Лето подходит к концу, а напротив имени Вэйзи все ещё большой вопросительный знак, заставляющий Фосетт все время возвращаться к воспоминаниям Уилкиса, к паззлу, который все никак не может сложиться в полноценную картину.

…затем какой-то стремный тип приходит и расспрашивает о тебе, будто я в няньки твои нанимался и должен следить за каждым передвижением…

До того дня в клубе, Эдриан только раз делился с ней воспоминаниями, но тогда она была глупой девятилетней девчонкой, оплакивающей смерть матери. В этот раз все было иначе…

Сперва была темнота. Темнота, через которую постепенно стали проскакивать яркие образы. Сперва размытые, но постепенно становились четкими, будто кадры кинофильма. Фосетт сразу узнала клуб, видела посетителей глазами Эдриана, людей, с которыми он говорил о делах. А затем к нему подошёл некто, чьё лицо было скрыто. Эд кивнул кому-то, и незнакомцу заломили за спиной руки. А затем сняли капюшон. Последнее, что почувствовала Софи, было желанием убить стоящего перед ней в видении человека. Но это было не ее желание, а Эдриана, чьи руки все ещё лежали на ее висках, транслируя кадр за кадром, будто в кинозале. Софи вернулась за стойку к кузине и равнодушно проговорила: — А теперь расскажи все, что знаешь о Вэйзи.

Фосетт ничего не знала о Мордреде Вэйзи и не знает до сих пор. Не знает, зачем тот приходил к Уилкису, и как вообще догадался расспрашивать о ней владельца клуба, в котором она появилась всего раз в этом году. Но, по словам все того же Эдриана, это случилось через пару дней после ее последнего визита к нему. Следовательно…

- Ничего не следовательно. - Отвечает она сама себе, давя на разболевшиеся виски указательными пальцами. - Это ничего не даёт, кроме глупой теории, что он следил за нами с Маркусом. Но зачем?

- … влюбился. - Отвечает мерзкий голос, который Софи привыкла слышать из зеркал, но никак из своей головы, которая в последние дни будто раскалывается на две части.

- Чушь какая-то. - Качает она головой, по всей видимости уже смирившись с тем, что голос никуда не денется, потому остаётся только научиться с ним уживаться, делиться телом и периодически подкармливать грехами на мотив «Чего изволите, мисс? На завтрак обширное меню из гордыни и гнева. На десерт немного похоти. Но не более десяти минут, поскольку вы все ещё не разобрались с причастностью мистера Мордреда Вэйзи к пережитому за это лето дракклецу».

- … ну и фантазии у тебя. - Если бы у голоса было лицо, то за этой фразой несомненно последовало театральное закатывание глаз.

- Ой заткнись.

Фосетт сама не поняла, с каких пор начала говорить сама с собой. Было ли это следствием встречи с доппельгенгером в квиддичной пещере, когда они с Фарли выпустили из артефакта темную магическую энергию, или же причина крылась в постоянном стрессе и экзистенциальном кризисе, который она сейчас переживала. В любом случае, если посмотреть на эту сцену со стороны, то может показаться, что Софи сошла с ума, и что по ней все ещё плачет больничная койка на пятом этаже больницы Святого Мунго, которую она спешно покинула в начале июля.

- … а он привлекательный…

- Кто?

- … преследователь этот твой, ну точно влюбился…

- Заткнись, пожалуйста.

- … ты оставила меня без десерта.

- ЗАТКНИСЬ!

В зеркало напротив летит пособие по Зельеварению. Глухой удар - стекло выдерживает. Впервые ничто не разбивается, но и Софи чувствует, как ее снова переполняет злость. Энергия в ней плещется, будто маленький оазис посреди пустыни. Но сумасшествие уходит, а голос той другой наконец замолкает.

ххх

Напротив имени Вэйзи все ещё вопросительный знак, который она ненавидит ещё больше, опасливо крадучись с кузиной по улицам Косого переулка, единственным ярким пятном которого теперь стал магазин близнецов Уизли. Хуже всего выглядит лавка Олливандера, в ее сторону Софи старается не смотреть. В воздухе все ещё витает напряжение и уныние, будто с легкой подачи приверженцев Тёмного Лорда излюбленное волшебниками место в Лондоне превратилось в кладбище. И нет ничего страшнее, чем столкнуться лицом к лицу с призраками, которые успели довести до безумства.

Фосетт и Мертон выходят из «Twilfitt and Tatting's», когда Софи в немногочисленных прохожих узнает его - свою головную боль и все ещё большой знак вопроса.

