Меган поднимается с постели неохотно, ведь она никогда не была ранней пташкой, эдаким заливистым соловьем, трезвонящим о начале долгожданного нового дня. Наверное, потому что здесь, в подземельях нет абсолютно никакой разницы между сияющим рассветом и глубокой ночью – окна полностью отсутствуют, только пламя свечей на стенах фальшиво имитирует свет. Ровсток неохотно распахивает глаза, ее уже давно не страшит иллюзия слепоты, вызванная натянутой на лицо повязкой для сна, она приучена к ней с детства, черт, да ей с одиннадцати лет твердят, будто она сломанная, неправильная, непригодная для дальнейшей эксплуатации. Упавшая с полки фарфоровая кукла, которую уже не починить: уродливый шрам-трещина, рассекающий румяные щеки, зияющая чернота, вместо одной из наивно-голубых глазниц, и разодранное кружевное платьице, которое в мгновение потеряет весь свой шарм, если его зашить грубыми нитками.

Слизеринка стягивает повязку и некоторое время бездумно таращится в потолок, по которому зловеще гуляют тени от канделябров – словно длинные пальцы мертвеца, они тянутся к каждой из девочек, лениво потягивающихся в своих одеялах. Соседки, кажется, давно привыкли к столь мрачной обстановке, и лишь Мэгги каждое утро ловит себя на мысли, что не освоится в ней, даже если запереть ее в этих стенах на долгие-долгие годы, до тех пор, пока она не превратится в чудовищную старуху и не потеряет всякую надежду спастись.

Ловит краем глаза изящный, тоненький силуэт Селины, которая уже застилает кровать. Наверняка снова не сомкнула глаз и поэтому единственная, искренне и с завидным нетерпением ждала, когда прозвенит раздражающе-звонкий будильник.

Ровсток опускает ноги на мягкий ворс изумрудного ковра и ступнями чувствует прохладу, пробирающую до мурашек. Нужно снова надеть маску. Сделать хоть что-нибудь, чтобы перестать чувствовать эту треклятую пустоту между ребрами. Она так и идет в душ босиком, гордо задрав голову, безмолвно пожелав остальным слизеринкам доброго утра.

Когда Меган поднимается на завтрак, Большой зал уже стремительно пустеет, а она, лениво помешивая давно остывшую овсянку, выуживает из нее ягоды и выстраивает ровных ряд на ободке тарелки. Она либо опоздала, либо пришла чересчур рано, и шуршащий пестрый фантик в кармане мантии буквально выдает ее с потрохами. Так нелепо раскрываются самые громкие преступления, потому что нарушитель слишком нервничает, слишком много размышляет о том, что он сделал, и чувство это настолько невыносимо, что проще отчаянно сдаться, чем задыхаться виной. Оттого Мэг дергается, завидев в дверях девочку с розовым бантиком на голове. Резко встает из-за стола, опрокинув на скатерть кубок с тыквенным соком, и убегает прочь в сторону учебных коридоров. Не слышит, как позади нее что-то шумно катится по каменному полу. Как шуршит пестрый фантик.

Возвращаясь в подземелья, она понуро смотрит на свои туфли и крепко вцепляется в ремень школьной сумки, пока едва не врезается в нечто, неожиданно выросшее на ее пути. Ну что там еще?

- Брэдли, уйди с дороги, мне слишком лень делать пару лишних шагов, чтобы тебя обойти, - заносчиво морщится вздернутый нос, а темные брови выгибаются презрительной дугой. – Оглох что ли? – и лишь заметив блаженное выражение на лице рейвенкловского охотника, ощущает мороз, пробирающийся под кожу где-то в районе лопаток. Алистеру не нужно даже произносить следующих далее высокопарных слов любви – его шальные взгляды говорят сами за себя. Мэгги они настолько хорошо знакомы, что пугается она, скорее, по привычке. Вертит головой в надежде, что никто не заметил, как близко подошел к ней опоенный Амортенцией мальчишка, рискуя раскрыть ее ставшие классическими махинации. За такие финты Амбридж, пожалуй, и вовсе способна выгнать девчонку из школы. И, безусловно, Ровсток хорошо известна любовь Генерального Инспектора заливать в глотки студентов сыворотку правы, поэтому если она узнает от нее про Поттера и Отдел Тайн, преждевременный обратный билет до Лондона и вовсе покажется ей детской забавой.

