Чей-то шепот касается кожи, двигается по ней плавно, осторожно, будто боясь вороха мурашек, который все равно пробегает от запястья, вдоль по руке, к собранному на локте манжету рубашки. Короткий вдох, задержать дыхание, выдохнуть и снова вдохнуть запах морозной ночи, опускающегося на фиолетовые лепестки разбросанных повсюду цветов инея. Что-то древесное, что-то далекое, и в тоже время родное, дурманящее, растекающееся внутри хаотичными волнами.

Софи щурится и в приглушенном свете канделябров, подвешенных почти под самым потолком, различает его, чьи спутанные волосы подобны самой непроглядной ночи, чьи губы возвращают ей себя, шепчут то, что отбрасывает в бессознательное, то робко целуя при всех, то горячо и страстно в полной тишине гостиной, спальни или в пустых классах.

- Тяжелый был день. - Шепчет она в ответ, поднимая пальцы к его лицу, едва касаясь щеки, проводя по ярко очерченным губам и запуская в волосы, поглаживая, но сама не отрывает свинцовой головы от подушки. - Так и уснула в обнимку с Рунами. Представляешь? - Улыбается она вымученно, зевая. - Ты так бесстыдно спалил сегодня мою мантию, что мог бы уже найти время и раздеть полностью. - Трется щекой о руку, ластится, словно довольная кошка, а затем снова зевает и потягивается, сбрасывая с колен книгу.

День действительно выдался тяжелым. Поставить первой дисциплиной в пятницу Защиту со Снейпом - откровенный садизм. Выживших после его урока не так уж и много, беря во внимание тему занятия и используемые заклинания. Не пострадавших - ещё меньше. Казалось, этому не будет конца…

- Могу поспорить, что даже наши будущие экспедиции будут не такими жуткими, как сегодняшнее утро. - Фосетт кладёт голову на колени Маркуса и снова закрывает глаза, расслабляясь и довольно улыбаясь тем ощущениям, которые накрывают с головой рядом с ним - безопасности, отсутствию тревоги, но нежности и чему-то более яркому, такому, что перехватывает дыхание, когда его губы накрывают ее.

Она гладит его по ткани брюк, закончив ерзать, чтобы улечься поудобнее. В голове все ещё гудит, но уже меньше, уступая место привычной суматохе мелких мыслей обо всем и ни о чем одновременно. Хочется зарыться под одеяло, обнять, выводить пальцами узоры на горячей коже, прижиматься сильнее, будто боясь потерять, слушать этот мягкий шепот, мягкими прикосновениями пробегающий по шее вниз, переплетать пальцы, дышать глубоко и размеренно.

Есть вещи вечные, как вселенная. А есть те, которые пугающими тенями прячутся в закоулках душ, являясь совершенно невовремя, заставляя ресницы дрогнуть, а сердце замереть.

Софи нехотя поднимается, нашаривая рукой лежащую возле дивана сумку. Вряд ли бы кто покусился на ее личные вещи, хотя вот мелюзга в последнее время в край охамела, без спроса проникая в спальню и таская всякое барахло. Да ладно там барахло, а вот две туши за один только месяц - перебор. Было бы что им там красить! Или они ещё для каких-то целей воруют?

Рейвенкловка тихо застонала от отчаянья. Нет, не потому что ее вещи пустили в неизвестный обиход, а потому что назревал, по всей вероятности, не больно и приятный разговор с Маркусом - уж не этого она хотела после столь кошмарного дня, да ещё и в пятницу вечером. Хотя, судя по тишине в гостиной, уже вовсю была ночь.

- Я тут, короче, - она с тоской посмотрела на Фенвика и хмыкнула, кладя сумку рядом с собой, - у меня есть книга, которую надо спрятать. Ее никто не должен увидеть или найти. - Опустив голову, Фосетт принялась расправлять складки на юбке, чтобы только не смотреть в глаза Маркусу. Любовь того к вопросам грозилась открыть нелицеприятную правду о том, как Софи в последнее время умудрялась проводить свободное время, пока он был занят учебой и занятиями в Клубах.

