколько придется ждать, он не знал, но, на удивление, первые же гулкие шаги со стуком каблуков, раздавшиеся около него, оказались шагами Аделаиды. Кивнув той в знак приветствия, Блетчли решил, что не будет тянуть кота за все обстоятельства, после чего незамедлительно поднялся из кресла, ибо не в его привычках было сидеть, пока барышня рядом стоит, растрепал свою и без того взъерошенную челку, и только после этого посмотрел внимательно на светловолосую ведьму, которая, судя по ее лицу, мало понимала, для чего ее сюда вытащили.
- Грэма нет уже вторые сутки. Ты там не держишь его нигде прикованным для собственных утех? А то никак не могу понять, стоит начинать переживать за друга или готовиться к его свадьбе.

Отредактировано Miles Bletchley (16.11.21 23:47)

- Не пришел ночевать, - проговаривает эхом Блетчли, понимая, что звучит это так, словно Монтегю шестилетний ребенок, а сам Майлз какая-то истеричная мамаша. Парень дожидается, пока Аделаида сядет на диван, и только после этого сам усаживается рядом с ней. Он сжимает и разжимает пальцы, будто хочет на этом элементарном движении сосредоточиться и хоть сколько-то устаканить свои мысли, но выходит крайне плохо. Они оба знают, кто такой Грэм Монтегю, и если за все прошедшее время он не объявился ни у кого из них, то что-то точно пошло не так, как должно было.
Боковым зрением он поглядывает на Мертон. Красивая, отмечает он машинально, но что-то в ее красоте есть неправильное. Он пока не может понять, но кажется, что именно эта неправильность едва ощутимо, но довольно крепко привязывает и не отпускает. Между ним и Монтегю не было привычки обсуждать душевные нити. Нет, девиц - это завсегда, но тех, кого они сами подпускали к себе поближе, никогда. Эту зону отчуждения они оставляли только для себя. А уж вспоминая, каким порой раздраконенным Монтегю возвращался от Ады, вопросов даже лишний раз задавать не хотелось. И вот она сейчас сидит рядом с ним, пытается, конечно, едко отвечать. Но закатывать глаза лишний раз не хочется. То ли на девичью колкость у него уже вырабатывается иммунитет, то ли он хочет думать, что подобное поведение Мертон сейчас - это какие-то попытки не думать о том, что Грэм сейчас может встрять куда-то, а они даже не могут прийти ему на помощь.
- Вот уж спасибо, - усмехнулся даже Майлз, - но на правах всего того, что у нас было, я бы требовал минимум три-четыре часа в день. - Но улыбочки надолго не хватило. Блетчли откинулся на спинку видавшего вида дивана, упираясь затылком в его мягкую обивку и прикрывая на мгновение глаза. Хотелось по минутам собрать прошлые сутки, но в голове, как назло, гулял какой-то неприятный сквозняк. Казалось, что вот он был, а потом рраз, и уже нету.
- Я после урока ушел практически сразу…По делам. - Их отношения с Джиффорд уже вроде как пару месяцев носили статус официальных. Фу, ну, до чего же отвратно звучит, но на каждом углу кричать Майлз не собирался. Друзья-слизеринцы, естественно, были в курсе. Пришлось же даже вытерпеть ряд насмешек и получить в подарок пару сопливых платочков, ведь встречаться они начали в День Святого Валентина, а это было дикое клише даже для самого Майлза. - Мы собирались пересечься ближе к вечеру, но этого не случилось.
Переживать сразу не было никакого смысла. Причину внезапных пропаж Монтегю Блетчли сейчас наблюдал рядом с собой, но судя по ее озадаченному лицу, пора волноваться уже наступала полным ходом.
- Если бы я хотел припомнить тебе метлу, то я бы своей новой просто огрел бы Монтегю по башке и подбросил к Вашей спальне, чтоб ты сама с ним валандалась, однако, я не особенно меркантилен. Что было, то было, - слизеринец легко взмахивает рукой, а после активно трет лицо ладонями, будто все, что с ними сейчас происходит - это просто дурной сон, который вот-вот закончится, Грэм появится в дверном проеме и выдаст что-то вроде “какого ляда вы тут с такими рожами скорбными расселись”. Блетчли убирает руки от лица, но ничего не меняется ровным счетом. - Честно говоря, у меня нет ровным счетом никакого плана, ибо я был в полной уверенности, что он у тебя и вообще охренел. Но надо искать его.
Рывком долговязый парень поднимается на ноги, оправляя брюки, чуть зацепившиеся за колени. Он делает круг по комнате, будто пытается выработать какой-то маршрут для передвижения. Шаги его размеренны, он движется четко по квадратному узору темно-зеленого ковра. Будто бы эта мелочь, которую он сейчас может держать под контролем, помогает ему сосредоточиться. Нет никакого смысла сейчас искать Инспекционную дружину. Малфоя он видел сегодня утром, и если бы с Монтегю что-то приключилось, то вряд ли белоголовый принц Слизерина смог бы промолчать. Наоборот, им сейчас лучше не попадаться на глаза этой честной компании. Но искать в одиночку - решение было такое себе.
- Ты поможешь мне поискать его? Потому что я абсолютно не понимаю, с чего начинать.
Просить о помощи было для него как-то противоестественно. Тем более признаваться, что случилась ситуация, из которой он не может вылезти сам. Но вряд ли из их компании сейчас кто-нибудь внял бы размышлениями Блетчли и действительно забеспокоился. Скорее всего махнули бы рукой и предложили бы подождать еще сутки. Но внутри у Майлза ворочалось чудовище, и это чудовище очень волновалось, мучимое каким-то странным предчувствием.
- Вдвоем у нас получится быстрее. - Завершив очередной круг по комнате, Блетчли останавливается перед диваном и протягивает раскрытую ладонь Мертон.

