атмосферный хогвартс микроскопические посты
Здесь наливают сливочное пиво а еще выдают лимонные дольки

Drink Butterbeer!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Drink Butterbeer! » Pensieve » 23.11.95. In sickness and in health, and, forsaking all other


23.11.95. In sickness and in health, and, forsaking all other

Сообщений 21 страница 25 из 25

1

http://s5.uploads.ru/JaKxM.gif  http://sd.uploads.ru/j8rC4.gif

Christopher Hemsley & Hayley Quentin
23 ноября 1995 года
Больничное крыло

••••••••

If there's even a slight chance at
getting something that will make
you happy, risk it. Life's too short,
and happiness is too rare.

+1

21

- У каждого свои развлечения, знаешь ли. Кому-то коленки сбивать, а кому-то поджигать волосы соседке, или обмазывать зубной пастой ее блузку за пятьдесят галлеонов. Но ты прав, ты бы там не задержался, и если бы ты знал меня в том возрасте, то понял, что мало, что изменилось. Мы бы еще посоперничали, кто больше глупостей сделает. И я на свое детство не пеняю – оно было шикарным по моим меркам. А вот убью я тебя красиво… зацелую до смерти! – Она рассмеялась, почти приблизившись к лицу Кристоферу, но исполнять заветное не стала – пусть еще живет.

- О! Знаешь, что хочу? Всю жизнь мечтаю об одной вещице, но в Лютный переулок я вряд ли по своей воле зайду в ближайшем будущем. Хочу медальон, или открывающийся перстень, ох, это была моя детская мечта, но только сейчас имею представление, что именно туда можно подсыпать. Хм, порошок тетраэтилсвинца, или растертую A. Phalloides? Кстати говоря, я слышала про АТВНФ – Академию точных волшебных наук во Франции. Может быть я даже нашла бы себе применение на время нашей остановки там. Помимо алхимии, у них есть ряд дисциплин, которые были бы мне весьма интересны. Ты прав, не такой уж я любитель махать палочкой, мне интереснее наблюдать, как все происходит постепенно, успев насладиться процессом.

И вместе с тем Квентин нравился вид крови. Это было таким же прекрасным для глаз, как созерцание струящейся воды или потрескивание огня в камине. Если учесть, что кровь – это около семидесяти процентов «воды», то эстетика в квадрате, помноженная на впечатления от происходящих событий, желательно, чтобы картина была трагичной, в лучших традициях средневековой драмы. И пускай, как говорил Кристофер, двадцатый век торжествующе шествовал по странам, проникая в культурные, политические, социальные и экономические сферы, все равно находились люди, демонизирующие кровь и смерть. За такими людьми Квентин было интересно наблюдать. Ее вообще влекло все, что обошло научное знание. В свое время ее дед, типичный француз, надевающий фрак на ланч, издал научное сочинение под названием «Оккультизм как маггловская забава: смертельное увлечение или попытка подобраться к Граалю». Большой тираж, около трех тысяч экземпляров брошюр, публикации в научных журналах Волшебной Европы, выступление на конференции в Штатах. Квентины проповедовали свою философию. Фабиус же был типичным бизнесменом, которого больше заботили деньги, потому ген возродился в Хейли, которая прикрывала все свои истинные интересы и желания тем, что люди называют социальной деятельностью.

Она не спешит отвечать, позволяет насладиться столь прекрасным моментом неизвестности, оттягивая тем, что затягивается, а потом выпускает струйку белого дыма вверх, наслаждаясь тем прекрасным чувством, когда все тело будто бы немеет – никотиновый оргазм. Видел бы ее отец – чтобы тогда сказал? Наверное, ничего. Его принцесса сама решала, что ей было нужно. Liberte. А как бы он отреагировал на то, что сейчас принцесса говорит такое ожидаемое:

- Я есть и буду твоей. – Отвечает она, устроившись в его ногах кошкой, одной рукой облокотившись на матрас, а другой зажав сигарету между пальцев. – Ты ведь представляешь, какие последствия для нас двоих это будет иметь? И не только в стенах Замка, но и за его пределами. Точнее, плевать как-то на Хогвартс, потому что все здесь недолговечно и изменчиво – сегодня одно, завтра произойдет еще что-то, но там, за его пределами есть мир, который постарается нас сожрать. Предлагаю заранее подпилить ему зубы. – Она затянулась еще раз, все же представляя, какой скандал скоро развяжется в этих каменных стенах, повидавших многое. Пунима точно обзовет «пощечиной общественному вкусу», а Рэйчел скривится, повертит пальцем у виска и посоветует обратиться к мозгоправу.