Дерьмо. - Молча выругалась она, проклиная себя за то, что может быть смелой, когда это не надо, а когда крайне важно - тушеваться, как маленькая и глупая девчонка.

- Помнишь, ты говорил про наш факультетский чердак? Это и близко, и мало кто станет копаться в том хламе, что там лежит, а если ещё защитное проклятие накинуть, или чары невидимости…

Дерьмо.

Отредактировано Sophie Fawcett (15.01.23 02:13)

Великое рождается через жертвы,
а жертвы - это всегда выбор.

Софи нервно щурится, поправляет низ незаправленной за пояс рубашки. Каждый раз, когда она нервничает, руки автоматически ищут, чем себя занять, будь это длинные волосы, которые она с некоторых пор перестала собирать в высокий хвост, и без того выглаженные складки школьной юбки, перстень на левой руке или холодный метал подвески на шее, содранный лак, шершавые корешки старинных, пыльных фолиантов из Запретной секции библиотеки, кончики перьев, щекочущих щеку - все, что попадается в поле зрения, все, на что можно отвлечься, чем можно занять свои мысли, с каждой секундой набирающих силу, чтобы обрушиться цунами на все ещё спящие берега, позабывшие, что такое волнение, страх и отчаянье.

Одного взгляда, секундного взгляда достаточно, чтобы прочитать по выражению лица и сжатым ладоням все, что думает об этом Маркус. Софи ловит себя на мысли, что наконец научилась его читать, словно открытую книгу, но нет, это заблуждение рассыпается сразу же, оседая песчинками тревоги на губах.

Как бы ни старалась она его понять, принять, позволить доверять себе - он все ещё пустыня, по которой она блуждает в промозглой ночи, ища спасения и покоя.

А доверие - хрупкие стеклянные песочные часы. Только песок в них сыпется сверху вниз, отмеряя свершенное и сказанное, прошлое и настоящее.

Она уже не слушает и не слышит про чердак, зацикленная на сказанном им ранее, отпечатанном так глубоко и болезненно, что впервые за долгое время хочется сбежать и разреветься. Только вот слезы - это пустая, бессмысленная роскошь. В них нет ни спасения, ни правды, а только лишь жалость к себе самой.

- Почему ты не доверяешь мне? - Вырывается с той горечью, которую невозможно скрыть - едкой и липкой, застывшей комом внутри, возле сердца. Софи морщится, кривится, трет пальцами переносицу, борясь с желанием извиниться за свои слова. Но нет, ей не за что извиняться, не в этот раз. Она уже видела, в какую срань превращает жизнь Маркуса, когда тянет его за собой.

- Я… - Запинается она и касается кончиками пальцев его руки, но тут же убирает, резко, будто от огня. И видит, видит так четко и ярко, будто это было вчера…

Знакомая грязная плитка в искусственном свете пузатых лампочек. Звук воды, разбивающейся об потертую эмаль раковины, на которую облокачивается Маркус, касаясь некогда белоснежных манжетов рубашки, теперь разрисованных кровавыми подтеками. Кровь везде. Она струится между его пальцев, в которых зажат осколок от зеркала. Растекается по кафелю, по стенам, пропитывает воздух таким типичным металлическим запахом, от которого Софи начинает мутить. Но она не может пошевелиться, не может отвести взгляд от его лица. Она чувствует его боль, как свою. Его злость становится ее злостью, отравляющей и сжимающей горло. Она чувствует вину, вину перед Маркусом, перед Мервином, которому пришлось заботиться о брате, после случившегося, и это чувство вины с ней до сих пор. Врезается в сознание яркими вспышками образов. Сожалением о том, что допустила все это…

И сейчас она повторяет свою ошибку. Вместо того, чтобы сосредоточиться на учебе, или просто проваляться пару часов в обнимку с ним, она впутывает Маркуса в очередное дерьмо, которое, по закону жанра, ничем хорошим не может закончиться.

