- Я не хочу никуда идти. - Отвечает она сестре, глядя, как та никак не может определиться, в какой же юбке пойти.

Прошло больше месяца, как она вернулась в Хогвартс, в надежде, что все пережитое за весну и лето останется позади, но нет, кошмары и призраки памяти настигали неожиданно, покрывая полотном, сотканным из болезненных воспоминаний, и Гестия хотела бы распустить его на нити, поджечь каждую и смотреть, к чему это все приведёт. Но все становилось только сложнее, и она, вместо того, чтобы вылезать из этого омута, погружалась в него ещё глубже.

И вот теперь она нехотя плетётся за сестрой и подругами, пряча немного озябшие пальцы в карманах сезонного тренча. Вместо карты звёздного неба, над которой она работает уже месяц, смешки и болтовня, вместо привычного холода родных подземелий - скучающий пейзаж, разбавленный снующими по деревне аврорами.

Она узнает некоторых из них, начиная от мистера Долиша, заканчивая парочкой тех, которые допрашивали ее после случившегося с мистером Барлоу. Они кивают и хмыкают, но все эти взгляды, нахмуренные лбы адресованы чаще всего не ей, а Флоре. Гестия чувствует, что та начинает что-то подозревать, оглядываясь на близняшку в немом вопросе, но та лишь пожимает плечами - хотелось бы сказать, что никто в Хогвартсе не знает о произошедшем, кроме неё и патрулирующих работников Министерства, но это будет враньём. Она все рассказала ему.

- Мисс Кэрроу. - Мужчина в плаще преграждает ей путь, когда она уже видит входящих в «Три метлы» Флору с подругами - тем лучше. - Гестия Кэрроу, если не ошибаюсь.

Немногим удаётся отличить ее от сестры. Только самым близким и тем, с кем она делит подземелья Слизерина вот уже шестой год.

- Если кто-то начнёт у тебя что-то спрашивать в Школе, ты понимаешь, о чем я, - он смахивает с сигары чёрные хлопья пепла в хрустальную вазу для фруктов, - молчи и уходи. Они не имеют права тебя допрашивать. Ты поняла?

Гестия смотрит в глаза мужчины с минуту, не моргая и не произнося ни слова, а ее выражение лица демонстративно равнодушно и скучающе - маска, которая прижилась и буквально въелась. Кэрроу делает шаг в сторону, обходит аврора и идёт следом за сестрой; лишь дотрагиваясь до дверей паба, нервно сглатывает, стараясь заставить сердце не так предательски быстро стучать.

Игнорируя дрожь в пальцах, Гестия толкает дверь паба, вдыхая встречающий ее затхлый воздух, наполненный запахами разливающегося по кружкам сливочного пива, древесный от потрескивающихся в камине дров. Она провожает взглядом усаживающихся за столик подруг и сестру, а сама направляется сразу к мадам Розмерте за чашкой облепихового чая.

Увы, даже в этой весьма спокойной сейчас и уютной атмосфере она не может успокоиться, будто предчувствует нависшую угрозу, или же…

Когда их взгляды встречаются, она с трудом заставляет себя не выдать удивления, застревающего комом в горле и в пропускаемых сердцем ударах. В руке так и остаётся конец шарфа, который она собиралась стянуть, и о котором теперь благополучно забыла, увидев того, от кого так поспешно бежала, чтобы больше никогда не встретить.

Но и это был самообман, да и только. Разумом она давно поняла, что однажды дела отцов перейдут их детям: Люциан наследует долю в корпорации, как и она, которую тайно ото всех для этого готовили уже несколько лет. Однажды они бы встретились, и это мог быть очередной приём, или же свадьба Люциана, или же просто рабочая встреча. Она от него не сбежит, как бы сильно этого сейчас ни желала.

«Что ты здесь делаешь?», - остаётся звучной фразой в голове, но вместе этого, ставя на его стол чашку с чаем и усаживаясь напротив, произносит показательно равнодушно и достаточно тихо:

- Мистер Боул. Что-то случилось?

- Приключения. - Хмыкает она, не сдерживая едкой улыбки, горечью отдающейся на уровне грудной клетки. Вот, как он называет это… приключением? Больше всего хочется встать и уйти, как можно дальше, сбежать, снова, и пусть думает себе все, что заблагорассудится, ведь для неё это никакое не приключение.