+1

22

- Это, мне кажется, уже настоящее вредительство! - он засмеялся, представляя себе все те проделки, которые можно было провернуть учась в пансионе. Но изменить его мнение было достаточно сложно. - Впрочем, в одном ты права, я бы точно хотел увидеть тебя в детстве. Ангелочек с повадками дьяволенка? Это достойное зрелище, - молодой человек снова улыбнулся. - Что же, мне придется писать завещание, - Кристофер притворно вздохнул, сделав вид, что сокрушается, - за такую смерть определенно нужно вознаграждать, причем, по-настоящему вознаграждать.
Он задумался, представляя себе, что бы было, если бы они познакомились в детстве. Возможно, этот союз состоялся бы куда раньше, чем сейчас, и был бы… впрочем, молодой человек не мог представить, каким бы он был.
Если бы его родители были живы, Кристофер, несомненно, учился бы в какой-нибудь частной школе, а то и вовсе дома, под присмотром строгих преподавателей, и знал бы о магии гораздо больше, быть может, даже слишком много. Он бы восхищался идеалами Тёмного Лорда и ни в грош не ставил бы магглов, предпочитая рационализму снобизм. Попал бы на Слизерин, став чертовски изворотливым и талантливым манипулятором, пекущимся лишь о себе. Вполне возможно, он бы был помолвлен лет с четырнадцати и… и тогда уже точно не Хейли сидела бы рядом с ним в Больничном крыле. Сама эта мысль теперь казалась молодому человеку неприятной.
Её слова о Франции заставили задуматься. Складывалось впечатление, что девушка говорила серьёзно, и это… это заставляло Кристофера ощущать смешанные чувства. Нет, он, определенно, был рад тому, что Квентин так серьёзно подходила к вопросам будущего. А с другой стороны, он на самом деле опасался, что все его планы пойдут прахом, и он не сможет не только ответить на все вопросы, но и просто сделать так, что бы Хейли ничего не угрожало. Об этом, определенно, стоило подумать. Но не сейчас.
- У тебя нездоровая страсть к разным ядовитым грибам, - заметил Кристофер, делая пометку в сознании. - А вот насчет медальона или перстня… кажется, я знаю, что нужно подарить тебе на Рождество. - он думал о том, что в Лютный переулок ему все равно придется отправиться, причем, желательно в одиночестве. - По-моему, это интересная идея, над которой нужно подумать. Ты же узнаешь, какие там критерии отбора и что требуют от новых учеников?
Его привлекали другие дисциплины. Он отчаянно мечтал, все-таки сделать шаг в Заклинаниях, придумав нечто свое, желательно, достаточно мощное, чтобы потом продать патент. Этическая сторона вопроса мало волновала Кристофера — им двигал инстинкт исследователя, первооткрывателя, желание оставить след в истории.
Но учиться дальше, после окончания Хогвартса, молодой человек не особо хотел. Ему казалось, что вся система образования, по крайней мере в Магической Британии, лишь сковывала пытливые умы, загоняя их в рамки. Это были тяжелые последствия бурных событий начала и середины века, как думал он сам. Многие запреты хотелось обойти. Истинная сила, которую можно было выпустить наружу, иногда скрывалась за семью печатями, и вскрыть их не представлялось возможным, не нарушив нынешнее законодательство. И это расстраивало Кристофера. Именно поэтому он не хотел продолжать обучение, предпочитая сконцентрироваться на чем-то другом. Мечта устроиться в Отдел Международного Магического Сотрудничества никуда не делась.
А ещё лучше в Отдел Тайн. Но он сомневался, что шпионы — не могло их не быть в современном мире — подчинялись именно этому подразделению Министерства Магии.
Сигаретный дым, поднимающийся к потолку, завораживал. В тусклом лунном свете он казался особенно прекрасным, и Кристофер, словно загипнотизированный, наблюдал за тем, как струйка дыма поднималась с кончика сигареты, которую держала Хейли. Её слова, казалось, звучали издалека, медленно возвращая его к реальности. Но слова эти не могли не заставить костер, пылающий внутри него, взметнуться пламенем вверх.
- Этому миру придется сильно постараться, - в глазах Кристофера блеснули яркие язычки пламени, его рука легла на ладонь Хейли, - иначе он просто подавится. И потом, ты ведь понимаешь, когда все слухи станут новой реальностью, всякий несколько раз подумает, прежде чем что-то предпринять или сказать. Я про большинство, - молодой человек счел своим долгом расставить все точки над «i». Впрочем, в дальнейших его словах промелькнула едва заметная горечь. - Последний представитель рода, богатый наследник — я надеюсь — связанный со «Священными»… мне хочется думать, это достаточно подспорье, чтобы мир дважды задумался, стоит ли ему с этим связываться. Селвинов не так просто сожрать.