глупая

не заслуживает его, да

лучше бы он бросил

разбил бы сердце, но держался бы подальше, как от чумы

Ещё минутами ранее она была готова все рассказать, отвлечь болтовней о том, как доставала письмами Флиберта, чтобы тот нашел эту книгу, как решилась забрать ее из Хогсмида в первый раз, но неудачно, как поперлась за ней с Госфортом, и все же смогла заполучить, и даже не влипла в очередную передрягу на этот раз. Все это нарастало в ней словесным потоком, но вдруг испарилось, оставив после себя пустоту и усталость.

Софи расслабляет плечи и поддается вперед, обхватывая руками поднятые колени, утыкаясь в них лбом. Мысль о том, что все это было бесполезным и неважным, засела теперь паразитом, но все ещё не позволяя вслух признать, насколько все это было ошибкой.

по-детски глупо и наивно

бессмысленные жертвы, ни к чему великому не приведшие.

- Думаю, будет лучше, если мы… я уничтожу эту книгу. - Все ещё прячет взгляд, боясь увидеть в глазах дорогого человека то, что разобьет всю окончательно. - Опасные знания в руках «неправильных» людей могут привести к очередной катастрофе, а с нас их хватит. - Произносит уже увереннее и твёрже, не допуская возможности оспорить. - Я сделала ошибку, и мне ее и исправлять.

Увы, даже этот порыв, возможно даже благородный, никак не спасает. Напротив, заполняет пустоту самыми отвратным чувством, съедающим изнутри - разочарованием в себе.

- Прости. - Наконец признается, снова поворачиваясь лицом, поднимая глаза, но смотря куда-то в пустоту, не фокусируя ни на чем. - Я снова облажалась. И дело вовсе не в доверии… А в страхе за тебя. Я же вижу, что что-то происходит с тобой, но ничем не могу помочь, потому что не знаю… не знаю как. И тогда я начинаю делать всякие глупости… это не оправдание, да, я знаю. Я просто…

«не заслуживаю…»

Отредактировано Sophie Fawcett (01.02.23 02:30)

Бояться за дорогого человека - нормально. И чем дороже человек, чем значимее в твоей жизни, тем больше этот страх, тем сильнее расползается, затмевая рациональное. Не чуждое человеческое, но то, что не дает покоя и облегчения, из-за чего просыпаешься в холодном поту среди ночи, не можешь сосредоточиться на банальных будничных проблемах. Это страх. И он не спрашивает, можно ли ему войти и на сколько.

- Кажется, мы оба немного облажались, точнее… запутались, принимая заботу друг о друге за недоверие. - Софи отрывает от колен голову и поднимает взгляд, наконец испытывая то заветное чувство, накрывающее с головой, расслабляющее, словно исчезнувший Дамоклов меч. - Ты прав, Маркус. Секреты делают нас уязвимее, а сильны мы лишь тогда, когда доверяем друг другу. А я тебе доверяю. Как будешь готов поговорить - дай знать, но пока ты молчишь, мое больное сознание на пару с фантазией придумывают отнюдь не красочные варианты.

Маркус первый делает шаг навстречу, и Софи отвечает ему тем же, повторяя про себя, что это нормально, что противоречия случаются, и с этим просто надо работать или мириться.

Она снова в его объятиях ложится маленькой непослушной кошкой, выпрашивающей ласку и томно вздыхающей, пока его длинные, музыкальные пальцы путаются в волосах, задевают краешек уха, отчего внутри все поднимается сладким трепетом. Он единственный знает, как унять ее тревогу, растопить плавающие на поверхности льдинки одними только прикосновениями. Хочется сказать, что большего ей не надо, но это будет неправдой. Он нужен ей весь, без остатка, со всеми радостями и горестями, со всей этой тьмой внутри и печалью в песочных глазах. Снова ерзает, кладя голову то ему на грудь, то падая ею на колени. Рассказ ее будет долгим, но она к нему готова.

