- а знал ли ты, что первый баян появился в России аж в 1907 году вместо всех этих гармошек, которым раньше славились местные музыканты?
Несмотря на всю внезапность их поездки в Россию, Майлз уже успел проесть другу плешь относительно того, как много он читал в свое время об этой стране, и НАСКОЛЬКО сильно он хотел бы научиться играть на баяне. Сомнений в том, что у него все получится, у Блетчли не было никаких, уж коли он и клавесин в свое время освоил, то баян переставал казаться чем-то недостижимым, но в то же время оставался отчаянно желанным. Разумеется, первый инструмент Майлз купил прямехонько в Москве, его короб был расписан каким-то народным узором, название которого, разумеется, практически моментально вылетело у него из головы, как абсолютно ненужная информация, а в груди птицей билось счастье от обладания желанным инструментом, таскать который слизеринец был готов с собой буквально везде, а заодно и навалять другу по шее, когда тот попытался уменьшить инструмент, дабы тот не оттягивал Майлзу руки, оставляя их свободными для очередной стопки чего-то очень огненного, что нужно было закусывать, то огурчиком, то блином, то просто бутербродом с крайне странной колбасой. Им постоянно подались какие-то странные знакомые, стремившиеся сразу познакомить двух парней с местным колоритом. И этот самый колорит почему-то уводил их все дальше от столицы. Где-то по пути в большой лесной заповедник канули в лету запонки Майлза, подаренные ему матерью на один из дней рождения. То ли они ими за что-то расплатились, то ли кому-то подарили, то ли кто-то их забрал за услугу транспорта и гида. Как бы там ни было, баян был все еще при нем, больше того, Блетчли даже сумел наиграть на нем какую-то незамысловатую мелодию, на которую его русские товарищи практически не отреагировали, замахав руками и начиная распевать что-то про непонятные ему podmoskovnye vechera, сымпровизировать которые оказалось намного сложнее, чем он думал.
А потом хлопнула оглушительно пробка в высокой бутыли, наполненной мутноватой, но очень ядреной жижей, и у Майлза в какой-то момент просто выключился свет. Мать была свято уверена, что мальчики едут за диковинной культурой, новыми знакомствами и русским чародейством. Как сильно она удивилась бы сейчас, когда обнаружила своего сына, бегущего по-заячьи меж деревьев в чаще леса, напрочь позабыв про все свои вещи, кроме того самого треклятого баяна. Меха его периодически растягивались, и тогда инструмент издавал жалобный и протяжный стон, прерываемый, впрочем, выстрелом, вышибавшим у них над головами очередные щепки. Собак удалось отогнать заклятием, а то и не одним, а вот упрямый старик продолжал почему-то преследовать своих "басурманских" гостей, пока, наконец, Грэм не заметил какой-то странный дом. Со стороны он мало отличался от той избушки, в которой они ночевали сегодня, однако, вокруг этого дома было что-то непонятное. Они будто через барьер какой-то перешагнули, и в миг весь шум, который окружал их секунду назад стал будто глуше. Казалось, что вокруг дома лежат какие-то чары, но они же избушку видели и через барьер перешагнули, проверять сможет ли это сделать старикан как-то не хотелось, но спрятаться было просто необходимо.
На крыльце висела какая-то тряпичная куколка в ярком платке, но абсолютно без лица. Она чуть покачивалась из стороны в сторону, хотя никакого ветра не было и в помине. Пахло сухой травой и сеном, да так пряно, что Майлз, страдающий аллергией на некоторые виды растений, тут же стремительно начал чесать нос, выпуская из рук спасенный инструмент. Тот опустился на крыльцо, издав очередной жалобный стон. В доме никто не отозвался, Блетчли постучал, снова тихо, но дверь подалась им навстречу.
- Или здесь никто не живет или живет тот, кто ничего не боится. - Бросил другу через плечо Майлз. - Очень не хочется, спасая свою задницу, остаться без головы, - но договаривал долговязый слизеринец, уже перешагивая через порог, - возьми мой баян.
