Кто бы мог подумать, что социализироваться будет так сложно. Она всегда была общительной и даже когда приходилось преодолевать сложности, практически не замыкалась в себе. Так всегда проще, можно спрятать свои эмоции поглубже, закрыть на десятки замков, чтобы понадежнее и продолжать жить максимально беззаботной жизнью студента Хогвартс: играть в квиддич, проводить время с друзьями, разыгрывать Филча, в конце концов! Сейчас, все эти воспоминания кажутся сном, как будто это не она, а кто-то другой вел такую жизнь.

Почти полгода, проведенные в больнице Святого Мунго повлияли на Кэти, даже с учетом того, что в сознании она была лишь последние пару недель. Мир изменился, или он остался прежним и изменения касаются только ее? Она была невероятно счастлива вернуться в школу, видеть лица друзей, которые улыбались широко и искренне, обнимать их крепко, потому что соскучилась. Но каждый новый день показывал, что она пропустила слишком много, чтобы не обращать на это внимание. Ей было сложно на уроках, сложно вливаться в тренировочный процесс с командой, ведь на время ее заменили в сборной, а, упрямо шла вперед, засиживаясь с учебниками до поздней ночи, забывая дойти в большой зал для завтрака или ужина, потому что гораздо важнее было наверстать упущенное.

Потом начало казаться, что это попросту невозможно. Что если выпав так надолго уже не будет возможности вернуться? Такая очевидная мысль, но верить в подобное не хотелось, да и поговорить было не с кем, кто может понять эти эмоции? Разве что Монтегю, с которым подобное случилось год назад, но к этому слизеринцу Кэти и на пушечный выстрел не подойдет.

— Да помню, помню, — отмахивается Белл от Рикетта, который в очередной раз напоминает о рекомендациях колдомедика. Друг обнаружил ее за тем же столом в библиотеке, что и обычно, недовольно цокнув языком. Ей нужно больше времени уделять общению, так и память должна восстановиться быстрее, да и адаптация в новом старом мире тоже. Только сложно это все, а как объяснить? Остается лишь вздохнуть, кивнуть и пообещать, что обязательно будет стараться, снова утыкаясь носом в учебник.

С этого разговора прошло всего несколько дней, когда Кэти обнаружила конверт со своим именем на столе в библиотеке, тем самым, за которым сидит всегда. Пальцы дрогнули, ведь однажды она уже так прикоснулась к проклятому предмету, хоть и не помнит этого. Но отбросив сомнения, все же выуживает лист пергамента и выдыхает, ничего страшного не происходит. Там лишь письмо, весьма странное, кто-то, кто пожелал остаться анонимом, прямо признается, что наблюдает за ней, что во время ее отсутствия в школе волновался и рад, что теперь все на своих местах и что хотелось бы почаще слышать звонкий смех в коридорах школы. Она смущена. Щеки вспыхивают румянцем и гриффиндорка лишь неловко оглядывается по сторонам, надеясь, что никому нет дела до ее замешательства. Ответ она пишет сразу же.

Прошло несколько месяцев, но они так и не виделись. Кэти с нетерпением ждала нового письма, чтобы узнать, как дела у ее нового…друга? Чтобы рассказать о своих маленьких успехах и разочарованиях. Так странно, но этому тайному персонажу рассказывать о своих чувствах и эмоциях было легко, хотя это было совершенно неблагоразумно! Но та привязанность, то теплое чувство, что переполняло, стоит такого риска однозначно.

Оглядываясь по сторонам, проходит к одному из дальних столиков в «Три метлы», они встретятся сегодня. Это так волнительно, что ладони потеют. Пока вокруг только больше компании или парочки, значит он еще не пришел. Вариант, что наблюдает издалека, находясь в своей компании и смеется вместе с ними над глупостью и наивностью гриффиндорки, закрадывается в голову, но сразу же отметается решительным «он не такой!». Да только с каждой минутой становится все тревожнее, вдруг и правда не придет?

Дверь паба открывается, о чем свидетельствует звон колокольчика, как неудачно она устроилась спиной к входу, шпионка из нее никудышная. Остается лишь прислушиваться к шагам и надеяться, что ее не обманут, не в этот раз.

Где вся та отвага, когда она так нужна? Кажется, что в невысокой девушке с Гриффиндора не осталось ничего похожего на смелость. Лишь бесконечные сомнения и страх того, что к своей обычной жизни, точнее той, которая когда-то была ее, никогда не вернется. То, что является тенью самой себя знает слишком хорошо, ведь стала бы она сидеть в пабе нервно постукивая пальцами по стеклянной кружке сливочного пива, терзаемая сомнениями о том, придет ли тот самый человек, который так внезапно стал спасением в этой новой реальности.