- Об этой книге я узнала из Запретной секции, когда в начале сентябре полезла искать решение нашей с Джейком проблемы. Ну, пещера, ты в курсе. Нашла упоминание в нескольких современных манускриптах. Поняла, что единственный шанс отыскать заветный источник мудрости - обратиться к тем, кто достанет ее оттуда, куда нормальный волшебник не станет соваться. И мне помог в этом Стэнли Флиберт.

От фамилии давнего знакомого предательски защипало в глазах. Фосетт знала, что не виновата в том, что тогда случилось в деревне, но воспоминания все ещё были яркими и болезненными, и она через них проходила раз за разом в последнее время. Во снах.

- Когда мы с тобой в тот раз были у миссис Флиберт дома, Стэн мне тоже передал книгу по родовым проклятиям, которую достать труднее, чем переплыть Черное озеро и выжить, потому снова обратилась к нему. И он помог. Не знаю как, но он достал ее. Я думала, что это невозможно, что никто на это не способен, но он достал ее! - Снова повторяет ту же фразу, дёргая руками по воздуху. - Я не знаю, какой магией он владеет, чем на самом деле там занимается, но книга оказалась у него. Точнее… это был не оригинал, а копия, ничем не уступающая оригиналу. Стэнли всегда был полон сюрпризов. В этот раз он тоже отличился, потому что взамен попросил копию моего кольца. Понятия не имею, зачем оно ему, но плата явно не равноценная. - Софи вытягивает левую руку с фамильным перстнем на пальце. В приглушенном свете гостиной он действительно выглядит непримечательным, но для Фосетт дороже всех украшений. - Кольцо он взял ещё при встрече, а книгу я должна была забрать из Хогсмида сама.

Дойдя до половины своего рассказа, Софи глянула на Маркуса снизу вверх и приставила указательный палец к своим губам, давая понять, что это ещё не конец, и все вопросы потом.

- Я помогла Мертон с одним ее личным делом, и, в качестве платы, она согласилась пойти со мной в Хогсмид, ведь именно она знала, как угомонить Гремучую иву, чтобы мы пролезли в туннель. Все шло нормально, пока мы не попали вглубь деревни, и именно в тот день произошло… мы стояли и смотрели, как пламя пожирает дом миссис Флиберт. Ну, эту историю ты знаешь и так. Я слышала голоса внутри дома - она искала собаку, и, зная, как она ее любит, я поняла, что скорее умрет в пожаре, чем… ладно, это все я уже рассказывала. Книга все ещё была не у меня, а Стэнли не отвечал на письма. Возможно, начал думать тоже, что и я - кто-то решил отомстить ему прямо перед носом авроров.

На этот раз, сделав паузу в своем рассказе, Софи поднялась и прошлась до столика с графином, налив себе воды. От долгой болтовни в горле пересохло и голос начинал хрипеть.

