– Фэй, полный вперед! Гриффиндор не отстает!

Энтони Гольдштейн стоял на трибунах, кутаясь в шарф своего факультета, потому что погодка в конце марта всё равно еще была достаточно прохладной. На его лице не читалось ни капли сомнения — он знал, зачем пришел. Квиддич. Неофициальный матч. Поддержать Фэй Данбар. И, конечно, сделать это как можно громче и эффектнее. Хотя бы для Падмы Патил, которая вот-вот должна была патрулировать трибуны.

Наверное, стоило предупредить свою лже-пассию заранее, да только возможности у старосты не было. Узнав в моменте, что его давняя зазноба отправляется именно сюда на дежурство, рейвенкловец организовал младшекурсников и заставил их рисовать плакаты.

— А зачем мы рисуем плакаты в поддержку кого-то, кто даже не из нашей команды?

— В знак благотворительности и доброго жеста. – Заявил серьезно Энтони, который не отличался большими способностями в выведении красивых букв и разрисовке их, в отличие от тех, кто сейчас перед ним, пыхтел создавая искусство из шуточных надписей.

— А вы уверены, что  надпись «Фэй Данбар - твой личный кошмар!» - это действительно лучшая поддержка?

— О да, ей понравится. - Усмехнулся Гольдштейн и решил прекратить разговорчики в строю, важно кашлянув и покачав головой. Никто не мог отказать старосте, особенно когда он обращался с такой серьёзной миной.

Оказавшись на месте событий, юноша сел ближе к краю трибуны, чтобы быть на виду у Падмы. Ладно, у всех на виду. Тони, поднял вверх один из плакатов на которых было написано «Бита краше всех у Фэй, кто пригнулся – тот успел!» , громко закричал:


— Вперед, Фэй! Так их, так их!

Если честно, Гольдштейн даже правил квиддича особо не знал, но так эмоцинально реагировал лишь для того, что бы Падме было интереснее смотреть в сторону болельщиков, чем на ту вакханалию, которая происходила на поле. Смотреть и завидовать тому, что на плакатах выведено не её имя, а Данбар. Впрочем, Данбар сама себе завидовать по этому поводу не могла, Тони её понимал, но помочь ничем не мог. Дуэль есть дуэль!

Улыбнувшись соседу справа, который, кажется, впервые видел болельщика с несколькими плакатами, да еще и непонятно где раздобытым флажком Гриффиндора, староста гордо заявил:

— Эй, смотри, вон моя девушка! Нет, вон та!, Ой, да вот та... Мерлин, им обязательно так быстро летать, даже тыкнуть нормально не могу. 

Гольдштейн вздохнул, качая головой и надеясь на то, что Данбар там себе ничего не сломает, а то он плаката для Больничного Крыла не подготовил. Ни для неё, ни для себя.


— Как она быстро летает! Вот ведь умничка! Надо ее поддержать! - Тони снова привстал, уже поднимая следующий плакат и закричал согласно написанному на нём. – Фэй Данбар летит вперед, да и бладжером всех бьёт!

Энтони искренне наслаждался ситуацией, ловя взгляды не только Падмы, но и остальных, явно развлекающихся происходящим. И пусть для Фэй это была головная боль, но для рейвенкловца это был лучший способ устроить небольшое шоу и при этом не нарушить ни одного школьного правила.

Отредактировано Anthony Goldstein (14.01.25 12:45)

— Бладжер Данбар летит — никто не устоит! — Восторженно прокричал Гольдштейн, размахивая одним из своих великолепных плакатов.

Именно в этот момент бладжер, следуя таинственным законам квиддичной кармы, стремительно отправился в сторону трибун, сотрясая те попаданием в них и напоминанием о том, что никто не бессмертен. Студенты подпрыгнули, кто-то выругался, Падма Патил вскрикнула так, будто только что увидела огромную змею, которая являлась её боггартом.

На мгновение энтузиазм Энтони притих, но лишь для того, чтобы моментально смениться искренним воодушевлением. Невероятно, вот же сила искусства! Сначала он просто пишет плакаты, а потом реальность сама начинает их исполнять! Впрочем, недолго радость длилась, обернувшись, Тони понял, что в суматохе, кто-то начал бежать и споткнувшись об один из плакатов, порвав его. На одной стороне оставляя "Фэй Данбар", а на другой "твой личный кошмар". 

— Это был лучший! — Трагично простонал староста и скосил взгляд на соседа справа. Тот, похоже, больше переживал за свое здоровье. И видимо Гольдштейну тоже надо было начинать переживать за своё, ведь тут же рейвенкловец получил возмущенный взгляд сверху.

Нет, не с небес, а от Фэй Данбар, чья поза в воздухе прямо-таки кричала о том, что бита девушки поступит с ним так как чьи-то ноги поступили с плакатом в который Гольдштейн вложил всю душу младешкурсников и свои креативные позывы!