От всей этой бестолковой патетики во рту растекается горечь: ни капли искренности, не то место и, что самое главное, далеко не тот человек. Однажды Меган разрыдалась прямо при матери, на что та, холодно поглаживая ее по гладким темным волосам, ответила: «Милая, это всего лишь мальчик, их немеряно даже у вас в Хогвартсе». Ровсток тогда согласно кивнула, вытирая слезы рукавом ночной сорочки, но все равно продолжила, как одержимая, искать всевозможные способы добиться своего.

Тем не менее, несмотря на сомнительное происхождение, Брэдли весьма хорош собой, и речи из его уст на манер «твои глаза – океаны» или «ты такая красивая», имеют некоторый должный эффект, даже если слетают с языка под безжалостным воздействием любовного эликсира.

- Алистер, - ласково воркует Ровсток, беззастенчиво стреляя глазами. Все также воровато озираясь по сторонам, хватает однокурсника за руку и тащит за ближайший поворот, где по ее расчетам, в это время они не наткнутся ни на одну живую душу. Ну а мертвым, как правила, до влюбленных подростков совершенно нет дела. Если это, конечно, не Пивз, но и на него всегда можно найти расправу. – Дорогой, пойдем со мной, ты ведь знаешь, что я ни за что тебя не обижу, - продолжает слизеринка самым сахарным, самым приторным из всех голосков своего богатого арсенала. До текущего момента его слышал лишь один юноша, судя по всему, еретически не догадывающийся, что скрывается в бесконечном количестве оттенков редчайшего тембра.

- Если последуешь за мной, я позволю тебе утонуть в своих океанах и даже изведать свой глубокий мир, - Мэгги изо всех сил старается не рассмеяться, но, по правде говоря, в сложившейся ситуации веселого мало, так что ладонь, с очередным быстрым шагом все крепче сжимающая пальцы Брэдли, предательски дрожит.

Слизеринка почти заталкивает его в первый попавшийся пустой класс и лихорадочно стучит ногтями по столешнице парты, прокручивая в голове варианты, как без стратегически важных потерь достать все необходимое для приготовления антидота.
Нет, ну не может Брэдли оказаться настолько без царя в голове, чтобы тянуть в рот любую попавшуюся под руку сладость, особенно когда в школе бессмертно властвует дело близнецов Уизли.

- Мой доблестный рыцарь расскажет своей принцессе, что кушал сегодня за завтраком?
Ничего тупее, ясен красен, придумать попросту невозможно, но, прежде чем начать действовать, она должна полностью убедиться, что рейвенкловец и вправду сожрал злополучную конфету. В конце концов, умертвить бедолагу в ее будничные планы совсем не входит, иначе она, как минимум, записала бы об этом в свой ежедневник. 
Полный дракклец.

- Здесь никого больше нет, дорогой, - ситуация могла бы выглядеть комично, если бы не являлась столь опасной для ее будущего. Меган и прежде выносили замечания по поводу экспериментов над людьми, а теперь еще Амбридж уселась на трон и не без помощи своих верных песиков ежесекундно вынюхивает, кто и где нарушает установленные ею же абсурдные правила. Ровсток – юная ведьма, обучающаяся в школе чародейства и волшебства, вот она и узнаёт новое об интересующем ее предмете. Какие вообще к ней могут быть претензии?

У Брэдли, судя по всему, претензий не находится, он смотрит на слизеринку таким преданным и восторженным взглядом, что уголки губ невольно ползут вверх. Удивительное дело: обзавестись властью, всеобъемлющим влиянием над мужчиной не составляет ровно никакого труда, если знаешь, в какой последовательности добавлять ингредиенты в кипящий котел. Как мало, по сути, нужно для сфабрикованного счастья, да и отличается ли оно хоть чем-нибудь от так называемой истинной любви?
Существует ли она в действительности? И что не так с комплиментами, если в данный конкретный момент они произнесены от всего очарованного сердца?