- Будешь? На чем я остановилась… а, через какое-то время я получила записку от Стэнли, что он спрятал книгу в Хогсмиде. Никаких четких указаний, только одно предложение. Для бывшего хаффлпаффца он слишком умен, потому я была уверена, что его тайник мне не составит труда отыскать. Но на всякий случай, - Фосетт громко вздохнула и опустила плечи, - на всякий случай я попросила пойти со мной того, для кого Хогсмид - родной дом. - Она поджала губы и покосилась на Маркуса, а потом закатила глаза. - Короче, я попросила мне помочь Госфорта. В этот раз все было быстро и безопасно. Мы нашли книгу в тайнике в Визжащей и также быстро вернулись обратно в Школу. Когда же я изучила то, что почти стоило мне жизни и твоего доверия, разочаровалась. Ведь к тому моменту мы с Джейком уже решили проблему, и большинство заклинаний в книге уже имели свои современные аналоги, а некоторые тексты из нее давно переписаны и распространяются по волшебному миру со скоростью света. Но есть там ещё кое-что, почему я должна книгу либо уничтожить, либо понадежнее спрятать. И я говорю о подробных описаниях древних ритуалов не просто темной магии, а самой-самой черной. Сперва я думала, что это все… бред? Но тот дневник, который я нашла… который я тебе показывала, и мы ещё решили, что его бывший хозяин просто умом тронулся… совпадает. Я изучила оба источника. И дневник дополняет то, что написано в книге, как пометки на полях тетради. Есть ещё кое-что, но я вижу, что тебе не терпится у меня что-то спросить?

- Хорошо. - Охотно соглашается она, пряча куда подальше свое беспокойство и заботу. Поверхностные знания и знакомства с семьей Маркуса не дают ей права лезть дальше, душить и тошнить расспросами, надеясь, что однажды в этой теме не останется пробелов и недосказанностей.

Впрочем, она сама ничем не лучше, и Маркусу только предстоит познать все прелести семейных ценностей Фосеттов, нудную болтовню Джонатана о квиддиче… ох, стоит отцу только узнать о Мервине, так начнётся самое интересное. Просто надеется, что эти двое ещё не скоро свидятся, иначе всяких «дружеских» и «межсемейных» матчей не избежать.

Софи не хочет возвращаться домой. Не хочет чувствовать себя лишней в своем же доме, не хочет притворяться хорошей дочерью, послушной сестрой. Она не такая, и пора всем это признать, смириться, и наконец отпустить ее. Она там не нужна, ведь отцу самое время заботиться о своей новой семье, а самой Софи пора двигаться дальше. Только вот куда дальше… она и сама не знает.

Но это все будет позже, а проблемы теперешние куда важнее. Хотя, как было бы проще, если бы все решалось одной силой мысли, или по щелчку пальцев.

- Просто представь, если книга попадёт в руки каким-то младшекурсникам. Не хочу быть виновной в… - Она провожает взглядом поднимающегося Фенвика, а после падает на подушку, закрывая лицо руками. - Никого надежнее тебя я не знаю. - Говорит сквозь пальцы, чувствуя, как уходят остатки сил. - Ты так говоришь о Стэнли, будто знаешь его.

Но Маркус говорит дельные вещи, и Софи прислушивается к нему, так или иначе. За всем этим мраком и отчужденностью, кому, как не ей, выпал шанс увидеть гораздо большее, то, что пугает и в то же время притягивает.

- Погоди-ка, но Блэкторны - американцы… откуда Флиберту что-то знать о них? Или вообще знать, что обозначает монограмма на перстне? Могу поспорить, что его просто привлек внешний вид и не более, ведь он просил сделать копию, а не отдавать оригинал. - Но поток сознания уже не остановить - тот шумным потоком разрушает все барьеры на своем пути, забираясь все глубже в камеры памяти, поднимая на поверхность отголоски прошлого. - Постой. Согласно родовой книге, Блэкторны появились в Салеме в 1690. За два года до начала знаменитой «охоты на ведьм». К тому времени они уже добились определенного положения в обществе, чтобы иметь влияние на судебные процессы. Но кем были Блэкторны до того, как перебрались в Америку? Очевидно, что выходцами из Британии. Но… я никогда об этом даже не задумывалась.

Все попытки деда и отца восемь лет назад посвятить девчонку в таинства их семьи с треском проваливались. Семейные разговоры были натянутыми после очередной хулиганской выходки в школе, ведь всех волновала в первую очередь репутация семьи, а Софи ее изрядно портила в свои десять лет.

Католическая школа не могла удовлетворить все запросы пытливого ума, той, которая с рождения жила в волшебном мире, а потом была так резко выдернута из него, словно заноза из пальца.