Староста рейвенкловцев  в ответ только невинно улыбнулся и широко развел руками, будто хотел сказать, тип а что я, да я вообще не при делах. Гольдштейн был доволен. Как минимум, потому что сумел привлечь внимание Падмы, да и всем другим продемонстрировал какой внимательный парень раз тратит свое свободное время на вот такие импровизированные матчи, в которых студентам нравится калечить друг друга.

Но гриффиндорка не была бы гриффиндорка, если бы бросила начатое. Тони понял, что поднимается буря, но так и не понял почему.

— Ты чего, Данбар? Тебя кто-то бладжером задел? — Искренне удивился рейвенкловец, не понимая отчего же та так злится. К счастью, они остались наедине и он мог объясниться. — Я этого не планировал, но услышал, что Падма назначена тут дежурить на сегодня, поэтому быстренько сориентировался и смотри какую красоту придумал. Забавно ведь, да?

Для наглядности Тони даже демонстрирует один из плакатов, впрочем ухватил он с собой лишь порванный, где на одной половине её имя, а на другой утверждение про "твой личный кошмар". Ему это совсем не мешает улыбаться и чувствовать себя героем дня, хотя бита в пальцах рыжей дрожит и на всяких случай Гольштейн опасливо сникает, не желая становиться новой мишенью.

— Ты злишься на меня что ли? Не переживай ты так. Ты можешь продолжать играть со своими увесистыми мячиками, а я просто буду поднимать в твою честь плакатики. Не обращай на меня внимания вообще. Я могу молча это делать, если тебе это мешает. И все будут счастливы! Да?

[newDice=2:6:0:любит ли бладжер еврейские носы? ]

Отредактировано Anthony Goldstein (04.02.25 09:37)

Гольдштейн, кажется, действительно недооценил масштаб катастрофы. Он понимал, что Фэй вероятно разозлится – ну конечно, разозлится, она же Фэй Данбар, но чтобы так? Чтобы метать молнии, а потом кидать их в него точечно, по уязвимым местам, да еще и с таким мастерством, что даже самые толстокожие тролли, пожалуй, отошли бы подальше? Уфффф.

Тони моргнул, стараясь удержаться в реальности, потому что, честное слово, от ее слов его немного шатает. С какой, простите, стати он вдруг стал ее личным врагом?

— Да я… — Он прижал спину к ограждению, потому что отступать было, откровенно говоря, некуда. И не только физически. Ведь судя по тому как яростно гриффиндорка замахивалась на него битой, он действительно мог превратиться в еще одно пятно на этой изгороди. А самое обидное, что это было бы совсем небольшое пятно.

Гольдштейн судорожно прогонял в голове ее тираду. Дисквалификация, команда, ответственность… Мда, это он как-то и правда не учел.

В его мире все работало куда проще - староста не может за что-то наказать, если ничего не видел. А если видел, но ничего не сказал — значит, не видел. Все. Вот и решение проблемы.

— Данбар, слушай... Если ты с этим своим неофициальным квиддичем не будешь устраивать драки, не будешь бить кому-то морду и делать ставки во всеуслышание, то и проблем не будет. И твои друзья тоже. По-моему, вполне логично. Я же твой, гм… лже-парень, а не лже-староста, Фэй. — Тони понизил голос, чтобы никто, кроме них двоих, не услышал. — Думаешь, я сдам тебя за пару невинных развлечений? Да брось, Данбар, я же не Падма.

Тут он даже немного ухмыльнулся, но быстро убрал улыбку, увидев ее лицо. Нет, сейчас не время для фирменных гольдштейновских ужимок.

А потом она бросила в него эту ядовитую шутку и блондин и вовсе помрачнел. Даже захотелось стать тем самым старостой из ее страшилок - назначить ей отработку и разогнать всех тут веселящихся. Но Тони не стал. Опустил взгляд в землю, ковыряя ботинком что-то там и пытаясь отвлечь свое ущемленное эго от ее злой тирады.

— Ну... ну что ты от меня хочешь? Отвлечь ее? Увести не могу - это выше моей головы, я не староста школы и она меня не послушает.

Гольдштейн вздохнул и посмотрев на крепко сжатое древко метлы в ее руке, понял, что она совсем не прочь, что бы вместо того, в ее цепких пальцах оказалось его горло. И не было в этой фантазии ни романтики, ни умиления.

— Никто вас не дисквалифицирует, просто играйте и правил не нарушайте. Ну, или явно хоть не нарушайте. Что сложного-то? — Рейвенкловец действительно не понимал отчего гриффиндорка психует с таким размахом и никак не хочет успокаиваться. Для демонстрации сотрудничества по данному вопросу, он даже смирно сложил разрисованный плакат в руках, проявляя покорность. — А плакат я могу и спрятать, если он тебе совсем не понравился. И свой значок старосты — тоже. Может это хоть как-то да украсит это твое "личное время".

Но значок Патил он спрятать не мог. Как и свои безответные чувства к той. Последнее было слишком жалким, так что Энтони пусть и злился на Фэй за то, что она дернула ту самую болезненную струну внутри его, но, как никто другой понимал, что сам в этом виноват. К сожалению, даже фейковые отношения рейвенкловцу удавались с трудом, так что неудивительно, что он опять сделал что-то не так, пытаясь сделать то, что казалось ему правильным.