Ее мягкие пальцы выскальзывают из его ладони неспешно. Одно движение, и он перехватит их покрепче. Странное ощущение. Подруга друга - существо обычно бесполое. Однако, Майлз зацепился взглядом с Аделаидой и, кажется, начинал понимать, чем она привязала к себе Грэма. Он и сам не мог сразу оторваться, разве что губы лихорадочно облизнул, пытаясь скрыть странное неприятное волнение, прошедшее по его позвоночнику электрическим разрядом.
От нее приятно пахло чем-то сладким, слишком тягуче. Блетчли почему-то очень явно представил себе свою руку на талии Мертон, перетянутой широким поясом, притягиващую девушку к себе поближе, чтоб разобрать по нотам парфюмерную сладость. И наваждение это было таким сильным, что, шумно выдохнув, Майлз, наконец, разорвал их зрительный контакт и сделал шаг назад по направлению от Адель. Кончиками пальцев он снова трёт переносицу, и когда раздается тихий голос светловолосой волшебницы, Блетчли не спешит поднимать голову. Она звучит даже вкрадчиво, будто обычными словами плетет какую-то диковинную сеть, в которую попадают даже не самые слабые духом. И, конечно, от внимания Майлза не уходит тот факт, что как-то уж очень спокойно девушка воспринимает исчезновение Грэма.
Нет, никто не требовал от нее заламывания рук и причитания. Больше того, Блетчли рассчитывал, что именно она в их тандеме станет холодной головой, принимающей самые верные решения, а сейчас она стоит и задаёт ему какие-то слишком странные вопросы.
- Мы, конечно, не гриффиндорцы, чтоб рисковать своей задницей направо и налево, но ты же знаешь, он мне больше, чем друг.
Длинная прядь полос упала девушке на глаза, не закрывала ее взгляд, но цеплялась за ресницы и, наверняка, мешала, вынуждая моргать чуть чаще. Майлз протянул руку вперёд и осторожно убрал светлые волосы в сторону от выразительного лица. Мертон была второй блондинкой в его жизни, волосы которой были удивительно мягкими, будто ненастоящие даже, что пришлось бороться с желанием подергать и проверить их на прочность, мол, вдруг все же парик.
- Да вот только мне думается, что как только мы явимся на порог к Амбридж со словами, что пропал ученик, она нас первых и заподозрит, сделает из свидетелей подозреваемыми в один миг, а мне меньше всего хочется сейчас иметь с ней какие-то дела. Поэтому Запретный лес мне кажется более привлекательным.
Допустить ту мысль, что Грэм мог застрять именно там, можно было совершенно спокойно. Больше того, Майлз, наверное, и не удивился, явись сейчас Монтегю подранным и каким-нибудь покоцанным. Однако, такой оптимизм не был свойственнен Блетчли. Они с Мертон сейчас будто в гляделки играли. Ему такие игры нравились. Как нравились любые игры и споры, в которых он не проигрывал, ибо абсолютно не умел принимать свое поражение. Майлз ловко умел менять угол взгляда, чтобы не хотелось моргать, но чтобы и направление этого самого взгляда менялось минимально, незаметно постороннему. Этому фокусу он научился благодаря отцу, когда старший Блетчли за семейными обедами принимался испепелять сына своими карими глазами. Поначалу Майлз отводил взгляд, а после научился смотреть прямо, доводя своего отца даром что не до пены у рта. Сейчас бесить не хотелось, но ощущение внутреннего соревнования никак не отпускало. Чудилось, будто ещё одна крошечная секунда, и в уголках губ Аделаиды родится что-то похожее на улыбку. Но отвлекаться на нее Майлз не хотел.
Он так и стоял перед ней, вынуждая девушку чуть задирать голову из-за его долговязости, которую мать списывала на подростковый скачок гормонов, но скачок затянулся несколько, вытягивая попутно самого Блетчли куда-то к потолку. Парень разве что руки на груди скрестил, не для убедительности своих слов, а для большей собственной уверенности, ибо по-прежнему думал, что весь поднятый им переполох не стоит и выеденного яйца.
Но разве отсутупить сейчас не означало, что он признает собственное поражение? И разве уйдут куда-то из его головы тревожные мысли? В последнее время привычно спокойный и зачастую излишне уравновешенный Блетчли был мало на себя похож. Психовал чаще прежнего, заводился с половины оборота. Чаще всего умудрялся быстро взять себя в руки, но черти в болотной мути его зрачков плясали куда стремительнее, нежели раньше. Вот и сейчас, понимая, что Аделаида смотрит прямо ему в глаза и никуда в сторону переключаться не собирается, он снова начал нервничать. Носком одного ботинка он начал постукивать по каблуку другого, выбивая только одному ему известный ритм. Три - два - один. Он делает очень глубокий вдох, а следом такой же протяжный выдох. Почему-то снова злится. Но больше на себя за то, что выдернул светловолосую ведьму из ее привычной жизни, не имея никакого плана действий на руках.  Один - два - три. Блетчли отводит взгляд, расплетает руки, потирает ладони так, словно они замёрзли. Он проиграл. И от этого на губах будто горькая хина выступает. Парень до хруста расправляет плечи, будто давая сигнал о капитуляции. Для него это равносильно маленькой смерти, но не той, о которой такими словами говорят французы. А натуральной смерти, будто от его слишком ранимой гордости оторвали очередной кусочек и растоптали нещадно. Хочется как можно скорее забыть об этом незначительном, но таком неприятном эпизоде, поэтому он начинает говорить:
- Давай начнем с леса. Я знаю пару мест, где можно посмотреть, и вдруг у вас там свои секретные тропики найдутся. Пока не стемнело, и у нас есть хоть какой-то шанс нормально там все разглядеть. Двадцати минут на сборы хватит? - на губах Майлза промелькнула, буквально на секунду привычная ехидная усмешка, - а то, кажется, я выдернул тебя прямо из постели. Я буду ждать тебя у выхода из школы. Не хватало нам ещё сплетен. - Тут он уже хохотнул, ведь на их курсе ни для кого не было секретом, кто любит в свободное от учебы время покопаться в чужом бельишке.