Печь была еще горячей, под белоснежной салфеткой на столе стояла высокая керамическая кружка полная молока.
- Ты видел здесь корову? - Недоуменно прошептал Блетчли, а после, обратив внимание на кучу развешенных трав, сохнущих под потолком, он двинул другу в бок локтем. Шум за окном усилился. Из-за кружевной шторки друзья попытались выглянуть как можно незаметнее, а дед прошел мимо дома, будто его и не было здесь. - Как здесь называют этих колдовских старух? Баба Яга? Ступу видишь где-нибудь?

Отредактировано Miles Bletchley (28.03.22 12:45)

Коты. Любовь к этим тварям оставалась для Майлза чем-то абсолютно необъяснимым. Всегда сами по себе, шерсть кругом, вид надменный. Прямо как у этого усатого урода, на которого внимание Блетчли обратил Монтегю. Долговязый слизеринец еле сдержался, чтоб не отвесить пинка этому мохнатому мешку, щурившемуся на двух незваных гостей, как на коровью лепеху, завонявшую на солнышке. Встретившись с ядовитым желтым взглядом твари, Майлз поспешил отвернутся, делая вид, что куда больше его интересует оставленный на столе пирог, судя по запаху с яйцами. Выглядел он неплохо, но вот от запаха желудок сжимался пронзительно, словно напоминая обо всем, что было съедено и выпито накануне. Монтегю же напротив, видимо, решил познакомиться с хвостатым хозяином печи поближе. Блетчли не успел пошутить, мол, возьми его с собой сувениром, глядишь, сожрет твою крысу, но не успел.
Основательная, на первый взгляд избушка внезапно решила изобразить дрожь земли. И стало непонятно, то ли эта область, в которой они с Монтегю волею судеб оказались, стала сейсмоопасной, то ли начала твориться загадочная славянская дичь. Хотелось бы, конечно, уверовать в землетрясение, но чуйка подсказывала, что без чародейства тут уж точно не обошлось. Качнулся горизонт, скрытый ажурной белой шторкой. Кот деловито потянулся, поточил когти, но не выразил ни малейшего беспокойства по отношению к происходящему. Хотелось бы и Майлзу так. Но вот вопль старика, а после и выстрел, снова в их сторону, не давали этого сделать. Блетчли старается не подходить к окнам, но не может отрицать, Монтегю прав, дом поднимается от земли. В лунном свете мелькнуло то, что изначально показалось белыми керамическими крынками, нанизанными на забор, а сейчас оказалось, что это черепа. Через один лошадиные, а через два...и вот тут Майлз обмер. Человеческие. Идеально ровные, гладкие, казалось бы, отшлифованные не одним десятилетием. Из таких, наверное, древние викинги могли бы делать чарки для своих бурных застолий. И внезапно отошел на второй план этот прилипчивый старикан, решивший внезапно за что-то отмстить своим заморским гостям и теперь преследующий их по пятам.
Но не успел Блетчли высказать хоть какую-то догадку обо всем происходящем, как дом качнуло еще раз. У него не было причин не доверять своему другу, поэтому проверять, на какой они находятся высоте, он не стал. Болтать начало так, как на даже самой дешевой лодчонке не мотыляет в шторм. Треск веток, стремительно ломающихся о стены движущегося дома, чудилось, заглушает даже собственные мысли. Раздалось еще пару выстрелов, но от них звук был уже глухой, будто те застревали в деревяшках сруба, значит, не догонит, не станет догонять, тут уже не угадаешь.
Но во всем этом гвалте Майлз выделил один единственный музыкальный стон. Так падал с высоты баян, оставленный на крыльце. Растягивая меха, добытый с трудом инструмент отправлялся в последнюю гастроль, и этот стон звучал для Блетчли укором, мол, не уберег, а заодно и сожалением, ибо уж очень нравился этот баян заморскому гастролеру всем, начиная от покрытия кнопок, заканчивая ажуром из кожи на оплетке ремешка.