Отредактировано Christopher Hemsley (19.10.19 12:56)

+1

23

Ночь темна и полна признаний. Кто-то сгорбился в гостиной за столом, вырисовывая конспект, обставившись учебниками по древним знаниям, группа студентов захватила диваны перед камином, выясняя, кто кому зачем и как, кто-то уже давно лежит в кровати, силясь заснуть, но мысли все равно возвращаются в прожитый день, а кто давным-давно спит, разглядывая картинки возможных реальностей.

На одном дыхании она произносит «твоей», вкладывая в эти слова всевозможные значения, доступные человечеству, ей хотелось бы сказать больше, но признания зависли в эфире, в шумном холодном воздухе через открытое настежь окно, среди блуждающего ветра в оголенных кронах, его можно почувствовать, услышать, захотеть унять это беспокойство, ощущаемое каждой клеточкой тела. Она произносит «твоей» с особым торжеством, уникальной интонацией, доступной только привилегированным. Её больше не волнуют точные науки и различные способы приготовления ядовитых порошков. Она отдаёт всю себя осознанию только что произнесённых слов, вибраций от каждого звука, разделяя на звонкие фонемы и такую мягкую «я». То, что она говорит после, лишь шум, набор из автоматично сложённых мыслей с выдаваемым подсознанием смыслом. Она все ещё зациклилась на фразе, но язык не слушается.

Она пока что не понимает, вот что ввязалась своим признанием и обещанием, но уже начинает казаться, что если она вдруг останется наедине сама с собой, то смертельная доза яда окажется у неё на языке. Какая-то совершенно абсурдная реальность, до которой ей сейчас нет дела. Это то познание, которое даётся только старательным и умным, потому что глупым хватает довольствовать иллюзиями, соразмерными с гигантским драконом, который на самом деле существует, а не является плодом чьей-то фантазии, мифологизированным на уровне рассказов про принцесс. Только в этой истории драконом может оказаться беспощадный, неуравновешенный маньяк, желающий всемирного признания. А ее рыцарь может оказаться тем самым, кто выпустит этого дракона на свободу. И если собрать воедино все фрагменты головоломки, то можно обнаружить, что история вовсе не по Шекспиру, и любовь в ней занимает вовсе не главенствующее место.

Если бы ей сейчас дали в руки краски и попросили нарисовать все то, что у неё внутри, она бы залила себе в горло растворитель. Если бы ее попросили описать все то, что она чувствует к Кристоферу, то она бы взяла охру и разрисовала ею свои руки, от запястий и до предплечий, она бы сказала, что шесть изотопов из восьми внутри неё стабильны, и только два отдают слабой радиоактивностью, как у кадмия. Она бы сказала, что кадмием можно отравиться, и что это отравление характерно людям с повышенной чувствительностью к свету, живущим семь лет в подземельях.