Кэти слишком напряжена, спина неестественно прямая, а все мысли сконцентрированы на том, чтобы понять, насколько она глупа, раз пришла сюда на встречу со своим «другом по переписке». Как вообще такое могло произойти, что неизвестный человек казался ближе, чем кто-либо из друзей? Ведь так легко было говорить о своих тревогах, переживаниях, страхах и небольших побед тому, кого не видишь. Это было похоже на записи в дневнике, где ты можешь быть максимально откровенным, не испытывая страх, что кто-то будет смеяться или иронизировать. С друзьями так не получалось. Отделаться от чувства, что теперь она обуза, не удавалось, Белл пропустила слишком много, а догонять ушедший поезд как-то не очень получалось. Все чаще появлялась маска, с широкой улыбкой на лице и беззаботными, пусть и весьма примитивными, шутками. Отмашки, вместо честного признания в том, что все не очень-то и хорошо. Кэти не умела просить о помощи, всегда старалась выбираться сама, но в этот раз регулярно терпела поражение и не капитулировала лишь из-за врожденного упрямства и того самого друга по переписке, что вселял надежду.

Ей не нужно быть особенной, все, чего хочется — стать обычной, как и была. Это же не так сложно, так почему до сих пор не получилось? Из писем она узнала, что не только близкие друзья и родители волновались за ее жизнь. Хотя сама она практически ничего не помнит с момента, как решила зайти в туалет здесь, в «Три метлы». Плечи невольно дергаются, ведь Кэти здесь впервые после Хэллоуинской вылазки с Лианой.

«Все в порядке, ничего не случится» — повторяет себе беззвучно, едва шевеля губами и сильнее сжимая кружку сливочного пива. Зачем она вообще заказала его, пить ведь не особо собиралась. Ах да, чтобы не выделяться среди пестрой толпы студентов, что радуются выходному, беззаботно шутят и открыто смеются над очередной незамысловатой шуткой. Белл им откровенно завидует, потому что сидит одна, за столиком в дальней части зала и боится, что все происходящее лишь чей-то розыгрыш, достаточно жестокий.

Думать о предательстве отчаянно не хотелось, да и разве это не был ее выбор? Так удачно подвернувшаяся возможность высказаться, без глупых шуток и улыбок, стала настоящим спасением. Стоило взять лист перо и лист пергамента, написать простое «Привет», как слова сами собой сложились в предложения, описывающие состояние. Да, наверное, не стоило оставлять конверт с ответом, но тогда это казалось правильным, как и каждый последующий раз. Ее собеседник, несмотря на то что не находился рядом, через письмо давал поддержку, действительно ту, которая была так необходима, может к лучшему, что они никогда не виделись, ведь так не хотелось видеть жалость в глазах напротив. Она здорова, теперь уж точно, поэтому, как любой нормальный человек, не хочет к себе какого-то особого внимания. Если бы только Кэти умела признавать свои слабости, открыто говорить о своих страхах, то все могло бы быть значительно проще, а так…

Гриффиндорка делает глоток пива, сладковатый вкус с горчинкой заставляет морщить нос и задаться вопросом, почему этот напиток так популярен у волшебников. Разглядывает пышную пену, что так и норовит сбежать из кружки. — Ммм, — чуть не подпрыгивает на месте, когда знакомый с самого детства голос раздается рядом. Появление Тони в планы не входило, ведь у него есть и другие друзья, помимо нее, а Кэти ждет сама не знает кого, который беспощадно опаздывает и, кажется, вовсе не появится. Быстро оглянувшись по сторонам и не найдя никого, что мог бы идти в их сторону, кивает, — свободно.

Разве можно отказать Рикетту, с которым они выросли, с которым прошли вместе столько приключений и испытаний, который стал тем, кто вернул ее к жизни. Белл быстрым движением вытирает губы, вдруг на них осталась пена, усы однажды у нее были, но на уроке заклинания это было забавно, а сейчас… — Будешь? — пододвигает кружку хаффлпаффцу и подпирает голову ладонью, — оно кажется каким-то слишком горьким, а ты его любишь, — только после сразу задумывается, а точно ли любит ее лучший друг сливочное пиво? — Любишь же?  — слегка хмурится, напрягая память, так странно, засомневаться во вкусах того, когда знаешь почти всю жизнь. — А ты… — начинает нерешительно, ведь есть риск обидеть Тони, который не делился своими планами на ближайший уикенд, — я думала ты пойдешь со своей компанией, — и нет в эти словах обиды, то, что есть другая компания, это хорошо. Вообще здорово, что Рикетт вырос и дело не в том, что он вытянулся в росте и черты его лица стали более резкими, мужественными, изменилось его поведение, хотя в душе он и оставался заботливым старшим братом, которому вечно приходится присматривать за младшими, что очень сильно мешает личной жизни. Это одна из причин, по которой после возвращения, Белл не дает поводов для беспокойства. Будет слишком нечестно выливать все то, что съедает ее изнутри, не позволяя жить той привычной жизнью, и так полгода он регулярно проводил время рядом с ее кроватью в Мунго, этого более чем достаточно.

