- Ты как? - Рон тихо шепчет, боясь говорить громче. Даже несмотря на то, что они одни. Нарушать покой Больничного Крыла всегда было как-то неловко. Разве что когда приходят навестить друзья, они приносят столько всего (и почему самое интересное происходит, когда приходится валяться на больничной койке?), что не переспрашивать громко о происходящем не получается. Да и здоровые друзья приносят с собой шум и веселье, но стоит только за ними закрыться двери, как Больничное Крыло снова погружается в тишину. Рону никогда не хотелось громко говорить в этом месте, если он оставался здесь в качестве пациента.

Одному находиться в больнице было всегда непросто. На Рона давило ощущение пустоты. Он привык, что рядом с ним, буквально под боком, каждую минуту кто-то находился. Сначала дома, где и яблоку было негде упасть (и честно говоря, где Рон мечтал, что когда-нибудь у него будет столько свободного пространства, что можно даже яблоню посадить), потом в Хогвартсе, где в пределах одной спальни всегда были одногруппники, а вне спальни он почти всё свободное время проводил с друзьями. И из этой картины всегда выпадало Больничное крыло. Да, к нему приходили друзья. Но ночью вокруг было столько пространства, что (в этом Рон никогда не признается) даже становилось страшно. Разумеется, чаще всего он был не единственным "несчастным", однако в обители Мадам Помфри всегда было много свободных мест. Рон никогда бы не подумал, что будет так неуютно себя чувствовать в просторном месте.

Хорошо, что в этот раз с ним оказалась Гермиона. То есть, совсем нехорошо, конечно, и Рон бы предпочел, чтобы с подругой все было в порядке, но если выбивать из всех-всех, то он бы предпочел остаться в Больничном Крыле именно с Гермионой. То есть... Рон и сам не мог понять, почему с одной стороны рад её компании, а с другой еще раз бы полез в банку с мозгами, лишь бы подруги здесь не было.

- Вот это мы знатно вляпались. А ведь я считал, что мы что-то, да умеем.

- Я все же думаю, что мы правильно сделали, - Рон поморщился, тело все еще болело, а разум был как будто затуманен, с трудом удавалось уловить и высказать нужную мысль. И жутко хотелось пить. Гриффиндорец потянулся к тумбочке и нашарил там кувшин с водой, благослови Мерлин предусмотрительно мадам Помфри. Руки слушалось плохо, и часть воды вылилась на футболку, но Уизли все же справился с задачей, жадно глотая воду прямо из кувшина. Ну её, к Моргане, эту культурность. Наконец, он почувствовал в себе силы  говорить и нашел ту правильную мысль, которая вертелась у него в голове с самого пробуждения, - Гарри бы все равно туда пошел, ты же его знаешь. И нас бы с собой не взял, не хотел же сначала. И кто знает, как бы тогда все повернулось...

Рон скривился. Он бы не хотел, чтобы вместо него на больничной койке лежал лучший друг. Гарри и без того по жизни слишком сильно достается, пусть хоть иногда часть его "удачливости" будет брать на себя Рон. Гермиону, конечно, тоже не хотелось здесь видеть, разве что в качестве той, кто будет его навещать иногда, как было на третьем курсе, когда ему пришлось пить костерост. В этот раз, правда, одной ночью в больнице он не отделался. Ему стало неожиданно горько слышать жалобный голос подруги, и он постарался как-нибудь её развеселить.

- Я ничего. Только думать больно, - Рон хрипло рассмеялся, - Впрочем, ничего удивительного, это мое обычное состояние.

Он старался не думать о том, что больше не увидит Сириуса. Слезами сейчас не поможешь, да и Гарри явно чувствует себя куда хуже, чем он. А Гермиона вообще девочка, ей по статусу положено чуть что пускать слезы! Должен же быть среди них кто-то, на кого можно положиться. Пусть в этой ситуации этим кем-то будет Рон.

- Знаешь, - он старался подобрать слова утешения, но в голову приходили только глупые, неуместные шутки. - Он, Ты-знаешь-кто, гораздо умнее нас, и не удивительно, что мы попались в ловушку. А Гарри... Он вроде держится молодцом, я слышал, как он приходил.

Рон грустно хмыкнул и сел в кровати, свесив ноги. Пол был ужасно холодным, но это неожиданно приводило мысли в порядок.
- Хочешь воды? У меня тут есть немного.

Рон вытянул свисающие с кровати ноги и попытался проанализировать своё состояние. Очертания Больничного крыла расплывались то ли от полумрака, то ли от головокружения. По ощущениям сидеть было не намного сложнее, чем лежать. Значит, можно и встать, не должно быть слишком сложно. Если подумать, он все-таки раны от щупалец получил, а не какие-то там внутренние повреждения. Хотя, в Мунго зачем тогда отправлять его? Можно было бы так же, как и остальных, подлатать здесь, прямо на месте, мадам Помфри знает своё дело. Непонятно.

Уизли резко встал на ноги и пошатнулся. Принять полностью вертикальное положение оказалось не так уж и сложно, а вот удержаться в этом положении... Он зажмурился, пытаясь избавиться от чёрных мух перед глазами, и шагнул вперёд. В конце концов, кто тут мужчина? Если Гермионе сложно даже садиться, значит, дело дрянь. А раз так, то ему нужно всеми силами показать, что с ним все в порядке, чтобы она не переживала лишний раз. Хотя то, что Гермиона переживала и за него тоже, а не только за Гарри, льстило. Так, не думать об этом, а то искушение расслабиться станет слишком сильным.