- Селвинов может и невозможно сожрать, но..., - волна меланхолии пролегла в ее усталых глазах, срывающаяся несколькими «но» одновременно, - ты уверен, что когда твои слова обрастут физической оболочкой, ты все ещё захочешь быть со мной?

Ночь полна признаний, полна открытий и осыпающихся замков из звёзд, прочерчивающих в ночном небе траекторию своей гибели. Она тушит окурок о металлический каркас кровати и выкидывает в окно, позволяя сквозняку играть с пеплом на полу.

- Ссылаясь на общественное мнение и устоявшиеся каноны, мы никогда не сможем быть равными. Но как прекрасно, что есть и другие уровни. - Ее пальцы неспешно расстёгивают одну за другой металлические пуговицы на рубашке, которая затем летит в сторону со скоростью реакции центральной нервной системы на никотин. Хейли забирается под одеяло, прижимаясь к Кристоферу; она ищет спасения от жара, поднимающегося все выше, заставляющего сердце отбивать незнакомый марш.

+1

24

Он смотрел на Хейли, чье лицо в тусклом лунном свете казалось ещё более бледным, чем обычно, и размышлял о том, что чувствовал к этой девушке.
Сначала это была симпатия, вполне дружеская, закрепленная походами в Хогсмид, сливочным пивом, а потом и чем-то более крепким. Потому симпатия трансформировалась, и дружеский фактор становился все более размытым, вытесняемым за горизонте чем-то другим. Потом, после истории с Амортенцией, симпатия переросла во влюбленность, прочно закрепленную поцелуями, теплом её рук и бесконечно глубоким взглядом, который не уходил из памяти молодой человека, как бы он и не старался выкинуть его из головы.
Кристофер боялся. Боялся сказать что-то, что потом могло разрушить все. Он никогда никому не говорил, что любит. Исключением была Джоан, в детстве, когда он боялся засыпать в одиночестве, а она сидела рядом с ним, пока мальчишка не погружался в сон.
Но в сознательном возрасте молодой человек никому в этом не признавался. И не был уверен, что сможет произнести эти три слова. Потому что сам до конца не понимал, что они должны были означать. Что он должен был чувствовать, чтобы быть уверенным.
Его рука продолжала держать руку Хейли, сплетая пальцы, и ему казалось, что весь мир был далеко не так важен в данный момент. Мир съежился до размеров одной больничной палаты, в которой они сейчас находились, залитой лунным светом. И этот момент казался самым спокойным за все время, прошедшее с середины лета.
Он сделал новую затяжку, хватаясь за сигарету так, как хватается утопающий за призрачную надежду в виде спасательного круга. Дым проникал в легкие, драл горло, но помогал не скатиться в меланхолию, которая так и норовила взять в свои руки бразды правления.
Ещё Кристофер показать свои чувства своими действиями. Он старался не говорить, да и не получалось у него красиво выражать то, что творилось у него в душе, к сожалению. Он мог писать красивые рассказы — подругам нравились — мог писать отличные эссе и сочинения, легко отвечал на уроках, хвастаясь отличным слогом. Но говорить о чувствах, вербально передавать свои эмоции, у молодого человека получалось очень плохо.
И он искренне надеялся, что Хейли понимала все то, что он пытался до неё донести.
- Я чертовски в этом уверен, - ответил Кристофер, после небольшой паузы. - Чтобы это изменилось, нужно что-то очень сильное. И я, к счастью, не вижу ничего такого. И, надеюсь, не увижу никогда.
Он привязывался к людям, а потом страдал, когда что-то шло не так. Это было практически классикой жанра, неизменной частью жизни, но ему удавалось сохранить лицо и не показывать того, что он чувствует.
Кристофер мог быть веселым, радостным, счастливым, разозленным, разгневанным, но никогда не грустным. По крайней мере, близкие друзья и те, с кем молодой человек общался, не видели этого его состояния, скрывающегося за разными масками. Хейли была исключением, особенно сейчас, и перед ней ему было не стыдно показать того, что на самом деле его беспокоит, что он ощущает. Он бы л уверен, что девушка сможет его понять. И принять все как есть.
Окурок улетел в открытое окно. Кристофер даже не потрудился его потушить, предпочитая оставить все как есть. И он завороженно следил за тем, как Квентин расстегивала пуговицы на своей рубашке. Это было красивым, по-настоящему красивым зрелищем, таким, что он даже предпочел не отвечать на её слова, лишь поцеловав, прежде чем обнять и накрыть одеялом, прижимая к себе.
Сон пришел далеко не сразу, и его взгляд вновь был устремлен в потолок, когда Хейли уснула, так и прижимаясь к нему. Он смотрел в потолок, прокручивая в голове события прошедшего дня, и рука автоматически поглаживала блондинку по плечу.
Незнакомое чувство пленило его, выбив почву из-под ног, и молодой человек радовался, что в данный момент занимает горизонтальное положение. Ему казалось, что у него кружится голова. И он, после нескольких бесплодных попыток отбросить эту мысль, все-таки сдался. В эту ночь Кристофер наконец-то был счастлив.