Фосетт была чужой везде. Пока не случился Хогвартс.

Она была непонятой и здесь. Пока не стала общаться с Маркусом.

- Маркус, чем дальше, тем все сложнее и хуже. Я запуталась и просто… я начинаю сходить с ума. Я больше не выдержу. Все эти загадки, все эти проклятия убивают меня изнутри. Я больше так не могу. Я не выдержу. - Подскочив с дивана, она бросается к нему, что есть силы обнимает, скрещивая руки за его спиной.

Ей страшно. Безумно страшно все это время. С того самого дня весной, когда все началось. Каждый шаг сопровожден страхом, что жизнь может оборваться слишком внезапно, что такая сладкая юность ускользнет из рук, оставив лишь пустоту и небытие.

Ей страшно лишиться Маркуса.

- Я… - слова тонут в неестественной вибрации, а глаза слепнут от яркой вспышки света. Софи, зажмурившись, рефлекторно прячется, прижимаясь лицом к фенвиковской рубашке. Только вот тьма также неожиданно возвращается обратно, потрескивает огоньками в керосиновых лампах, расставленных на свободных полках, бревнами в камине. Но Фосетт первым делом смотрит на Маркуса, ища ответы, и только потом оборачивается, сразу же цепляясь взглядом за сумку, от которой исходит странный, необъяснимый, но, хвала Мерлину, тусклый свет.

- Это книга. Она… - Снова не договаривает, почти подбегая к сумке и вытряхивая из нее все подряд, пока не добирается до тяжелой, шершавой обложки.

Но та, будто живя собственным разумом, шелестит страницами, замирая на тусклой иллюстрации.

- Я помню эту легенду. - Говорит она тихо, проводя рукой по объемным буквам на латыни. - Никак не могу разгадать эту головоломку. Не понимаю… солнце пытающееся догнать тень луны? Помнишь, те витражи в церкви Святой Марии? - Фосетт пытается закрыть книгу, но та сопротивляется, словно капкан со сломанным механизмом. - НЕ ЗНАЮ Я! ЧТО ТЫ ОТ МЕНЯ ХОЧЕШЬ? - Выходит громко и истерично, но эмоции топят ее, так долго сдерживаемые, грозят пролиться, выйдя из берегов.

summer will always turns to fall
please don’t leave me yet
why can’t you take me with you?

Софи все ещё не хочет лезть во все это дальше, чем ей положено, а она понимает, предчувствует, что нельзя требовать того, что заперто под сотней замков и столькими же запретами. Теперь уж знает, ведь раньше это ее никогда не останавливало.

А потом появился Маркус. И проще не стало. Стало хорошо, приятнее, но никак не проще. На шахматной доске появились новые фигуры, и им Фосетт сейчас уж очень как не рада. И удивительнее то, что расспрашивать про того же Флиберта ей не хочется. Лишь машет машинально головой и пожимает плечами.

Даже если и бежали, то какое ей теперь дело? Она ввязалась в очередную авантюру и сейчас больше всего ей хотелось бы вылезти из нее обратно. Только обратной дороги нет - книга лежит и требует внимания, словно активированный артефакт, а ответить ей Софи нечего.

И слезы бессилия льются по щекам. Слезы сожаления, страха и раскаяния. Фосетт не хотела становиться такой. Не хотела делать больно Маркусу или кому-то ещё, не хотела…

- Всегда. - Повторяет тихо за ним обещание на очередном надрывном вдохе, сжимая пальцами его рубашку, продолжая заливать ту солеными слезами. Ей больно, очень больно от мысли, что он почувствует тоже, что и она, и ей в очередной раз хочется все это прекратить.

Она ведь обещала…

Обещала, что изменится. Лгунья.