- Вот, осторожнее, - Рон тяжело сел на край кровати Гермионы и подал ей воды в стакане, - Не напрягайся сильно, тебе же досталось нехило.
Он посмотрел на подругу и отчего-то почувствовал злость. Гарри должно быть стыдно! И тут же устыдился сам. Как он вообще мог так подумать? Их с собой никто не тащил, наоборот, лучший друг предпочитает все делать самостоятельно, что злило Рона только сильнее. Ну как может пятнадцатилетний пацан справиться со всем? Он ведь даже эту мерзкую Амбридж терпел и не сказал никому! Хотя мама Рона камня на камне бы не оставила, узнай она, что было на отработках у жабы.

- Мне тоже страшно, - внезапно признался Рон, смотря в одну точку на тумбочке. В полумраке говорить было проще, как будто если никто не увидит его, то и беспокоиться не о чем. - И грустно, и паршиво так на душе. Так паршиво, как ещё никогда не было, даже в начале Турнира в прошлом году. И Гарри и жалко, и прибить его хочется, и как ему в глаза смотреть, не знаю.

Нельзя чувствовать столько всего одновременно человеку, у которого эмоциональный диапазон как у зубочистки. Рон шмыгнул носом и нахмурился. Может быть, все обернулось бы по-другому, подумай он немного головой? И Кикимер этот ведь никогда ему не нравился...

Говорить о своих тревогах вслух оказалось намного легче, чем он думал. Даже несмотря на то, что он говорил Гермионе, перед которой пытался храбриться и делать вид, что он-то нормально, пусть она лучше за себя беспокоится (и все равно ему было приятно, что она беспокоится о нем). К тому же, днём ещё было нормально, но вот во сне... Как бы ты ни делал вид, что все в порядке, ты не можешь убежать от своих снов. И каждый раз Рон просыпался напуганным, разбитым и абсолютно беспомощным.

- Если мне когда-нибудь попадется ещё этот Долохов, - со злостью начал Рон, но не закончил фразу. Потому что как бы он ни храбрился, Гермиона права, им шестнадцать. Что они могут сделать против хорошо обученных бойцов Того-Кого-Нельзя-Назвать? Выстрелить наспех разученным заклинанием и убежать. Только Гарри настолько везуч, что способен противостоять тёмному магу одним только экспелиармусом. И сейчас называть друга везучим язык не поворачивался.

- У меня всегда было чувство, что я не справляюсь.
Особенно когда родители ставят в пример старших братьев. Особенно когда эти старшие успешные братья приезжают домой в отпуск. А все, что есть у самого Рона - дружба с Гарри Поттером, вот и все, чего он добился в этой жизни. Ну и немного умения играть в шахматы, но "Рон, этой глупой игрой ничего не добьешься, лучше возьмись за ум и сядь за учебники". Рон вздохнул. Не то что бы он жаловался на жизнь, но иногда хотелось бы, чтобы ему кто-то сказал, что он молодец и сможет справиться со всем. Даже если это будет неправдой.

- Ты же знаешь Гарри, он думает, что он один может противостоять всему миру и что никому нет дела для его проблем, - подумав, сказал Рон. Привычка друга держать все в себе неимоверно раздражала, но поделать с этим ничего нельзя. Только раз за разом говорить, что они его поддержат и вообще за ним и в огонь, и в воду. - Даже не знаю, что с ним делать, когда он в режиме "я сам справлюсь со всем".

Рон старался быть сильным и не показывать, что он боится. Шляпа ведь не зря отправила его в Гриффиндор, а значит, он должен соответствовать своему факультету. Но ему все же было страшно, особенно после того, как пришлось лицом к лицу столкнуться с Пожирателями, которые показали, что по сравнению с ними Отряд Дамблдора - всего лишь желторотые птенцы, которым ещё учиться и учиться. Но ведь они уже на пятом курсе, пять лет изучают магию, и до окончания школы осталось не так много времени. А после окончания школы Рон с Гарри договорились вступить в Орден Феникса, чтобы сражаться с Тем-Кого-Нельза-Называть, потому что у Гарри нет другого выхода. И тогда придется сталкиваться с ними снова и снова, потому что пока Он не умрет, в мире будут твориться настоящие ужасы. Хотелось бы спрятаться за спинами взрослых, чтобы эту проблему решил кто-то другой, но Гарри не привык прятаться (и вообще полагаться на взрослых), а Рон решил, что он пойдет за другом и в огонь, и в воду, пока это не закончится.

- Я ведь его предал, - прошептал Рон, чувствуя, как начинает гореть лицо. Хорошо, что сейчас ночь, и подруга не видит тот мучительный стыд, который отражается на его лице. Уизли прижал холодные ладошки к щекам. Гарри всегда был один, он привык к этому, но тогда, в том купе, где они объедались сладостями и смеялись над глупой крысой, Рон пообещал себе, что с этих пор у Гарри будет лучший друг, который всегда будет его поддерживать. Пообещал и не справился. Какой же он теперь лучший друг? Так, дурак рыжий, все время болтающийся рядом. Рон вздохнул, - Ты, в отличие от меня, никогда в нём не сомневалась. И вообще, ты же наш голос разума.

Ребята не всегда слушали "голос разума", но каждый раз после очередного фиаско, когда они смотрели друг на друга, в их головах проносились одинаковые мысли, что Гермиона была права. Они ей, конечно, никогда не признавались, что были идиотами, но это было и не нужно, по их лицам всё было понятно.

- Я понимаю. Точнее, не могу представить на своей шкуре, но мозгами понимаю, почему он так себя ведёт. И всё равно злюсь, потому что единственное, что я могу предложить - это дурацкое напоминание, что он не один.

Бессилие иногда бывает хуже самого страшного наказания.