— Я рада, что ты пришел, — негромко добавляет гриффиндорка, словно сомневаясь в том, стоит ли говорить подобное, но это правда, потому что рядом с ним, страх того, что тот самый друг, имени которого она так и не узнала, решил забить на назначенную встречу, уходит на второй план. — Расскажи мне, как твои дела? — такой простой вопрос, но ведь сейчас так редко они общаются «по душам», практически не пересекаются, а в моменты встречи перебрасываются простыми, почти ничего не значащими фразами. Так не годится, Белл это не устраивает и с кем, если не с Рикеттом ей начинать общаться искренне, снимать ту самую маску, которая почти срослась с ней.

— Да, я в полном порядке, — начинает фразу достаточно бодро, правда к кончу фразы скатывается во что-то близкое к апатии, — насколько это возможно, — тихо смеется, нервным жестом убирая волосы назад. — Сейчас кажется, что мне оно вообще никогда не нравилось, — отчасти так и было, с алкоголем Кэти не дружит, иногда можно выпить кружечку, но так, чтобы целенаправленно... — Наверное, заказала, чтобы не сильно выделяться, — как бы хотелось сейчас улыбнуться широко и искренне, но получается как-то слишком натянуто, обреченно. Все, что нужно, быть как все, переживать из-за выпускных экзаменов, о том, что совсем скоро нужно будет сдавать экзамен по аппартации, а не о том, что чувствуешь себя призраком Кэти полугодичной давности.

— Все остальное на изменилось, — неожиданно вырывается тихий смешок, потому что Тони все такой же внимательный к мелочам, беспокоящийся о ней, как старший брат. Ведь если задуматься, он был рядом всегда, когда она разбивала коленки и плакала, когда волновалась перед первой поездкой в Хогвартс, когда волновалась перед первым квиддичным матчем или собирала по кусочкам разбитое сердце. Он никогда не отворачивался, не обманывал и не отстранялся, как это делает она. — Не уверена, что хочу что-то, — пожимает плечами и осторожно касается руки друга кончиками пальцев, — давай просто посидим здесь это твое «недолго»? — да, она не ждала здесь Рикетта, но его компания никогда не тяготила и не будет, хорошо, что эта постоянная осталась неизменной. — Я соскучилась по тебе, Тони, — это правда, раньше они так много времени проводили друг с другом, даже Филча вместе грабили, а что говорить о поездках в маггловский порт?

— Я... — застигнутая врасплох Белл, запинается, растерянно бегая взглядом по деревянной поверхности стола. Одергивает руку, разрывая контакт и поджимает губы, понимая, что даже доверчивый друг почувствует фальшь, поэтому вздыхает и опускает голову, понизив голос, — у меня была назначена встреча кое с кем, но он… не смог прийти, — как же неловко говорить об этом, но в голове бьется мысль, что это просто нежелание раскрывать свою личность. Она мало что знает о своем «друге по переписке», только то, что он рассказывал, что если все то тепло и симпатию, которая греет душу и дает силы не опускать руки, она себе придумала? Прекрасная иллюзия уже сейчас дрожит, рискуя рассыпаться на миллионы осколков, но как же хочется верить в то, что действительно нашла того, с кем так похожа. У них даже общие страхи, ведь сейчас Кэти рискует не справиться с выпускными экзаменами, тренировки даются тяжело, скоро игра, а нет и тени той уверенности, с которой охотница выходила их раздевалки, крепко сжимая в ладони древко метлы. О каком блестящем будущем в квиддиче может идти речь? Да и нет уже никакого ощущение, что это ее судьба и призвание.

— Ты с козырей пошел, — Рикетт не дурак, хоть иногда старательно ставит этот факт под сомнение, понимает, что дается сложнее всего. Белл запрокидывает голову назад, закатывая глаза и поднимая ладони вверх, словно просит Мерлина о помощи, — я стараюсь изо всех сил, но успехи весьма посредственные, зачем только выбрала этот предмет для изучения, — надувает щеки, словно маленькая капризная девочка. И нет в этом ничего наигранного и неискреннего, наверное, это первый раз за приличное время, когда ей легко быть собой и говорить с Тони о том, что действительно беспокоит. Они давно не общались наедине, чтобы никого из шумных однокурсников или друзей.

В одном из писем она писала, что ей сложно открыться, говорить о своих чувствах, страхах и сомнениях, ведь это всегда так неудобно, нельзя затягивать других в пучину своей безнадеги, становиться обузой. Тот человек, который отвечал, был не знаком, шанс на то, что общение перейдет во встречи в пабе Хогсмида или посиделки за учебниками в библиотеке были невысоки, а сейчас практически равняются нулю.

