атмосферный хогвартс микроскопические посты
Здесь наливают сливочное пиво а еще выдают лимонные дольки

Drink Butterbeer!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Drink Butterbeer! » Pensieve » 27.08.96. dandelion wine


27.08.96. dandelion wine

Сообщений 1 страница 20 из 24

1

https://forumupload.ru/uploads/001a/2e/af/248/22508.jpg

Fawcett x Fenwick
summer / Norfolk

HAVE you ever seen THE HELL in someone’s EYES
and LOVED it anyway?

Отредактировано Sophie Fawcett (22.05.22 14:20)

+2

2

Пальцы подрагивают, соприкасаясь с нагретым августовским солнцем мрамором памятника. Софи сидит рядом с ним на пожелтевшей траве в тени вечно цветущей магнолии, скрытой от магглов чарами. Ее нежно-розовые лепестки падают на покрытые плечи, будто оставляя поцелуи, зашифрованные послания, в которых столько невысказанных слов, сколько сейчас в самой Софи. Она делает глубокий вдох, ещё один обрывистый, но все равно не хватает воздуха, а звуки застревают внутри, обжигая…

- Прости. - Это первое, что она спустя восемь лет может сказать матери, точнее памятнику на ее могиле. Ещё один вдох, который даётся труднее предыдущих. - Я знаю, что ты не предавала нас… меня… - Сознание взрывается от воспоминаний: хриплый голос матери, который просит настойку, чтобы больше не чувствовать боль. Никогда больше не чувствовать. Мама молится, но слова путаны,  а Софи не может пересилить себя и парализующий тело страх - молчит, вжавшись в кресло у постели больной. - Ты имела право перестать страдать. Я…  я должна была отпустить тебя раньше. - Последние слова вязнут в всхлипах, скатываются несдерживаемым потоком соленых слез по раскрасневшимся щекам, подбородку, орошают кладбищенскую землю, остаются мокрыми следами на шёлковой ткани платья, выглядывающего из-под пиджака, пиджака ее матери.

Тихий монолог. Обо всем и ни о чем одновременно. Попытки цепляться за слова, находить в себе силы говорить и говорить, все ещё не веря в то, что решилась прийти, осмелилась принять, разламывая всю себя, делая такой незащищенной и хрупкой. Почти что прыжок в бездну. Без страховки, без рук, которые поймают, удержат, не дадут разбиться. И только во внезапно наступившей тишине Софи чувствует себя почти что пустой - без накопленной годами боли, без следов страданий от вечного одиночества и разочарования в людях. Без обиды.

А тем временем некогда палящее солнце прячется за пушистыми облаками, скомканными ближе у линии моря в однородное полотно, грозящее пролиться священным, всеочищающим дождём. Софи поднимается и отряхивает от прилипших сухих травинок затёкшие коленки, поправляет платье, расправляя незаметные складки на гладкой молочной ткани. Ей впервые хочется быть идеальной хоть в чем-то. Быть такой же красивой, как молодая женщина с портретов в гостиной. Такой же умной и целеустремлённой, как мать в рассказах отца и дедушки.

Но идеальной ей никогда не стать.

Сердце сжимается ещё сильнее, мысли вязнут в образовавшейся внутри пустоте, засасываемые чёрной дырой, будто оставленной пулей девяти миллиметрового калибра. Глухие удары в тишине - ни присутствия птиц, ни шороха ветвей, только проступающие через кожу и ткань звуки метронома, оплетённого колючим терновником, едва выдающие ритм на манер венгерского вальса. И только магнолия, чьи лепестки все ещё осыпаются на выжженную солнцем траву, напоминает о стройных рядах китайских деревьев, высаженных в Салеме на заднем дворе особняка.

Магнолия - символ женской линии Блэкторнов. Тёрн - мужской. Страницы родовой книги желтеют со временем, с годами портреты в ней меркнут, а выведенные строки биографий бледнеют, стираются. Софи хотела бы применить к артефакту-наследию заклятие, но это было бы оскорбительно по отношению к обоим мирам, на перепутье которых она и застряла.

***

Чёрная «Ауди» девяносто первого года с оцинкованным кузовом останавливается вблизи автобусной остановки, привлекая к себе внимание нескольких случайных прохожих-туристов, двигающихся в сторону набережной - их легко узнать по неспешной походке и пытливому взгляду, по рюкзакам, небрежно свисающим на одной лямке, по бумажным стаканчикам с газировкой из кафешки с кричащей вывеской «Fat Doggy».

Мотор затихает, и теперь можно услышать доносящуюся с колонок рекламу магазина спорттоваров, расположившегося вверх по улице, а ещё шум прибоя, разбивающиеся о доски причала волны, над которыми вдалеке уже собрались громадные и тяжёлые грозовые облака, все пытающиеся догнать солнце в этой части Кромера, но пока безрезультатно. Душно настолько, что идея влить в себя содовую со льдом в отношении один к трём не худшая из затей.

Софи приподнимает солнцезащитные очки, локтем другой руки облокачивается на дверцу.

- Тебя подвезти, красавчик? - Щурится она, всем своим видом пытаясь скрыть в эту самую минуту накатывающее внутри неё беспокойство. - За дорогу можешь заплатить поцелуем. - Трудно контролировать себя, заставлять желания заткнуться и выжидать. Очередное болезненное расставание, долгое, тянущееся бесконечностью из ничего не значащих дней календаря, растекающихся чередой неоднозначных событий, приносящих ещё больше тоски и мучений без того, на ком теперь завязано существование как таковое.

Трудно сдержать улыбку, скрыть нежность и теплоту в голосе и во взгляде, труднее только представить, насколько бы ещё ее хватило не видеть его - не стерпела бы, снова взяла бы билет на ночной рейс, отыскала бы тот самый дом, окна его спальни, в которой оставила всю себя и без остатка, переплетая пальцы с его, желая остаться навсегда, навечно.

- Эй? Так и собираешься стоять, или позволишь наконец себя украсть? - Она жмёт на одну из кнопок на приборной панели, открывая багажник.

Конечно, ей хочется большего. Хочется выпрыгнуть из машины прямо сейчас, хочется той невероятной близости, от которой будут подгибаться и дрожать колени, а сердце останавливаться от каждого прикосновения, сбиваться от каждого поцелуя, заходиться в башенном танце от каждого его взгляда медово-песочных глаз.

- Это, конечно, не Мустанг, - разводит руками Фосетт, выражая крайнюю степень негодования всем своим видом, - но старикашка, у которого я ее арендовала, заверил, что на такой «детке» хоть на край света, главное - вовремя вернуть и не побить. - Она лезет в бардачок, чуть ли не носом утыкаясь в угловатые и торчащие колени Маркуса, проверяет карточки с временными правами и страховкой, вытаскивает сложённую кое-как карту и кладёт ту на Фенвика. - Куда ткнёшь, туда и поедем. - Пальцы тянутся к ключам в замке зажигания, но останавливаются на полпути. - Плату наперед. - Утыкается носом в его плечо и закрывает глаза, все ещё не веря, что он снова здесь, что его можно коснуться, заглушая и запирая тревогу внутри, но все ещё покрываясь мурашками, соприкасаясь с его кожей.

…feel free to just grab me and kiss me
whenever you want…

Отредактировано Sophie Fawcett (23.05.22 14:24)

+2

3

В кошмарах Фенвика вечная ночь, маленькая комната с плотно задернутыми тяжелыми шторами, сквозь которые не пробивается тусклый лунный свет. Маркус сидит на кровати, уткнувшись головой в колени, боится поднять голову, шепчет под нос глупые детские считалочки, думая, что это может успокоить. One, two. How are you? Ехидное хихиканье нарушает тишину. Голос дрожит. Three, four. Who’s at the door? Скребется кто-то за дверью шкафа, за ручку которого дергал перед сном несколько раз, снова и снова проверяя, что она надежно закрыта. Five, s... Сбивается, повторяет опять. Five, six. My name is Fix. Дверца скрипит, ей вторят половицы, а после что-то шлепает по деревянному полу, тяжело дыша, подходя все ближе и ближе к уже забившемуся в угол кровати Маркусу. Seven, eight. Sorry, I’m late. Волна ужаса поднимается где-то в области груди, медленно доходит жо горла, и он захлебывается, тонет в ней. Дышать не получается, словно воздух в комнате закончился в одно мгновение. Nine, ten. Say it again. Острые когти царапают плечо, окончательно лишают возможности пошевелиться. Маркус замирает, боится даже пошевелиться, будто стоит двинуться - и на него тут же накинутся, разорвут на части. One, two. How are you? Снова ехидное хихиканье.

Так было всегда. Нет, не каждую ночь, конечно, но кошмары приходили стабильно, точно у них было какое-то расписание, понять которое Маркус был не в силах. Были и другие: побеги от странных зверей с последующими падениями с обрыва; десятки непростительных, пролетающих буквально в миллиметре от его лица. Но в основном - непроглядная темнота и едва слышные скрипы. Никаких чудовищ с отвратительными рожами, никаких выпущенных кишков и гор трупов - только сотни мурашек, бегающих по спине, ощущение полнейшей безысходности и беспомощности, когда бежать некуда. Да и не получится - ужас сковывает тело так, что нельзя пошевельнуться, а если вдруг, по чистой случайности, выходит, то каждое движение дается с трудом, словно кто-то наложил замораживающее заклинание.

В августе в кошмарах слышится громкий крик, щелкают челюсти с окровавленными острыми клыками, тянутся к горлу, царапая кожу. Когтистые лапы вспарывают живот, утробно рыча. Вспышки заклинаний становятся ярче, в тысячу раз реальнее. Множатся копии самого Маркуса, закатывают рукава, повторяя хором одну и ту же фразу. Бежать по-прежнему некуда. Кошмар накладывается на кошмар, ужасы складываются в плотную стопку, сменяют друг друга как кассеты в этой странной штуке в гостиной дома Мервина, крутятся, затягивая в бесконечную воронку. Они не сверкают глазами из темноты уже - скалятся опасно, выпрыгивают неожиданно, бьют по самым больным точкам.

От всех кошмаров спасает неизменно одно - взгляд ясных глаз, врывающийся во сны внезапно, но в самый подходящий момент, согревающий, разгоняющий все тени по их темным углам, приручающий самых страшных монстров, превращающий их в нелепых щенят, которые скулят и ластятся к теплым рукам. Да и сам Маркус как те монстры.

***
Маркус сбрасывает одеяло на пол, выпивает стоящую рядом с кроватью бутылку воды почти залпом, сидит на краю, скрестив ноги и уставившись тупо в стену несколько минут, пытаясь прийти в себя. Не очень понятно, что хуже - эти сны или просыпаться после них в спутанных тяжелых и мокрых от пота простынях, с гудящей головой и отвратительным послевкусием. Каждый такой сон после пробуждения на автомате прокручивается в мыслях снова и снова, ищутся какие-то тайный послания и знаки, ищутся глупые ошибки - надо же убедиться, что это не реальность была.

Запах кофе встречает его еще на пороге комнаты, тянет за собой вниз по лестнице прямо до самой кухни, где Мервин в пижаме колдует у плиты и насвистывает какой-то веселый мотивчик.

- Доброе утро. Выглядишь отвратительно. Опять плохие сны? - Он разливает кофе по маленьким чашкам в цветочек. Маркус хмыкает - явно ведь не сам их купил, но со своей пассией Мервин знакомить Маркуса не спешит, даже не говорит о ней особо. - Сам виноват. - Тут же мрачнеет и тянется к лежащей на краю пачке сигарет. - Я тебя сюда позвал, чтобы защитить, а ты что творишь, мать твою.. нашу.. чччерт, - чашка летит на пол, разлетаясь на сотни мелких осколков.

Маркус не отвечает, так и стоит, прислонившись спиной к дверному косяку и тяжко вздыхая. Мервин как обычно прав и возразить ему Маркус не может. Они живут вместе около месяца, но за это время он уже несколько раз оказывался дома побитый и окровавленный, на грани сознания. Мервин носился вокруг него как курица-наседка, таскал какие-то зелья, вливал их чуть ли не по капле, ругался, разбивал костяшки о стены. А Маркус, когда приходил в сознание, упрямо молчал. Он ничего не мог сказать старшему брату, а пару дней назад просто посоветовал свалить из страны, так, на всякий случай.

- Придурок ты, мелкий. Забыл уже про.. да %!лять.

***
Фенвик неловко жмется у входной двери, щупает зачем-то ручку чемодана, ковыряет носком туфель маленькую дырку в полу. Он не уезжает в школу сейчас - позорно сбегает от долгих разговоров и попыток рассказать обо всем и объясниться, но при этом скрыть самое важное. Он любит Мервина и поэтому ведет себя как последняя скотина.

- Я.. я напишу, Мерв. Прости. И.. спасибо, - слова трудно разобрать, Маркус хрипит, голов срывается. Он обнимает брата, не смотря ему в глаза. - Ты только.. будь осторожен.

На автобусной остановке в маггловском районе города он выглядит странно. Темное пятно среди ярких футболок и коротких светлых платьев и шорт. Фенвик нервно курит одну за одной, фыркает что-то в ответ на замечание какой-то старушки, но отходит в сторону. Он все еще не уверен, что это правильно сейчас - встречаться с Софи. Он соскучился, ужасно соскучился. Он хочет увидеть ее прямо сейчас, схватить крепко, прижать к себе, целовать долго, надеясь, желая восполнить и отдать все, что накопилось за долгие дни разлуки. Только вот явно ввязался в какое-то стремное дерьмо. А что если подставит? Если подвергнет ее опасности? Комкает в пальцах окурок, ругаясь, когда обжигает пальцы.

Он настолько погружается в свои мысли, что не замечает подъехавший автомобиль. Голос Софи выводит его из этого странного транса, Маркус поднимает голову, улыбается, забывая обо всем.

- Кажется, за кражу человека предусмотрено наказание, - чемодан в эти минуты кажется не тяжелее совиного пера - он поднимает его, в одну секунду закидывает в багажник, и тут же оказывается на переднем сидении, продолжая глупо улыбаться. И ничего с этим поделать нельзя, эта улыбка появляется на лице сама собой, как бы он не старался хмуриться, щуриться, морщиться - все бесполезно. - Да хоть старая лошадь с разваливающейся телегой. - Неважно все. Совершенно неважно. Зарывается пальцами в волосы, перебирает аккуратно прядки, проводит по скуле, приподнимая ладонью подбородок и заглядывая в глаза. Поцелуй, против всех ожиданий и желаний, очень нежный, почти невесомый, как тихое признание: люблю, скучал очень. Маркус сжимает руку Софи, другой рукой тыкает куда-то в карту, смеясь. - Вроде не очень далеко попал. И даже на побережье. Еще один забег по песку на желание?