На покрывало его постели приземляются перчатки из тончайшей выделанной кожи, следом за ними шарф. Он лёгкий, хоть и крупной вязки, но как раз для середины апреля. Мантия застегнута плотно прямо под горло. Эта пуговица никогда не давила. Мать шутила, мол, это потому что, что у ее сына изящная шея, отец утверждал, что его отпрыск слишком высоко задирает нос и поэтому не чувствует никакого дискомфорта. Взгляд невольно падает на сумку. Стоит ли тащить ее с собой? Вряд ли. Ведь они собираются искать, а не спасать. Дотащить Монтегю, даже если он где-то распластался в лесу, будет куда быстрее и проще, недели приниматься оказывать первую помощь на местах. В спальне тихо, некому было наблюдать за его нехитрыми сборами, некому было задавать дурацкие вопросы, поэтому, наверное, длинные пальцы Майлза сжимают древко волшебной палочки, он рассекает воздух перед собой, подобно мощному чародею, после чего бесцветно хмыкает, убирает палочку во внутренний карман мантии, где уже покоятся три оставшиеся в пачке сигареты. Надо будет поговорить с Уоррингтоном о пополнении табачного запаса. Слизеринец стряхивает невидимые глазу пылинки с плеча, после чего ловко вяжет узел шарфа, подхватывает перчатки и толкает дверь комнаты. Навстречу ему попадается Пьюси, тот удивлённо вскидывает брови, не озвучивая вполне себе очевидный вопрос. "Пройдусь", только и бросает Блетчли, натягивая на ходу перчатки. Вопросы о Монтегю ещё не звучали вслух, видимо, все друзья не спешили делать выводы о местонахождении товарища, поэтому просто ждали.
Особыми талантами к прорицанию Майлз никогда не блистал, однако, сейчас что-то большее, чем предчувствие толкало его на поиски Грэма. Нервные окончания напоминали тонкие электрические разряды, способные взорваться от одного, даже самого мимолётного прикосновения. Так слабый пожар может быть распален правильно направленным ветром. Вот и его внутреннее ощущение опасности сейчас фонило так, что даром не щелкало подобно счётчику Гейгера в самом радиоактивном участке планеты.
Он выходит на улицу и понимает, что вышел первым. На губах мелькает тонкой тенью лёгкая улыбка. Стоило ожидать, что ей на сборы понадобится чуть больше времени. Майлзу никогда не было дела до того, как можно было так долго собираться. Он никогда не торопил с этим Селину, никогда не торопит с этим Корделию. То ли от своей хладнокровной рассудительности, то ли от некоторого эмоционального безразличия. В конце концов, если итог этих сборов придется по душе и самой красавице и ее спутнику, не все ли равно, сколько на это ушло времени.
Под ногой хрустнул мелкий камушек, напрашиваясь на следующее движение. Ловким ударом носка своего начищенного ботинка Майлз отправляет его подальше от себя, слушая, сколько раз тот щелкнет, загадывая, слишком по-детски, четное количество раз - Грэм найдется сегодня, нечётное - придется попотеть в поисках. Губы его чуть заметно шевелятся, пока парень шепчет едва слышно для себя самого: "одни, два, три, четыре..."
Его отвлекает скрип тяжёлой дубовой двери. Кажется, что он отвлекается ровно на секунду, но, повернувшись в сторону брошенного камня, стука Майлз уже не слышит. Он тихо чертыхается, однако, через мгновение на лице его прежнее выражение, какое он привычно демонстрирует Аделаиде. Безразличие.
- Готова? - Ответа он не ждёт, а устремляется прочь от замка в сторону Запретного леса. Не слишком вежливо, конечно, но Блетчли чуть замедляет ход, чтобы Мертон было сподручнее подстроиться под его шаг. Не для чеканной ходьбы, но хоть сколько-нибудь синхронной. Парень беззвучно кивает, давая понять, что у Грэма бывали дела в лесу. Игра началась. Даже не столько шашки или шахматы, сколько какой-то диковинный танец, фигур которых он ещё не успел разучить. Они с Адель будто проверяют друг друга на прочность, понимая где граница, до которой можно доверять. Но доверием между ними пока и не пахнет. Вынужденное сотрудничество, приправленное диковинной остринкой случившихся обстоятельств. Сложно понять, о чем с ней можно говорить, а что лучше придержать за зубами. Насколько откровенен с ней Грэм, как далеко он позволяет сделать этой светловолосой ведьме шагнуть в его собственный мир. Мир, огромную часть которого занимает и сам Блетчли. Но задуматься слишком далеко Майлзу не удается, новый вопрос заставляет его то ли хмыкнуть, то ли фыркнуть. А после замереть прямо посреди протоптанной тропинки.
Он ведь, и в самом деле, даже не подумал о больничном крыле. Отчаянная глупость, за которую стоило укорить себя. Но не разворачиваться же сейчас с половины пути, тем более, что соображалка тут же подкинула вариант с тем, как можно было извергаться.
- Если бы он был в больничном крыле, гостиная бы уже гудела свежими сплетнями. - Парень, как можно небрежнее, поводит плечами, словно показывая свое равнодушие к мысли, посеянной в его голове. Он решительно перешагивает через широкую корягу, останавливается перед ней, чуть разворачивается и протягивает руку своей спутнице, чтобы та не споткнулась, предварительно снимая свою перчатку. Но не успевает Аделаида шагнуть на сухую ветку, как странный хруст с той стороны, куда они собирались идти, привлек внимание Майлза. Послышались несколько мальчишеских голосов: три или четыре весьма задорных и один отчаянно жалостливый.
- Шустрее, - бросает слизеринец своей однокурснице, чуть подтягивая ее к себе, а после подталкивая в сторону ещё не успевших набрать почки кустов. - Если там сейчас будет Монтегю, честное слово, я его сам порешу.