+1

25

- Раз ты уверен, то у меня тоже не может быть сомнений. – Она уткнулась носом ему в плечо, оставляя на коже поцелуй, и закрыла глаза, надеясь, что дневной сон не помешает сейчас вернуться в мир грез, туда, где нет места для несчастий и бед, потому что после всех сегодняшних разговоров сознание пребывало в некой специфической эйфории.

Но эта эйфория длилась недолго. Темнота обступала со всех сторон, увлекая Хейли в события, перекрученные и перевернутые с ног на голову. Она стояла во тьме, пока глаза привыкали к отсутствию света, хоть какого-нибудь источника, скажем, в виде лунной дорожке на полу Больничного крыла. Но это был даже не Хогвартс. Она сделала шаг, еще один, а потом еще несколько, врезаясь в глухую кирпичную стену, холодную. Ее пальцы изучали шероховатую поверхность, надеялись найти лазейку, двигались хаотично и быстро, но в миг застыли, опускаясь и касаясь холодной ткани платья, того самого – из осколков льда, которые теперь были остры и резали пальцы, и тогда кровь с них окрашивала ткань рубиновым соком насыщенного гранатового цвета.

Не успела она поднести руку к глазам, чтобы рассмотреть порезы, как сильные пальцы схватили ее за горло, оттаскивая от стены. Она думала, что увидит на маску, ту самую, сможет что-то сказать, найтись, как сгладить ситуацию, но на нее смотрели темные глаза, в которых читалась неподдельная ненависть.

- Я не боюсь. – Сказала она не своим голосом, вцепившись липкой от крови рукой в чужую, уверенно вонзая длинные ногти в кожу.

- Зря.

- Я не боюсь. – Повторила она, но уже не так уверенно, чувствуя, как хватка крепчает, а ей становится все труднее дышать. Корсет платья сдавливает грудь, которая едва поднимается на каждом удавшемся вдохе.

- Я тебя уничтожу. Я превращу твою жизнь в ад. Ты пожалеешь, что не можешь умереть.

- Разве я уже не в аду?

- Квентин!

Хейли просыпается резко, достаточно резко, чтобы подскочить на кровати. Женский голос, который разбудил ее, казалось, был настолько близко, что явно не походил на сон. Слизеринка уставилась на стоящих перед кроватью девушек, пытаясь сообразить, что вообще происходит, и что ей нужно делать, что говорить.

- Мы не вовремя. – Интонация, с которой были произнесены слова… эта холодность, Квентин понимала, что что-то не так. Но уже через секунду, осознав, что в белье лежит рядом с Хемсли, ее будто бы окатили ледяной водой. И дело было даже не в том, что лучшая подруга застала ее в таком виде, скорее в том, что рядом с Шах была шестикурсница, нервно смотрящая на полуобнаженную слизеринку.

- Встретимся за завтраком. – Хейли натянула повыше одеяло, провожая взглядом удаляющихся змей. Уже тогда она была уверена, что скандала не избежать. И если Пунима бы молчала об увиденном до гробовой доски, то вторая девчонка…

- Черт.

+1


Вы здесь » Drink Butterbeer! » Pensieve » 23.11.95. In sickness and in health, and, forsaking all other