- Ты иди. Мне надо кое-что сделать. - Говорит Софи кузине и протягивает сверток со своей новой мантией. - Встретимся через час на нашем месте.

Фосетт верит, что на разговор, если он вообще состоится, уйдет куда меньше времени, но Вэйзи слишком легко удаётся исчезнуть из ее поля зрения, и проходит по меньшей мере минут пятнадцать, когда она снова его встречает почти что у входа в Лютный переулок.

- Так-так-так. Не меня ли ищешь? - По правде говоря, эту фразу она репетировала с того самого дня, как узнала, что он за ней следил, потому сейчас голос Фосетт звучит как никогда серьезно и убедительно.

Отредактировано Sophie Fawcett (27.01.22 14:42)

Это случилось девять дней назад. Девять дней назад белый мрамор на полуразрушенном античном нимфейоне окрасился красно-оранжевыми густыми каплями крови, стекающей с ее пальцев, размазанных по разбитому лицу незнакомки, чьи чёрные волосы были зажаты меж пальцев другой руки.

Софи делает глубокий вдох, закрывает глаза и тут же открывает. Вэйзи все ещё перед ней, от его улыбки сводит зубы, хочется кричать, выплевывая обвинения, оттолкнуть так, чтобы он упал и, в лучшем случае, разбил себе хотя бы голову.

Софи делает ещё вдох, выдыхает через рот, трёт глаза пальцами, отгоняя образы, от которых сводит живот. Вэйзи все ещё здесь, и все отрепетированные сцены с его участием летят к драккловой бабуле.

У неё все ещё недостаточно информации, чтобы обвинительная речь имела успех стать приговором к казне. Хочется заставить его выпить зелье правды и устроить допрос, хочется применить непростительное и заставить сознаться во всех клятых грехах; но все, что она может, поджав губы, испепелять одним только взглядом, ощущая, как от раздирающей злости и ненависти болит грудная клетка, как становится трудно дышать, и как скрипят стиснутые зубы.

Однако ответный вопрос слизеринца заставляет, по крайней мере, улыбнуться - такая наивная игра и все ради чего? Попытка пустить пыль в глаза, притворяясь идиотом? Или это он ее держит за идиотку?

- Какого… драккла лысого ты расспрашивал обо мне? - Шипит она, запуская руку в сумку, чтобы уже через несколько секунд выставить перед собой волшебную палочку. - Я все знаю, так что не вздумай врать, или тебе придётся весь год проверять кубки, в один из которых я однажды тебе что-нибудь да подолью. - Она его не боится. Она слишком много раз за последнее время ходила по краю, чтобы испытывать страх перед каким-то слизеринцем. - Учти, вариант «хотел узнать, как ты, Фосетт проводишь лето» не пройдёт, хотя бы потому, что кому взбредёт в голову ради этого переться к Уилкису в клуб? Что ты задумал, Вэйзи? - Она подходит почти вплотную, но оставляет достаточное расстояние, чтобы без препятствий, в случае чего, иметь шанс на манёвр.

Софи не может не замечать брошенные в их сторону случайные взгляды, недоумение на лицах, вызванное их с Мордредом крайне эмоциональной беседой. Пусть думают, что хотят, - огрызается про себя Фосетт, вздёргивая подбородок, - пусть думают, что это всего лишь сцена ревности, или, сам Мерлин знает, какие ещё могут быть разборки между двумя, учитывая, что женскую слабость устраивать прилюдную «порку» всегда можно было объяснить особенностями психологии и тонкой душевной организацией, а возможно даже неконтролируемым желанием обзавестись свидетелями в женском лице, которые поддержат столь возмутительный факт мужского доминирования, в чем бы он там ни выражался в конкретной ситуации. В любом случае, если бы даже сейчас она впилась в его волосы ногтями, грозясь расправой и желанием выбить весь дух, то это было бы ничем иным в глазах стороннего наблюдателя, как актом мести за своё хрупкое разбитое или использованное сердечко.

В любом случае, Фосетт плевать, что о них думают. Разыгрываемый Вэйзи спектакль занимает ее куда больше. Она даже опускает палочку, когда он сам делает шаг навстречу. И в этом движении она считывает не столько отсутствие страха, сколько откровенное волевое желание броситься в огонь до того, как тот настигнет - безрассудное и совершенно дурное, за что еще сильнее хочется ему навредить.

- Я не дура, чтобы портить себе начало учебного года разбирательствами с правоохранителями. Но мне ничего не стоит испортить тебе последний год в Хогвартсе.

Фосетт бы никогда не опустилась до подобных угроз, не будучи уверенной, что человек напротив их не заслуживает.