Мэгги все-таки не выдерживает и смеется в сложенную лодочкой, свободную ладонь – до того нелепо выглядит сейчас рейвенкловец, находящийся под действием Амортенции. Даже безнадежно втюрившиеся мальчишки, как правило, не ведут себя настолько нелепо, но любовные зелья тем и опасны, что под их влиянием ты начисто теряешь себя. Ровсток все прекрасно понимает, ей твердят это всякий раз, когда ловят на живца, но вот в чем загвоздка: она испытывает настолько нездоровые, болезненные чувства, что обколи ее с ног до головы морфием и заставь признаться, ответ будет тем же самым, что и в состоянии полнейших мук. Все равно. Меган категорически неважно, насколько изменится его личность от пары глотков снадобья. В своей одержимости она полностью забыла об этой очень важной детали. О необходимости узнать его получше.

- Нет, Алистер, никто не говорил, я все время ждала только тебя. Посиди, пожалуйста, спокойно, это ведь очень особенное… свидание, - она слегка напрягается, когда обезумевший Брэдли достает волшебную палочку и принимается довольно небезопасно размахивать ею по сторонам.

Мэгги, конечно, нисколько не удивляется, когда следом однокурсник выуживает из кармана фантик от хорошо знакомой ей конфеты, которую она, недотепа, выронила прямехонько у рейвенкловского стола. Если бы ей выпала возможность выбирать из двух зол, то она, скорее предпочла бы, чтобы заколдованную сладость поднял кто-нибудь, вроде Годфри, он с куда большей вероятностью не выдаст ее преподавателям, а вот от Брэдли Ровсток абсолютно не знает, чего ожидать. На первый взгляд, он весь такой из себя герой и, вне всяких сомнений, тот самый рыцарь, коим она окрестила его несколько мгновений назад, и все же слизеринка не раз замечала его ошивающимся неподалеку от мерзотного Ургхарта, который уж точно не упустит возможности избавиться от стабильно раздражающего фактора в ее лице.

- Наверняка ты одной конфетой не наелся, ты же у меня такой сильный, - уровень абсурда уже не просто достигает критической отметки, а мигает огнями пущенных наотмашь Авад, такими же зелеными, как сверкающие в полумраке глаза Алистера. – Сейчас я приготовлю нечто незабываемое и отведу тебя к дракону, договорились? – собственное сюсюканье вскоре перестает нервировать, к счастью, орлиный охотник ведет себя относительно сдержанно, концентрируя весь временно буйный нрав в страстных признаниях. – Он как раз в Хогсмиде и обитает, какое чудесное совпадение! А знаешь, кто еще чудесный?

Забалтывать Брэдли становится все более утомительно, ему не терпится действовать, и в случае чего удержать его за ручку не получится, он и сюда-то пришлепал вслед за ней лишь благодаря окутавшему его состоянию аффекта. Знает она этих благородных спасителей, коль втемяшил себе в башку, что нужно выручить прекрасную даму из беды (даже несмотря на то, что та любого дракона собственноручно на лопатки уложит), так теперь никаким Петрификусом не удержишь.

Мэгги лихорадочно роется в сумке и не без помощи подручных средств толчет смесь из трав и сушеных внутренностей мелких магических существ, должной стать превосходным антидотом даже от самого мощного любовного отвара. От ядов она вряд ли защитит, хотя, тут уж и не знаешь, что хуже.

- Скорее попробуй, ты первый, кому я это приготовила. Вот увидишь, я буду образцовой женой, когда мы сыграем свадьбу, - Ровсток бы притормозить, с ее разыгравшейся, искрящей иронией фантазией, но в своем эйфорийном состоянии Брэдли предстает настолько потешным, что собственные шуточки становится попросту невозможно контролировать. Жаль, никому потом не докажешь.