Мысли об этом ей не нравятся, потому что кажется, словно она снова совершила ошибку, оступилась, сказала (в данном случае написала) что-то не то, а может просто поторопилась, а как это исправить и возможно ли это вообще?

— Знаешь, тебе хотя бы аппартацию сдавать не нужно, — хаффлпаффцу сказочно повезло родиться весной, так что это испытание он прошел с большей частью их однокурсников еще прошлым летом. Белл замолкает, теребит край рукава, в приступе неловкости, раньше такого она не чувствовала, не с ним. Чувство вины за то, что отгораживалась после возвращения из Мунго снова нагоняет, как обычно, без предупреждения. Конечно, никто не мог догадываться о проклятье, которое поразит гриффиндорку случайно, будет настоящей угрозой для жизни и превратит в настоящую проблему для всех родных и близких.

Белл еще раз вздыхает, так тяжело, будто решает очень сложную и чертовски важную задачу. Но взгляд не отводит, внимательно рассматривая лицо напротив, как будто ищет помощи в решении. — Тони, — почти шепотом, как будто боится, что кто-то услышит, а может, наоборот, надеется, что именно он, тот, кому и адресуется ее мысль расслышит все слишком хорошо, но отступать было бы слишком трусливо, — ты простишь меня? — сжимает ладонь в кулак, словно это придает сил. Друг лишь недоуменно смотрит, кажется, снова тревога за нее, видимо, приучила к тому, что с ней, Кэти, одни только проблемы, — за то, что отдалилась после М…Мунго, — писать на пергаменте, выстраивая мысли в ровные строчки чернилами было намного проще, голос дрожит от волнения и это раздражающе, неправильно, — казалось, что это не честно, быть для тебя обузой, ты не должен был…, — «быть моей нянькой», заканчивает почему-то мысленно, язык не поворачивается ляпнуть подобное Рикетту, потому что он никогда не был нянькой, хоть возился и с разбитыми коленками, которые обязательно нужно было обработать чем-то обеззараживающим, с ее страхами и бесконечными загонами, даже не осуждал, практически, — мне неловко было отнимать твое время еще и после выписки, — слова находятся как-то сами собой, насколько мягче звучит – хороший вопрос, в любом случае, уже поздно думать об этом. — Мне неловко из-за этого, — даже сейчас, кажется, что крадет его из привычной компании, утягивая в рутину из комплексов и сомнений. Неправильно, очень неправильно, Тони заслуживает большего.

Тони не дурак и доказывает это еще раз, когда снова переводит тему на более безопасную. Об учебе говорить проще, чем о чувствах и эмоциях. Кэти послушно следует за ним. — А ты знаешь почему я выбрала руны? — она до сих пор помнит, как приняла это решение, как это было опрометчиво и недальновидно, но зато очень интересно. По факту, жалеет она об этом выборе только сейчас, пропустив почти полгода. — Мне дедушка рассказывал, что ездил с экспедициями по разным странам и искал там удивительные артефакты, чтобы попасть в такое приключение, надо знать Руны! — воспоминание так легко всплыло в подсознании, мистер Бун, тогда часто приезжал к своей родне, рассказывал о захватывающих приключениях, новых встречах, удивительных открытиях. Маленькой девочкой, Кэти очень восхищалась и вдохновлялась смелостью и тем самым духом авантюризма, который как-то подзатух за время, что та пролежала на больничной койке.

— Дракклец? — брови ползут вверх, потому что это слово слышит впервые, — это модное ругательство? — тихо смеется, потому что оно звучит прикольно, как бы еще не «Драккл», но уже и не «Мерлинова борода», — мне нравится, я запомню, — так странно, что мелочь вызывает такую радость, зато словарный запас пополнился новым словечком, мало ли где пригодится.

— Ну, если ты готов быть моим личным «водителем», то тогда не переживаю, — это глупо и, конечно же, неправда, Рикетт просто не сможет быть всегда рядом, подставлять плечо, трансгрессировать, поддерживать, да что угодно, ведь у него своя жизнь, интересы и дела, она не имеет права просить так много.

Кэти немигающим взглядом уставилась на бокал с пивом, пена достаточно быстро оседает, расползаясь к стеклянным стенкам, мелкие пузырьки, поблескивающие на свету, лопались один за другим. Это напоминало ей все те планы и желания, что были у нее на последний учебный год, вот так один вечер разрушил столько всего. А что теперь? Теперь она абсолютно потеряна, но самое страшное то, что не знает, как найти ту дорожку к обычной и привычной жизни. Говорят. Что если по тропинке в лесу долго никто не ходит, она зарастает травой, порой так сильно, что и в голову не придет, что был ход. Могло ли так произойти и с ней? Могло ли это проклятое ожерелье разделить жизнь на до и после, без возможности объединения в единое целое? Хочется верить, что нет, только вера эта проходит суровое испытание реальностью, что отнимает очень много сил.