Невозможно от нее оторваться, нереально отвести глаза, попытаться хотя бы рассмотреть город, проносящийся за окнами. Он просто смотрит, улыбается, пытается подпевать магнитоле, не попадая ни в одно слово и ни в одну ноту. Беспокойство колотится где-то на заднем фоне, стаскивает в кучу все гонги, бьет в них по очереди, напоминает: очнись уже, наконец, идиот. Маркус не слышит.

- Я, - внутри ураган из десятка эмоций и двух десятков вопросов, но ему все еще сложно говорить о них вслух, - рад, что получилось выбраться. Думал, Мервин запрет меня как принцессу в башне. А.. как ты? Как последние летние дни?

+3

4

- Тебе не кажется, - дергает плечом Фосетт, смиряя враждебным взглядом двух любителей постоять да потаращиться на девушку за рулем, - а можно, чтобы меня наказал ты?! - Чуть ли не кричит, чтобы эти придурки наконец поняли, что вот так пялиться неприлично, а то и сглаз может прилететь. Но тайно наколдовывать порчу не приходится - парочка начинает двигаться в сторону набережной, стоит Фенвику залезть в машину.

Наконец он здесь. В ее вселенной. Снова. Наконец все перестаёт рушиться, будто застывает сходящей в ее сторону лавиной, противостоять которой она не может - ещё не научилась, но рядом с ним все перестаёт быть таким безысходным и катастрофическим. Рядом с ним весь мир становится выносимее и менее болезненным. Софи снова дышит легко и почти свободно, не стесняясь, отвечает на поцелуй, закрывая глаза, позволяя наконец самой себе расслабиться и ощутить вкус знакомых губ с оттенком табака, возможно, кофе.

- Побережье, говоришь, - она хмыкает, пряча своё смущение после столь красноречивой близости за вновь надетыми очками, наклоняется к карте, ведя пальцем маршрут от Кромера до чуть примятой бумаги в том месте, куда тыкнул Маркус, - это же «А140», да? На запад по шоссе, а потом…, - она двигает его палец сперва по жёлтой полосе-нити влево, останавливается с таким возмущённым «да драккл!», возвращается обратно на середину проложенного маршрута до съезда в сторону Шерингема, и уже оттуда начинает снова двигать палец Фенвика влево. - Во, да-а-а, отлично, а дальше по «А149» вдоль побережья, а там ближе всего старый Бостон, но всегда можно и в Кембридж, хоть и скука смертная.

За пределы Кромера они выезжают через каких-то полчаса. Фосетт сильнее жмет на педаль газа, прибавляя скорость, чтобы обогнать плетущийся впереди серебристый «Мерс».

- Если и забег, то явно ночью, раньше не доедем. Только чур в этот раз без посуды, а то я задолбалась тогда все перемывать. - Смеется она, припоминая те счастливые (не считая мытья посуды) дни в Бостоне, заверения Кристофера, что всегда готов снова приютить, если понадобится.

Софи в очередной раз приказывает мыслям о побеге в Штаты испариться - она не сдастся, не отступит, у неё все ещё есть, за что бороться и ради кого. И пускай противники все ещё остаются в тени, но однажды им придётся выйти и показать свои зубы, а уж подправить им их она сможет. Уверена. Может она и не такая идеальная, как мать, но точно не намерена отступать.

- Кстати да, а как там Мервин? - Совесть так некстати просыпается об упоминании брата Маркуса, отчего пальцы сильнее вжимаются в руль, будто намереваясь его сломать. Фосетт все ещё чувствует  себя виноватой за то, что произошло в последнюю их встречу, за то, что оставила на Мервина заботу о том, кого так любит, и у кого из-за нее постоянные проблемы. Фенвик хоть и выглядит сейчас вполне здоровым, но ощущение чего-то нехорошего, вполне осязаемой угрозы, все ещё не покидает Софи, как в тот день, когда они в последний раз были вместе. - У тебя… все хорошо?

Вопрос, который она обязана была задать намного раньше, в письме, или же приехать самой в Бристоль, как только выпуталась из-под опеки Мертонов.

- Да так… сбежала домой, отец, конечно, узнал, прислал громовещатель из, кажется, Марокко, обвинял в том, что ослушалась…  приезжал Фарли, потом Мертон… Ада, как-то так прошли дни, не сказать, что правильно. - Она снова вдавливает педаль, на этот раз желая отстать от разноцветного минивэна, петляющего из стороны в сторону, из одной полосы в другую без поворотников - очевидно какие-то совсем неадекватные бродяги, судя по слишком громкой музыке, доносящейся из открытых окон, бродяг, вылезших из потертых семидесятых. Софи не злится и даже не раздражается, просто желает обезопасить себя на дороге, пусть стрелка спидометра уже утыкается в отметку девяносто.

Последние дни почти что добили ее, выжали, будто остатки лимона в несчастную чашку с давно остывшим чаем. Если раньше Софи считала, что нет ничего ужаснее, чем потерять лучшего друга, то теперь, храня секреты не менее близких людей, начала сомневаться, что ее вообще хватит до поездки в Хогвартс. Не успевает решиться одна проблема, как на неё наслаивается вторая, и так до бесконечности. То, что она все ещё пребывает в здравом рассудке, лишь результат ежедневного приёма сонного зелья. Иначе никак.

До первой заправки они добираются спустя пару часов. «Детка» с нагрузкой и скоростью справляется на ура, в отличие от того, сколько жрет топлива. Но Софи и сама чувствует, что нуждается в подзарядке: стаканчике кофе без сахара и молока, в солнцезащитном креме за несколько фунтов, в том, чтобы наконец размять шею после напряженной поездки - слишком давно не садилась за руль, да и «детке» далеко до Мустанга в плане комфорта и тяги.

- А ты что, в Кромер ехал на автобусе? На ма-… обычном? - Она крутит стенд с очками внутри минимаркета, выбирает чёрные «рейбэны» и передаёт их Маркусу. - И как… впечатления? - Через открытые окна слышно, как на заправке останавливается тот самый минивэн, видно, как из него, потягиваясь, будто муравьи, выползают довольно неоднозначные, но весёлые персонажи. Софи не без интереса разглядывает их, хоть и пытается сосредоточиться на выборе крема, косится на девушку с болотно-зелёными волосами - та все никак не может оторваться от бутылки с содовой, которую у неё из рук тянет длинноволосый худощавый парень в цветной майке и шортах гавайской расцветки.

Чувство deja vu нахлынывает из ниоткуда, тянет за собой, приоткрывая двери в воспоминания, которые ей не принадлежат, не могут. Этих людей она видит впервые, не знает их имён. Они ей никого не напоминают, и, в целом, для скучной Англии выглядят неестественно, будто вырезанные из американских журналов, которые ей носил Кристофер лет восемь или семь назад.

Зеленоволосая останавливается в каких-то пяти дюймах от Софи, перебирает коробочки с косметическими гелями и флаконами. У неё выкрашенные в такой же болотный оттенок ногти, а ещё большие глаза с длинными, подкрашенными ресницами. У неё платье до колен в мелкий цветочек, а на запястьях цветные браслеты - россыпь бусин на толстых, плотных нитях, затянутых в узлы. От нее пахнет ванильным спреем (длинная бутылочка за полфунта, которыми торгуют в магазинах с бытовой химией), обычным табаком для самокруток из круглых плоских баночек с причудливыми наклейками на крышках. Она улыбается не то коробочкам в своих руках, не то пустоте, что-то напевает, иногда поглядывает на стоящую рядом Фосетт, которая все никак не может определиться, какой же крем выбрать - чудится, что если задержится ещё на минуту рядом со стеллажом, то зеленоволосая решится заговорить. От этих мыслей становится совсем некомфортно, будто кто-то намеревается ее вытащить из этой реальности и поместить в тот самый журнал с радующимися жизни студентами на побережье Флориды или Калифорнии.

- Да черт возьми. - Шепчет Софи и отходит от стенда без крема, находит Фенвика и спешит обратно к нему. - Черт. Я же сказала ему, чтобы без молока… ладно, какой есть. - На прилавок возле кассового автомата сыпятся купюры и мелочь за бензин, очки и кофе, за две пачки сигарет и сендвичи в бумажных обертках.

- Кстати да, я утром была на кладбище, - как бы между прочим бормочет Фосетт, отпивая непонятную жижу, которую почему-то называют тут кофе, - ну, это было довольно… нормально что ли?

Отредактировано Sophie Fawcett (27.05.22 10:03)

+2

5

- Это.. какая-то дорога. Я же ни драккла не понимаю в этих картах, - смеется, делая вид, что сбрасывает карту с колен, но лишь сдвигает ее на пару сантиметров, все еще царапая пальцем шершавую поверхность, теперь, кажется, где-то в области леса.

Переплетения дорог и мелких рек немного пугают, превращаются в гигантского спрута с десятком щупалец, подмигивающего голубыми глазами разбросанных на востоке озер. Названия городов мало что ему говорят - он не выбирался далеко за пределы Лондона до этого лета и родную страну толком не знает. Не знает, что там в Кембридже (вроде, какой-то маггловский университет?), Кромере (достаточно знания, что где-то рядом живет Софи) или где-либо еще в этих точках на карте. Весь его мир - не столица Британии вовсе, а маленький тупиковый переулок, мрачный и грязный, с криками торговцев и пьяниц, просящих пару кнатов на дешевую выпивку в ближайшем баре. Впрочем, это все неважно сейчас. Он готов ехать хоть на край света, хоть в маггловский ад, если на соседнем сидении будет сидеть Софи, если будет держать его за руку, пусть даже хмуря брови и тихо ругаясь на идиотские карты.

- Он.. - Маркус залипает на пару секунд в окно, считая деревья и проплывающие мимо облака. Ворчит что-то внутри, ворочается неуклюже, задевая острыми когтями нервы, заставляя морщиться, скрючиваться на сидении, словно он пытается спрятаться, стать совсем незаметным. - Хорошо. Думает об отпуске в Австралии. Там сейчас мама гостит у подруги. И, кажется, ей все очень нравится. Ну, кроме здоровенных пауков, внезапно залетающих на вечеринку. Они вроде безобидные, но об этом как-то не думаешь, когда видишь его маленькие глазки, изучающие тебя из твоего собственного тапка, оставленного около кровати. - Он говорит обо всем, но не о главном. Несет всякую чушь, лишь бы не отвечать на вопрос. Потому что соврать он ей не сможет, а сказать правду.. не сможет тоже. Эти события не из тех, что хочется обсуждать даже с самым близким человеком. Ими не хочется делиться - просто забыть, не вспоминать больше никогда, выкинуть из головы, словно и не было вовсе. Только вот возвращаются почти каждую ночь кровавыми росчерками на серых стенах, оглушающими рыками в тишине, противным скрежетом из недр шкафа. - Я узнал, что у меня есть неучтенный родственник, - хмыкает, наконец, утыкаясь взглядом в колени. - Тот еще весельчак.

Громкие крики, звон бьющегося стекла, усмехающаяся рожа Тригга, выжатый Маркус, большими глотками пьющий какое-то странное обжигающее внутренности пойло. Едкий дым и резкий рывок аппарации. Совершенно неуместные маленькие горшочки и постоянная тошнота. Снова крики и грохот. И злость, очень много злости, копившейся все эти годы, медленно созревающей, настаивающей долго, набирающей силу, выплескивающейся через край в самый неподходящий момент. Маркус сглатывает слюну, впивается ногтями в ладонь.

- Насыщенно, - кивает задумчиво в пустоту, улыбается нервно, надеясь, что не было никаких нежданных гостей, внезапно вламывающихся в дом и размахивающих палочками, приставляющих их к горлу, перекрывая доступ кислорода. Это странное напряжение, пробегающее по венам, не дающее расслабиться полностью, говорить все, что на уме. Он верит ей, безусловно. Доверяет как себе, но не вытравить того мрачного типа, что всегда закрывается в себе, переживает из-за каждой мелочи, стучит пальцами по крышке бардачка. - Джейк и неправильно? Что творится с нашим старостой? Ты.. они.. вы.. все нормально?

Щелкают челюсти: первое правило - не доверяй никому. Второе.. Маркус выдыхает, выходит из машины, потягиваясь. В маггловском магазине как-то необычно свежо и прохладно, он задумчиво хмыкает - ожидал попасть в какую-то душегубку, из которой захочется побыстрее сбежать. Он примеряет очки, глупо улыбается своему отражению - этот человек совсем на него не похож.

- Повторять я, пожалуй, не стал бы. Жарко, неудобно и какая-то женщина всю дорогу рассказывала мне рецепт лучших в Британии пирогов. Уж не знаю, почему она решила, что я - главный любитель пирогов. - Никогда больше. Ни за что. Лучше долго пусть долго тошнит и кружит голову после аппарации, чем этот селедочный душный ад, когда крючишься на неудобном сидении в позе креветки и рубашка мерзко липнет к спине, когда после всего этого чемодан больно бьет по коленям при каждом движении.

Маркус не знает, что с собой делать, что с его убеждениями и принципами теперь - кидает из стороны в сторону хлеще, чем в том самом маггловском автобусе, едущем по отвратительной ухабистой дороге. Яркие банки в холодильнике, надоедливая прокручивающаяся по кругу мелодия, смех компании подростков - все будто гипнотизирует, затягивает медленно, заставляет погружаться в мрачную пучину.

Местный кофе не бодрит совершенно, его спасает лишь сигаретный дым, которым Фенвик почти тут же давится, не зная, что сказать. Для него кладбище, как это бы по-идиотски ни звучало, всегда было местом спокойствия; тем местом, куда можно было сбежать, где можно было укрыться, где мог говорить спокойно обо всем. Это было чем-то - да драккл, дери - почти священным.

Не находится все-таки слов - очень уж больная тема. Все, что может - подойти ближе, взять за руку, крепко сжимая ладонь. Понимает, почему не хочется делиться - очень интимное, личное, очень больное, то, что должно быть только твоим до какого-то момента. Принятие - последняя стадия горя, после которой, если верить маггловским ученым, становится легче. Маркусу очень хочется верить, что ей стало легче, что хотя бы часть того груза упала, осталась где-то там в прошлом. Таскать на себе такую ношу - он неловко ведет плечами, будто проверяет, на месте ли его вечная - практически нереально, пусть не чувствуется временами, но иногда пригибает к земле так, что подняться невозможно, что вечно будешь лежать на земле под ее весом, притянув к лицу колени, уткнувшись в них, не в силах пошевелиться, даже просто вытереть слезы, что льют непрерывным потоком.