Жалость к самой себе сменяется раздражением, и Софи кричит, пытаясь заглушить бешеный стук своего сердца. Но и это не помогает - книга все ещё выжидает, гипнотизируя взгляд, и хочется, так хочется ее закрыть и выбросить в окно, но мир будто сливается с вымыслом, стоит Маркусу только подойти ближе.

Мир сливается. Мир рушится. Все привычное обретает новые черты, природа которых неведома. Софи тянет руку к Фенвику и погружается ещё глубже в иллюзии. Она больше не здесь. Нет никакого Хогвартса, как и нет Шотландии. Есть пустыня - жаркая и бесконечная. И в самом центре этой пустыни есть она.

- Нет. - Отвечает хрипло и глядя в пустоту перед собой. - Это не цикличность. - Кажется, что ответ лежит на поверхности, вот, прямо здесь, стоит только протянуть руку и ухватить, но для этого нужно что-то ещё, недостающий пазл. Но додумать не успевает, цепляясь в ответ на протянутую руку Маркуса, будто стряхивая с ресниц песок, выкашливая его из легких. - Забери меня отсюда.

this is a start
a light brave enough to bring comfort to me in the dark
eyes are open once again
you’re always here

Софи помнит, будто это было вчера. Как руки Маркуса ласкали ее, подобно теплым волнам океана, как скользили по нагретой за день коже, плавя и вжимая в твердое сиденье машины. Как ее собственные проникали за плотную ткань брюк, одновременно ловя красноречивый взгляд из-под полуопущенных ресниц.

Тогда все было иначе.

Тогда день сменялся ночью неощутимо, на одном лишь дыхании, как когда она произносила его имя, глуша в стоне, растекаясь любовью и желанием быть с ним до конца. Всегда.

Тогда было все иначе. Но главное - неизменно. Это «всегда» никуда не делось, все ещё проникая под кожу морозным октябрьским ветром, заставляя сейчас замирать и красться по сонным коридорам прочь из замка. Это «всегда» все ещё здесь и сейчас, наполняет воздухом легкие, когда они бегут по склону к опушке, к линии непроглядного леса, который не кажется уж таким устрашающим.

Софи ничего не боится, потому что Маркус…

Софи больше ничего в этом мире не надо, потому что Маркус…

Ничего не изменилось. Но изменилось все. И оно сново переплетает их судьбы прочно, навсегда.

wounds will always heal
winter always turns to spring
i’m not leaving you
i will take you with me

- Скажи, что все ещё любишь меня. - Выдыхает она Маркусу в шею, зарываясь озябшими пальцами в ворох его черных, как ночь, волос. - Что я твоя. - Впивается губами, оставляя пока ещё едва различимые во мраке следы-разводы. - Навсегда. - Бутылка падает где-то рядом, перекатывается по земле и останавливается почти что сразу. Софи снова кажется, что она близка к разгадке, и та прячется где-то уж совсем близко, настолько близко, что…

- Маркус?!

Софи прокручивает вопрос Фенвика раз за разом, хватается за нити своих собственных знаний, но те обрываются, стоит только прикоснуться к ним. Жизнь, думается ей, состоит не только из сменяющих друг друга дней. Однажды любой цикл попросту перестает существовать, обрывается, чтобы запустить новый, и вот этот самый момент и называется…

Смерть?

Фосетт почему-то сразу думает о маме, о том, какой молодой она была, когда ушла из этого мира. Фосетт думает об отце Маркуса, о том, как несправедливо было забирать и его. Все эти смерти оставили свои отпечатки, несмываемые, понесли свои последствия, и теперь оба рейвенкловца те, кем являются в момент, где точка отсчета не от их рождения, а от смерти самых близких и дорогих людей.

В этом не кроется ответ на сегодняшний вопрос, в этом его подсказка.

Ей не хочется его отпускать, расставаться хотя бы на секунду, но это невозможно, а потому, пока Маркус следует в свою спальню, она ещё раз разгребает содержимое сумки, прячет на самое ее дно книгу и дневник, а затем и сама следует в сонную обитель, чтобы спрятать все под полог своей кровати.

