Этим утром вылезать из постели не стоило вовсе. Потому что когда Алисия вылезала из постели, она рассчитывала позавтракать и пойти в библиотеку, где ее бы никто не трогал и можно было бы спокойно прятаться весь день за стеллажами с тяжелыми томами про гоблинские восстания, пока ее не нашла бы Анджелина, чтобы против воли потащить ужинать. И в этой картинке самого обычного, ничем ни примечательного дня не был о ни МакГонагалл, которая подрядила воспитанницу на добровольно-принудительные работы в хагридовом зверинце, ни самого жизнерадостного Хагрида, который умудрился одним предложением испортить девушке утро, ни Роджера Дэвиса, которого Алисия старательно и временами даже успешно избегала, потому что стоило только его увидеть, как ее бросало в жар и начинал бить озноб, как сердце так болезненно сжималось, и кровь так громко начинала стучать в голове, и в груди что-то неприятно и болезненно переворачивалось, как будто жить оставалось какие-то считанные минуты. Но так Алисия хотя бы чувствовала, что все еще жива. Это были глотки свежего воздуха, обжигающие, разрывающие легкие, но такие необходимые.
Видеть его — это была такая радость. Видеть его и знать, что он в порядке, видеть его и вспоминать каждый счастливый день за все эти годы, видеть его и ловить каждую улыбку и каждое случайно долетавшее до ушей слово… предназначенные не для нее.
Видеть и не верить, что он все еще может улыбаться. С кем-то говорить. Вообще быть счастливым, когда ее нету рядом. Когда рядом какая-то другая девушка, которую он так нежно держит за руку и которой то и дело что-то шепчет на ухо, с которой делится мыслями и планами, которая знает, что происходит в его жизни. И каждый раз, когда Алисия это видела, ею овладевало иррациональное, необъяснимое ощущение ужасающей неправильности происходящего, и ей хотелось броситься следом за этой парочкой и закричать — это я, я должна быть рядом с тобой, это я должна тебе улыбаться, это мне ты должен рассказывать, как прошел день и со мной должны быть планы «на завтра», это правильно, так ведь всегда было, я ведь твой лучший друг! Алисия не могла представить в самом страшном сне, что наступит день, когда они с Роджером разлучатся, и более того — что виноватой в этом будет она, что ее дурацкая ревность и трусость толкнут ее на самую большую в жизни ошибку. Тогда девушке казалось, что она поступает правильно, и своему поступку так легко было найти с десяток объяснений. Теперь же все эти «потому что» и «так будет лучше для обоих» больше ничего не значили, теперь девушка каждую минуту удерживала себя от того, чтобы не подойти и не заговорить, чтобы не посмотреть на него, чтобы не начать просить прощения, чтобы не выпалить на одном дыхании «я тебя люблю!», не прижаться к нему и не заплакать, и не прошептать «мне тебя так не хватает» и «я так ужасно соскучилась».
И каждый раз, когда Алисия видела Роджера, она вспоминала, что виновата в этой потере сама. И каждый раз вспоминала, что больше не сможет вместе с ним засмеяться, или пожаловаться на придирчивого Снейпа, или поделиться какой-то радостью, раскритиковать его эссе, торжествующе воскликнуть, что справилась с заклинанием первой или выхватить из-под носа в библиотеке последний экземпляр нужной книги, чтобы потом снисходительно одолжить попользоваться… и все эти веселые и сумасшедшие идеи, что хотелось воплотить вместе с ним, и все невысказанные теплые слова, и столько тем для разговоров, которые они не успели обсудить, потому что раньше казалось, что у них есть сколько угодно «когда-нибудь». Алисию душило это сожаление, она погибала каждый день, когда виделось во снах, что ее обнимают его теплые руки, и его тихий мягкий голос к ней обращается, а потом накрывала жестокая реальность, в которой это не было возможным. Алисия задыхалась. Она тонула. Умирала от боли и замерзала день ото дня.
Андж не уставала повторять, что ей нельзя быть одной. Что нужно простить (его простить или себя?), забыть и отпустить. Что глупо хранить верность тому, кто этого не ждет, не оценит и даже не знает. Что нужен кто-то рядом — болтать на переменах, держась за руки, таскать по ночам с кухни какао с булочкам, целоваться в укромных местах школьных коридоров и греть друг друга в объятиях. Любить можно кого угодно, но ставить на себе крест из-за того, что тебе не ответили взаимностью — вершина глупости. Подруга говорила со знанием дела, потому что у нее наверняка все еще были живы чувства к Фредди, но она как-то справилась и жила дальше. Андж вообще была мудра не по годам.