- Я надеюсь, что стало хоть немного легче, - говорит тихо, почти шепчет, обнимая осторожно за плечи, целует в висок. Он молчит, выпуская в небо сизые облака дыма, кажется, что думает о чем-то, но в голове пустота и шум бьющихся о скалы волн, будто переворачивается страница со старыми мрачными мыслями, открывается новая, на которую ступить страшно, но очень уж хочется. Компания в разноцветных рубашках и светлых джинсах и шортах вываливается из магазинчика с громкими криками. - Я совсем не вписываюсь в этот мир, да?

+1

6

- Звучит не очень. - Кривится Фосетт, почему-то вспоминая страшные иллюстрации из книг о волшебных существах, а не картинки из маггловских пособий по зоологии, которые разглядывала ещё в бостонской начальной школе. Для неё пауки - особи разумные, говорящие на человеческом языке, колониями населяющие леса Англии и Шотландии, ядовитые жвалы которых убивают своих жертв за считанные секунды, или часы, если речь идёт о ранах, которые вовремя не обработать целебными зельями или мазями.

Конечно, Маркус говорит об обычных пауках, но внутри все переворачивается от вспыхнувших огнём воспоминаний о Запретном Лесе. Но это было лишь однажды, по глупости, очень сильной глупости, когда любопытство и адреналин затмили все разумное; желание увидеть живых драконов вблизи, о чем Фосетт теперь будет жалеть до скончания веков. Но Фенвик вовремя переключается на другую тему, и Софи ему за это благодарна, хоть теперь и не понимает, как реагировать на столь внезапные новости.

- Весельчак? Ты с ним встречался? Вот так взял и появился? Где он был раньше, интересно… - Подобные внезапности в столь смутное время Софи не нравятся похлеще пауков из тапков - от этих хотя бы знаешь, чего можно ожидать, в отличие от «внезапных родственников», о которых Фенвик сообщает довольно поверхностно, а это тоже о многом говорит Фосетт, успевшей привыкнуть к Маркусу.

Нельзя требовать от кого-то полноценной откровенности и открытости, если не можешь того же предложить взамен. Софи не привыкла к этому, не привыкла делиться всеми своими горестями и страданиями, всеми бедами и проблемами; уверена - оно все временно, уходящее и проходящее, и не стоит того, чтобы портить настоящее кому-либо, да и к своему персональному аду уже привыкла. Но это так не работает, когда вмешивается кто-то третий.

- Я не знала, что Джейк тебе рассказал о пещере, - пожалуй, сейчас, за рулём, самое время об этом «поговорить», когда необязательно смотреть собеседнику в глаза, испытывая непередаваемое чувство стыда от того, что что-то скрыла - так-то обсуждать это не хочется, как и делать вид, что ничего не произошло, - кажется, я знаю, как решить эту проблему… как только вернёмся обратно в Школу. - Она машинально машет головой, будто не верит собственным словам, но это не так - сегодня наконец она почувствовала себя свободной от пожирающего изнутри демона, стоило только найти силы сходить на кладбище. - Все хорошо. Есть и будет. Верь мне.

Быть может наивно и глупо уповать на собственную веру в себя саму, заливая сонное зелье каждый вечер в чашку, тем самым уговаривая проваливаться в бездонную яму, в которой нет ни ярких картинок из прошлого, ни ужасающих сцен с окровавленными раковинами, разбитыми зеркалами, непроходящей головной боли, растекающейся от затылка к лицу, застывающей в разрумяненных щеках. Но если отбросить и это, то что в итоге останется? Загнанный в неволю зверь, скулящий и выгрызающий себе путь к свободе через поедание поводка, на который его посадили? Или же беспомощно бьющаяся о клетку птица, своим беспокойством лишь в очередной раз травмирующая самой себе крылья?

Софи цепляется за Маркуса. За единственного во всем мире, кто способен если не остановить, так выдержать лавину, которой она обрушивается на крошечные домики у подножий гор. Мир пытается перекрутить ее, сделать шаткой и податливой, но не выходит - Фосетт прет напролом, сметая все «нет» и «не может» на своём пути, как мелкий мусор из урн, засоряющий осенний парк сильными порывами ветра.

- Значит, никаких больше автобусов. Хорошо, что есть машина… и всякий такой… транспорт. - Фосетт машет рукой по воздуху, будто пытаясь нарисовать невидимой кисточкой метлу, или какое ее подобие. Хотя такой транспорт тоже не признаёт, считает его максимально неудобным и чересчур самобытным. Одно дело использовать его в игре, но летать на дальние расстояния - она лучше будет полчаса сбивать цену на арендованное авто, споря с каким лысым старикашкой.

На заправке становится ещё жарче, потому Фосетт снимает пиджак и закидывает его на заднее сидение. Хочется курить, но никотин на пустой желудок - это все равно, что намеренно спровоцировать головокружение и обморочное состояние. Не прикольно. И очень больно.

Но она держится. Все ещё. Не отвечает на вопрос об утреннем визите к матери, но кивает, утыкаясь носом чуть ниже плеча Маркуса. Действительно. Стало намного легче и… пусто. Будто вырезанная опухоль. Будто проснулась после долгого кошмара, в котором пребывала все эти годы.

- Боюсь тебя огорчить, но все, кому доводилось встречать гиппогрифа или наблюдать за флоббер-червями, для этого мира чужаки. - Фосетт тоже провожает шумную компанию, в какой-то момент встречаясь взглядом с той самой девушкой в платье, но отвечать на ее улыбку не спешит, отвлекается от минивэна на очки Маркуса, поправляет их у того на голове. - Жизнь такая, что… чтобы не сойти с ума, иногда полезно притворяться кем-то другим, я имею ввиду, позволять себе становиться кем-то больше, чем тем, кем являешься, выходить за чертовы рамки, и делать то, что хочется.

Софи почти всегда делает то, что ей хочется, не без обвинений со стороны в эгоизме и самодовольстве. Это называется гедонизмом - удовлетворением своих желаний. Это не значит, что у Фосетт нет предела, за который она не прыгает, и никогда не прыгнет точно, но эта грань отнюдь не условна - это тотальное вмешательство в жизнь другого человека, что равносильно посягательству на его свободу. Софи в это плане достаточно чувствительна и принципиальна, поэтому чужое, а главное - ненужное вмешательство терпит с трудом.

- Если что-то может сделать тебя счастливым хотя бы на короткое время, зачем этому противиться? Мы проживаем всего одну жизнь, как любят говорить американцы, зачем себе отказывать в удовольствии? Мы все равно вернёмся в мрачный и тяжёлый мир «по ту сторону», но сейчас не время об этом думать. - Фосетт ставит стаканчик с недопитым кофе на крышку капота и тянется за рюкзаком, притаившемся на заднем сидении. Почти пять минут она что-то старательно выводит авторучкой на вырванном тетрадном листе, облокотившись тут же на теплый и чёрный капот, второй рукой держит уже надкусанный сендвич с курицей, а закончив, аккуратно, насколько это только возможно, рвёт лист на тонкие полоски, а потом ещё одной рукой умудряется сложить их вдвое. - Немного случайностей нам не помешает, правда ведь? Меня хватило всего на двенадцать «to do», но начать с чего-то надо. А начнём… с моих первых двух. - Не без тени коварства улыбается, раскидывая на капоте сложенные листочки.

+

[newDice=2:12:0:]

Отредактировано Sophie Fawcett (04.06.22 10:56)

+1

7

Маркусу совсем не нравятся те эмоции, которые топят его в бурном закручивающемся потоке, не давая толком вздохнуть, стоит вспомнить о новоприобретенном родственнике. Закусывает губу, прописывая себе мысленную крепкую затрещину - зачем только сказал про него сейчас. Тригг другой, совершенно непонятный, он ворвался шквальным злым ветром в жизнь Маркуса, шальной рукой взлохматил волосы, мазнул ладонью с кучей перстней по щеке, оставляя на ней царапины, а за собой - удушливый шлейф из табака, перегара и странновато-сладких и терпких трав, которых явно не найдешь в теплицах профессора Спраут. Фенвик до встречи с ним не знал, что может так злиться, что гнев может стать чем-то осязаемым, покалывающим кончики пальцев, практически выбивающим искры, поджигающим до того едва тлеющий запал. Не знал, что может взрываться - ярко, со спецэффектами. До этого все срывы заканчивались лишь грубыми мордобоями и в который раз поломанным носом.

Маркус тяжело дышит, нервно дергает головой, отгоняя воспоминания. Если бы от новых кошмаров, пожирающих его еще сильнее уже привычных, было избавиться так просто - захотел и забыл, перестал просыпаться на скомканных простынях, в пропитанной комнате страхами, так что даже привычные тени предпочитали шарахаться, скрываясь в темноте.

- Есть у меня парочка вариантов мест его обитания, - мрачно усмехается Фенвик, сжимая зубы, - жаль, это не какой-нибудь богатенький дядюшка, который скоро помрет и оставит мне в наследство упакованный особняк, - перевести в шутку сложно, но он очень старается. Улыбается почти не наигранно.

У Маркуса не бывает просто и легко. У Маркуса не бывает тепло и солнечно - все непременно рано или поздно затянет сначала облаками, а позже и тяжелыми грозовыми тучами с далекими раскатами грома. Маркус - не тьма еще, но тень; не полное отсутствие света, но приглушенная серость с темными пятнами. Он почему-то не верит в то, что люди как магниты, где разные полюса тянутся друг к другу. По его мнению подобное притягивает подобное. Тем страннее, непонятнее присутствие Софи в его жизни. Она может быть катастрофой - слова, брошенные в эмоциях, все еще живые в его памяти, будто он сказал их вчера, он вечерами гоняет их по кругу, зная, что тогда стоило прикусить язык. Но она пламя, а, значит, - свет. Фенвик знает, что так обычно не бывает, но боится, чудовищно, до дрожи в коленках, до сводящих пальцев, что тьма может поглотить этот невозможно яркий огонь. Может, поэтому так отчаянно старается раздуть те жалкие угли, что еще в нем остались.

Софи - свет, временами ослепляющий, но такой теплый. К нему хочется тянуться, с ним хочется быть рядом, упасть в его лучи, почувствовать себя.. нормальным, а не отвратительным мрачным типом, пугающим окружающих одним своим видом и хмурым взглядом исподлобья. Этот свет хочется сохранить, сберечь, раздувать пламя, не дать ему погаснуть, загородить от непогоды, дождей и ветров, которые в последнее время атакуют слишком часто. Взъерошенный ворон недовольно каркает, но раскрывает свои крылья над костром, защищая, укрывая, пусть даже под угрозой подпалить перья.

Внутренние демоны откликаются на чужие секреты, ворчат раздраженно, царапают горло, заставляя закашляться. Маркус смотрит в окно, не зная, что говорить. Он понимает, что это нормально, он сам хранит многое в себе, закрывает не за семью даже - за парой десятков замков, прикрывая все заклинаниями из продвинутого курса. Но кто бы объяснил это демонам или - всплывает в голове прочитанная книга, подкинутая Ри - дракклову подсознанию, решившему начать брыкаться так невовремя.

- Да он особенно не распространялся, - тянет задумчиво, выводя узоры на стекле, - это ваш с ним.. секрет? - Не понимает, как точно обозначить, смущается, даже, кажется, немного краснеет. - Я не буду в это лезть, если не хочешь. Просто.. будь осторожна. Пожалуйста. Я верю, - не врет. Действительно верит, но голос подрагивает, потому что страшно за нее, потому что снова влезла в какую-то драконью яму, о которой он ничего не знает, за что отвешивает себе еще одну мысленную затрещину, посильнее предыдущей, явно ведь еще аукнется очередным неприятным липким кошмаром. - Если не я, то пусть рядом будет хотя бы Джейк. Но лучше я. Обещаю, что не стану задавать лишних вопросов.

Маркусу кажется, что он падает в пропасть и тянет за собой Софи. И единственный выход - отпустить руку и оттолкнуть ее от себя, но такого допустить он не может, поэтому продолжает тянуть, на ходу просчитывая сотню вариантов, как спасти ее и самого себя. Время пока есть, как и вариант на самый крайний случай. Он не даст ей утонуть.

"Эгоист" - яркие буквы взрываются в стеклах ее очков, когда он перехватывает ее взгляд. Внутри неприятно саднит, но он заливает это все остатками паршивого кофе.

Не время. Не место. Это последние летние дни. Это горячий асфальт, почти плавящийся под ногами, смех маггловских подростков рядом, резкий запах бензина и сигарет, ее улыбка, ее рука в его руке. Это глоток свежего воздуха. Он не должен притворяться счастливым - должен им быть.

- Пропащий я человек, - хмыкает Маркус, пытаясь представить себя в джинсах и такой вот яркой рубашке. Выходит что-то слишком комичное, так что удержаться от фырканья не получается. - Как там говорят магглы? Аминь? - Он наблюдает за Софи, которая что-то сосредоточенно пишет на клочках бумаги, приближается и отступает, проводит нежно пальцами по плечу и отходит, смущенный. - И что тебе выпало? - Какой-то совсем детский азарт перекрывает все, он берет ее ладони в свои, раскрывая выпавшие листки. - Кому будем делать подарок? А вино из чего? А одуванчики в августе растут? Теперь моя очередь? - Чуть ли не подпрыгивает на месте, загоревшись этой идеей. Будто позволили ему наконец-то выпустить того ребенка, которого в чулане заперли еще лет в пять и с тех пор не выпускали. Маркус хватает ручку, крутит ее, прикусывая щеку. Потом словно опомнившись, хохочет громко, притягивая к себе Софи и целуя в щеку. - Ты знаешь, что ты самая удивительная девушка во всех возможных мирах?

[newDice=2:12:0:1. ночевать под открытым небом
2. преодолеть любой страх
3. купаться в море ночью
4. посмотреть фильм ужасов
5. покататься на качелях
6. купить новую и необычную одежду
7. объесться мороженным
8. танцевать, пока не заболят ноги
8. петь, пока не охрипнешь
10. съесть что-то новое
11. приготовить что-нибудь на костре
12. устроить пикник]

+1

8

Минивэн, плотно забитый шумной компанией, выезжает на трассу, оставляя Софи и Маркуса в одиночестве на почти пустой от машин парковке. Из динамиков заправочной станции через белый шум пробиваются звуки давно забытого хита десятилетней давности, своеобразно подчеркивая стиль оставшихся здесь подростков, вырвавшихся на свободу и готовых к новым открытиям.