Вопросы и ответы подождут. Весь мир подождёт. Тепло руки Фенвика важнее. Его объятия, скрывающие Софи от всего страшного - важнее. Его поцелуи, согревают кожу и сердце, для нее, так или иначе, на первом месте. Она не может потерять его. И она не простит себя, если что-нибудь… случится. Только вот не все она может предотвратить. И сейчас понимание застигает врасплох, заставляя замереть, задержать дыхание, когда на вопросы наконец находятся ответы.

Элоди.

Элоди Фосетт-Блэкторн.

Воспоминания о маме отрывочны, растерзаны в клочья, и Софи легче вообще не вспоминать, нежели терзать ими свою душу. Они покрываются пылью, забываются, но что-то безотрывное тянет обратиться к ним, словно те раскроят свои тайны-бутоны, что давно перестали орошать соленой водой слез.

Хлопья пыли вздымаются вверх, когда приходит осознание, когда знакомый голос снова поселяется в динамиках, чтобы волной горечи накрыть и укутать. Голос матери звучит далеко, а вроде и где-то совсем близко, заставляя подумать, что это галлюцинация, но Фосетт не противится и вслушивается, как в нечто сокровенное, что заполняет эфир нитями-смыслами, клубками, распутывать которые легко, но пальцы быстро устают.

- Я вспомнила, где слышала эту легенду. - Софи приходится отстраниться, но только для того, чтобы взять Маркуса за руку и пройти несколько шагов до холма, с которого они почти весь сентябрь наблюдали за звездами. - Ты удивишься, но ее рассказывала моя мама, давно, очень давно, поэтому не сразу вспомнила. - Фамильный перстень становится подозрительно тяжелым, увесистым, Фосетт поправляет его, вертя вокруг пальца. - Я ее плохо помню, легенду, но там было про солнечного принца, который однажды заметил Луну и влюбился, но та не отвечала ему взаимностью, а потому вечно ускользала, стоило ему подойти ближе. Чего только не делал принц, чтобы привлечь ее внимание, но все бестолку.

Элоди Фосетт не просто так возила дочь в церковь Святой Марии, не просто так акцентировала ее внимание на витражах. Бог-Солнце и Богиня-Луна - все сплеталось в сложное кружево, но для Софи то было лишь сказкой, причудливыми выдумками и не более. Могла ли она предвидеть, что через одиннадцать лет снова вспомнит об этом? Конечно же, нет. Элоди Фосетт ничего не делала просто так.

- Дни сменялись, а принц все грезил о своей недоступной возлюбленной, то угасая и отдаляясь от мирских дел, то снова становясь ярче и веря, что однажды хотя бы на секунду прикоснется к ней. - Сидя на мантии, покрывающей камень, Софи кладёт голову на плечо Маркуса и поднимает взгляд к небу, на котором светлым пятном царит на половину освещенная Луна. - Это не просто легенда. Это загадка. - Вполголоса говорит рейвенкловка, все ещё пребывая на границе двух противоположных состояний: с одной стороны, ей снова спокойно, пока Фенвик здесь, по ее правую руку, а, с другой, в ответе на загадку кроется что-то ещё, словно в ящике Пандоры, заглянув в который, можно и с ума сойти.

- Луна знала, что они не могут быть вместе. Ведь стоило бы им прикоснуться друг к другу, как ее тень закрыла бы Солнце, погружая мир… во тьму. Ты уже догадался? Верно ведь? - Софи уставилась расфокусированным взглядом на темные очертания леса. Ответ нисколько не радовал ее - заставлял ещё больше тревожиться, потому что в нем скрывалось что-то мрачное и опасное, то, с чем бы она предпочла не иметь дело. - Скоро должно быть затмение. В этом месяце. И оно несёт в себе боль. Мы должны быть осторожны. Мы все.