Изменение настроения друга происходит слишком быстро, видимо гриффиндорка снова зависла в своем подсознании, разговаривая сама с собой. Моделируя возможные ситуации и диалоги, только ничего из этого не соответствует реальности. Возмущенный голос Тони она слышит не так уж и часто, поэтому сейчас, это словно окатить себя ледяной водой. 

— Совсем с ума сошел? — от негодования даже повышает голос и задыхается на последнем слове. Как ему такое могло прийти в косматую голову!? — Я думала, что ты устал, ведь столько времени пришлось потратить, ну…пока я ничего не могла делать сама, — как она аккуратно старается сказать о том, что была одной большой проблемой, обузой, которую Рикетт, в силу их связи, зародившейся так давно и с каждым годом становившейся все крепче, вынужден был терпеть. Он слишком добр и не откажет в помощи, особенно когда они почти одна семья.

— Мне тоже не все равно, что с тобой происходит и, думаю, это нормально, устать заботиться о ком-то, как ты делал это в Мунго, — она не любит вспоминать те дни, да если честно, то и воспоминаний не так уж и много, большую часть времени была без сознания, а когда пришла в себя, тони был рядом. Каждый раз, когда ей давали новое лекарство ОН крепко держал за руку, помогал подняться, заботливо поддерживая, ведь могла упасть, страховал, опекал и успокаивал бесконечное количество раз. — Может быть я вернулась в школу только из-за тебя! — выпаливает быстрее, чем успевает подумать, перед глазами все еще стоит палата, самая обычная, бледная, безликая, ровно такая же, какой чувствовала себя Кэти сейчас.
Градус их встречи явно поднялся, ведь оба немного на взводе. Ее голос дрожит, но она обязана закончить мысль вслух, — После того, что ты для меня сделал, не могла позволить себе сдаться, понимаешь? — пусть считает ее слабой, ничего страшного, ведь она — девчонка, а им, по логике самого Тони, это свойственно.

— Возможно, что пережить это нужно не только мне, но и тебе, я думала, что забочусь, — самоустраняясь с горизонта и не давая поводов для беспокойства, — а письма, — вздыхает, не замечая ничего странного, — я не хотела отвечать, а потом взяла лист пергамента и все получилось само собой, — нервно запускает пальцы в волосы, убирая тяжелые пряди назад, подальше от лица,  — даже не думала, что во мне столько страхов и сомнений, мне тяжело признавать это, а бумага, просто дает возможность выплеснуть это без последствий, — тяжело вздыхает, закрывает глаза и роняет голову на руки. Она не хотела говорить об этом, не хотела, чтобы секрет был раскрыт, ведь это ее маленький мир, комфортный и безопасный, тот самый, где не нужно притворяться, казаться сильной и независимой, а можно быть просто напуганным подростком, переживающим за свое настоящее и будущее, тем, кому страшно и это будет нормально.

Белл пытается восстановить дыхание, медленно прокручивая в голове то, что сказала Тони и то, что услышала от него. Что-то не так. Стоп. — Рикетт, — подняв голову смотрит прямо в глаза, очень серьезно, никакого намека на шутку, — откуда ты знаешь про письма? — голос дрогнул в самом конце, еще один страх сейчас стремительно вырывался наружу, но ведьма сдерживает его из последних сил, — я не рассказывала тебе, — в этом она была уверена. Повисшая, весьма напряженная пауза не шла на пользу. Девочки склонны накручивать и драматизировать, Кэти долгое время думала, что ей это не свойственно, сейчас понятно, что ошибалась. — Только не говори, — голос продолжает дрожать, — что это кто-то из твоих друзей, — вдох, выдох, — который решил поделиться со всеми? — не хотелось становится своеобразной «плаксой Миртл» седьмого курса, девочкой с кучей «тараканов» и большим букетом причуд. — Скажи мне правду, — пальцы крепко сжимают кулак Рикетта, он не уйдет, не сбежит от ответа, пусть она изменилась, но никогда Кэти Белл не будет бежать от правды, даже самой страшной и травмирующей, справится, как-нибудь уж точно. — Говори.

Голова идет кругом, а воздух в пабе словно не хватало воздуха. Кэти делает один глубокий вдох за другим, приоткрывает рот, чтобы ответить, но горло жжет так сильно, что невозможно вытолкнуть из себя ни слова. А что ответить? Ведь он прав, она сама приняла решение, за себя и за него тоже. Почему так сложно сделать правильный выбор и когда получится все делать правильно? Чувство вины заставляет опустить взгляд, главное, чтобы Тони не подумал, что витиеватый узор на столешнице паба ей гораздо интереснее, чем он.