Пользуясь моментом, когда Мертон закрывает глаза, Майлз внимательно смотрит на нее. Он, наверное, в какой-то степени любуется ею, потому что, без труда, понимает, что она сейчас делает. Она слушает голос Монтегю. Меж светлых девичьих бровей мелькает тонкая, почти незаметная, морщинка, выдающая ее сосредоточенность. Это чувство, буквально животное, ему знакомо. Он и сам так мог среди десятков чужих голосов найти один-единственный, который тревожно до сих пор отзывался в его сердце. В большинстве случаев он  делал это инстинктивно, чтобы просто закрыться от него поскорее, и лишь иногда замирал, слыша то, как она с привычным музыкальным перезвоном смеется, чернел, как туча, проклинал себя за очередную глупость, и только после этого уходил подальше. Но Адель пыталась, наверное, в глубине души надеяться, что услышит, уловит знакомые тональности в голосе, который играл на струнах ее души. Что бы там между этими двумя не происходило, безразличием и равнодушием назвать это мог бы только откровенный остолоп.
Вот ее веки, пронизанные тонкими прожилками вен, словно крылья диковинной бабочки, начинают подрагивать. Обрамленные черными, как ночь ресницами, они словно готовы взлететь. Блетчли успевает отвести взгляд ровно за миг до того, как девушка открывает глаза. Ее тихий голос с нотками некоторой высокомерности лишь подтверждают то, что он думал сам, разумеется, что никакого Монтегю там и нет. Это было бы слишком просто, а он никогда не был любимцем фортуны, ну, или слишком мало лотерейных билетов покупал в своей жизни, не особенно надеясь на высшие силы и предпочитая держать все под своим неусыпным контролем.
Но он расстроен. И трех секунд, за которые Мертон обращает на парня свой взгляд, явно не хватает, чтобы сделать правильную мину в этой дурацкой и совсем незапланированной игре. Губы слизеринца поджаты в тонкую почти белую полоску, брови сведены, будто где-то внутри него копошится неприятная тянущая боль, коей оборачивается разворачивающаяся тревога. В голове буквально звучит голос друга, хохочущий привычно и хрипло, мол, каким надо быть идиотом, Блетчли, чтобы как маленькая девочка истерики устраивать. Парень шумно выдыхает через нос, после чего расправляет плечи и возвращает привычное себе и окружающим хладнокровие. В голове его моментально рождается парочка острот, которым он готов парировать ее, довольно невинный, подкол, но Майлз успевает разве что приоткрыть губы, прежде чем и его внимание привлекает какой-то странный шум, объяснения которому сразу не находится. Дислокацию нужно было поменять для лучшего обзора, и, кажется, Аделаида сориентировалась побыстрее, указывая Блетчли место, куда стоило двинуть свои стопы. Но предводитель из нее получился весьма сомнительный, ведь через несколько секунд она уже исчезла из поля его зрения, провалившись в какой-то овраг. Да сделала это так тихо, что только и оставалось, что шляпу снять перед этим ее талантом натурального сыщика.
Край оврага скрывался за переплетением корней старых деревьев, некоторых из них, вероятно, усилиями лесничего, здесь уже и не было, но вот то, чем они так крепко держались за землю, оказалось весьма существенным препятствием для них обоих. Ведь Майлз, шагнув решительно вперед и рассчитывая, что с его ростом и длиной его ног, ему бояться особенно не за что, оказался несколько обескуражен резкостью обрыва пологого склона. который превращался не в обрыв, но в несколько неприятную яму. Ковырнувшись на втором же корневище, торчащем практически перпендикулярно, Блетчли теряет равновесие и кубарем летит следом за Мертон, даже не успев толком сгруппироваться.
Кажется, он настолько не ожидал этого падения, что даже не вытащил левую руку из кармана, и потому весь удар его веса приходится на правую, которой он пытается зацепиться, но не получается. В одну секунду он оказывается на сырой земле, во вторую - накрывает собой улетевшую вперед Адель, сшибая ту с ног, на которые она поднялась за миг до неудачного шага своего неудачливого товарища, успевает обхватить девушку свободной рукой, чтобы не слишком сильно зашибить ее, невольно прижимая к себе, в третью - они переворачиваются вместе, Блетчли шипит от внезапной боли, прошившей его бок, зажмуривается. Боль в ноге не пульсирует, следовательно, его безалаберность не обернулась растяжением, столь знакомым ему, как спортсмену. Парень не спешит открывать глаза, словно пытается полностью просканировать собственное тело, оценивая масштабы последствий. Он чуть кривится, чувствуя мокрое, будто в лужу какую-то мерзкую упал. Смущает только одно, лужа какая-то теплая. Майлз открывает глаза. Для него не удивительно оказаться нос к носу с Адель. Ее вес он ощущает на себе и, в какой-то степени, наверное, даже ставит себе галочку за то, что не слишком сильно сшиб барышню. А еще через миг, пошевелившись, чтобы помочь им обоим подняться, он чувствует то, что смущало его. Правый бок его мантии пропитан отнюдь не водой, ибо из него торчит острый сук, похожий куда как больше на копье, нежели на веточку или прутик. Блетчли сжимает зубы и осторожно выдыхает.
- Цела? - спрашивает он и тут же закатывает глаза, проклиная воспитанную в себе джентльменистость. - А я, видимо, какой-то палке очень помешал.

Музыкальные пальцы, которым так часто отвешивала комплименты его собственная мать, а после и некоторые барышни, познакомившись не только с игрой на фортепиано от Майлза Блетчли, чуть подрагивали, пока рука слизеринца немного приподнялась в воздух и направилась на тепло пульсирующей из раны крови. Касаться было крайне страшно, потому что Майлз знал: одно неловкое движение и все его тело прошьет острый приступ боли, скрывать который будет крайне сложно, учитывая то, что Мертон стала невольной свидетельницей его неловкости. У того самого Монтегю, поиски которого они начали крайне неудачно, болевой порог был намного выше, о чем вряд ли не знала Адель, и уж конечно, Блетчли меньше всего хотелось выглядеть на фоне друга изнеженной кисейной барышней. Надо было попытаться хотя бы справиться самому, поэтому пока девушка поднималась на ноги, оценивала масштабы произошедшего недоразумения и принялась греметь склянками, Майлз ухватился за окровавленную коряжку. Кровь тут же отхлынула от его лица, а губы пришлось прикусить максимально, чтобы промолчать и понять, без ее помощи он не справится. Совсем.