- Подожди только, пока остынет, а то обожжешь губы, и я не буду с тобой целоваться.
Не объяснять же ему, что самопальная жижа для должного эффекта должна настояться по крайней мере пять минут. И хоть бы сработало, вести влюбленного бедолагу через весь замок в подземелья, где им по пути наверняка встретятся прочие слизеринцы-шестикурсники, ей, откровенно говоря, совсем не улыбается.
Салазар, какая же она невнимательная дура, раз позволила себе вляпаться в подобную историю. Не в первый, кстати, раз.

«В каком еще пророчестве?» - Мэгги даже отворачивается, чтобы своим смехом и фырканьем еще сильнее не всполошить пускающего слюни рейвенкловца. Она притворяется, что в крайней степени занята помешиванием животворящего напитка, зажатого в пальцах. Выжидающе постукивает длинными ногтями по стеклянной поверхности высокого стакана и бросает взволнованные взгляды в сторону Алистера.

- Ты знал, что моя мама работает в Отделе Тайн? – зачем-то признается Ровсток, стараясь отвлечь его от любых мыслей, не касающихся конкретно нее. Пусть побудет рядом, так спокойнее. – Так вот, она мне по секрету сказала, что все хранящиеся там предсказания – про нас. Настолько особенная наша любовь.

«Хоть бы он потом все это забыл», - она попросту подыгрывает опьяненному любовным зельем юноше – это очевидно, но от одной только мысли, что Брэдли когда-нибудь вспомнит о том, какой горячечной чуши она ему тут наплела, становится крайне неловко. Впрочем, у нее самой тоже есть ответные козыри в рукаве.

Чем дальше заходят сумасшедшие фантазии однокурсника, тем напряженнее становится сама Меган, опасаясь, что антидот не подействует, и ей-таки придется вести окрыленного Алистера в Больничное крыло и оправдываться перед Помфри. По правде говоря, та ее не слишком жалует – Ровсток в прямом смысле уложила к ней в койки не один десяток мальчишек.

- Ничто не может противостоять нашей любви, ты забыл? – повторяет практически на автомате и наконец садится напротив, склоняя голову на бок. Улыбается одними губами, где-то за зрачками треснутое, готовое разлететься вдребезги стекло. Черное зеркало и кусок озерного льда, окруженного морозными фьордами. Мэгги такая. Не ведает полумер. Она либо влюбит, либо отравит – третьего, в общем-то не дано.

Забавно, но она верит каждому слову, которое затирает ей Брэдли. Верит, что он действительно на все руки мастер, что кому-то и впрямь здорово с ним повезет, даже немного жаль, что не ей.
Что долбанная конфета предназначалась вовсе не ему.

- Куда поцеловать? – на сей раз слизеринка не выдерживает и заливается хрипловатым хохотом, впихивая в руки Ала склянку с зельем, нейтрализующим действие Амортенции. Вместо озвученного яда – противоядие. Баш на баш. Спасение в долгосрочной перспективе. Так рассуждает Ровсток, пристально наблюдая за тем, как Брэдли подносит к губам прозрачный ободок стакана, как дергается его кадык, когда жидкость течет по горлу. Ей не остается ничего - только ждать, когда снадобье подействует. Она здорово повеселилась за эти несколько минут, выслушивая фальшивые комплименты, но тревога возвращается вновь, вместе с осмыслением содеянного.

«Он сам виноват. Ты просто уронила конфету в Большом зале, никто не заставлял его совать ее в рот»
Все это брехня. Ей не стоило приносить ее. Не следовало варить зелье, которое она впрыснула в ягодную начинку. Даже думать о подобном в стенах замка строго-настрого запрещено. Особенно, когда в школе господствует старуха Амбридж, а по коридорам расхаживает ее Дружина во главе со стервятником Филчем. Катастрофа, а вокруг взрываются смертельные заклятия, потому что одна дурочка не проследила, как-то неправильно взмахнула рукой, допустила, чтобы Брэдли обнаружил и использовал по назначению то, что она выронила.