Отредактировано Anthony Goldstein (07.03.25 22:23)

Тони замирает, пока Фэй кричит на него. Это даже уже не гнев — это извержение вулкана, пульсирующее болью, обидой, разочарованием. И если он останется стоять, глупо хлопая глазами, то расплавленная лава ее чувств просто смоет его с лица земли. Только дурак бы сейчас начал спорить с подобным торнадо. Только недалекий мальчишка попытался бы затушить ее гнев собственным огнем. Но Тони — не дурак. Он не зря на факультете орлов. Он рос в доме, где мужчины знали простую истину, когда женщина кричит — нужно не защищаться, а слышать. Нужно — обнимать словами, ласковым взглядом, смирять ее своим согласием. Нужно подарить ей цветы, угостить чем-то вкусненьким и повести на шоппинг. Сделать ее счастливой! Потому что когда женщина орет - это чаще всего признак не только того, что ты дурак, а и того, что где-то внутри она не чувствует себя любимой.

Он делает медленный вдох как перед прыжком в омут, полный эмоций. И все же где-то в глубине, сквозь треск ее гнева, он улавливает едва заметную дрожь в голосе — ту, что выдает не просто ярость, а страх провала. Он отвечает, чуть тише, чем планировал, но ровно, без того, что бы показать, что она смогла сломить его своим напором. Не смогла. Но определенно впечатлила.

— Это... плакаты были для тебя. Разные смешные слова поддержки, вроде "Фэй Данбар летит вперед, да и бладжером всех бьёт!", а тот который ты только что порвала он про то, что ты личный кошмар любого противника. И в принципе, ты это сейчас доказала весьма эффектно. Просто… пытался тебя как-то поддержать. Не знал, что у вас тут совсем другие обычаи. Прости, надо было спросить сначала.

Он бросил взгляд вниз, туда, где один из скомканных плакатов расплылся под ботинком.
"Бита краше всех у Фэй" — строки теперь казались нелепыми. И, возможно, обидными.

— Если они прозвучали по-дурацки — виноват. Я немного…заигрался.

Он решил потянуться за одним из порванных пергаментов в ее руках, но тут заметил каплю синей краски у нее на скуле — крошечную, но весьма заметную.

– Ну вот. Плакаты до конца не просохли. Смотри, ты запачкала лицо. Еще подумают, что ты симпатизируешь другому факультету. Давай я вытру. Только не бей. Платок чистый. - Сбивая с толку этот воинственный настрой, Тони долго не думая, достает шелковый платок и прикасается к ее лицу так осторожно, будто боится спугнуть это хрупкое мгновение.

Гольдштейн медлит, пытаясь снять это напряжение между ними. Слегка погладив место возле, будто бы позволяя ей привыкнуть к мысли, что его пальцы сквозь эту ткань будут прикасаться к ее лицу, он начал круговыми движениями вытирать краску. Нежно. Успокаивающе. В его жесте было больше извинения, чем в тех словах, что он уже успел произнести вслух.

— Так лучше.  — Шепчет староста, чуть улыбаясь. Но руку не убирает сразу, задерживается, заглядывает ей в глаза. Словно пытаясь понять ушел ли гнев, осталась ли обида и сколько еще нужно нежности, чтобы унять ее бурю.

Аккуратно убрав платок, он опустил взгляд вниз и увидев ее пальцы, тоже в краске, кивнул.


— Дай сюда. Не спорь, просто... дай. – Теперь уже  взял ее руки, освобождая от порванных плакатов, которые она в порыве злости трогала там, где не нужно было. 

Оглядывает ее ладони в старых протертых временем и грубостью перчатках, но с открытыми пальцами, перепачканными краской. Дует на пальцы — привычка из детства, от тех времен, когда успокаивал своих племянниц после неудачных шалостей. Потом капля воды с палочки, и снова платок. Он вытирает краску медленно, тщательно. Его прикосновения просты, но в них целая симфония заботы. Мальчишеское старание, редкое для него, бережное, почти трепетное.

— Ты напряжена. — Замечает очевидное Гольдштейн, пытаясь наладить связь и перевести тему в другое русло. — Наверное, проголодалась? Хочешь я после матча схожу на кухню и принесу тебе чего-нибудь вкусненького? Можем вместе даже сходить. Или...

Он чуть наклоняется вперед, удерживая ее ладони в своих и улыбаясь уже более хитро.

— Или, слушай… На каникулах, если захочешь, сходим вместе в лавку с квиддичным снаряжением? Купим тебе новые перчатки. Будет тебе подарок. От меня. За то, что терпишь меня. Хорошо? Это тебя хоть немного порадует?

Блондин отпустил ее руки и чуть отступил, давая ей пространство для размышлений над тем, что она может сделать дальше, пока сам он играет в укротителя драконов и даже взглядом, пытается как-то направить ее пламя в более рациональное для них двоих русло.

Отредактировано Anthony Goldstein (13.04.25 13:28)