С легким шипением парень опускает руку, стараясь не зацикливаться ощущении буквальной дыры в боку. Он поднимает глаза в небо, испещренное десятком тонких веток, будто соткавших паутину над их головами. Синий купол очень низко, кажется, что достаточно руку протянуть и коснешься вон того пухлого облака, похожего на пирожок, какими угощают в порту совсем недалеко от дома, где он родился и вырос. Но руку поднимать совсем не хочется, больше того, хочется напротив закрыть глаза и, разве что совсем ненадолго, но задремать. Будучи еще с детства довольно начитанным парнем, Майлз был готов к ощущению холода, онемению конечностей, пересохшим губам, в общем, если еще не готовился попрощаться с жизнью, то принимал на веру все приближающиеся признаки. Но ничего из этого он не чувствовал, кроме разливающейся боли, доставлявшей невероятный дискомфорт. Он старался не думать о ране, отвлечься на все, что угодно, хотя бы на бормотание в одночасье ставшей невероятно серьезной, а вовсе не спесивой Мертон. Такой он ее еще не видел, и такая она нравилась ему куда больше, обманывать было некого, да и не к чему. Майлз видел, что перепачкал ее, хотел было хрипло пошутить, мол, хорошо, что они волшебники, смогут быстро исправить эту небольшую, отчаянно пахнущую ржавчиной и солью, оплошность его организма. Однако, едва он кашлянул, прочищая горло, как в его ладони оказалась склянка прохладного стекла, заставившая переключить внимание. Пальцы его судорожно сжались на горлышке, и он будто слепой пытался наощупь понять, что же за зачарованная жижа сейчас должна прийти на помощь его невольной спасательнице.
- Мокро. - Немного капризно морщится Блетчли от направленной на рану воды, инстинктивно пытается отодвинуться, но тут же охает, замирая, понимая, что не в его интересах дергаться лишний раз. Одна только мысль о Больничном крыле для него смерти подобна. Это вряд ли фобия, но какая-то почти животная неприязнь, которую он всячески старается избежать. Очень надеется, что и сегодня удастся, ведь Аделаида Мертон с каждой минутой выглядела все увереннее, несмотря на всю бледность, оттеняющую залегшие под ее глазами тени.
- Нормальные мы спасатели, - с тихим свистящим смешком отзывается Майлз, понимая, что говорит Мертон скорее сама с собой, а не с ним. И поэтому он выпускает стекло с зельем из рук, пузырек мягко опускается на землю, а освободившимися пальцами Блетчли перехватывает Адель за запястье, пачкая ее кожу и вынуждая девушку посмотреть ему в глаза. - Должно же у нас быть какое-то свое приключение, о котором потом со смехом можно будет рассказывать в гостиной у камина. Только давай договоримся, рана вряд ли настолько критична, чтоб сдавать меня вечно квохчущей мадам Помфри и ее мерзким лекарствам. Я в тебя верю, Мертон, - Длинные разговоры тут абсолютно ни к чему, поэтому Майлз отворачивается, демонстрируя невольному колдомедику свой профиль. Теперь его очередь прикрывать глаза, стараясь не особенно зацикливаться на неприятных ощущениях. Ему хочется представлять шум моря, набегающий прибой, вкус запеченной в банановых листях белой рыбы, сдобренной разве что щепотью морской соли без всяких лишних перебивающих вкус приправ. На мгновение парню даже кажется, что ему удалось выровнять дыхание, а вместе с ним и сердцебиение. Но это только показалось. Ему не нужно видеть, чтобы понимать. Раз, и мягкие девичьи пальцы цепляются за корягу. Два, и острая боль пронзает все его тело от неосторожного  движения. Три, и он невольно вскрикивает, замолкая через мгновение, чувствуя долгожданное облегчение.
Превозмогая добрый десяток дискомфортных ощущений, Майлз скользит по застежке мантии, распахивая ту, а следом за ней и расстегивая жилет.
- Мне крайне не хочется тебя торопить, но, кажется, у нас есть незавершенное дело, и хорошо бы вот так с дырой в боку где-нибудь не валялся наш дорогой друг Монтегю.
Наверное, стоит добавить всему своему образу привычной напыщенной серьезности, однако, облегчение невозможно скрывать.
- Эй, Мертон, - тихо говорит Майлз, дожидаясь, пока девушка обратит на него свой холодный взгляд, а после оставляет на ее щеке широкий алый мазок подушечкой своего большого пальца. Алое на белом. Какое классическое английское сочетание. - Будь понежнее. - Стараясь не особенно сильно морщиться, Блетчли приподнимается на локтях, чтоб удобней было бинтовать, попутно скептично цокая языком, наблюдая за тем, как изгваздана вся его одежда.

- Тергео, - раздается тихий голос Блетчли. Один изящный взмах волшебной палочки, и от крови, воды и мокрой грязи на его одежде и коже не остается и следа. Слишком педант, как смеются над ним зачастую друзья. Неврастеник, считает его бабушка, хмыкая при этом весьма довольно, ведь ее внук всегда с иголочки, разве может это не радовать. Хороший мальчик, под легким флером признается мать. Нелепый слюнтяй, свято верит отец.
У него тысяча масок. Часть из них придумана им самим, вторую часть на него надевают окружающие, к которым он поворачивается то одним боком, то другим. Это очень удобно на самом деле, когда ты хамелеон, умеющий выкручивать любые обстоятельства под тот градус, в котором они нужны тебе. Но сейчас выходило плохо. Казалось, что лопается болезненно и сползает с его тела вторая кожа, призванная быть броней. Он переживает, ему больно, еще не страшно, но дискомфортно отчаянно. Ничего из этого нельзя показывать девчонке, стоявшей к нему сейчас спиной, равно как и брать на себя ответственность за очистку ее мантии Майлз не стал. Это слишком фамильярно. Он подобного не выносил по отношению к себе, не поступал так и сам. Во всяком случае, с теми, к кому испытывал что-то большее нежели безразличие.