Ей безразлично, во что одет Маркус, вписывается он в этот маггловский и лишённый всякой магии мир, или нет; она не может оторвать от него взгляд, заворожённая тем, как ему очень даже идут эти очки, зажатая в пальцах сигарета, хмурый взгляд исподлобья, то, как он смотрит на вещи по-своему - кто-то бы даже назвал это грустной, темной романтикой, свойственной людям, которые с холодными руками и трезвым взглядом могут творить историю, особо не заморачиваясь, что о них подумают другие.

Фосетт теперь знает наверняка, почему ее чувства к Фенвику со временем стали только сильнее, когда и как зародилась эта привязанность, почему с ним ей так легко, и почему важно то, что они сейчас вместе. Мир без него ничего не стоит, это очевидно, и это читается в том, с каким обожанием она смотрит на него, как растекается по телу волнение и тепло от его касаний, от его поцелуев, заставляющих колени подкашиваться и дрожать.

Маркус Фенвик - ее персональный бог, пьедестал которому она готова возвести на собственной гордыне и тщеславии, поступаясь принципами, и отдавая всю себя. Уже отдала. Целиком, без остатка, и рванной душой, и израненным сердцем, поселив в своей памяти, своём сознании, желая забрать его тьму и кошмары, надежно спрятать, если не удастся победить в неравном бою.

Его смех, такой искренний, такой живой и цепляющий она тоже поселяет в себе, не без волнения следит за тем, как ее маленькая затея находит у него отклик, как меняется его настроение, обволакивая всю ее радостным предвкушением, а все плохое, некогда потревоженное и упомянутое в разговоре по дороге сюда, складывает аккуратно на дно пустой коробки, заклеивает скотчем и отправляет бороздить просторы Атлантики на борту какого-нибудь сухогруза.

- Это выпало мне, а значит, подарок будет тебе. - Рассуждает Софи, обратно складывая бумажку. - Вино из одуванчиков… не знаю, почему написала про него, просто есть одна книга… Ты знаешь, кажется, у меня есть идея, как сделать, но узнаешь потом. Давай теперь ты.

Его объятия, такие родные, а губы, оставляющие поцелуй на щеке, такие сладкие, что Софи чуть ли не мурлычет в ответ, обнимает за шею и утыкается носом в его плечо, с несколько секунд вдыхая давно запомнившийся запах ночного побережья: где-то вдали волны прибивают к берегу невиданные магглам богатства, забирают обратно в темные воды печали и страхи. Софи ещё сильнее прижимается, будто хочет, чтобы это стало и частью ее, но Маркус уже тянется к разлетающимся по чёрному капоту бумажкам. Она заглядывает в вытянутые послания и смеется, снова упираясь кончиком носа в его плечо.

- Тут крыша складывается. Мы можем спать в машине. - Пожимает она плечами, нисколько не огорчённая такой возможности. - А чего ты боишься? - Спрашивает она, собирая оставшиеся задания, чтобы закинуть в бардачок до следующего дня.

///

Трасса «А140» известна тем, что с неё легко съехать, приняв извилистый путь и повороты за смежную дорогу к городкам. Софи ошибается лишь дважды, затягивая их с Маркусом путешествие на лишние три часа, потому до первого запланированного города они добираются ближе к закату.

Северное побережье в это время года уже не так привлекает туристов, и это нравится Фосетт - не хочется с кем-то ещё делить эти драгоценные и такие хрупкие дни, дотронься, думаешь, и они превратятся в песок. И тоже самое с любовью: хранит бережно, переживая за каждую встречу и разговор, боится потерять, боится сделать что-то не так, потому что, кроме Маркуса, ничего светлого в ее жизни не осталось.

Они паркуются возле местного кафе-ресторана на поздний обед, терраса которого почти нависает над песчаным пляжем. Доски под ногами скрипят, совпадая с ритмом разбивающихся о причал волн. Софи вертит в руке стеклянную бутылку с водой, смотрит через неё на спасательную вышку с бледно-розовым кругом по центру.

- Кстати, о подарке. - Рейвенкловка оборачивается, смотрит из стороны в сторону, убеждаясь, что никого поблизости нет: официантки-болтушки зависают у стойки с коктейлями, иных посетителей сейчас нет, не считая шумной семейки, выбравшей столик внутри кафе, с пляжа никто не увидит, что собирается сотворить Фосетт. - Это кольцо моей мамы. Оно… дорого мне. - Она снимает перстень с пальца и кладёт себе на ладонь инкрустированным аметистом вверх. - Я давно об этом думала… - заклинание ей достаточно произнести шёпотом, чтобы заставить сплав серебра и желтого золота растечься сперва пурпурным перламутром, разделиться на тонкие нити, из которых секунды спустя, звеньями потрескивая, на ладони останется цепочка. - Это как с палочкой, - свою она аккуратно прячет обратно, в очередной раз убеждаясь, что никто не видел колдовство, - есть форма, и есть сердцевина. Аметист - один из самых сильных камней, надеюсь, в нужное время он поможет. - Софи тянется к Маркусу, чтобы застегнуть цепочку, задерживается губами у его щеки, касаясь почти невесомым поцелуем, но для неё волшебным. - Я все отдам тебе, Маркус Фенвик. - Улыбается, смущаясь, и прячет лицо за меню. - Ой, только не морепродукты, - кривится она, перелистывая страницы обратно к рыбным салатам, - как можно это есть?! Ещё не соскучился по школьной еде?

Отредактировано Sophie Fawcett (15.06.22 15:58)

+1

9

Маркус долго думает, хмурит брови, стучит по капоту машины - с фантазией у него так себе, будь он один в пустой комнате, исключительно наедине с этими бумажками и ручкой, и то придумать вряд ли что-нибудь смог. А тут, когда мимо то и дело проносятся автомобили, слышится тихая и вроде как расслабляющая, но на деле жутко бесящая уже через пять минут, музыка, это совсем нереально. Маркус крутит в руках бумажки и смотрит на Софи, кивает, будто понимает, о какой книге идет речь. Маркус разглядывает ручку, не понимая, почему волшебники до сих пор пишут неудобными перьями, и смотрит на Софи; солнечные лучи путаются в ее волосах, бьются о стекла очков. Маркус задумчиво чешет затылок и, конечно же, смотрит на Софи, потому что не смотреть на нее он не может.

- Нет, я точно безнадежен, - бурчит себе под нос, складывая бумажки и перемешивая их. Маркус продолжает глупо улыбаться, когда вытягивает первую. - Что, в этой маленькой коробочке? - Звучит совершенно нестрашно, погода удивительно радует, ночи пока еще теплые и не дождливые. В этом, наверное, даже есть какая-то романтика. Вторую бумажку Фенвик нервно комкает в руке. - Не знаю, - пожимает плечами, надеясь, что дракклова улыбка все еще при нем, что не вылезла та самая затравленная, какая-то потерянная, но в то же время злая гримаса. Проще сказать, чего Маркус не боится.

Фенвик боится темноты, потому что в темноте всегда копошатся тени, стучат дверями тумбочек и шкафов, шуршат разбросанными пергаментами, стучат по окнам, прыгают по скрипучим половицам, шепчут нестройным хором что-то неприятное, падающее сверху липкой паутиной, опутывающей тело так, что не пошевелиться, никак не скинуть ее себя - только и остается, что до утра ворочаться, погружаясь в пучину кошмаров.

Фенвик боится высоты и не может забыть тот полет с трибун, когда казалось, что еще немного - и конец. Странно, но тогда страшно не было, он понять толком ничего не успел. И не было никаких картинок уже прожитых дней, там перед глазами было только небо, словно он лежал где-то у озера, искал облака, похожие на животных. А вот той же ночью накрыло - Маркус во сне падал с обрывов, летел долго, успевал прочувствовать весь ужас, увидеть стремительно приближающуюся землю. Он просыпался за пару секунд до столкновения, засыпал и снова падал, перебирая отвратительные моменты своей недолгой жизни.

Фенвик боится тишины. В тишине он рассматривал потолок одного из школьных коридоров, царапал каменный пол, пытаясь встать; хрипел, надеясь, что кто-нибудь услышит. В тишине он задыхался, считал плывущие перед глазами разноцветные круги, видел будто зацикленную хрупкую фигуру, растворяющуюся в темноте, оставляющую его умирать. В этой тишине бешенный стук сердца казался оглушительным. Тихие стоны словно могли заглушить грохот толпы.

Фенвик боится стать им. Тем, кто носит маску и кутается в черный плащ. Тем, кто едва слышно шипит, плюется проклятиями и ядом. Тем, кто убивает, наслаждается смертью, ищет ее, кто вместо людей видит лишь глупых кукол для извращенных игр. Тем, кто преклоняет колени перед человеком без лица.

Маркус дергает плечами. Кажется, что погода меняется, что небо затягивает тяжелыми грозовым тучами, а где-то не так далеко уже слышны раскаты грома. Ледяной ветер взъерошивает волосы, забирается под футболку, сбрасывает очки и поднимает в воздух ворох мелких бумажек и мусора с заправки. Маркус жмурится, сжимает кулаки, делает медленный вдох, считает до десяти и выдыхает. Все хорошо. Здесь по-прежнему до одурения жарко, а солнце все так же слепит глаза.

Фенвик очень боится потерять Софи.

Боится, что станет тем, кто толкнет ее в пропасть.

Боится, что она будет его ненавидеть.

- Я боюсь собак, - наконец выдает он, пряча взгляд за темными стеклами очков. Красные бешеные глаза, громкий рык, медленно капающая с клыков вязкая слюна. зверь здесь, чтобы уничтожить. - Ну знаешь, больших таких, не мелочь какую-нибудь, конечно. - Один укус, и из прокушенной шеи потечет кровь, и шансов уже никаких. - Никогда не знаешь, чего от них ожидать. - Один укус, и ты сам станешь таким же, и кто знает, что лучше - смерть или новая жизнь.

***
- А я говорил, мне в таких вопросах доверять нельзя, - смеется Маркус, в пантомиме показывая, как он комкает дракклову карту и выкидывает ее в окно. - Я бы лучше СОВ по зельеварению второй раз сдал, а не разбирался в этом странном переплетении тонких линий. - Не хочется в очередном страшном сне искать какой-то маленький поворот на перекрестке из десяти дорог.

Шум волн успокаивает, заставляет забыть о проблемах, кошмарах и талантах магглов в строительстве дорог. Солнце медленно опускается за линию горизонта, и Фенвик замирает на пару секунд, разглядывая яркую оранжевую дорожку на темных волнах.

Маркус, кажется, вовсе не дышит, когда Софи протягивает ему цепочку. Руки едва заметно подрагивают, когда пальцы сжимаются на теплом металле. Словно связывающую их нить теперь оплетает стальной канат.

Маркус никак не может подобрать слов. Да и нужны ли они? Все превращается в одно бесконечное "люблю". И неважны сейчас уже пейзажи за окном кафе, шум волн превращается просто в странный бесполезный шум, все окружающие становятся серыми, блеклыми, почти прозрачными. Софи делает шаг, который Маркус первый сделать бы, наверное, не решился. И это еще одна монета в копилку его страхов, падающая на дно звонко и громко, напоминающая ему о том, что он - эгоист и трус.

- Это очень, - голос дрожит, срывается на шепот, - больше, чем просто подарок. - Маркус сжимает ладонь Софи в своей, оставляет легкие поцелуи на пальцах. - Я люблю тебя, - хрипло и тихо, потому что все еще не привык. Потому что Маркус мало знает о такой любви, разве что из дурных бульварных романов, где все так наигранно и картонно. Потому что Маркус и о любви в целом знает ничтожно мало, редко произносит эти слова, и даже маме и брату, кажется, говорил всего пару раз за всю жизнь. Он сам себе в эти моменты кажется до ужаса глупым и нелепым, неуместным, будто вот-вот - и реальность лопнет словно мыльный пузырь, появятся смеющиеся громко люди, будут показывать на него пальцами. Фенвик не понимает, откуда вся эта срань взялась, но она есть. И он через нее переступает. - Очень сильно люблю.

Маркус не помнит, что там было в меню, которое он держал в руках пару минут назад, поэтому просто кивает. Пальцы все еще перебирают осторожно звенья цепочки, впиваясь шею.

- Я не очень привередливый, - читай: ест, что дают, не сильно задумываясь, - но по тыквенному соку точно соскучиться не успел. Надеюсь, что в преподавательском составе не будет очередных розовых сюрпризов. - От одной мысли о выпускном подташнивает. Грозное материнское "что ты будешь делать дальше?" висит над ним тяжелым грозовым облаком, едкими молниями царапает душу почти в каждом разговоре с мамой. Маркус не знает, что он будет делать дальше. Маркус не уверен, что он вообще дальше будет.

Отредактировано Marcus Fenwick (04.07.22 22:34)

+1

10

- А ты точно имеешь ввиду собак? - Пожимает плечами Фосетт, представляя все то, о чем говорит Маркус, и от этого бросает в дрожь. Если речь об оборотнях, то побороть подобный страх будет намного сложнее, нежели найти ингредиенты для вина из одуванчиков в конце августа. Только если использовать боггартов, но последняя встреча с ними обернулась новыми кошмарами - Фосетт бы не стала толкать Маркуса в этот адской котел ещё раз. Как известно, боггарты обнажают скрытые страхи, и страх Фенвика не только перед чудовищными существами с длинными клыками… Софи хмурится, но молчит. Если она может хоть как-то помочь с этим человеку, которого любит, то сделает все.

Просто позволь мне забрать все твои страхи и боль, превратить их в неувядающие цветы и украсить твою голову короной из них.

Сердце так бешено стучит, что вот-вот выпрыгнет из груди, когда его губы касаются кожи, оставляют россыпь поцелуев, от которой по телу растекается желание. Желание, которое сложно контролировать, от которого в голове резко становится пусто - никаких мыслей, никаких ожиданий и страхов, только импульсивное «хочу», которое она испытывает каждый раз рядом с ним.

- Я люблю тебя, Маркус Фенвик. И всегда буду любить. - Она это знает, как нечто не поддающееся воздействию извне, как нечто безусловное, бесценное, настоящее, неподдельное, самое искреннее и вечное. В этом мире нет другого такого человека, в котором она нуждалась бы так сильно, в ком бы было заключено все ее существование.

И это так странно… почему только сейчас, спустя годы жизни в одной башне, ведь их нельзя было назвать даже друзьями, да и другого слова для описания их редкого взаимодействия трудно было бы подобрать. Маркус Фенвик, которого она никогда не понимала, редко обращалась за помощью, считала человеком далёким от всего мирского, признается ей в любви, а она ему - что-то нереальное, не поддающееся объяснению, но Софи убеждена, что правильное.