Так неловко уже давно не было, наверное, с первого раза, как пришло полноценное понимание, что они не просто дети, а мальчик и девочка, каждый со своей ролью, навязанной обществом, которую один более, чем одобрял, а вторая старалась всячески игнорировать. Кто сказал, что девчонки не могут нарушать правила, играть в квиддич или участвовать в нелегальном сборище студентов, бросая вызов системы. Да, каждый раз за свою неосторожность приходилось расплачиваться, но оно того стоило, даже если Тони потом будет неодобрительно качать головой, вздыхать, закатив глаза или приговаривая что-то про «ты же девочка».

— Ты тоже, — слабая попытка огрызнуться лишь потому, что он прав, ей стоило спросить, — ты тоже тогда, в следующий раз спрашивай прямо, а не делай выводы, — почти обижается, как будто это может быть уместно. И они бы рассмеялись в голос от собственной глупости, как делали это всегда после ссор или недомолвок, которые даже не разу нельзя было назвать серьезными, если бы не одно большое НО.

То самое НО, заставившее сердце болезненно сжаться в приступе страха очередного обмана, смотреть на близкого друга немигающим взглядом, боясь пропустить малейшую эмоцию на лице. Рикетт не очень хороший лжец, оттого еще больше вопросов, которые крутятся в голове, но пока не озвучиваются, он должен признаться сам.

Видя растерянное лицо друга, Белл хочется выплеснуть все то, что копилось, каждый день, когда она получала письмо и читала не очень ровные строчки на пергаменте, когда отвечала, абсолютно честно, раскрывая все то, что так боялась произнести вслух, и боялась стать объектом розыгрыша. Роль жертвы ей не походит, но только с того самого похода в Хогсмид, по воле случая, выйти из нее никак не может. — Довольно, — слушать отговорки точно не хочется, а пока все начинает звучать как оправдание. Едва ли он хотел обидеть, но не раскрыл этого «тайного друга» по какой-то причине, может мужской солидарности. — Я думала, что могу хоть где-то перестать притворяться, что все нормально, — голос ровный, словно вся ситуация вообще никак ее не касается, но это последние крупицы самоконтроля, которые удалось собрать.

Кэти встает, явно давая понять, что услышала достаточно, но замирает, стоит прозвучать тихому «подожди», почувствовать, как пальцы сжимают ладонь. Очень хочется тряхнуть рукой, гордо вздернуть подбородок, закинуть на плечо сумку и удалиться, только не может. Это же Тони, тот самый, который всегда был рядом, тот кто помогал обработать коленки, звонко смеялся вместе с ней, промокнув до нитки в ручье за маминым садом, тот, кто верил и ждал ее выздоровления. Рикетт, тот парень, что поможет тащить тяжелые книги из библиотеки, потому что ты «девчонка», подтормаживает и зависает, стоит глазам зацепиться за острые девичьи коленки.

Не уходит, вообще не шевелится, так и стоит в пол-оборота, готовая в любой момент сорваться с места, чтобы бежать так далеко, как только можно, прятаться от травмирующей снова и снова реальности. Но нет, не сдастся и не отступит, напротив сидит человек, который заслуживает возможность объясниться. Да и нельзя бесконечно убегать, рано или поздно, демоны настигнут, а страхи захлестнут с головой и лучше, если бы рядом был кто-то, кому можно доверять.

— Он мне нравится, — после небольшой паузы признается так просто, словно говорит об овсянке на завтрак, — Мне казалось, что тот, кому я пишу понимает меня, как никто другой, только так получалось находить силы и двигаться дальше, пока все остальные бросали жалостливые взгляды, — Белл поворачивается к другу, — с ним получилось почувствовать себя нормальной, живой и настоящей, а не той, кого все так ожидают видеть, — устало вздыхает, прикрывая глаза ладонью и усаживаясь на место. Как бы ни было трудно, побег отменяется. — Все это время…— сколько длилась эта игра в друзей по переписке? Больше месяца? Как она не узнала почерк, как не поняла, что это он — Тони, родной и близкий, как… — почему ты не сказал… — даже не вопрос, просто…

Просто что? Стала бы она откровенничать, если вопрос был бы задан в лоб, смогли бы они поговорить «по душам» по-настоящему? Едва ли.

Слишком много информации, она не ожидала, не ожидала, что это Рикетт, что он тот парень, способный проявлять заботу, даже какую-то нежность, который не прячется за маской «пацана», а раскрывает себя так просто, бесстрашно. Такого Энтони она видела довольно редко, и он ей нравился. Сбой системы.