Его длинная ладонь ложится осторожно на забинтованный бок. Острой боли нет. Остается тянущая. Она пробудет с ним еще несколько дней, и хорошо бы Монтегю нашелся поскорее, чтобы можно было предъявить ему ранение драгоценной туши слизеринца, дабы не пристыдить, конечно, но устроить какой-нибудь внеочередной праздник. Блетчли был уже готов проставляться за собственный счет, лишь вся эта неизвестность закончилась поскорее. Парень поднимается медленно, будто длинные его руки и ноги, подобно деталям конструктора, должны встать до щелчка в соответствующие пазы. Голова не кружится, в носу все еще стоит металлический запах, будоражащий его мысли, как будоражит охотничью собаку запах свежей дичи. Пусть даже кровь его собственная, от того, наверное, ценнее. Он тщательно оправляется, не боясь простуды, но желая вернуть себе хоть какую-то толику уверенности в себе. Застегнутый на все пуговицы, Майлз чувствует себя в безопасности. Эта иллюзия дается ему легко. Он к ней привык, сделал своеобразным обрядом. Всего несколько минут, разве что некоторая бледность в лице напоминает о случившемся. Был бы барышней, пощипал бы себя за щеки, прикусил губы и все. Но эта некоторая мертвенная бледность делает лишь ярче выраженными мешки под глазами. Вот он трет лицо ладонями, чтобы окончательно вырваться из морока легкой истерики от боли, готовый к продолжению поисков, но слышит, как Мертон колдует.
Она, кажется, начала заражаться тревогой самого Блетчли, ведь "Гоменум Ревелио" на такой территории выглядит, как зарождающаяся паника. Но это ее поведение заставляет Майлза задуматься, ведь, если бы у них с Монтегю все было лишь на уровне подросткового бесоеба, вряд ли сейчас она стояла бы рядом с ним. Порадоваться ли за друга, за которого так честно и естественно переживала девушка, или остаться в плену недоверия во все эти их отношения - не дилемма. Это скорее не его дело.  Но стремящееся к закату солнце принимается играть на белоснежных волосах слизеринки, не отражаясь от них, а словно прячась, напаивая ее энергией, скользящей по ее лицу, как последний вдох перед тем, как опустится на их плечи абсолютная темнота, случающаяся в этих краях моментально, будто по щелчку пальцев.
Ступая осторожно, Майлз дожидается, когда она, наконец, посмотрит на него и заговорит. Что-то в ней неуловимо изменилось, и перемена эта кажется невесомой, но какой-то интересной. Блетчли инстинктивно склоняет голову к левому плечу, будто диковинную птицу изучает, и только через несколько мгновений соображает, что ей нужен ответ.
- Нет смысла, - чуть хрипло отвечает парень, одновременно кивая. - Главное, чтобы нам не пришлось возвращаться сюда, когда мы проверим все остальные места. Как бы там ни было, ты права, - признание чьей-то правоты всегда дается ему болезненно, потому голос становится еще тише. Будто бы этим самым невинным выражением своего согласия Майлз сейчас склоняет голову и подчиняется, перемещая себя с позиции лидера, на которой ему всегда было комфортно, в позицию ведомого. Но о гордости можно подумать чуть позже, ведь идея с теплицами заслуживает права на жизнь.
- Пойдем, - кивает он, делая шаг в сторону и пропуская девушку вперед. Из оврага надо выбираться, и тут уже не до джентльменства. Он не собирается подталкивать или страховать Мертон. Кого он обманывает? Конечно, собирается. Но по большому счету ему сейчас комфортнее идти позади, чтобы лишний раз не выдавать свою слабость, когда при каждом неосторожном движении по его лицу примется катиться невольная судорога. Подниматься тяжелее, чем падать, на линии роста волос возникает испарина. Майлз смахивает ее едва заметным движением, последний шаг, и вот они снова в той точке, с которой и начали. Ни намека на шорохи, которые выбили их из колеи, и Блетчли, как гончий пес, тянет сырой лесной воздух носом. Они с Мертон движутся почти синхронно, даже не подстраивая шаг друг под друга, как это было меньше часа назад. Молчание между ними не давит, оно окутывает, вязнет, погружает в только им понятное состояние.
- Застревала в теплицах? - с тонкой усмешкой, наконец, спрашивает парень, поднимая голову и понимая, что идти им осталось всего ничего. Под ногами уже хрустит мощеная дорожка, лес остается за спиной, недовольно шелестя ветками деревьев и провожая гостей, решивших не задерживаться надолго. - В хорошей компании? - Улыбка становится чуть шире, но все еще не слышится в голосе.

Со стороны, наверное, могло бы даже показаться, что два однокурсника прогуливаются перед сном, спеша вернуться в стены родной гостиной. Они идут осторожно, посматривая по сторонам осторожно, редко опуская взгляд под ноги, практически не глядя друг на друга, между ними положенное расстояние, и уж точно нет ни одного намека на попытку взять друг друга за руки. Майлз прячет ладони в нагрудные карманы своей мантии. Так и теплее, и, прижимая локти к бокам, он меньше тревожит затягивающуюся рану на боку. Блетчли уже почти не морщится от каждого неудачного шага. Он слушает мерно звучащий голос Мертон, прекрасно понимая и без всяких наводящих вопросов о том, что за компания у нее была в стылых теплицах. Не понять по выражению его лица, он слышит обрывки этой истории впервые, делает мысленную галочку для Монтегю, что тот умудрился оставить все исключительно между ними.