Посмотреть бы сейчас в окно, чтобы проводить баян в последний путь, но жить хотелось куда сильнее, и теперь то уж точно нельзя было представить, чего ждать от этих русских. И коли дом встал и пошел, где гарантии, что дед не вооружится каким-нибудь невероятным девайсом по типу той же самой ступы, которую они не наблюдали в доме (не иначе, как хозяйка на ней путешествует в данный момент), и не догонит их минуты через три.
Но в разбитое пулей окно начал стремительно свистеть ветер, хотя, как показалось Майлзу трясти стало меньше, но по остальным параметрам выходило, что избушка приготовилась к бегу. Игра в квиддич и умение держаться на метле даже в самых критических ситуациях определенно сейчас играло им обоим на руку, иначе мотало бы их из угла в угол.
Кот, кажется, тоже оценил стойкость своих незваных гостей, так и сидел, таращась на них своими глазищами, ни мяу, ни истерического побега, будто привыкший к подобному. Пейзаж за окном не особенно сильно менялся. Лес, как говорится, он только в Африке не очень лес, и было, пожалуй, бесполезно пытаться понять, куда же их везет этот странный транспорт. Но где-то в груди разгоралось ощущение некой вседозволенности, а опасность, грозившая со всех сторон, лишь раззадоривала, будто что-то сломалось внутри, и теперь все, чего искал Блетчли - это ситуаций, где можно было рискнуть. И чем серьезнее был риск, тем отчаяннее он стремился в ту сторону.
- Монтегю, - хохотнул Майлз, - думается мне, что это одни из лучших наших каникул, - парень решительно в два шага преодолевает расстояние до окна, смотрящего четко в сторону их движения, дергает старые деревянные рамы со звоном стекла. Оно уцелело, но звенит возмущенно, будто демонстрируя, что нужно быть аккуратнее. Сырой ночной воздух стремительно врывается в комнату, сносит со стола какие-то мелкие предметы, не успевшие укатиться, треплет волосы. Блетчли закладывает в уголки рта мизинцы и оглушительно свистит. Избушка останавливается, как вкопанная, взрывая вокруг себя комья мокрой земли, а Блетчли, не удержавшись от резкого толчка, как стоял у короткого подоконника, так и выпал в окно, успевая ухватиться за какую-то деревяшку, торчащую между брусом снаружи.

Отредактировано Miles Bletchley (23.04.22 14:27)

Пожалуй, полюбить эту страну можно было и за одну только природу. Не хватало взгляда, чтоб охватить эти бескрайние поля и луга, дух захватывало от обилия травяных запахов, уши закладывало от разномастного птичьего пения, а каждая встретившаяся им девушка была настолько прекрасна, что думалось, будто их, как матрешек, родители вытачивают из исключительно удачных заготовок. В России все было через край. И эмоции, и еда, и питье, и смех, и веселье. Голова шла кругом от подобной смены привычного уклада жизни, а сейчас еще и от того, что все-таки укачало. Майлз висел на своих длинных руках, стараясь особенно не смотреть вниз, дабы не вызывать очередной приступ головокружения и, как следствие, подкатывающей желчной тошноты, но и по сторонам вертеть головой не особенно хотелось. Однако, и с этой точки зрелище открывалось весьма занимательное. Прямо у него под носом переминались две куриные ноги, растущие прямиком из дома. Желтые, кожистые, с длинными темными когтями, лапы, казалось, жили своей жизнью и ждали удобного момента, чтоб снова сорваться с места и бежать. Причем, куда бежать, было совершенно непонятно. Гнезда или какого-то иного причала Блетчли не наблюдал, и это позволило ему сделать вывод, что остановился чудастый домик исключительно от его оглушительного свиста. То ли это система управления, то ли заморская фазенда обалдела от подобного обращения. Как бы там ни было, хозяйки по-прежнему не наблюдалось, равно как и лучшего друга, продолжавшего торчать где-то в домике.