Это кровь, которую она видит в кошмарах, обезображенное лицо, растекающееся багровое пятно под затылком, стальной запах, который она слышит даже сейчас, стоит ей только поднять глаза на Люциана. Он, и только он напоминает ей о том, что она сделала. Сделала собственными руками, направив палочку и выкрикивая заклинание. Она могла этого не делать, могла не соглашаться, и пускай бы этим занимались взрослые волшебники, которые несут ответственность за своих детей. Но нет же, она пошла за ним, она… доверилась. И чем обернулась эта вера? Бесконечным кошмаром, от которого она никак не может избавиться, просыпаясь каждую ночь в холодном поту, с трудом справляясь с гулко бьющемся о рёбра сердцем.

Приключение…

Она вздрагивает от звука захлопывающейся двери, растеряно оборачивается, но то лишь ее однокурсники.

- Я…, - стопка его писем лежит на дне сундука, она даже не читала их - вряд ли там было что-то важное, - слишком много… учебы, я хотела. - Врет она, рассматривая оранжевое марево в своей чашке. - Я хотела ответить, но… - Враньё даётся ей с трудом - она попросту не может подобрать слов, которые бы сошли за наилучшее оправдание. - Ты здесь только за этим? Я в порядке. - Фальшивые интонации, контрастирующие с перманентной усталостью слова.

Она подняла недоверчивый взгляд на Боула, будто могла взаправду определить: врет он или нет, но внутри только что-то болезненно отозвалось, предупреждая, что правда ей может не понравится.

- Мы… можем поговорить. - Запинается она, наконец чувствуя себя полной дурой, хотя бы потому, что все это время в сердцах обвиняла его во всех смертных грехах, пусть понятия не имела, что для него значило все то, через что они прошли. Да, ей было легче окрестить его бесчувственным монстром, который после убийства [самообороны] спит крепким сном, не ведая, через сколько кругов ада проходит она. - Мы можем поговорить, но не здесь. И тем более не через переписку.

Она снова оглядывается по сторонам, замечает на себе лишь взгляд сестры, просверливающий отверстие в ее голове размером с яблоко.

- Подожди меня на улице… пожалуйста. - Гестия поднимается, беря чашку с едва остывшим чаем и направляется к тоже уже поднявшейся Флоре.

- Это он? - Вопрос в лоб, который можно было с лёгкостью предугадать. - Что ему нужно?

- Видимо, пришёл повидаться со старыми друзьями. - Все, что знает близняшка, так это то, что помолвка сорвалась, и на этом все. - Я скоро вернусь. - Она ставит позади Флоры чашку с их любимым чаем, поправляет на шее шарф и выходит на улицу, возвращаясь под надзор патруля, мелькающего сейчас через пять домов от неё.

- На самом деле…, - она нагоняет сразу же, едва не вцепившись в рукав Боула, - я не хотела отвечать и говорить об этом, потому что мне было плохо… и страшно. - «А главное - никого знающего не было рядом, чтобы это увидеть и понять».

Отредактировано Hestia Carrow (10.08.22 08:40)

Гестия чувствует себя сейчас каким-то уродом в семье, существование которой вращается вокруг бесконечного насилия и смертей. Она слишком много думает об этике, о том, что сделала, и ее осуждение собственных решений и поступков выходит из-под контроля - равнодушие к окружающему миру, инфантильность сменяются нервозностью и надвигающейся, словно шторм, депрессией. И присутствие Люциана сейчас ничего не меняет, лишь обостряет и без того накалённые чувства.

- Нет. Ты не мог пойти к нему сам. Этот план был для двоих. - Ей хочется вернуться в то время, когда Боул насмехался над ее платьем, когда заставлял просыпаться ранним утром и бровью не повёл, когда она очень болезненно упала с лошади. По крайней мере, тогда он был самим собой - жестоким и грубым, а главное - откровенным. Новый же, сокрушающийся Люциан, ее пугает.

Она знает, что отец никогда никого не убивал, знает, что и руки матери не испачканы в крови, не считая тех самых моментов, когда она избивала дочь, не то желая все-таки убить, не то выбить всю дурь до последнего. Хотя какая разница?