Вэйзи виновен. И пускай пазл в ее голове еще до конца не сложился, но того, что показал ей Эдриан, достаточно, чтобы не верить ни одному слову Мордреда, все еще испытывая противоречивые чувства между «как было бы прекрасно его пристукнуть прямо сейчас» и «этот спектакль одного актера настолько хорош, что надо дождаться концовки». И второе, как ни странно, побеждает, смешиваясь с личной заинтересованностью разгадать эту загадку, даже если ответ придётся выбивать силой.

Потому она и предоставляет ему такой шанс, не прячет палочку, все ещё опасаясь, что Вэйзи может ее обхитрить - она не верит ему, она видела глазами Эдриана, что  происходило в тот день в клубе, чувствовала, что испытывает Уилкис от одного взгляда на Мордреда. Она побоялась расспрашивать об этом владельца, но ненависть, недоверие и презрение Эдриана передались вместе с воспоминаниями и ей.

И сейчас каждое слово слизеринца может с лёгкостью быть использовано против него. Фосетт лишь ждёт, когда Мордред завалит этот экзамен, сказав что-то не с той интонацией, или запнувшись на полуслове.

Сперва ей кажется, что она его подловила, что «сраное любопытство не утоляют в логове золотых детишек Пожирателей», и от этого даже кидает в жар, губы дрожат в насмешке, но Вэйзи все портит, всю идеально разложенную цепочку, в которой все начинается от ее появления в клубе с Маркусом, кульминационно взрываясь в момент внезапного нападения в Лютном и завершаясь таинственным появлением Мордреда на пороге «UNDERWORLD».

- Мерлин, да ты просто больной! - Софи очень хочет, чтобы он забрал эти слова обратно, хочет, чтобы их стёрли из ее головы сейчас же. Она не может быть настолько глупой, чтобы поверить в них, как и не может исключить вероятность. - Ты настолько беспокоился, что следил за мной? - Возвращается она к вопросу, с которого и начинала весь этот крайне абсурдный разговор. И не успевает она дать Вэйзи шанс на ответ, как эмоции снова накрывают удушающей волной. Настолько, что теперь она даже не ограничивает себя в нервных движениях руками. - Да как ты вообще смеешь? Ты кем себя возомнил? Засунь своё беспокойство, если оно не придуманное только что, себе в… драккл, как же ты меня сейчас бесишь!

- Считай, что предупреждение.

Мало, кто знает в этой чертовой вселенной, через что Софи пришлось пройти за последние пять месяцев. Никто, кроме неё, не знает всех ужасов, всех ран и шрамов, которые медленно, слишком медленно все ещё затягиваются, причиняя боль воспоминаниями о тех днях, когда кто-то пытался ее убить, когда кто-то толкнул ее на грязную брусчатку переулка, здесь, совсем рядом, будто можно увидеть призрачные силуэты прошлого, если очень постараться, увидеть, как она лежит парализованная и все, что ей остаётся, так это заставлять себя не реветь, чтобы не упустить за пеленой из слез все, что может в будущем указать на ее преследователя.

Вэйзи все ещё виновен. Она чувствует это. Настолько явно и откровенно, что хочется кричать об этом всем… но не может. Дурацкое чувство справедливости в ней сильнее, нежели желание расквитаться с обидчиками, вина которых все ещё не доказана. Она знает себя. Знает, вся эта болтовня сейчас не имеет ничего общего с ее истинными намерениями, если причастность Мордреда хотя бы к одному из причинённых ей и ее окружению зол не будет очевидна.

К тому же в его пользу говорит дружба с Джиффорд - вот, что Фосетт упустила, когда принялась расспрашивать о нем у Мертон, выбрав совершенно не тот вектор. Вот, что должно было стать связующим звеном и его очевидным алиби… если бы только Софи не разочаровалась в людях до сегодняшнего дня, не осознала, что даже самые близкие предают и поворачиваются спиной, а тот, кто всегда был далёк и незаинтересован, в одночасье может стать в с е м.

Фосетт переполняют злоба и ненависть, но также быстро она остывает, не то от запоздалого действия зелья, выпитого за завтраком, не то от понимания бесполезности этой встречи - панцырь слизеринца удерживает удар за ударом, и Софи не сразу додумывается, что бить надо было в голову, а не целиться туда, где, скорее всего, пусто.

- Не думала, что ты такой трус. - Говорит она уже ему в спину, ухмыляется. Оставлять последнее слово за собой - ее принцип. Она разворачивается в противоположную сторону, намереваясь отыскать кузину и как можно быстрее вернуться домой, где ее впервые ждут - пожалуй, только ради этого стоило обойтись сегодня без жертв.