День тянулся бесконечно долго. Гарри не мог найти себе в нем места; не мог уместить внутри себя все, что произошло этой ночью. А потому он бесцельно бродил по замку, стараясь никому не попадаться на глаза.
Говорят, тяготы жизни лучше разделять с друзьями, но... От любых жалеющих взглядов и разговоров сейчас его будто могло вывернуть в любой момент. Гарри не хотел говорить о Сириусе. Гарри не хотел говорить вовсе. Как будто молчание могло помочь. Хотя бы на каких-то несколько мгновений представить, что все это – очередной дурной сон, этого не было на самом деле. Но -
Поттеру было знакомо это чувство. Знаком тугой ком в груди, который даже дышать толком не давал. Когда он впервые почувствовал его? На четвертом курсе, когда Седрик погиб по его вине? Кажется, да. Но Сириус...
Гарри внутренне оборвал себя, не позволяя закончить собственную мысль, потому что почувствовал, как пресловутый ком быстро поднимается все выше и выше по горлу. Юноша медленно поднимался по винтовой лестнице, едва ли осознавая, куда она ведет – да и какая, черт возьми, была разница?
Слишком много всего. Он все еще чувствовал присутствие Волдеморта, ощущал едкую ненависть к Беллатрикс. Все еще будто не верил, что Сириус больше не вернется. И, конечно, Гарри все еще слышал голос Дамблдора, который рассказал ему сегодня очень много. Возможно, даже больше, чем Поттер мог сегодня принять.
Убить или быть убитым... третьего не было дано. Быть убитым – действительно ли это поможет одержать победу над Реддлом? Убить... Юноша шумно втянул носом воздух. Несмотря на жгучее желание уничтожить кузину своего крестного, которое он чувствовал не далее как сегодня ночью, Гарри прекрасно отдавал себе отчет в том, что это далеко не так просто.
Гриффиндорец внезапно почувствовал ужасную усталость, которая странным образом обходила его весь день, а теперь вдруг навалилась в одно мгновение тяжелейшим грузом. Лестница закончилась, и Гарри понял, где очутился. Внутри всколыхнулось что-то отдаленно напоминающее облегчение: здесь он точно будет один.
Гарри понадобилось около трех секунд, чтобы понять, что он ошибся. Здесь уже кто-то находился. Резкий порыв ветра заставил девушку впереди поежиться, а Поттер, кажется, даже не почувствовал холода. Первым импульсом у Гарри была мысль развернуться и уйти отсюда, но потом он запоздало понял, кем была эта девушка. Джинни. Огненно-рыжие волосы яркой вспышкой всколыхнулись на ветру. Кажется, по ним Гарри мог бы узнать младшую Уизли за несколько сотен метров.
Гарри не отдавал себе в этом отчета, но присутствие здесь именно Джинни его сейчас не пугало. Он медленно подошел к ней, совершенно не думая о том, что может ее застать врасплох, а девчонка вообще-то стоит на самом краю башни. Впрочем – это же Джин, верно? Почти не глядя на нее, Гарри сел прямо на доски у самых перил, свешивая ноги вниз и бездумно упираясь подбородком в перекладину. Замок, как и почти все его обитатели, жил своей прежней жизнью, и это казалось Гарри чем-то абсурдным.
Поттер давно заметил, что с Джинни можно просто молчать. С ней не возникало это дурацкое ощущение «что же сказать», которое Гарри, мягко говоря, не очень любил. Наверное, Поттер мог бы вот так очень долго просидеть молча, глядя вниз на фигурки обитателей Хогвартса. Но ему вдруг вспомнилось, как он, будучи в погоне за Беллой, пробежал мимо Джинни в Министерстве, почти не обратив на нее внимание. А ведь у нее, кажется, был перелом.
– Как твоя лодыжка? – Гарри произнес это не сразу, но даже сам немного удивился тому, что вообще что-то спросил. Несмотря на его состояние сейчас, вопрос не был дежурным. В конце концов, ребята пострадали – и не слабо – и ведь тоже из-за него, из-за Гарри Поттера. По той же причине, по которой погиб Сириус.