Внутренний хронометр был сбит напрочь, поэтому парень никак не мог понять, сколько он уже висит снаружи: три минуты или тридцать три, но руки начинали безжалостно соскальзывать, а внутренних ресурсов на то, чтоб подтянуть свою долговязую тушу обратно в окно, не хватало. Да уж. В потрясающей спортивной форме он вернется в этом сезоне в квиддичную сборную, мысленно укорил себя Блетчли и в очередной раз задрал голову, чтобы попытаться разглядеть там башку своего хоть  немного сочувствующего товарища. Хвала небесам, Монтегю, наконец, соизволил вылезти, однако, радоваться оказалось слишком рано.
- Свали тогда в туман, сам буду вылезать, не хватало мне еще воочию лицезреть, чем ты там это смертоубийственное пойло вчера зажирал, - скептично проговаривает Майлз, пытаясь ухватиться поплотнее, чтоб, наконец, подтянуться, - Эй, ошалел?!
Видимо, в момент перегиба Грэма через подоконник в голову ему ударило все то, что так лихо бродило в его крови, и теперь он окончательно свихнулся, ибо принялся щекотать Блетчли, прикидывая, вероятно, что упасть с такой высоты и свернуть шею, наверняка, особенно весело.
- Ты что? Перечитал русских баек...легенд...сказок? Если я ударюсь оземь, вряд ли я стану соколом или кем у них там ясны молодцы становятся.
Разозлившись и совсем не оценив эдакую помощь своего друга, Майлз опускает глаза вниз, понимая, что там грязь с редкими пучками какой-то неизвестной ему травы. И прыгать самостоятельно высоковато. Не хватало реально еще ноги переломать. Но Монтегю уже не остановить, равно как и взывать к гласу его разума бесполезно. Это и в обычные дни не работает, а в сложившихся обстоятельствах и подавно. Потому Майлз ехидно хмыкает, поджимает губы, отрывает одну руку от своего импровизированного турника и крепко хватает друга за предплечье, чувствуя, как соскальзывает с тонкой деревяшки вторая ладонь.
Очень хотелось сработать на инстинкт самосохранения самого Монтегю, ну, не мог же его лучший, пожалуй, единственный друг, не позаботиться о собственной безопасности и ничем не закрепиться внутри. Оказалось, что мог. Майлз даром только что успел драматично закатить глаза, когда почувствовал, как под его весом Грэм ползет из дома наружу следом за самим Блетчли. Три мгновенных секунды, вопль незнакомого здешним местам ругательства, и два гостя душевной страны со смачным шлепком оказываются на поверхности земли.
Впрочем, не совсем на поверхности. Блетчли почудилось, что в момент падения, земля под ним будто бы с чавканьем разверзлась, а после обняла мягко, как самая страстная партнерша может облепить руками и ногами, словно отпускать не хочет.
- Это болото, Монтегю, - с некоторой тревогой в голосе выдал Майлз, чувствуя, как плотная жижа давит ему на живот, ведь застрял он по пояс, но тревога лишь усилилась, когда он заметил, что его товарищ нырнул, как летел, головой вниз.
Преодолевая противодействие болотной жижи, Блетчли принялся тащить друга за ноги, лишь глубже проваливаясь сам, пока с громким шлепком, наконец, голова Грэма не появилась на воздухе.
- Придурок, - сплюнул грязь Майлз, - все еще смешно?!

Рожденный в абсолютно магической семье, Майлз никогда не удивлялся чудесам, но крайне не любил ощущать магическое воздействие на себе самом. Это вряд ли могло бы расцениваться, как снобизм, но все же, колдуя сам, Блетчли предпочитал, чтоб на него никто не магичил. Отсюда нежелание посещать дуэльный клуб, например. Не в страхе или нежелании позориться у всех на виду в тот момент, когда не успеешь сгруппироваться перед противником, а от того, что придется на себе ощущать чужую волшебную силу. Ее приближение он предсказать за несколько секунд, даже если не видел направленную на себя палочку.