Младшая Кэрроу бы не подумала, что ей придётся кого-то убить даже ради спасения самой себя. Ей хватало вымышленных историй из книг, темной и мрачной романтики, которой она подпитывала свою фантазию. С реальностью пришлось разочарование, а с разочарованием и новая боль.

- Береги себя, Люц. - Тихо произносит она, смахивая волосы с лица. - Ты у отца единственный, и, после всего случившегося в том числе, ему надо будет как можно скорее женить тебя, чтобы… ты понимаешь. Если ты прав, и война постучит в наши двери, то у Боулов должна быть надежда на то, что их род продолжится, а доля в корпорации никуда не денется. Моему отцу сложнее с двумя дочерьми. В его приоритете выдать одну из нас замуж за наследников дела, ведь «чужими» управлять из-за кулис будет сложнее. А тут вариантов… Да, уже это проходили. Однажды за столом Совета, если доживём, мы увидимся вновь. Ты, я… Рой? - Кэрроу нервно сглатывает от того, что только представила. - Как скоро ему перейдёт доля отца?

Гестия и подумать не могла, какой занозой в ее личной жизни окажется Рой Барлоу, которому чересчур симпатизировал отец, как если бы хотел сына, а хотел ведь. Но выдавать дочь за него не решился бы, подозревая, что Барлоу старший промышляет не вполне законными сделками, и Рой может ступить на этот скользкий путь.

- Не прекрасно. - Отвечает она, ощущая, что и Люциан думает также. - Пытается слепить из него то, что не очень выходит из меня.

Гестия боится. Боится Роя, как если бы он знал, что в смерти его отца виновата она, и это дало бы ему преимущество и повод для манипуляций. Только по официальной версии все сводится к несчастному случаю за неимением живых свидетелей, ну или хотя бы тех, кто посмел открыть рот.

Упоминание о башне и какой-то там родственнице, которая теперь шастает по поместью Боулов, заставляет Кэрроу сжать зубы от злости, которую она никак не может себе объяснить.

- Как мило. - Вырывается неискренностью в интонации, сложным противоречием, цепляющим все живое внутри. - Не забудь пригласить на свадьбу. - Эта злоба сильнее ее, пожирает все прилагающие усилия, чтобы заткнуть и избавиться.

Гестия тяжело выдыхает, надеясь, что Люциан ничего этого не заметит. Она натягивает капюшон мантии, не то спасаясь от первых каплей октябрьского дождя, не то желая спрятать лицо, выражение которого сейчас красноречивее любых слов. Но поднимает на него взгляд, когда он снова говорит о Барлоу.

- Очень предусмотрительно, мистер Боул. Ведь именно так  размышлял его отец, когда хотел расправиться с нами - дабы не позволить иметь решающие голоса в Совете, отбросив остальных компаньонов.

- Ты прав. - Кротко отвечает она, стараясь унять сердцебиение, приблизить к той норме, когда не придётся задыхаться от каждого сказанного слова.

Конечно, он прав. И было бы крайне глупо отрицать то, что и так написано на ладони в виде витиеватых линий, предначертано у них на роду - слишком фатально, слишком предсказуемо. Очевидность за очевидностью, разбавленная тем фактом, что отнять жизнь у человека также легко, как и забросить камешек в море - у всего есть последствия, и теперь круги на воде превращаются в долгую пытку один на один со своей совестью.

Похожи. Все они похожи: Кэрроу, Боулы, Барлоу и Гибсоны. Все повязаны договором. У всех свой долг перед семьей, и если удалось однажды избежать ненужной связи, то не факт, что посчастливится впредь. Хочется верить в лучшее, но выходит отвратно.

Хочется сказать, что им было бы куда безопаснее (из общих соображений) больше не встречаться, но слова застревают на полпути, превращаясь в тяжёлый выдох.

Было бы куда лучше больше не видеться. Никогда. Только вот за ними будущее корпорации, а значит - придется, будь то совещание Совета, их свадьба с кем-то другим, очередное празднество с легкой руки Алейны Кэрроу. Будь то война…

- Какие дальнейшие планы? - Натянув привычную маску равнодушия, спрашивает она. - Мне стоит вернуться к сестре. А вам, - ей ли говорить, куда ему стоит пойти и желательно сейчас, пока она все ещё может держать себя в руках, - не стоит больше приезжать. - «Ради того, чтобы отчитать за молчание». - Ради вашей безопасности.