Вряд ли стоило делать какие-то психологические выводы, но к джентльменам Грэм Монтегю никогда не относился. А значит, не от порывов воспитания помалкивал. Он охранял. Чуть повернув голову, боковым зрением Майлз смотрел на Аду. Грэм берег ее, не прятал, но осторожно охранял, то ли потому, что боялся спугнуть, то ли потому что не спешил подрывать свое амплуа отбитого отморозка, которому явно не подходит рядом такая изящная блондинка. Однако, раз они со скоростью кометы снова и снова сходятся, было в нем что-то, что Мертон удалось разглядеть, и это давало лишнюю пищу для размышлений о том, насколько небезнадежен его друг в обычных человеческих отношениях.
Друг - это одно. В надежности его плеча у Майлза никогда не было сомнений, как и в том, что случись что-нибудь с самим Блетчли, Монтегю землю перевернет и горы сравняет с морем, но все порешает. Но вот представить себе товарища и брата в отношениях, тем более, с такой снежной королевой, как Аделаида Мертон, которая по степени презрительности своего взгляда частенько давала фору Селине, он не мог. Больше того, даже не пытался никогда. А сейчас выходило, что секретики у друга были, да еще и секретики сердечные.
Теплицы поблескивают стеклом и металлом, пожалуй, лучшим сочетанием, какое только мог придумать человеческий мозг в плане строительства. Идеальный баланс, утонченный вид, да даже уличный туалет построй из стекла и металла, скажут, что произведение искусства. В голове у Блетчли уже начала рождаться шуточка о том, что здесь отличная атмосфера для изучения пестиков и тычинок в прекрасной компании, но шутка эта умерла на кончике его острого, даром, что не раздвоенного языка, еще даже не успев окончательно оформиться по мысли. Ада цепляется кончиками пальцев за рукав его мантии и тащит в сторону. В прохладе и темноте они стоят, прижавшись спинами к их случайному укрытию, и пытаясь лишний раз не шевелиться. И если сначала Майлз хотел прошептать что-то вроде "ну, какая же глупость, в самом деле", то, посмотрев на сосредоточенный профиль светловолосой слизеринки тут же перехотел это делать. Ему даже почудилось на мгновение, что девушка не дышит. Его природное чутье немного отставало, но голова инстинктивно повернулась в сторону звука чужих голосов. Черный и желтый он узнает везде. Губы презрительно сжимаются, ну, где это видано, чтоб он от барсуков прятался, да что бы там эти пустоголовые себе не придумали бы, хуже, чем вот так вот шкериться, не было. Майлз уже было сделал шаг из их общего укрытия, дабы обнаружить себя, потом, быть может, шугануть этих случайных прохожих. Дальше все уже было на уровне инстинктов, тех самых, которые заставили Аду замереть чуть раньше, чем ее не слишком осторожный партнер. Блетчли слышит знакомую фамилию и, кажется, весь превращается в слух.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, о каких близнецах идет речь, и вот пальцы слизеринца сжимаются на волшебной палочке, извлеченной из кармана. С хаффлпаффцев брать нечего. Пусть себе идут, и как только они скроются из виду, тогда и надо будет стартовать, бежать практически потемневшими школьными коридорами, ловить какого-нибудь недомерка гриффиндорца или требовать от Белл, чтоб она пустила его в башню. Уж хотя бы от любопытства она должна будет его впустить, а остальное - дело техники. Жить, как прежде, эти рыжие огрызки уже не будут, а с какими-нибудь частями тел точно попрощаются, пока те будут кататься в Исчезательном шкафу, как видимо, теперь делает его лучший и, наверное, единственный друг. ,
- Возвращайся в гостиную, - бросает он через плечо Мертон, даже не глядя в ее сторону. Но та молчит, ни привычного высокомерного отказа, ни какого-то злобного предложения порешить здесь и сейчас этих полудурков. - Эй, - Повернувшись, Майлз, наконец, замечает, что силы, кажется, покинули девушку в самый решающий момент. Но с губ его не срывается ни одного пакостного комментария, навроде тех, что он отпустил в ее адрес еще сутки назад. - Посмотри на меня. - Голос его чуть дрожит от накатывающей агрессии и злости. Ладонями он обхватыает лицо Аделаиды и вынуждает ту посмотреть прямо на себя. В отсвете фонарей, что натыканы вдоль каждой дорожки, ее глаза кажутся почти стеклянными, какими-то неживыми, от них по позвоночнику проходится армия крайне неприятных мурашек, но Майлз не движется с места, будто истово верит, пока он держит ее вот так, ничего не случится.
- Слушай меня очень внимательно, - шепчет он так, что слова его едва облачаются в звуковую оболочку, - я уйду ненадолго, а ты дождешься меня здесь.
Слизеринка вздрагивает, ее взгляд становится более осмысленным, но она не спешит отстраняться. Блетчли тем временем уже скидывает мантию со своих плеч, заворачивая в нее девушку. Хотя бы не замерзнет. Девичьи губы размыкаются, но парень не может понять ни слова. Чудится, будто не осталось вокруг ни звуков, ни слов, ни мыслей. Только ярость. Он медленно поднимается, касается губами невесомо линии роста светлых волос на высоком лбу.
- Я найду и убью обоих. Но только после того, как они вернут нам Грэма, - Не дожидаясь ответа, Майлз решительно разворачивается на пятках и устремляется в сторону школы.

Он не чувствует заклятия, попавшего точно в цель. Ни ожога, ни холодка, ни какого-то проникающего ощущения. Просто в одну секунду, Майлз Блетчли, прямой, как шпала, будто даже колени не могли согнуться, решительно двигался в сторону школы с целью наказать тех, кто окончательно уверовал в собственную безнаказанность и, кажется, совершил непоправимое с его лучшим другом, а уже во вторую секунду он заваливается на бок и никак не может выровнять траекторию своего падения. Спасибо, что не лицом в землю, чтоб не задохнуться, ведь у теплиц вся земля вокруг похожа на вспаханное поле, будто даже дышит каким-то сомнительным весенним теплом, пытающимся сопротивляться еще слишком холодным для апреля ночам.
