- Да куда же он делся? – Мэгги выворачивает карманы мантии, распластанной по кровати, громко хлопает дверцами тумбы – внутри хаос из украшений, косметики, испачканных засохшими чернилами перьев и грязные, пустые склянки. Все, что угодно, кроме скомканного клочка пергамента, где слизеринка законспектировала название растения, которое ей необходимо добыть этой ночью в Запретном лесу, а также корявая зарисовка его внешних особенностей.

Ровсток яростно сдувает упавшую на глаза прядь волос и мотает головой, словно в попытке отогнать навязчивую мысль: она выронила дракклову записку в коридорах замка, и если кто-нибудь ее подберет…

«То ничего не случится. Мало ли в Хогвартсе помешанных на травологии задротов, взять хотя бы половину Хаффлпаффа», - успокаивает себя Меган, добрые пять минут водя цепкими зубьями гребешка по густой шевелюре. Выглядит так, будто собирается на тайное свидание, а не мараться в замерзшей грязи и шарахаться от каждого резкого звука, рвущегося из безмолвной темноты. Мэгги больше не страшится таинственного леса, у нее внутри засело кое-что похуже, с черничными радужками, едва различимыми в слабом мерцании звезд и круглой луны, сплошь зрачки, сплошь сиплый хрип, льющийся в уши, запечатывающий сердце, подобно сургучу.

Сердце девочки, возведшей алтарь всем известным богиням любви. Запах Амортенции заглушает прочие рецепторы, она пахнет так сладко, совсем не как перегной, отдающий мертвечиной и мокрой животной шерстью. Ровсток морщит нос и стряхивает с носка туфли прилипший ком отсыревших листьев.

Чем глубже она забредает в лес, тем гуще становится тишина, озноб в точке солнечного сплетения расползается по всему телу, подобно ряби в стоячей воде. Всякий раз это абсолютно новый, неизведанный страх, и Мэгги не знает, чего ожидать от тянущихся к ней мохнатых лап ветвей деревьев, что участливо склонились в низком поклоне. Нет-нет, не нужно реверансов, просто позвольте зажмуриться, позвольте незаметно проскочить мимо. Даже птицы не напоминают о себе.

У тесалии нежно-розовые, еще не распустившиеся мелкие бутоны. Она растет вдоль болот, и Меган подсвечивает себе палочкой, чтобы случайно не увязнуть каблуком в коварно притаившейся топи. Достает шелковый мешочек для трав, пальцы дрожат от холода, дыхание тяжелое, острое, словно иголками прошили легкие, понимание, что нужно как можно скорее бежать, пока не случилось непоправимое, пока кто-нибудь, что-нибудь не пришло, не подтолкнуло, не засосало в трясину из мягкого, ворсистого мха.

Ровсток пятится в сторону поляны, расстилает тонкий плед, усаживается на колени, ладонями сгребает еще сухой хворост, чтобы развести небольшой костер и согреться. Успокоиться. Крепче сжимает вуду-амулет, болтающийся поверх утепленной мантии.

«Здесь кто-нибудь есть?»

Как ужаленная, Мэг вскакивает на ноги, под подошвой хрустят ветки, но их треск не идет ни в какое сравнение с визгом, издаваемым самой девчонкой, судорожно вглядывающейся в черноту чащи. Кто это? Кем это может оказаться посреди глубокой ночи в одиноком, кишащем монстрами лесу? В свете последних событий в волшебном мире кентавры кажутся ей не наихудшим из вариантов.

Кусты раздвигаются, и ходящий ходуном Люмос способствует тому, чтобы Ровсток смогла разглядеть незваного гостя, нарушившего ее покой и напугавшего ее едва ли не до потери сознания.

- Фоули, скотина, меня чуть апоплексический удар не хватил, ты вообще в своем уме или как?! – она отводит палочку в сторону и набрасывается на ничего не понимающего и наверняка тоже оцепеневшего от страха хаффлпаффца, сжимает свои микроскопические кулаки, обвешанные кольцами, и что есть силы лупит его по груди. – Ты ведь не оборотень, принявший обличие моего однокурсника? – Мэгги запоздало припоминает, что сегодня полнолуние, день цветения тесалии. – Впрочем, плевать, я даже спрашивать не стану, почему у тебя такие большие зубы, я чуть коней не двинула, нельзя же так!

Она наконец выпускает из захвата лацканы на одежде Юстаса и тяжело-тяжело хватает ртом воздух, до тех пор, пока дыхание не выравнивается, позволяя ей говорить тише и взвешивать каждое слово.

- Следил за мной?