- У нас каждый год сюрпризы. Я даже не удивлюсь. - Фосетт тыкает в страницу с салатами подошедшей официантке, ещё на страницу с запеченной рыбой и овощами. - Слушай, я тут хочу отправить письмо в Гринготтс, попросить Флитвика и ещё кого-то написать рекомендации, может возьмут на стажировку после выпуска. - Она долго думала, как и когда об этом сказать. За всеми этими признаниями в любви Софи старалась не показывать страха за своё, за их будущее, но время неумолимо ползло дальше, и однажды все равно бы речь зашла об этом. - Ликвидаторы, - громко выдыхает она, поднося стакан к сухим губам, - у меня экзамены по всем необходимым для этого дисциплинам, и у тебя, кстати, тоже. Просто подумай об этом, это неплохая возможность поездить по миру, опасная, конечно, но хотелось бы быть подальше отсюда, пока творится различная… ну, ты понял.

С поздним обедом они, изрядно проголодавшись за путь, расправляются довольно быстро. Фосетт берет уже пустую бутылку из-под воды, осушает ее простым заклинанием и достает из рюкзака парочку тетрадных листов и всю ту же авторучку.

- Я придумала… вино из одуванчиков - это ведь необязательно вино в прямом смысле. Это метафора. Это как взять все прекрасные воспоминания о лете и закупорить в бутылку. Понимаешь? - Она протягивает один из листов Маркусу, сама же склоняется над своим.

Лето было сложным, моментами очень невыносимым и мрачным, но за всем этим легко было отыскать лучики света, пробивающиеся через, казалось бы, непроглядную тьму. Только одно слово. Самое заветное. Заставляющее жить и идти дальше по тернистому пути настоящего.

Софи выводит на листе его имя, складывает пополам и протягивает ручку Маркусу, ждёт, когда он напишет и, свернув оба листа в трубочку, засовывает в бутылку. Они не станут выбрасывать ее в море, или закапывать, они сберегут ее, заберут с собой все хорошее, что случилось за это лето, что бы не ждало их дальше, пусть хотя бы это будет тем светлым маятником, возвращающим обратно.

- Песок все ещё горячий. - Фосетт скидывает рюкзак и снимает платье, бросая рядом. Сумерки опускаются слишком быстро, накрывают прибрежную полосу полотном тяжёлых облаков, все никак не решающихся обрушиться на землю дождём. Слишком темно, чтобы вылавливать редкие силуэты на пляже, но чем ближе к воде, тем отчетливее все ещё видна полоска ушедшего за горизонт солнца. - Кто последний, тот кормит завтраком. - Кричит Софи и резко срывается с места - уж в этот раз она обязана выиграть, потому не теряет времени, чтобы хотя бы проверить бежит ли за ней Фенвик, или нет. В этот омут она готова броситься, не раздумывая, без колебаний и расчётов, хочет чувствовать себя живой, реальной, чувствовать мир вокруг себя, его энергетику, свою, Маркуса. Хочет, чтобы все перестало быть таким сложным и невыносимым.

Она не знает, кто победил в этот раз. Да и это, на самом деле, не так уж и важно теперь. Фосетт вбегает в море и ныряет головой вперед, проплывая с пять секунд под водой. Там, на глубине, на считанные секунды мир перестаёт существовать - ни звуков, ни собственных мыслей, ни теней, ничего. Воздуха в легких все меньше, желания выбраться из временного небытия все больше. И Софи выплывает, вдыхая ночной воздух.

- Так что, ночевка под звёздным небом? - Тихо спрашивает она, отвернувшись от Маркуса, чтобы снять влажное белье и надеть обратно платье на голое тело. - Бунгало тоже можно снять. Но я точно сейчас не откажусь от чашки чая с... Замёрзла. - Пальцами расчесывает влажные после вечернего купания волосы, песок щекочет голые ступни, а от кожи пахнет морской водой. Под мириадами звёзд восточное побережье Англии вспыхивает искусственными огнями, где-то вдалеке звучит музыка с местной радиостанции вперемешку с живым выступлением, по всей вероятности, в одном из ресторанов, чьё-то беспорядочное бренчание на гитаре. Софи подходит к Маркусу и убирает у того с лица прилипшую ко лбу мокрую кудряху, улыбается, рассматривая очень внимательно, с нескрываемым удовольствием, будто не виделись слишком давно. - И все же… любовь к тебе - это лучшее, что со мной случилось.

+1

11

— Ага, очень уж они непредсказуемые, непонятно совсем — помашет она тебе хвостом, облает или попробует вцепиться в горло, — Маркус прикусывает губу, взъерошивает волосы, перебирая в голове все сказанные раньше слова — вдруг где-то перешел черту, переборщил со сравнениями и сказал совершенно не то. — В паре домов от нас живет мистер Киллик, лет пять назад его жена схватила сына, собрала вещи, уместившиеся в один небольшой чемодан, и куда-то трансгрессировала прямо с крыльца, никому ничего не сказав. Он с горя где-то в маггловском районе откопал псину. На него похожа была безумно — такая же унылая, побитая жизнью и временами слишком уж агрессивная. Однажды летом мне чуть половину лица не отгрызла, просто потому что рядом проходил, — Фенвик пожимает плечами. Псина та долго не прожила, кидаться на людей в Лютном вообще идея так себе, неважно, кто ты — человек, оборотень, гоблин, собака или кот. Всегда найдется кто-нибудь поагрессивнее и посильнее.

Маркус все еще не понимает до конца, в какое такое дерьмо его втянули. Мог же отказаться, фыркнуть в своей привычной манере, пожать плечами, развернуться и уйти. Но дракклов манипулятор в вычурном костюме знал, на какой крючок его можно поймать, Кеддлу стоило лишь один взгляд кинуть на покрасневшие щеки и крепко сжатые челюсти Фенвика, чтобы все понять, чтобы продавить и таки затащить его на тот склад. Всего несколько фраз - и Фенвик сам бросается в омут с головой, не раздумывая, ничего не рассчитывая, не составляя в голове сводную таблицу последствий.

Раньше у Маркуса была одна болевая точка, всего одна уязвимость, которая могла свести его с ума. Теперь их две, и это почему-то пугает до одури. Но страшно не за себя — Фенвик боится, что своими брошенными в гневе словами, своими действиями и агрессией, которую так и не научился сдерживать, он когда-нибудь навредит Софи. Он уже связался с сомнительной компанией, следующий неверный шаг - дело времени. Со своей болью он как-нибудь справится, но, наверное, совсем съедет с катушек, если кто-нибудь причинит боль ей.

Научиться бы переключаться еще от этих жутких мыслей, которые словно затаиваются, дожидаются, когда он будет расслаблен и счастлив. Научиться бы контролировать выражение лица в такие моменты, чтобы улыбка не сползала резко, превращаясь в мрачный оскал. Маркус качает головой, обнимает Софи, утыкаясь лбом в плечо.

— Очень хочется, чтобы хотя бы выпускной год прошел относительно спокойно, — бормочет едва слышно. — В Гринготтс? — Он поднимает удивленный взгляд. — Свалить подальше — отличная идея, — тихо смеется и целует Софи в щеку. — Я уже говорил, какая ты удивительная?

Фенвик о будущем почти и не думал, разве что иногда ночью, крутясь в кровати туда-сюда и пытаясь заснуть, но эти мысли не самые светлые - так обычно бывает на грани реальности и сна, когда из темноты вылезает самое отвратительное; то, о чем утром не хочется даже вспоминать. Когда-то Маркус хотел стать хит-визардом, и эта идея, вбитая в голову когда-то еще в детстве, но сейчас.. сейчас ему кажется, что связывать свою жизнь с работой на министерство — та еще глупость. Мерлин его разберет, что будет с властью в стране в ближайшие годы, что будет со страной вообще. Магическая Британия медленно тлеет, и вот-вот уже — загорится, через пару лет оставив после себя один лишь пепел.

Маркус задумчиво крутит ручку, роняет, ругается, ищет ее в песке, громко смеясь, пишет долго, старательно расставляя цифры и аккуратно выводя буквы на непривычной маггловской бумаге. Этим летом случилось много всего, слишком много. Это лето пугало его чудовищно и выводило из себя. Этим летом он, избитый, лежал в кровати несколько дней, нашел родственника-придурка, встретился лоб в лоб с оборотнем и целой организацией говнюков. Этим летом он увидел тьму, свою собственную тьму, которая столько лет копилась, не находя выхода. Только все это такая херня по сравнению с тем, что он впервые за драккловы семнадцать лет почувствовал себя по-настоящему счастливым. Все дерьмо можно пережить и забыть, оставить в прошлом. А ее свет в тысячи раз сильнее его тьмы, и Маркус сделает все, чтобы этот свет не угас.

— Чего? Ку.. куда? — Фенвик путается в лямках рюкзака, пуговицах рубашки и штанинах, запинаясь и позорно растягиваясь на песке. — Я же совершенно не умею готовить, — хохочет, наконец, скидывая одежду и прыгая в волны. — Поймал! Надеюсь, ты любишь хороший кофе и плохую яичницу.

Маркус лежит на песке, раскинув руки, считает звезды, снова и снова сбиваясь после десяти. Хочется смеяться и прыгать на месте, словно ему лет пять и нет ничего кроме этого наполняющего легкие бесконечного счастья. Радость на вдохе, эйфория на выдохе. Он поднимается медленно, копается в рюкзаке, достает толстовку, подаренную Мервином, накидывает Софи на плечи.

— Тогда нам нужно добыть чай, но, боюсь, одними заклинаниями здесь не обойтись. Что-то еще работает? — Рубашка и брюки — в песке, Маркус встряхивает их, фыркая и чихая. Он опять смеется, хлопая себя ладонью по лбу, приводит одежду в порядок взмахами волшебной палочки. — Там, кажется, кто-то поет? — Чужие голоса заглушаются резко, когда Софи касается его лба. Маркус обнимает ее за талию, шутливо кусает за кончик носа, после касаясь губами. — Я люблю тебя, Софи Фосетт, ты самая прекрасная и необыкновенная, — прижимает к себе крепче, перебирая пальцами волосы, оставляя легкие поцелуи на скуле и щеке. — Ночевка под звездным небом без всяких бунгало, конечно, но сначала идем за чаем, — последний почти невесомый поцелуй в губы, и Маркус хватает рюкзаки. — In her presence I light up, as the earth under the sun. By her sound my verses flow, please don't you ever stop si, — он внезапно влезает в мелодию и голос, что раздаются из ближайшего кафе, но вздрагивает и замолкает, когда слышит лай собак. Молодая парочка выгуливает, кажется, целую стаю. — Я бы сказал, что это судьба, но я в такое не верю. — Маркус улыбается, пока одна из собак не срывается с поводка и не утыкается мордой ему в штанину. — Драккл!

Маркус не боится собак. Вроде как. Не боится же?

Она сейчас кинется и перегрызет тебе горло, придурок.

Это не оборотень, но тебе.. 3.14здец

Маркус застывает, замирает, поднимает руки, как будто сдается. До чего же отвратительно и глупо.

— Ну ты это.. пойдешь, может? — Фенвик дергает ногой, но шавка лишь рычит. — Понял, принял. Давай договоримся? У меня есть.. ээ.. - он роется в карманах, но там лишь какой-то мелкий мусор, - нихрена у меня нет, собака. А вы так и будете смотреть, как ваша псина меня пожевывает? - Для убедительности Маркус снова поднимает ногу и потряхивает ей в воздухе, вцепившаяся в штанину собака колыхается словно мелкий шерстяной флаг. Смех сдержать не получается.

+1

12

Софи не боится собак, не боится высоты и огня. Больше не боится темных и мутных вод, в которых может утонуть. Не боится провалиться на экзаменах или сделать что-то не так, сказать не так, посмотреть не так, жить не так, как другие. Софи не боится опоздать, или вовсе не придти. Не боится Запретных Заклинаний и наставленной волшебной палочки в голову. Не боится упасть с трибуны, как это было весной, а потом сутками лежать под надзором Помфри тоже не боится. Не боится сумасшедших соседок по палате на пятом этаже Мунго. Не боится бросить все и всех, сбежав за океан. Не боится пуль и открытых бассейнов. Не боится вдавливать в пол педаль газа, увеличивая скорость до девяноста или же ста. Больше не боится сказать матери «прости», навещая ее надгробие на общественном кладбище Норфолка. Не боится теней, монстров из-под кровати и чужих тайн в шкафах-артефактах. Не боится мертвецов, которые приходят к ней в кошмарах без стука. Не боится идти против воли отца, не слушать наставлений и душных советов Джулиана. Не боится смотреть в глаза Маркусу и признаваться ему в любви. Почти не боится голоса в голове и своего отражения в зеркале.

Софи боится, что может потерять Фенвика. Что однажды он уйдёт из ее жизни. И эти мысли невыносимы, бьют больно, заставляют корчиться, толкают на необдуманные поступки - Софи бежит, бежит так быстро, как может; некогда пульсирующая в висках кровь стынет, мелодия собственного сердца останавливается на первом же куплете, царапая иглой пластинку на проигрывателе. Весь мир превращается в неясное, растекающееся агонией пятно.

Вдох. Ещё один. Покуда в голове не прояснится. Вино из одуванчиков плещется в бокале светло-янтарнымы бликами, способными коснуться холодного свечения далеких звёзд, рассыпанных по небу там, где некогда были тучи, готовые затопить своей влагой все побережье.

- Я знаю что-то получше заклинаний. - Накинутая на плечи толстовка соскальзывает и падает в песок. Даже через струящийся по влажной коже атлас она чувствует его горячее прикосновение, обжигающее, как поцелуи, как признания, которые заставляют сердце то замирать, то набирать все больше оборотов. Ради этих минут, ради этих мгновений рядом с ним она готова отдать все, что есть, всю себя, чтобы растворяться в них полностью, приближая тем самым неминуемое. Она проваливается в небытие, когда его голос заставляет обрушиться миллионами мурашек по коже, переплетаясь с музыкой, вспыхивая утраченными воспоминаниями о ночном холодном небе над все ещё обжигающими песками пустыни. Диссонанс? Контраст? В этом весь Фенвик. Боже, если кто-то заставит ее описать все, что она чувствует к нему, то в этом мире не найдётся всех нужных, а главное - существующих слов, потому что это выше обыденного понимания, это сложнее и глубже, чем океан и все ещё неизведанная вселенная.

Снова вдох.

Софи не сразу осознаёт, что происходит, все ещё отсутствующим взглядом ловит нечто лохматое и слишком хаотичное под ногами, с опозданием понимая, о чем говорит Маркус, и что вообще тут делает собака.