И Алисия иногда даже соглашалась. Кивала и с какой-то грустной улыбкой вместе с Джонсон прикидывала, рядом с кем она могла бы хорошо смотреться. Однажды та даже в шутку предложила снова начать встречаться с Таулером — мол, «красавчик, умник и тот еще шутник, совсем как твой Дэвис, только не такой болван», и Алисию это больно резануло по сердцу. «Совсем как Дэвис». Но не Дэвис. Таких больше не было. И никого другого видеть рядом не хотелось. Это было невозможно, неправильно, немыслимо.
Она просто не могла.
И даже странно, что вокруг как будто ничего не происходит, и вся эта война за выживание происходит где-то внутри и лицо остается спокойным, и ни один мускул не дрогнул. И почему-то на небе светит солнце. И кто-то смеется и веселится, когда сама Алисия этого уже не может. И Роджер смотрит ей в спину, девушка чувствует это, и ей так хочется обернуться и посмотреть в ответ, но если она обернется и наткнется на холодный и раздраженный взгляд, это ее добьет. У нее почему-то все еще жила внутри какая-то надежда, что кончено не все. Что у него к ней остались теплые чувства и она до сих пор может быть ем нужна. Что стоит только подойти и с ним заговорить, и все так легко можно будет исправить, что нужно всего лишь сказать «привет»… но она ведь не подойдет и не заговорит. И последнее, что Роджер о ней запомнил, это злость и обида в ее глазах, и ее звонкая пощечина, которую он совсем не заслужил. Поэтому не подойдет и он.
И даже сейчас с ней напрямую не говорит. Болтает что-то ничего не значащее будто бы даже сам с собой, глядя куда-то в небо, засунув руки в карманы, как всегда делал, пытаясь показать, как ему все равно. А может, ему теперь и в самом деле все равно — Алисия теперь совсем его не знала. Теперь рядом с ним была Линда.
- Да, - соглашается Спиннет, у которой из головы вылетели все слова — стоило лишь снова услышать его голос. Пусть говорить что угодно, пусть кричит на нее, или пусть там сквозит это равнодушие, или пусть он, говоря с ней, думает о другой, но он снова обращался к ней. Пусть даже так, пусть даже не уйти от ощущения, что ему просто нечего ей сказать, и не очень-то хотелось вообще заговаривать, но все же… это было так необходимо. - Совсем не так хотелось провести выходной, - и так хотелось бы, чтобы он знал правду о том, как именно прошел бы ее выходной. Чтобы знал, как плохо без него. Как она мечтает об уроках и отработках, чтобы хоть как-то отвлечься от этой боли. Но все равно старается, чтобы голос звучал спокойно или даже беззаботно, и даже расправляет плечи, как будто у нее все в порядке. Какая глупость.
И в этом маленьком нелепом представлении почти пропускает, как что-то бормочущий из кустов джарви, на которого она буквально только что сама и наткнулась, бросился в ее сторону. Роджер, как всегда, среагировал мгновенно, запустив в тварь каким-то заклинанием, но та как будто даже не заметила, лишь на пару мгновений замешкалась, будто не зная, на кого из волшебников напасть первым делом.
- Спасибо, - вырвалось с гриффиндорки и она робко улыбнулась прежде чем успела себя остановить, и она замерла, не зная, как дальше себя вести — это был первый раз за так много недель, когда она улыбнулась. Неожиданно девушке захотелось, чтобы Роджер в этот момент смотрел куда-то в другую сторону, и не видел ни ее лица, ни этой полной надежды улыбки. Потому что теперь ей стало страшно, что он на нее не ответит и это будет не хуже той пощечины, что она когда-то залепила ему сама.
Джарви тем временем сдаваться без боя не собирался.
- Чего зенки вылупила, лахудра? - проскрипел он, и впечатляющим прыжком переместился куда-то за спины семикурсников с явным намерением напасть на них оттуда. Алисия резко обернулась и выпустила в сторону существа невербальное Оглушающее проклятье, но, кажется, промахнулась, зато чуть не оглушила Дэвиса, который тоже повернулся вокруг своей оси, взглядом следя за объектом их охоты.
- Прости, пожалуйста, - чуть сконфуженно, но очень искренне сказала гриффиндорка — только бы не решил, что она специально. При их последней встрече наедине девушка очень злилась, но сейчас от той злости не осталось никакого следа.
[newDice=1:10:0:сам ты лахудра]
[icon]http://i.piccy.info/i9/8eb3286fa6200163c5ce5c981eb420a4/1597927974/46023/1392512/withouy_you_3.jpg[/icon]
[nick]Alicia Spinnet[/nick][status]девочка, которая ждала[/status][pers]<b><a href="https://harrypotter.fandom.com/wiki/Alicia_Spinnet" target="_blank">Алисия Спиннет</a></b>, 18 лет[/pers][info]Гриффиндор, 7 курс <br />Охотница сборной факультета по квиддичу<br />Член ОД[/info]
Отредактировано Alicia Spinnet (15.04.21 22:21)