- Ой! – Ровсток так глубоко погружается в собственные горькие мысли, что вздрагивает, когда рейвенкловец пропахивает носом ее колени. Она зачем-то взмахивает руками. Как преступница, застигнутая на месте преступления, или как зверь, загнанный в угол вооруженным до зубов охотником. – Совсем обалдел?! – наконец приходит в себя и хватает Брэдли за плечи, оттаскивая от своих ног, скрытых разве что короткой юбкой и высокими черными гольфами. На нем нет лица, и в отличие от покрасневшей, как помидор на грядке Хагрида, Меган, он белый, словно полотно. Тем не менее, не даром говорят, будто на Рейвенкло учатся сплошь умники, поскольку Алистер первым же делом задает самый закономерный вопрос из возможных.

- Ну… этоооо… это…. я…. – мямлит Мэг, вцепившись пальцами в плотную ткань мантии и стараясь не глядеть однокурснику в глаза. Как же неловко и стыдно. К несчастью, он и в данном случае проявляет чудеса дедукции и смекалки, сразу произнося заветное название эликсира. Амортенция. Ровсток бы с удовольствием с ним поспорила на сей счет, наверняка клялась бы, что нет, что Брэдли попросту съел несвежую дрянь в Большом зале, чего с этих домашних эльфов взять, но она молчит, как если бы набрала за щеки воды.

- Никого, - Мэгги чувствует, как на глаза наворачиваются слезы. Они горячие, словно раскаленная лава. – Это не я, - смаргивает их и с вызовом поднимает взгляд на юношу, который, разумеется, ни за что в жизни ей не поверит, только не после того, через какие муки ада прошел из-за ее глупого промаха с конфетами.
Представить трудно, насколько паршиво сейчас его состояние. Как по вискам бьет барабанная дробь, а тело кажется ватным и непослушным. И, конечно, ему просто до одури хочется пить.

- У меня где-то есть, сейчас, драккл подери, Брэдли, пожалуйста, никому не рассказывай об этом, - она лихорадочно роется в школьной сумке, накалываясь ладонями об острые углы учебников, и наконец выуживает красивую бутылочку, практически доверху наполненную чистой водой. – Не бойся, это просто вода. Прости, но сливочное пиво или чего покрепче я с собой не ношу. Может, хочешь подышать свежим воздухом? Или подожди меня здесь, кажется, с прошлой вечеринки у нас осталось немного огневиски…

Алистер выглядит паршиво. На самом деле некудышно, учитывая его привычно подобранный и, как правило, досаждающе-бодрый внешний вид, которым рейвенкловец щеголяет на каждом их совместном уроке. Тем не менее, обвинить ее в глупости и жестокости у Брэдли сил хватает - эти мальчишки, на серьезных щах возомнившие себя героями и долбанными рыцарями из старинных легенд, в любом состоянии способны пожурить так называемых злодеев, словно им под силу направить их на путь истинный. Меган не приравнивает себя к выдуманным антагонистам, как и к дурам, целенаправленно или нет разбрасывающим по замку потенциально-опасные сладости.

- Спокойно, Брэдли, любого ребенка в детстве учат, что не нужно поднимать с пола чужие, подозрительные вещи и уж тем более – тащить их в рот, - Ровсток смаргивает пару выступивших ранее слезинок и чувствует, как те солью отзываются в уголках ее дрожащих губ. Она не беспокоится за Алистера, как могло бы показаться на первый взгляд, а по обыкновению волнуется исключительно о собственной шкуре.

- Аккуратнее же, - морщится Мэгги, инстинктивно подаваясь вперед, когда однокурсник со всего размаху втемяшивается головой в деревянную поверхность стола. – Ты когда-нибудь интересовался зельями вне пределов школьной программы? Никаких резких движений после того, как действие любовного напитка сошло на нет, допускать нельзя.

Слизеринка подходит ближе и осторожно прикасается к торчащим светлым волосам на затылке Алистера. Если не знать истинной причины ее поступков, ее настоящего, равнодушного отношения к этому почти незнакомому мальчишке, можно решить, будто она почти ласкова. Меган умеет быть нежной, в недрах ее растерзанного противоречиями и неуверенностью в себе естества таится сдерживаемая, пульсирующая сентиментальность.