- Она просто подошла познакомиться. - Наверное, глупее фразы в такой ситуации не придумаешь, потому что смахивает на жалкое оправдание собачников. У Фосетт опыт в сожительстве только со своей дрянной кошкой, потому она понятия не имеет, как отцепить вот это существо, пока оно не сожрало Маркуса целиком. Хозяева же не спешат, пытаясь в стороне распутать клубок из поводков.

Первым делом мелькает мысль использовать заклинание, пока никто не видит, но палочка в рюкзаке за плечом у Фенвика, а псина вот-вот переберётся пожирать его обувь.

- Тебя не кормят, дружочек? - Фосетт и сама не знает, чего хочет добиться этими словами, потому что псинку так просто не умаслить разговорами по душам. Она уже собирается отдирать ее собственными руками, как позади слышится грохот от падающего возле лестницы к барам небольшого мусорного контейнера. - Ну да… конечно. - Недоумение на лице Софи сравнимо лишь с тем, когда она узнала, что Амбридж с какого-то перепугу стала в Хогвартсе директрисой. Рейвенкловка следит, как псина на своих коротких лапах пытается забраться по ступенькам, чтобы отчихвостить темное и мяукащее пятно. - Ничто в этом мире не меняется. - Она берет Фенвика за руку и тянет в сторону лестницы, с которой хозяева (ну неужели) уже стягивают на поводке четырехлапую гавгалку, а от странного котяры уже и след простыл.

Они садятся прямо на ступеньках террасы кафе, умещая между собой поднос с кружками и чем-то, отдалённо схожим на буррито. Два столика из семи заняты: молодая пара, склонившаяся друг к другу, и пара в возрасте, что-то бурно обсуждающая. Чуть дальше, но ближе к береговой линии, расположились на подушках и подстилках компании побольше и пошумнее. Софи, сама не зная зачем, насчитывает в сумме три гитары, пару маракасов и там-тамов, бонго. И чуть не выплёвывает чай, когда узнает ту самую с автозаправки, ту самую зеленоволосую с ее шумными дружками. Они не делают ничего необычного для этого места и времени: курят, пьют и поют, кто-то танцует, кто-то уже спит лицом в песке, кто-то только что встал, разделся догола (Фосетт нервно закрывает глаза ладонью) и уже бежит на встречу с волнами. Софи убирает руку от лица, понимает, что на них с Маркусом уж слишком откровенно пялятся и улыбаются. Она закусывает губу, когда видит, что они ещё им и машут.

- Эээ… они… что-то хотят? Они хотят, чтобы мы шли к ним? Зачем? Ой… ну нет, не надо вот сейчас подниматься и идти к нам. - Протестует Фосетт такой настырности, комментируя телодвижения одной парочки, теперь уж очевидно, направляющейся в их сторону.

- Привет. - Здоровается первой девушка с косичками и яркими, неоново-розовыми тенями. Она улыбается так искренне и широко, что у Софи фантомно начинает болеть лицо, когда она смотрит на неё.

- У нас там веселее. - Парень рядом с ней слегка пошатывается - уж хочется все списать на несильный ветер с моря, но глупо отрицать, что он слегка пьян, включая зажатую папиросу в пальцах.

Софи ничего не говорит, немного обескураженная происходящим, смотрит на Маркуса, пытаясь предугадать по его лицу, о чем он сейчас думает.

Отредактировано Sophie Fawcett (08.08.22 16:22)

+1

13

Голос у Маркуса низкий, чуть хрипловатый. Он говорит медленно, с паузами, словно раздумывает над каждым словом; немного тянет гласные, нередко спотыкаясь в середине слова, будто хочет сдать назад, переговорить, заменить мысль, сказать иначе. Он не уверен в каждом своем звуке и жесте. Тем нелепее и смешнее становится этот резкий переход на высокие ноты, бессмысленную болтовню и смех. Он озирается по сторонам, нервно дергает плечами, снова смотрит на собаку, вцепившуюся в штанину, пару секунд еще балансирует на одной ноге, но неизбежное случается - и он с громким "вашумать" начинает заваливаться на бок. Хорошо, что псина в этот самый момент, наконец, отлепляется от него и убегает куда-то в сторону, пугая своим безумием редких прохожих.

- Знакомства с животными у меня явно идут не по плану, - фыркает Фенвик, оттряхивая брюки. С кошкой Фосетт знакомство тоже вышло так себе - началось с дерева-убийцы, продолжилось сломанным носом, а закончилось.. пока не закончилось, кажется, вовсе. Но Маркус ей благодарен. Если бы не эта вздорная мечта таксидермиста, ничего бы этого не было - ни этого лета с долгими поездками и не менее долгими объятиями, ни бешено стучащего от радости сердца, ни бесконечного, наполняющего каждую клетку тела, счастья. Что важнее всего - в его жизни не было бы Софи, они так бы и остались кивающими друг другу на завтраке однокурсниками, обменивающимися конспектами при случае и закатывающими глаза на очередной пассаж Снейпа. Его и самого бы не было - только вечная жалкая серая тень, изредка сверкающая глазами из-под отросшей челки. Если бы был шанс вернуть все назад и переиграть эту партию, он бы отказался. Если бы ему сказали, что ради нее нужно сделать что-то большее, он бы даже не думал - пошел и сделал, наплевав на все. - Кажется, я начинаю любить кошек.

Софи смотрит куда-то в сторону берега, Маркус смотрит на Софи. Еще каких-то пару месяцев назад ему казалось, что подобные чувства - выдумка, фикция, созданная авторами любовных романов, чтобы срубить побольше галлеонов с юных, еще не познавших жизнь читателей. Что в жизни так быть не может - только у написанных персонажей, подчиняющихся воле странного человека. Не может вдруг так резко накрыть с головой, утаскивая куда-то за собой, но не на темное дно, чтобы ты захлебнулся и утонул, а, наоборот, куда-то выше, к свету и удивительному теплу. Не бывает так, что ты можешь забыть про себя. Не бывает резкого преображения из угрюмого мрачного ворона в улыбающегося и поющего на улицах человека. Не может сердце стучать так бешено, стоит кому-то посмотреть тебе в глаза. Не могут щеки стремительно краснеть, стоит кому-то просто легко дотронуться до твоей руки. Не может планета остановиться, просто потому что ты обнял человека. Не может. Не в этой реальности.

Софи закрывает лицо руками, и Фенвик, наконец, возвращается в ральный мир, краем глаза успев зацепить голый зад, скрывающийся в волнах. Маркус тихо хмыкает. Этого он был всегда лишен - этой легкости, беззаботности, бесшабашности. Он бросался в омут с головой, когда речь заходила об угрозах - драки с идиотами, нависающие над головой Фосетт тяжелые ветви безумного дерева, странные намеки выпендрежника в сторону Софи. Веселиться Фенвик никогда по-настоящему не умел, да и сейчас лишь осторожно идет вслед за Фосетт. Она учит его отпускать себя и не переживать, превращаться в живого реального человека, пусть на несколько минут. Хотя, скорее, пытается, потому все угрюмое фенвиковское нутро до сих упрямо протестует.

Маркус смотрит на подошедших ребят, но молчит. Он разглядывает их с любопытством исследователя - от торчащих во все стороны волос и яркого макияжа до босых ступней с вымазанными кричащим цветом ногтями. Он разглядывает их с тщательно скрываемым страхом во взгляде - такая бесхитростная прямота заставляет отшатнуться, сделать несколько шагов назад; воспринимается Маркусом негативно - не враги, но чужаки, бесцеремонно вторгнувшиеся на его территорию.

Он не знает, что сказать, лишь пожимает плечами, заставляя себя отвести взгляд от незнакомцев. Маркус хмурится, крутит кольца на пальцах. Он весь - напряженность, натянутая струна, которая вот-вот лопнет, но никто не знает, что произойдет после - провал музыканта или оглушительный успех. Это тот самый мир, где он сам - чужак, где он теперь лежит выброшенной на берег и барахтающейся в песке рыбой, пытающейся вдохнуть. Но не получается.

Маркус думает, что Софи, наверное, хотелось бы пойти туда, к людям, к свету, громкому смеху и музыке, к жизни яркой и переливающейся огнями гирлянд. Тьма Маркуса шипит и сворачивается в тугой клубок где-то под грудью, больно царапая ребра.

- Если хочешь, можем пойти, - он берет Софи за руку, перелетая пальцы. Пауза затянулась, взгляд девушки становится каким-то растерянным, парень пока улыбается, покачиваясь словно парус на ветру. - Когда еще сходить с ума, если не в последние летние дни?

Маркус не слабак, не подкаблучник без собственного мнения и желаний, но он абсолютный профан в вопросах человеческих взаимоотношений. Его зоной комфорта много лет было полное одиночество, изредка нарушаемое всякими храбрецами вроде Фарли или Эллсмер. Но одно странное лето - и он уже умеет очаровывать медсестер, плеваться ядом в стремного вида типов и кататься в маггловском транспорте без мины презрения на лице.

- И что у вас там веселого? - Щурится Фенвик, щелкая зажигалкой. У них впереди - долгая ночь под открытым и удивительно звездным небом, шум волн и потрескивающих досок в костре. Маркусу, в общем-то, не нужен сейчас никто кроме Софи. Да и не только сейчас - и через день, неделю, месяц или пару лет. Маркус верит, знает, что у них впереди почти целая вечность. Парой часов пожертвовать можно. Но хочется ли?

Отредактировано Marcus Fenwick (26.08.22 21:50)

+1

14

Где-то вдалеке видна спасательная вышка, подсвечиваемая слабым прожектором с ближайшего бара, чуть левее от неё краешек причала, о который разбиваются волны, а ещё дальше, совсем далеко, высокая башня маяка. Гул от компаний по соседству становится громче, некоторые парочки пускаются в пляс, словно пребывая в трансе под размеренную барабанную дробь.

Софи лишь ближе придвигается к Маркусу, отставляя поднос с полупустыми чашками назад. На самом деле, ей хочется остаться здесь, наблюдать за беззаботной жизнью со стороны, будто на сеансе нового кинофильма, пытаться разгадать, кто чем занимается по жизни, что вон та странная парочка нашла друг в друге, пытаться разобрать слова песни, которую исполняет достаточно выпивший паренёк с дредами. Кажется, там что-то про счастье, но это не точно.

- Спасибо, ребята, возможно, чуть позже. - Сдержано улыбается Фосетт, крепче сжимая ладонь Маркуса. - Я уже давно сошла с ума рядом с тобой. - Шепчет ему на ухо, наклоняясь, чтобы потонуть в любви к Фенвику, в морозной ночи и запахе табака. Это сильнее ее, сильнее всех ее принципов, некогда нерушимых и сложных.

- Ну, у нас там это… выпивка и все такое. - Не сразу отвечает на вопрос Маркуса незнакомец, рассматривая свои потрепанные временем и тем самым весельем кеды. У него темные длинные волосы и крючковатый нос - кажется, у Фенвика появился конкурент на роль молодого Снейпа. - Крутая прическа. - Он снова поднимает глаза на Маркуса и пялится по меньшей мере с минуту, будто на старого знакомого, которого вот уже год не видел. - Ты мне напоминаешь одного моего приятеля. Кхе, забавный чувак.

- А, ты о том самом? Который ещё одевается как гот?

- Да вашу ж…, - незнакомец снова начинает раскачиваться и, в итоге, падает задницей на ступеньку ниже, обхватывая колени руками, - ну тот, который продал ту стремную дрянь. Не-е-е-е, дрянь клевая, вставляет с первой затяжки, но после неё такой жуткий отходняк, что просто у-у-о-о, все равно, что собрал бабулин укроп с огорода и засушил.

- Никогда не курила укроп. - Девушка присаживается рядом со своим другом(?), облокачиваясь на него. - Кажется, его звали Генри. - Говорит она, вытаскивая смятую пачку красных Мальборо и протягивая Фосетт.

- Нет, Гарри… не Генри.

- Разве? Я помню, что Генри, или может Гвен? - Незнакомка даёт подкурить все ещё ничего не понимающей Фосетт.

- Да точно Гарри. Ну посмотри, один в один, только прическа немного другая.

- У тебя появился брат-близнец, а ты молчишь? - Смеётся Софи, выпуская табачный дым. - Когда собирался познакомить?

- Короче, я был бы не против ещё раз покурить эту белиберду, - незнакомцу на вид лет двадцать, пожалуй, он ближе по возрасту Мервину, чем Софи и Маркусу, - но я давно его не встречал, просто он такой… ну знаете, с первого взгляда запоминаешь, необычный чувак, и вы пи$* как похожи с ним.

- Ладно, Акс, пошли, хватит тут нести какую-то дичь. - Девушка поднимается сама и следом тащит вверх за локоть дружка. - Приглашение все ещё в силе, ребята.

Сказать, что Фосетт под впечатлением от этих десяти или пятнадцати минутах странного разговора - ничего не сказать. Она тушит сигарету и поднимается, чтобы выкинуть бычок в ближайшую урну. Но стоит ей повернуться обратно, как Маркуса снова атаковывают почитатели.

- Что ты там сегодня говорил про любовь к кошачьим? - Фосетт улыбается так, будто ей грозит провести один на один в компании большого торта с заварным кремом. - Этому кудрявому хулигану ты явно нравишься. - Она присаживается на ступеньку ниже, где до этого сидела странная парочка и тянет руки к коту, чтобы погладить, но тот резко подпрыгивает и прячется за спину Фенвика. - Это ведь тот самый, который отвлёк того пса от тебя. Ну, Маркус Фенвик, кажется, ты должен его поблагодарить. Мне он не очень доверяет. - Кудрявый отвечает, запрыгивая на колени рейвенкловца, довольно продолжительным мяу.

Глядя на этого маленького хулигана, Софи начинает ещё больше скучать по Цири, которую оставила миссис Стеббинс.

- Ошейника нет, думаешь, он уличный? - Рейвенкловке все же удаётся аккуратно погладить кота, пока тот снова не прячется за Маркуса. - Уши у него такие… эльфийские. Он чем-то на тебя похож: самостоятельный, кудрявый, и вообще красавчик… Спать ещё не хочешь? - Она утыкается подбородком в колени Фенвика, словно кошка, которая тоже хочет любви и ласки.

Отредактировано Sophie Fawcett (31.08.22 01:39)

+1

15

Ничего внутри уже не шипит и не прячется, не щерится, выпуская когти и показывая клыки - только льнет доверчиво, утыкаясь куда-то в грудную клетку тяжелым лбом, и почти что мурлыкает, когда Софи берет Маркуса за руку. Фосетт, кажется, успела приручить всех его демонов словно новорожденных котят, они ему не доверяют - они его жрут, а к ней тянутся, сворачиваются милыми клубками от звуков ее голоса, засыпают, пряча мрачные рожи в когтистых лапах.