Рана в боку, только-только затянувшаяся тонкой молодой кожей, обжигает всего его тело, но он даже поморщиться не может, только и остается, что бешено вращать глазами, пытаясь понять, это какой же такой самоубийца решил напасть на слизеринца, да еще и со спины. Ведь при всей той ереси, которую моросят об изворотливости и гадливости змеиного факультета, чувство справедливости и чести было для них не пустым звуком.
Блетчли лежит всего несколько секунд, превращающихся для него в настоящую вечность. Он пытается превратиться в слух, чтоб понять, с какой стороны ждать врага, где сейчас Мертон, не стала ли и она жертвой нежданного гостя. От этой мысли у него защемило где-то между ребрами, ведь это он оставил ее совсем одну, рассчитывая, что никакой опасности нет, и что это он весь такой герой, жопа с дырой, а она просто будет ждать его в башенке, чтобы сбросить свою белоснежную косу. Остолоп. Богатая фантазия тут же нарисовала бездыханное тело Аделаиды под той самой теплицей, где так по-джентльменски Майлз завернул ее в свою мантию. Аристократ недоделанный, клял себя Майлз на чем свет стоит, пока, между тем, он под действием силы тяжести принялся опускаться лицом на рыхлую землю, отвратно пахнущую сыростью и мокрой гнилью. Только бы освободиться от чар, наброшенных с таким изяществом, вот тогда бы уж он точно не стал бы церемониться с обидчиком, и плевать на добрый десяток школьных запретов.
Он не слышит шагов, но, кажется ощущает вибрацию земли, едва ощутимую, но демонстрирующую явное приближение того, кто поляжет здесь, дайте только возможность почувствовать снова свои руки и ноги. Сначала Майлз видит только обувь, и тут же изумляется во весь свой рост. У него прекрасная память на детали, и именно эту деталь гардероба он сегодня уже видел. Первая мысль - с ней все в порядке, будто обрывается какая-то тревожная нить, дергавшая диафрагму и не дававшая дышать. Вторая летит вдогонку первой, достаточно услышать тихое и нервозное прости.
"За что ты извиняешься, дурочка?" буквально звучит у него в голове, даже ласково, будто хочет прогнать ее тревогу, мол, не произошло ничего страшного, не Авада же в самом деле, а пальто очистится, как и чувство раненого самолюбия заживет, а потом он поднимает взгляд и понимает. Вспышка, и ярость внутри него уже не разливается огнем, она полыхает кострищем и грозит испепелить его внутренние органы в натуральную труху. Кровь приливает к лицу, если не окрашивая бледные щеки в алый цвет, то уж совершенно точно повышая их температуру.
Слушая все то, что сейчас выдает Мертон, воспользовавшись его беспомощным положением, лишь сильнее раззадоривает его. Чудится даже, что даже это заклятие не сможет удержать его на месте. Он встречается с девушкой взглядом, и дает понять, в этот раз он не проиграет. Его глаза, почти болотного темного цвета в свете блеклых фонарей, испепеляют сокурсницу, и столько в них жизни, боли и злости, что не хватит ни одного слова ни в одном иностранном языке мира.
Но говорит Адель не слишком долго, а еще через миг со всего тела Майлза будто снимают тяжеловесную цепь. Раз. И он делает глубокий вдох, разворачивая лицо в сторону от земли. Два, он поднимается на ноги, намеренно стараясь не смотреть на светловолосую ведьму, сотворившую с ним такое. Три, он находит свою волшебную палочку, которую выронил при падении. Та, хвала небесам, не пострадала нисколько. Четыре, Майлз разворачивается через левое плечо, чтобы оказаться лицом к лицу с той, которая возомнила себя вершительницей его судьбы, и с размахом заносит руку так, чтобы тыльной стороной ладони со всего маху отвесить звонкую пощечину и оставить на нежной девичьей коже полыхающий след. Пять. Останавливается за миг до неизбежного.
Он замирает весь в одну секунду. Длинная кисть Майлза сжимается в кулак, пальцы собирают мантию, все еще наброшенную на плечи девушки. Он дышит, кажется, через раз и сам никак не может понять, что же только что произошло. Блетчли подается вперед и упирается ладонями в свои колени. Его мантия уже на земле, ровно там, где он лежал буквально минуту назад. Требуется успокоиться, начать дышать равномернее, постараться выбросить из памяти тот странный взгляд Ады, не испуганный, но определенно ошеломленный, за мгновение до того, как случилось бы неизбежное.
- Прости, - хрипло выдает он, позже понимая, как нелепо сейчас выглядит их беседа. - Не ожидал от тебя такой подлости, - скрывать чувства нет никакой необходимости. Подсознательно Блетчли ощущает, что хочет говорить с ней на равных, а значит, всегда только правду, какой бы омерзительной она не оказалась. - Знаешь, Мертон, я изо всех сил пытался найти что-то в тебе, что могло бы мне понравиться, ведь Грэм мой друг и его выбор я уважаю. Но ты не оставляешь мне никаких шансов.
Голос Майлза все еще звучит глухо, ведь он в полусогнутом состоянии выдает свои реплики, отправляя звук куда-то в сторону собственной грудной клетки.
Выпрямившись, он делает еще пару шагов по тому направлению, в котором так стремительно летел. Майлз задевает девушку плечом, да так сильно, что та отшатывается и невольно охает. Сердце пронзительно заходится, слизеринец успевает выбросить руку и перехватить за запястье оступившуюся девушку. Они снова встречаются взглядами. Блетчли это не нравится, словно кто-то ковыряется во всем его ливере вилкой с двумя зубцами, особенно острой.
- Ты ударила меня по самолюбию, пожалуй, больнее многих, - сквозь зубы он бросает ей, не спеша выпускать ее запястье из своих цепких длинных пальцев. - Если сейчас мы сделаем по-твоему и поговорим со Снейпом, потом ты отпустишь меня сделать то, что я считаю нужным?

Отредактировано Miles Bletchley (15.02.22 11:18)