- Ах, ну да, спортсмены, - протягивает Ровсток, на всякий случай не отходя далеко от Брэдли, хотя, будучи опытной зельеваркой, прекрасно осведомлена, что тому больше не грозит никакая опасность. К вечеру будет как новенький. – Каково это быть идеальным? Не утомился еще?

Она даже завидует ему. Неиссякаемой способности оставаться верным себе даже в такой, казалось бы, неоднозначной ситуации, когда взбалмошная, эгоистичная девица только что едва не отправила его в Больничное крыло, а при наихудшем исходе – на тот свет. В своих отварах Мэг уверена на все сто процентов, ситуаций, подобных той, что случилась однажды с Фенвиком, в ее практике больше не повторялось, однако, рейвенкловский охотник и впрямь еще недавно вел себя не совсем адекватно, чтобы непоколебимо утверждать, что без должного присмотра он не натворил бы необратимых бед.

- И именно поэтому ты ничего не расскажешь. Потому что ты такой добренький и безупречный. Я попрошу, сострою оленьи глаза, - Ровсток часто хлопает густо накрашенными ресницами, угольно-черная тушь с которых стекла ей на нижние веки и частично – на побледневшие щеки. Ее сладкий голосок растекается в воздухе, словно загустевший мед, в который можно поставить ложку. – И ты промолчишь. Правда ведь?

Алистер уже не слушает. Его лицо становится совсем белоснежным, как зимой - поверхность холмов, ведущих в сторону Запретного леса, и Меган морщится, заранее предвещая, что именно произойдет мгновение спустя. Она не двигается с места, лишь отворачивается в противоположную сторону, чтобы не смущать отравившегося любовным эликсиром мальчишку, а также не вызвать в собственном желудке омерзительных спазматических толчков.

Некоторое время тишину нарушают исключительно короткие всплески желчи и остатков завтрака, извергаемых Алом, сама Мэгги не собирается никак комментировать происходящее и да, ей нисколечко не совестно. Сам виноват. Впрочем, слов, произнесенным однокурсником она не ожидает с той же вероятностью, с коей планирует дальше молчать, поэтому когда тому очевидно становится легче и он снова открывает рот, слизеринка изумленно выгибает темную бровь.

- Считаешь меня красивой, а, Брэдли? – низкая самооценка ищет в высказанном утверждении подвох, беспощадную насмешку, попытку обвести вокруг пальца. Меган знает о манипуляциях все: она взрослела в окружении других последователей Салазара, училась у старших товарищей и на собственном опыте, она, драккл раздери, во всем видит злой умысел. – Мне лестно, но, пожалуй, на сегодня достаточно. У меня есть причины делать то, что я делаю, и я не хочу слышать ни от тебя, ни от кого-либо еще беспочвенных упреков.

Ровсток снисходительно и холодно наблюдает за тем, как Алистер поднимается с заблеванного пола, и, возможно, столь безучастное поведение назвали бы бесчеловечным и грубым, если бы рейвенкловцу и впрямь была необходима неискренняя забота, которая по факту только бы его унизила.

- Да, рыцарь, - Мэгги насмешливо кривит правый уголок рта, всем своим видом намекая, что Брэдли в таком состоянии вряд ли кого-либо спасет, ему бы самому кто помог, и протягивает звенящую браслетами руку. – Хорошая погода способствует улучшению настроения и аппетита, правда, последнее тебе, дай Мерлин, не грозит аж до завтрашнего дня.

На заднем дворе пустынно и ветрено. Меган проходит чуть вперед и мягким прыжком усаживается на нагретый солнцем каменный выступ, поправляя задравшуюся юбку и съехавший почти до самой щиколотки черный гольф.

- Это все цветочки, Алистер. Я тебе яду подмешаю в тыквенный сок, если кому-нибудь растреплешь.

Мед растворяется в замороженной воде, а взгляд становится пронзительным и острым, как лезвие свежезаточенного кинжала. Она смотрит на Брэдли, не моргая, в самые глаза, будто хочет заглянуть в душу и пустить туда отравленные корни.
Шутки кончились.