Маркус вдыхает резко, закашливается, выпуская рваные куцые облака дыма. Он сверлит взглядом незнакомцев, внимательно - слишком внимательно - слушая их разговоры, крутя головой во время их диалога, словно наблюдает за игрой в пинг-понг. В мозг будто вбивают раскаленный гвоздь, ломит виски, мир быстро заволакивает темной дымкой, и все расплывается. Маркус трясет головой, пытаясь отогнать это мерзкое чувство, но выходит скверно.

- Возможно, все-таки не Гарри? - Тихо, сквозь зубы выплевывает он каждое слово. Потому что этого просто быть не может. Маркус выдыхает, достает следующую сигарету, нервно затягиваясь. В этой стране тысячи всяких разных Гарри. Вероятно, есть такие, которым не повезло и они родились с лицом, которое очень уж похожее на Фенвиковское. Есть шанс, что кто-то из таких вот Гарри оступился и окунулся в стремное болото, связав свою жизнь с не самыми честными заработками.

И какая вероятность, что это кто-то другой?

Маркус ругается себе под нос, начинает закипать, жалеет, что не выгнал этих драккловых хиппи в тот момент, когда они решили подойти к нему и Софи. Только нажил себе больше проблем и еще больше головной боли.

- Ты, наверное, просто перебрал, приятель, и у тебя теперь все на одно лицо, - с огромным усилием он гасит начинающее зарождаться пламя, улыбается даже, пожимает плечами - со всеми бывает. - Девушка права, тебе надо пойти полежать, - окурок, крепко зажатый в руке, внезапно вспыхивает сам собой, когда парочка разворачивается, и Фенвик быстро кидает его себе под ноги, затапытывая. - Никаких братьев близнецов. Двух таких типов вроде меня мир не вынесет, - смеется Маркус, но как-то натянуто и нервно.

Фенвику не нравятся секреты, его тяготит все, что он так тщательно пытается скрыть, о чем старается забыть поскорее и не вспоминать больше никогда. Он мог бы прятать эту грязь годами от Мервина или мамы, но ужимки и попытки играть в сраного шпиона рядом с Софи кажутся таким диким фарсом, что внутри снова все скручивается.

- Я расскажу позже, если вдруг опять всплывет, хорошо? Сейчас мои живые и мертвые родственники не имеют никакого значения, - сердце будто кто-то сжимает ледяной рукой, но Фенвик терпит, даже не морщится.

Тригг и все, что с ним связано - проблема Маркуса, и Софи в это дерьмо точно утягивать не стоит. Выпендрежник, на конечностях которого не так давно сомкнулась волчья пасть, и так разбрасывался слишком уж явными намеками. А портрет Бенджамина Фенвика и странные слова одного из культистов относительно отца Маркуса прямо-таки кричали, что это исключительно его дело. У Софи и без этого достаточно неприятностей. Маркус очень хочет видеть ее живой и невредимой, он ни за что не втянет ее в очередную авантюру, ему бы от всего прочего ее защитить, любой ценой.

- Ты нормальный вообще? - Маркус теряется, смотрит в кошачью морду и спрашивает напрямую, будто кот может ему ответить. - Мне кажется, он не здоров. Кошки же обычно чувствуют, что люди к ним не очень хорошо относятся, да? - Кот странный - худой и какой-то несуразно длинный, с тощими лапами, кудрявой шерстью и лихо завивающимися усами. Похож на какого-нибудь большого начальника под серьезными веществами. Болеет, может? Маркус опасливо вжимается в ступеньку, но этот засранец уже удобно устраивается у него на коленях, так что все движения Фенвика бессмысленные и абсолютно бесполезные. - Ты вроде получше меня котов понимаешь. Чего ему надо? - Он аккуратно отпихивает морду кота от себя пальцем, но того этот жест нисколько не смущает - какие-то по-совиному круглые с большими зрачками глаза продолжают сверлить Маркуса. Словно в душу заглядывает. - Надеюсь, что домашний и его хозяева скоро придут. У меня Гнарлак есть, зачем мне еще одна наглая рожа? Гнарлак и так сожрал все, что не приколочено. А что приколочено - погрыз до неузнаваемости.

Кот мурчит, Маркус аккуратно чешет его за ухом, пока тот не сбегает, в следующую секунду высовывая заинтересованную морду из-за спины Фенвика и принюхиваясь к быстро сменяющейся обстановке.

- Не знаю. Скорее, нет. Рейды странных людей и не менее странных котов неожиданно бодрят, - Маркус хрипло смеется, смотрит на Софи и тонет, тонет бесконечно в любви и пробирающей до дрожи нежности, касается осторожно щеки, заправляет за ухо прядь волос. - А ты, наверно, устала. С самого утра за рулем, потом еще эти забеги по песку и городу, - колотится быстро сердце, едва не пробивая ребра, - идем уже отсюда куда-нибудь, где тихо, не так людно и.. - Маркус оборачивается, смотря на ушастого бандита, - и котов поменьше. Этот дурачок пусть сам решает, что ему надо.

Отредактировано Marcus Fenwick (03.09.22 01:47)

+1

16

- Как хочешь. - Никотин расслабляет, милая компания двух незнакомцев, болтающих о какой-то чепухе, тоже, присутствие Маркуса делает этот вечер одним из самых лучших, хоть ему и не перегнать пока ту  ночь в Бристоле, от воспоминаний о которой каждый раз пробегают мурашки по коже. За всем этим Фосетт даже не следит за нитью повествования, принимая пьяные речи за сюр. Она медленно падает в ощущения, поддерживаемые мыслями об их совместной поездке в Штаты. Влажные волосы и кожа, такой горячий, и так приятно засыпать, уперевшись носом в его плечо. Его колени под ней, она зарывает пальцы в путанные и жёсткие кудри, и преследующий их запах табака и виски.

Фосетт безразлично, кто там и на кого похож, она и сама могла бы предложить парочку версий в качестве шутки, но ей лениво, ей хочется снова забраться к Маркусу на колени, слушать его дыхание, положив голову на плечо, гладить по спине, совершенно случайно цеплять ногтями ребра, оставляя длинные едва заметные полосы, но улыбаясь каждый раз, когда это заставляет его тяжело выдыхать и закатывать глаза от удовольствия.

Фосетт сейчас все равно до живых и мертвых родственников. Ей хочется, чтобы Маркусу было приятно, чтобы он шептал ее имя и повторял, как сильно любит. Потому что она любит тоже. До мурашек. До дрожи. И это нерушимо, это сложно, заставляет кусать губы, и все глубже ощущать, как накрывает с головой.

Фосетт плевать на шумные компании, на дурман, сплетающий всех воедино. Ей хочется, чтобы Маркус касался ее, как прежде, необратимостью, горячим и возбуждающим желанием, проникая под кожу, поселяясь в исцелённом его любовью сердце. Она не может отвести от него взгляд, будто стоит это сделать, как все рассыпется, обернётся хрупким стеклом, от которого она так устала.

Маркус Фенвик прекрасен во всем, что делает, что говорит. Маркус Фенвик - ее персональный омут, затягивающий, не позволяющий думать ни о чем другом. В его глазах взрываются тысячи вселенных, одна из которых - Софи Фосетт, такая податливая и слабая, покорная каждому его желанию, зависимая и обречённая. Все, что она может, так это вторить голосам из динамиков, повествующим о любви, его желаниям. Ни более, ни менее. На земле нет такой силы, способной изменить ее чувства к нему.

Положив голову на колени Маркуса, Софи бездумно разглядывает толпу на пляже, замечает парочку, которая к ним подходила, кажется, те уже ментально улетели далеко. Фосетт снова закрывает глаза, стоит на горизонте замаячить выходящей из моря обнаженного фигуре. Нет, она явно не хочет знакомиться с этими персонажами - от таких обычно просят держаться подальше, и этим привлекают ещё больше, но не сейчас и не здесь. Куда забавнее наблюдать за Фенвиком, которого вдруг атаковал странный кот. Наглый и дерзкий - вот кто может составить конкуренцию ее Цири.

- Кошки - умные существа… и страшно эгоистичные. Поэтому, если к тебе проявляют подобную симпатию, то ты этого действительно заслуживаешь. Собаки вот готовы любить почти всех подряд, лишь бы их кормили и наглаживали. Коты всегда решают сами, когда и от кого хотят любви.

Наверное, Фосетт в прошлой жизни тоже была из кошачьих, иначе откуда в ней это все? Это желание признания, граничащее с «отстаньте от меня, пожалуйста». Софи хочет чтобы ее любили. Софи хочет любви Маркуса, требует, как умеет, томительно дожидаясь того момента, когда они останутся вдвоём. Только вдвоём. Софи нужен Маркус. И иначе быть не может.

- С тобой время летит незаметно. Уже за полночь. Кстати, я ещё никогда не спала в машине. - Кажется, придётся повозиться, чтобы опустить в «немце» передние сиденья. Нужно было брать минивэн и не обременять себя лишними заботами. - Я сейчас приду.

Этой ночью мало кто уже спит, не считая сонных официанток, тихо переговаривающихся у барной стойки. Они даже не смотрят на неё, когда она возвращается с подносом, заставленным пустыми чашками и тарелками.

- Все понравилось, мисс? - Улыбается бармен, начищая коньячный бокал. - Мы уже закрываемся, точнее сказать, наш повар уже ушёл.

- Мне только пару бутылок пива. Можно из холодильника. - Она оставляет пятнадцать фунтов на стойке с учётом чаевых. - Спокойной ночи. - Мужчина усмехается хорошей шутке - с такой компанией, которая собралась на пляже, вряд ли до утра будет спокойно.

- Это единственное снотворное, которое могу себе позволить, раз завтра за руль. - Софи протягивает одну бутылку Маркусу и открывает свою. Пиво она не любит, даже сливочное. Но, за неимением выбора, можно и пострадать. - За последние дни этого безумного лета! - Шум прибоя вторит ее словам, сопровождает, пока они возвращаются к припаркованной у кафе машины; отгоняют ее подальше, в конец береговой линии, где пусто и спокойно, куда доносятся лишь приглушённые звуки веселья, будто белый шум, едва различимый из-за волн. Фосетт складывает сиденья и крышу, достает из рюкзака парочку пледов. - Ты когда-нибудь спал под звёздным небом? - Спрашивает она, развязывая узел из рукавов толстовки, которая все это время была на ней. - Я была маленькая, когда отец взял нас в поход на западное плато в Норфолке. Он много рассказывал о магии, о Хогвартсе, о том, как любил Астрономию, когда учился, и я подумала, что хочу стать астрономом, когда вырасту. Или буду заниматься волшебными растениями, потому что много времени проводила с бабушкой в оранжерее. Или стану такой же, как дед, хотя, хит-визард из меня получился бы дерьмовый. Ну и просто хотела быть, как мама - красивой, заботливой, внимательной…, - Софи убрала пустую бутылку в дверцу машины, - но я не жалею о том, кем стала, и кем хочу быть. А главное, о том, кем я становлюсь рядом с тобой, потому что во всем другом нет смысла. Понимаешь? Ничто больше не имеет значения. Ты делаешь меня счастливой. Думаю, это самое важное.

Отредактировано Sophie Fawcett (07.09.22 08:18)

+1

17

Маркус достает еще одну сигарету, когда Софи уходит, щелкает зажигалка, Фенвик затягивается, машет рукой перед лицом, разгоняя дым, заслоняющий Фосетт от его взгляда, но она все равно теряется где-то за столами, высокими барными стульями и посторонними расплывчатыми силуэтами, растворяется, когда Маркус щурится от яркого света фонарей и свисающих низко над землей электрических лампочек. Маркус и сам на несколько секунд растворяется в шелесте бьющихся о берег волн, в тихо льющейся из кафе музыке, в чужом смехе и голосах. Он делает легкий пас руками, бормочет заклинание и окурок снова загорается прямо у него в руке, обжигая подушечки. Он щелкает пальцами и окурок улетает в песок, медленно тлея. Он щелкает еще раз, представляя, что все проблемы тают в этом чудесном вечере, смываются соленой водой, закапываются в землю, спасаясь от босых ног и неумелой игры на гитаре. Щелчок - и не остается больше никого. Только улыбающийся Маркус, сидящий на ступенях, чешущий несуразного кота за ухом. Только Софи, медленно идущая к нему. Щелчок - и кот мяукает, фыркает и уходит, глупо тряся большой головой. Может, коты и не такие глупые, какими он их считал.

Маркус больше не слышит и не видит ничего, кроме Софи, потому что это все не имеет никакого значения. Весь мир остался где-то там - около маленькой кафешки на берегу, там, где аккуратно упакованные в бумажный пакет вместе с мусором лежат все проблемы и переживания, надоедливые разговоры и громкий смех, маггловская бьющая по ушам музыка и нежелательные знакомства. Маркус забирает пледы, кутает Софи, целуя ее в нос, накидывает второй себе на плечи.

- Никогда раньше вот так не смотрел на звезды. Даже не думал, что это так красиво, - когда Фенвик был маленьким, у него была такая же маленькая мечта вылезти как-нибудь в разгар ночи из окна их с братом спальни на покатую крышу и найти самое-самое красивое созвездие. Ему тогда казалось, что ярчайшая звезда в этом самом созвездии - это его отец, и он непременно подаст какой-нибудь знак, может, подмигнет как-то или вовсе сорвется с небосклона, чтобы Маркус смог загадать свое заветное желание. Но не получилось. Иногда ему и вовсе казалось, что над Лютным звезды не светят, что его кто-то накрыл непроницаемым куполом, не пропускающим свет надежды. - Не знаю, что там на счет астрономов, ботаников или хит-визардов, но самой красивой и заботливой ты точно стала, - он улыбается, притягивая Софи к себе, - и внимательной, и умной, и.. прости, наверное, правильно подавать комплименты я так и не научился.

Маркусу плевать на звезды, когда он смотрит в ее глаза. Маркусу плевать на все, когда она рядом. Он мог бы сидеть так целую вечность - просто обнимать, просто слушать ее, целовать в висок и в щеку, чтобы не прерывать ее монолог, просто смотреть и запоминать каждую дракклову секунду, сохранить в памяти навсегда это прекрасное время. Софи Фосетт - не смотря ни на что, остров спокойствия в общем океане безумия. Софи Фосетт - теплый согревающий огонь, яркая звезда в поглощающей его тьме. Только она не дает ему сорваться в затягивающий омут мрака, крепко держит за руку. Только ради нее он старается, пытается изо всех сил стать лучше. Для нее еще улыбается, смеется, бережет последние крупицы своего света, чтобы потом подарить их ей, чтобы она продолжала сиять.