— Я верю, что ты не делился, — иначе бы на нее тыкали пальцами и сюда, в «Три метлы» собралась толпа зевак, чтобы посмотреть, как эту несчастную ждет очередное разочарование. Хотя, кому это нужно. Уголки губ нервно дергаются, внутри разворачивается настоящий спор: здравого смысла и паникующей девчонки. Один говорит о том, что ничего плохого не произошло, а вторая хочет расплакаться от обиды: не узнала, не поняла, не догадалась и еще много всяких разных «не».

— Зачем ты продолжил писать их? — если разбираться, то до конца. — Ты назначил мне встречу сегодня или это твой приятель? — все еще чувствует себя наивной дурой, мечтающей об, хотя бы, иллюзии счастья. Ком в горле не проглотить, Белл тянет руку вперед и хватает кружку сливочного пива, делая несколько глотков. — Ты мог просто сказать мне, — или не мог. Если подумать, то как найти слова, услышав, что ей нравится незнакомый парень, который раз в пару дней оставляет й конверт с письмом на одном и том же месте в библиотеке?  — Чувствую себя очень глупо, — не самое приятное чувство, которое прямо-таки хочется запить пивом. Делает еще несколько глотков, отодвинув кружку обратно к парню напротив.

Она закусывает щеку изнутри, прислушиваясь к своим чувствам. Слишком эмоциональной девчонке сложно привести все в порядок за считанные минуты, но она должна это сделать, для них обоих. Слишком большой путь пройден и, если бы ее спросили: «Что должно произойти, чтобы этот лохматый парнишка был навсегда вычеркнут из жизни?» не нашла бы ответ. Белл не может представить себе жизнь без Рикетта, даже когда закрывает глаза, даже когда тренируется на поле с командой, он всегда где-то рядом и это никак не изменить.

— Помнишь, лето после пятого курса? — почему-то вспомнился именно этот момент из их истории, — мы пили маггловское пиво и даже курили сигареты, — фыркает, вспоминая этот неприятный запах, оседающий на коже, въедающийся в клетки, вызывающий зависимость, — тогда я смогла признаться в том, что боюсь, боюсь слишком многого, — вздыхает, будто даже воспоминание дается ей тяжело, — я знала, что могу доверить только тебе, — поджимает губы, совершенно забыв к чему она начала это говорить. — Мне страшно быть навязчивой и надоесть, такое уже случалось и допустить чего-то подобного с тобой нельзя, — она дергает пальцами край рукава, стараясь хоть как-то унять нервоз.

Но как все это объясняет то, что после раскрытия правды с этими письмами она не сбежала, не спряталась в свою раковину, заклеивая хлипким пластырем очередную рану? — Это неожиданно, — корить себя за то, что не признала автора, хотя все было так очевидно, можно будет еще долго, едва ли нужно это делать сейчас. — Но я могла догадаться, ведь было очевидно, что автор знает меня слишком хорошо, таких людей немного, — не отводит взгляд в сторону, больше она не будет прятаться, не от Тони. Хватит.

— Наверное, я должна злиться, но наоборот, мне легче и спокойнее, — наверняка не это он хотел бы услышать, только никакого лукавства и притворства в меню не будет. Кэти наконец-то садится, но не напротив, а рядом с Тони, устраиваясь на лавке плечом к плечу. Он теплый, сложно не расслабиться, не стать снова собой, той, которой была с самого детства и, если честно, с возрастом не очень-то изменилась.

— Рикетт, — зовет его, внимательно разглядывая линию подбородка с едва заметной щетиной, — Посмотри на меня, — пора прекращать этот парад секретов и недоговоренностей, потом ей может не хватить сил на это решение. Его эмоции угадать сложно, ему неловко, даже стыдно, но есть что-то еще, он должен открыться ей, ведь…— для меня каждое письмо было важно, не только я смогла быть откровенной, но и ты, — тонкие пальцы обхватывают подбородок, чтобы повернуть хаффлпаффца к ней. Стоит встретиться взглядами, как происходит что-то странное, неизвестное. — Ты же не жалеешь, что мы теперь знаем правду друг о друге? — ведь он тоже раскрыл свои страхи, о некоторых Кэти даже не подозревала, ведь он всегда был сильным и заботливым старшим братом.

Ее рука опускается и путается в полах мантии, она ищет чужую ладонь, большую и теплую, такую родную. А когда находит, накрывает своей, прохладной и слегка подрагивающей. — Я все равно чувствую себя дурой, — на вдохе Кэти замолкает, наконец-то осознавая истинную причину. — Там был тот рыцарь, который необходим, который способен защитить от всего на свете и при этом живой и настоящий, со своими страхами и желаниями, он мне нравился, — сглатывает, стараясь не делать пауз, — Он мне нравится, — снова смотрит в лицо напротив, — и получается, что все это время это был ты, — Тони, Тони Рикетт, который знает о ней все и даже немного больше, знакомый с самыми невыносимыми ее поступками, видевший в таком состоянии, что любая девушка сгорела бы со стыда. А ей радостно, точнее… Сердце трепещет в груди от осознания, что все было так просто и на поверхности, просто кто-то слишком слепой, чтобы сразу во всем разобраться.