- Как самонадеянно, Алистер, - высокий, холодный смех Меган вспарывает потеплевший весенний воздух, словно наточенный нож - сливочное масло. – И что же меня остановит? Твоя жалостливая Брэдлитерапия? – девчонка закидывает ногу на ногу и болтает ею так, что сползшая со ступни туфля готова слететь вниз, прямиком к развалившемуся на газоне рейвенкловцу. – Не недооценивай меня, пожалуйста, это оскорбительно.

В самом деле, разве ее волнует чье-либо чертово мнение? Довольно приятно знать, что Брэдли считает ее привлекательной, но расценивать себя, как сердобольную простушку, способную исключительно трепать языком, Мэгги не позволит даже такому благородному блюстителю морали, как он.

«У тебя проблемы с самооценкой».
Почему все вокруг твердят о том, что она к себе необъективна? Алистер далеко не первый, из чьих уст она слышит о нелюбви, неуважении к себе и чувствах, которые она ставит превыше всего остального. Ровсток в корне с этим не согласна и будет отрицать до тех самых пор, пока от нее вообще ничего не останется.

- Зачем мне смотреть по сторонам? – слизеринка чувствует грань и отказывается ее переступать. Она не станет откровенничать с однокурсником, с которым за шесть лет совместного обучения обмолвилась лишь парой дежурных фраз и еще десятком заносчиво-равнодушных взглядов. Ему не обязательно знать, в каком она находится отчаянии и на что готова ради малейшего шанса заполучить желаемое. – Они все… - Мэг поджимает губы и отводит потупленный взгляд в сторону. – Они все наверняка считают, что дело в зельях. Иногда это действительно так.

Она вдруг замолкает и впечатывает долгий, немигающий взгляд в Алистера. Зачем она притащила его сюда? Зачем объясняет ему все эти очевидные, как азбука, вещи? Он все еще не вызывает у нее абсолютно никакого доверия и, что совершенно точно, она не планировала оправдываться перед ним и неизбежно вести диалог к тому, чтобы он хотя бы немного ее понял.

Никто никогда не одобрял ее тяги к любовным зельям. Все, что она видела и получала ударами, плевками в лицо – осуждение, пробирающее до костей, порицание даже от самых близких друзей, не говоря уже о тех, кому здорово от нее досталось.

- Тебе? Угрожали? – Ровсток вылавливает из его слов самое важное. Она щурится, то ли от беглого взгляда на слепящее солнце, то ли – от недоверия, и наклоняет голову вбок, разглядывая Брэдли так пристально, словно только сейчас увидела его по-настоящему. – Впрочем, если ты пытался давать подобные советы кому-нибудь, вроде Монтегю, то ничего удивительного. Остальные, я полагаю, получали по заслугам, здоровяк.

Как большинство игроков в квиддич, Алистер создавал впечатление парня довольно… популярного. Именно по этой причине Мэгги, диковатая и кринжовая девочка с самого заклейменного факультета, испытывает жгучее негодование, когда тот снисходительно объясняет ей, неразумной дурехе, как правильно нужно клеить пацанов.
«Ну ему-то виднее, куда уж мне», - сердито думает Ровсток, принимаясь болтать ногой еще агрессивнее, чем прежде.

- Что я слышу, Брэдли? – она снова хохочет, демонстративно сгибаясь пополам и пряча порозовевшее от лишних эмоций лицо за свесившимися волосами. – Неужели ты пытаешься угрожать? Манипулировать? Мне ведь не показалось? А ты не так безнадежен, как я думала, – справившись с приступом истерии, Меган спрыгивает с помоста и, поправляя юбку, усаживается на корточки прямо перед рейвенкловским охотником. – Оставайся спокоен, я не стану больше варить приворотные зелья. В чем-то ты абсолютно прав, они словно… унижают мое достоинство.

Она не испытывает никакого стыда, будучи не до конца уверенной в том, что говорит правду.

- Как себя чувствуешь? – она переводит тему, опуская прохладную ладонь мальчишке на лоб. – Зайдешь сегодня за травяным отваром? Я что-нибудь соображу, раз уж ты такой ярый противник алкоголя.