- Понимаю, - кивает, зарываясь пальцами в волосы. - Ничто больше не имеет значения, - соглашается, касаясь легко щеки, поворачивая ее к себе, - я люблю тебя, - выдыхает, наклоняясь ближе, кусая губы, - люблю, - повторяет и тянет на себя, хохочет, путаясь в идиотском пледе, в пуговицах и молниях.

Нет уже ничего: ни неба, ни звезд и луны на нем, нет ни моря, ни песка, ни людей. Ничего не осталось - лишь этот автомобиль, зависший в бесконечной пустоте, и они, их объятия, тихие стоны, прикосновения, которые обжигают, но не останавливают - распаляют еще сильнее, заставляют в который раз повторять признания в любви, впиваться поцелуями и почти кричать.

Если бы также просто можно было щелкнуть пальцами и заморозить эти мгновения, он бы не сомневался ни секунды. Он бы спрятал их как самый скупой в мире скряга в самый надежный сейф, никому никогда не открывая и не показывая. Ради них он все еще живет. Ради нее.

- Люблю, - снова и снова.

Отредактировано Marcus Fenwick (30.09.22 01:25)

+1

18

- Надо было выбирать Астрономию. - Шутит Фосетт, звонко смеясь. Нет, на самом деле, она уверена, что все делала и делает правильно - вот ещё не хватало тратить время, которого и так недостаточно, на расчёты и карты, торчать на смотровой площадке всю ночь напролёт, когда можно найти занятие поинтереснее. - Достаточно ли этого? - Она меняется в лице, когда чувствует, как щеки от столь приятных слов, попадающих точно в сердце, вспыхивают алым. - Ты правда так считаешь? - Впервые кто-то говорит это ей, вместо того, чтобы осуждать каждый шаг и решение, поддерживает и следует за ней вместо того, чтобы удерживать и подавлять любое ее стремление.

Маркус научился делать то, что другие так и не смогли. Только он один понял, что огонь внутри Фосетт сдерживать бесполезно, нужно просто дать ему выгореть, чтобы все снова встало на свои места. Тушить бесполезно, запирать в клетке своей удушающей заботы - тоже. Софи должна гореть и обнимать своей энергией все вокруг, свободно обжигать, чтобы не задохнуться самой.

Только сейчас Фосетт задыхается от совершенно другого, и это настолько приятной дрожью растекается по всему телу, что она податливо стонет, выдыхая в любимые губы, которых готова касаться всю вечность. И вечность касается ее в ответ, проходясь по линии позвоночника, вдоль венок на шее, сжимает своими сильными, но все ещё аккуратными пальцами. В каждом вдохе, и в каждом выдохе это бесконечное «люблю», в каждом стоне, и в каждом взгляде.

Маркус - ее персональный омут, в который она ныряет без страха, без сожалений и тревог. Она доверяет ему единственное, что у неё есть - саму себя. Всю и без остатка.

Тишина этой ночи скользит плавно под кожу, исцеляя мелкие раны и затягивая едва заметные шрамы. Тишина путается во влажных волосах, крупинках пота, блестя на бёдрах и плечах. Тишина касается то осторожно, то обжигающе до боли, сладкой боли, от которой сводит ноги и обветриваются губы.

Счастье по крупицам собирается в нечто прекрасное, что навсегда останется с ними. Счастье - это его близость, его доверие и поддержка, его любовь в каждом слове и касании, которые хочется продлить как можно дольше. Софи упирается носом в его плечо, одними только губами шепча о том, как он нужен, действительно нужен ей, чтобы не потонуть в собственных страхах и печалях. Он - ее дом, такой уютный и родной. Он - ее все, о чем она только могла мечтать.

Тишина убаюкивает, накрывает своим тёплым одеялом, пряча от посторонних глаз самое сокровенное, звезды засыпают тоже, мириадами расплёскивая свой свет в отражении уже спокойного моря.

Что-то мягкое и пушистое упирается в щеку, тихо урчит возле правого уха. Фосетт тянется, не открывая глаз, убрать подальше Цири, которая никогда ещё не была такой ласковой по утрам, но тут же вспоминает, что кошку с собой в поездку не брала.

- Ах ты ж… ну вот как ты нас нашёл? Как ты… а, короче. - Софи не возмущается, тихо шепчет, чтобы не разбудить все ещё спящего Маркуса. Кот и не думает уходить, двигается ближе к Фенвику, закидывая свою лапу тому на щеку, трется об угловатое плечо. Фосетт громко вздыхает, понимая, к чему это все ведёт, ведь даже если Маркус не согласится, то она точно не в силах будет отказать этому наглому кудрявому засранцу. - И вот что с тобой делать?- Вопрос скорее риторический, и вот ждать ответа от кота она точно не станет, потягиваясь и разыскивая резинку для волос в рюкзаке. - Напомни Маркусу, пожалуйста, что с него завтрак.

Утро на побережье встречает мягким, но прохладным бризом, перебирая спутанные за ночь локоны, которые все ещё влажные, пахнут Маркусом и ей, их любовью, которую ничто на свете не сможет сломать. Софи выходит из машины уже одетая в белую футболку и шорты, аккуратно складывает вчерашнюю одежду в багажник, находит наручные часы, которые насмешливо показывают половину восьмого утра - ещё немного и пляж начнут атаковывать все желающие проститься с уходящим летом. Софи и Маркусу тоже не помешает - когда ещё они будут настолько свободными, независимыми от внешних обстоятельств и душевных тревог?

Фосетт идёт вдоль берега, то заходя в воду по щиколотку, то снова оставляя следы на песке. Времени остаётся все меньше, будто кто-то нарочно играется с часами, ускоряя их бег, только вот бежать никуда не хочется. Да и не за чем.

+1

19

Маркус засыпает быстро, утыкаясь носом в макушку Софи, прижимает ее к себе так, словно боится, что к утру она пропадет, что все окажется лишь игрой воображения, странным затянувшимся сном человека, получившего слишком сильный удар по голове в очередной драке. Вместо "спокойной ночи" снова шепчет "люблю", словно заклинание, фиксирующее этот момент - Софи, обнимающая его, свет звезд, путающийся в ее волосах, шум волн, не нарушающий тишину, но органично в нее вплетающийся, добавляющий магии, делающий все еще более особенным.

Этой ночью тени не преследуют его, не приходят липкие кошмары, заставляющие беспокойно ворочаться, путаться в одеяле, просыпаться каждый час, нервно вытирая выступившую испарину, и лежать потом долго, тупо пялясь в потолок и боясь закрыть глаза, потому что вдруг придется вернуться в тот же самый момент, из которого только что с таким трудом сбежал.

Этой ночью ноги тонут в густой траве, а яркое солнце слепит привыкшие к темноте глаза, превращая его почти в слепца. Он прячется в тени гранатового дерева, подкидывает в руке упавший с ветвей плод. Он не знает, как попал сюда и что здесь делает, как это обычно бывает во снах. Он знает, что чего-то ждет, что что-то должно случиться уже очень скоро, но не знает, что именно и когда: через минуту, час или сутки. Он не видит ее, но чувствует ее присутствие - дыхание перехватывает, а сердце пропускает пару ударов. Он тянется к горлу, чтобы расстегнуть пуговицы, но дергает чересчур сильно, и они рассыпаются зернами граната, теряясь в траве. Около него пролетает стрела, царапающая щеку, втыкается в ствол дерева.

Маркус вздрагивает от резкой боли и просыпается.

- Опять ты? - Тихо стонет, когда видит сидящего рядом вчерашнего кота. Усатого бандита ничего не смущает, он мяукает и снова лупит Маркуса по лицу. - Отвали, блохастый, у меня нет еды и желания с тобой общаться. - Фенвик не любит животных, а своего Гнарлака терпит, потому что он хотя бы полезный, пусть и жутко наглый. От котов вот никакого толка нет. Кошке Фосетт он, конечно, благодарен за то самое приключение, положившее начало всему, но менее вредной она от этого не становится.

А вот Софи рядом нет, и на секунду Маркусу становится страшно - вдруг это был не подкинутый слишком уж ярким воображением кошмар, что если все то, что приходит к нему на границе сна и яви, и есть его реальность. Еще один удар лапой и резвый прыжок мохнатого куда-то в сторону. Фенвик ругается, хватает подушку, целясь ей в кота, но видит оставленные вещи, вдыхает полной грудью, чувствуя аромат ее духов. Он падает обратно и смеется как распоследний идиот.

У Маркуса мятая рубашка, мятые маггловские брюки из странной ткани и такое же помятое, подстать им, лицо. Он зевает и потягивается, вылезая на свежий воздух, замечает вдалеке знакомую маленькую фигурку, но идет в противоположную сторону, пытаясь сосчитать имеющуюся наличность. Его внешний вид нисколько не удивляет не менее помятого продавца в ближайшей кафешке, да и заполняющие пляж магглы проходят мимо, не обращая никакого внимания. Маркус почему-то довольно улыбается.

Софи он находит через пару минут. Фенвик падает на песок, копает небольшую ямку, чтобы стакан с ее кофе не упал, складывает упакованные сэндвичи на колени и наблюдает. Она выглядит такой хрупкой и беззащитной на фоне бескрайнего моря, что сейчас даже не верится, что в ней столько силы и столько внутреннего огня, что он сумел бы выжечь все это побережье.

- Опять ты? - Ворчит Маркус, кидая взгляд на все то же страшнючее животное, трущееся около него. - На вот, тебе тоже купил завтрак, только ты после него свали куда-нибудь, пожалуйста, у меня от одного твоего вида несварение.

С кофе в одной руке и сэндвичем в другой он подходит к Фосетт со спины, обнимает, показывая добытый завтрак.

- Доброе утро. И почему меня не разбудила? - Улыбается и целует ее в щеку. - И вообще произошло бессовестное вторжение в мое личное пространство неустановленной мохнатой рожей. - Маркус оборачивается и тяжело вздыхает, когда видит, что кот все еще тут, глупо фыркает, не решаясь подойти ближе к воде. - Он не понимает намеков и не желает уходить. Может, у тебя получится ему объяснить?

+1

20

- Ты разве забыл, что он спас тебя от вредного пса? - Софи улыбается, наблюдая, как кот, который ещё вчера вёл себя достаточно борзо и резко, теперь пугливо отскакивает от волн, что пеной накрывают влажный песок. - Может пересмотришь свои взгляды? Он довольно милый. - Она оставляет ответный поцелуй на пробивающейся щетине, трется об неё подбородком, закрыв глаза. Как бы хотелось просыпаться так рядом каждое утро, наблюдать, как Маркус все ещё спит, сжимая край одеяла, переплетать ноги и обнимать его за тёплые плечи, вдыхая запах кожи и моря.

Очередная волна накрывает босые ноги, щекочет пальцы и ступни, что оставляют следы, которые тут же смоет пенистым покрывалом. Фосетт поднимает глаза к небу, некогда безоблачному, светлому, недавно проснувшемуся с первыми лучами солнца, а теперь угрюмому и темному из-за надвигающихся с востока тяжёлых туч. Она любит его даже таким, как любит мрачного парня, который сейчас обнимает ее за плечи. Пляж не успевает заполниться зеваками, как все собираются обратно, пакуя в большие цветастые сумки покрывала и полотенца, складывая зонты.

- Нам пора ехать, ещё немного и затопит берег, смотри, какие тучи. - Софи забирает свой кофе и сендвич, разворачиваясь к машине. - Так что самое время решить, оставишь ли ты кота тут мокнуть и мёрзнуть.

Тот, кажется, уже все решил для себя сам - стоило только Маркусу залезть в машину, как он вщемился, запрыгнув тому на колени, перепрыгнул к Софи, потоптался по ней, а после нагло запрыгнул на плечо и уже с него на заднее сиденье.

- Пристегнись там. - Фосетт поправляет зеркало и закрывает крышу как раз в тот момент, когда первые крупные капли дождя ударяются в стекло. Она заводит машину и пристёгивается, тянется за стаканчиком с кофе, согреваясь о все ещё тёплый картон. - Так, и куда теперь?

Когда Софи планировала это путешествие, то, на самом деле, ничего толком не загадывала, решая, что судьба сама поведёт их в нужном направлении. Главное - не угробить машину, да и себя тоже.

- Тут вроде совсем близко Бранкастер. Я хочу заехать в одно место, только…, - она внимательно смотрит на Фенвика, будто тот уже знает, о чем она, и теперь выжидает его реакции, но глупо так думать, ведь владей Фенвик легилименцией, то сказал бы ей, не так ли? Маркус будет последним человеком, который ее осудит, но отвечать на вопросы, которые он может задать, уж никак не хочется. - Это вроде в Бернхем-Дипдейле, доберёмся меньше, чем за полтора часа, если дождь не усилится.

Они выезжают на шоссе в северном направлении, подключаясь к местной радиостанции. Несмотря на прекрасную и тихую ночь, Софи иногда трёт глаза и допивает уже остывший кофе. Кудрявый переодически запрыгивает на колени к Маркусу, трется о его рубашку, но потом снова перемещается назад, уютно устроившись среди пледов.

До Бранкастера они действительно доезжают быстро, не останавливаясь на перекусы в кафешках и на заправках, хоть и надо было. Но Софи решает, что так будет быстрее и… необходимее, но все равно периодически интересуется у Маркуса, не голоден ли он.

Зелёные лужайки встречают их ещё через двадцать минут по местной, ухабистой дороге. Сперва мелькают старые, покосившиеся надгробии кладбища, затем облезлые оградки. Сама же церковь Святой Марии выныривает из поворота последней. Фосетт вынимает ключ зажигания и отстегивает ремень, не решаясь выйти сразу.

- Однажды мама возила меня сюда. Не сказать, что она была очень верующей, но такие места очень любила. - Тихо говорит Софи, будто кто-то чужой их может подслушать. - Если захочешь, то можешь остаться с кудрявым в машине. Я не…, - сердце стучит как-то по-особенному, как тогда, на кладбище в Бостоне, или как вчера возле могилы матери, - нужно будет сперва переодеться, в шортах как-то не то. - Она наконец выходит из машины и лезет в багажник, выворачивая из рюкзака вещи, но из подходящего находит только джинсы - что же, уже неплохо.

Воздух здесь другой - нет больше соленого бриза, а есть какая-то необыкновенная тишина, кроющаяся в тени старых дубов и клёнов, свежесть яркой зелени, тихий щебет птиц, переливами стающий давно забытой мелодией.

+1


Вы здесь » Drink Butterbeer! » Pensieve » 27.08.96. dandelion wine