— Кажется, мне нравишься ты, такой как есть, настоящий, со всеми этими загонами, желанием принимать решения за других, заботой и теплотой, — этот список Кэти может продолжать бесконечно, но голос предательски дрогнул, ведь такие откровения… Она сейчас может разрушить все те годы дружбы, которые каждый особенно ценил. — Я никогда не думала об этом, но сейчас это так неприлично очевидно, — Белл одергивает руку, снова принимаясь теребить рукав свитера. Страшно, что сейчас разозлится уже Тони, что он сбежит и все закончится. Тут даже додумывать ничего не нужно.

— Мне не стоило этого говорить? — тихо интересуется, словно сама еще не решила, стоит ли задавать вопрос. Но все, что остается — смотреть на него настолько внимательно, чтобы запомнить мельчайшие детали, чтобы все это осталось светлым воспоминанием, когда он молча покинет паб, поставив жирную точку в этой главе своей жизни.

У Белл куча тараканов в голове, куча проблем лишь потому, что не умеет отступать, занимать выжидающую позицию, выбирать удачный момент. Если ей что-то пришло в голову, то выпаливает как есть, совершенно не задумываясь о последствиях. Все то, что удалось осознать прямо сейчас лавиной сошло на бедного Рикетта, который вот уж точно не выглядел радостным.

Улыбка медленно сходит с губ, словно кто-то окатил ледяной водой. Хочется обнять себя за плечи, словно пытаясь спрятаться от внешнего мира, сбежать туда, где точно безопасно. Только всегда безопасно было именно рядом с ним, какая ирония.
— Мне тоже страшно, — ей не хочется говорить об этом, но совсем недавно она дала слово, что будет честной, будет честной именно с ним. — Каждый раз, когда вижу тот самый поворот в Хогсмид, словно переживаю произошедшее снова, — почти каждый день она чувствует эту фантомную боль, что пронзает тело от одного мимолетного прикосновения к проклятому ожерелью, да, это лишь иллюзия, игра разума, но ничего приятного в этом нет. — Салли говорит, что иногда я плачу или вскрикиваю во сне, но не просыпаюсь, только сминаю пальцами подушку, — пожимает плечами, потому что не очень хорошо помнит сны, но часто просыпается с чувством опустошенности.

Рикетт слушает, но как будто не слышит. Теперь Белл понимает о чем говорят ее соседки по комнате, мальчишки в этом возрасте слишком глупые. Только обратно уже не повернешь, сказанные слова не сотрешь из памяти. И только она хочет открыть рот, как друг собирается с духом, чтобы что-то сказать, даже убирает волосы нервным жестом. Таким его ей видеть не приходилось и это...необычно. Остается только наблюдать за тем, как он собирается с мыслями.

В пабе как будто стало нечем дышать, словно набилась такая толпа, потребляющая кислород больше, чем может предоставить помещение. Дыхание сбивается, девушка зачем-то его задерживает, чтобы потом судорожно выдохнуть. Ей все еще хочется сорваться с места и сбежать, но так оставить Тони нельзя, не после того, что сказала.

Теплая ладонь сжимает ее собственную и кажется, что стало чуть спокойнее, но только совсем немножко. Повисшее молчание давит. А потом он говорит, говорит сбивчиво, но в то же время очень осознанно и честно. Кэти благодарна ему за это, но как же тяжело. Разве могла она подумать, что они будут обсуждать длину ее школьной юбки? — Ты, — сколько усилий ей понадобилось, чтобы выдавить из себя хоть что-то. Все стало слишком сложно, хотя по логике должно было быть наоборот, потому что...потому что каждый смог что-то осознать, понять и сказать то, что думает и чувствует. Дурацкие письма помогли стать еще ближе, открыться по настоящему в такой сложный период.

Не отпускает ощущение, что что-то важное ускользает, рискуя потеряться навсегда, в отчаянном порыве гриффиндорка обнимает Рикетта, обхватывает руками шею и укладывая голову на плечо. Вдох-выдох. Это кажется таким глупо-романтичным, но словно она чувствует запах его туалетной воды, такой знакомый, такой родной. Плевать. — Ты никогда не был жалким, — бормочет, не ослабляя объятий. — Никогда я не стала бы жалеть тебя. Поддержать, помочь, посочувствовать, но не жалость, — даже обидно, что в эту косматую голову пришла такая мысль.

— Мне стыдно, что не узнала в эти письмах тебя, того, кого так хорошо знаю, кого ценю, кем дорожу и без кого не представляю свою жизнь, — замолкает, поджимая губы, будто собирается с мыслями. — Не отталкивай меня, пожалуйста.