Сейчас не было исключения. Его словно под ребра дернуло мощным крюком, вытаскивая из липкой гиблости болота. Майлз разве что успел дыхание задержать, чтоб не блевануть прямо в полете.
Среди пучков мокрой и жухлой травы земля выглядела мягкой, как та самая болотная гниль, из которой его только что выдернули, но при приземлении все оказалось не так приятно, как должно было быть. В полете Блетчли не успел сгруппироваться, от того ударился оземь, как тот самый Финист Ясный Сокол, успел разве что голову спасти, и весь удар пришелся на правое плечо, которое, хоть и хрустнуло угрожающе, но осталось в суставе. Проклятиями было сыпать бесполезно, тем более, что Майлз слишком больно язык прикусил, одновременно с этим подмечая, что помимо грязи в рот набилась и какая-то рыбья чешуя. Парень сплюнул ее в ладонь, отмечая, что уж слишком глянцевые чешуйки, будто от морской или океанской рыбы. Ну, или русалка какая мне хвостом по щам надавала, фыркнул слизеринец, вытирая грязную ладонь о еще более грязные штаны, пока его внимание не привлекло движение откуда-то справа.

Со стороны чудной избушки, все еще переминающейся с ноги на ногу...с лапы на лапу...с окорочка на окорочок...в общем, со стороны их замудреного транспортного средства раздалось кошачье ворчание. Очевидно, усатый хозяин теплых углов тоже был не слишком доволен таким забегом по местным пейзажам. Мягкие лапы ударились о сырую землю практически бесшумно. Желтые глаза принялись сверлить презрительным взглядом незваного гостя, пока сам Майлз старательно очищал от грязи свою волшебную палочку. Уже через минуту он поймал фокус взгляда, который все еще блуждал рассеянно, то ли от количества выпитого алкоголя, то ли от слишком резкого приземления. Плечо саднило, поэтому лучше было обойтись без резких движений. Трясина выпускает Монтегю из своих лап с оглушительным чавканьем. Друг взлетает, и в этот же миг Майлз слышит тихий миловидный кашель. Слизеринец поворачивает голову, напрочь забывая, что стоит проводить товарища до приземления, чтоб смягчить. Через секунду раздается удар о землю и ругань Монтегю, но до него Блетчли нет никакого дела. Следом за котом, будто из этой самой сырой чужой земли выросла молодая девушка с волосами цвета спелой пшеницы, в которой заблудились солнечные полуденные лучи. Ее широкая тяжелая коса переброшена через плечо, а на круглых щеках гуляет теплый румянец. Она не улыбается, но смотрит с интересом. Под плотной тканью сарафана вздымается наливная грудь, а тонкая талия перетянута широкой атласной алой лентой.
- Драсьте, - только и выдает Блетчли, понимая, что местная очаровательница вряд ли смекает по-английски. Та улыбается и делает шаг в сторону интуристов. Странный блеск привлекает взгляд Майлза, опустившийся к подолу ее платья. Из-под него сверкает золотой сапожок. Необычно, только и отмечает он, чтобы в следующий миг осознать, когда барышня делает еще пару шагов.
Сапожок только один. Вместо стука каблука второго звучит какой-то глухой звук. Такой словно....
- Монтегю, - горячо шепчет Блетчли, принимаясь пятиться в сторону друга прямо на заднице, будто сил встать на ноги не осталось, - Монтегю, дракл тебя задери, посмотри. - Не дожидаясь, пока Грэм закончит отплевываться от болотной жижы, залившей глаза и нос, Майлз врезал другу в плечо, привлекая внимание того к девице. Да так и замер, потому что на ее месте стояла широко улыбающаяся бабка, державшая в руках мурчащего кота, поглаживая того между ушей, а вот нога у нее была - Грэм, у нее костяная нога...
- Заблудились, касатики?
А голос звонкий, как у той самой девицы, что пригрезилась парню буквально мгновение назад.