Становится холодно. Пробирающий дрожью мрак сползается к худенькому силуэту, одиноко сидящему на берегу Черного озера, тянет отбрасывающие бесчисленные тени щупальца к черным волосам, почти по-отечески заботливо трогает кожу на руках, покрывшихся мурашками. Каждый пронзающий тело ледяной шип так легко вытерпеть, когда внутри все горит и полыхает. Каждая мысль сжигает предыдущую, оставляя после себя пепел дотлевающей пустоты.

Мэгги просидела здесь всю ночь, ее ладони перемазаны копотью, а под длинными ногтями, покрытыми алым лаком, забились земля и песок. Еще полгода назад она бы чертовски злилась на себя за неудачи, одна за другой обрушивающиеся на нее, подобно снежной лавине. Да, Салазар свидетель, под утро здесь царит такой беспросветный дубак, что стоило захватить с собой что-нибудь, вроде зимней мантии, а не щеголять в тоненьком белом платьице, наплевав на сентябрь, с трудом выпроводивший за дверь знойный август. По водной глади, словно дыхание того самого Гигантского Кальмара, которого никто никогда не встречал, стелется молочный туман, и Ровсток невольно протягивает к нему руки, как если бы на полном серьезе хотела почувствовать пальцами морозную росу.

Она вновь мягко опускает ресницы, представляя, что ничего этого нет. Ни свежего ветра, переполняющего легкие до приступов кашля, ни успевшего остыть за ночь песка, по которому неуклюже ползают ракообразные волшебные твари, ни далекого пения птиц, оседлавших кроны деревьев Запретного леса. Меган собирается почувствовать совсем другую изнанку. Где воздух пахнет железом и перепревшей хвоей, где тишина – неестественная и зловещая, где не нужно смотреть, чтобы увидеть. Фенечки на тонких запястьях звенят все настойчивее, а губы шевелятся, почти не издавая звуков – мановение волшебной палочки сразу следом за взмахом серебряного кинжала, с кончика которого капает темно-красная кровь.

Лежа в постели, она все еще слышит голоса, безнаказанно-насмешливые, не ведающие границ своей силы. Власти. К счастью, не только над ней.
Сидя на пустынном пляже Черного озера, Мэгги сама превращается в слух. Едва появившееся на горизонте солнце, выглядывающее из-за плотной стены камышей, гаснет, приходится двигаться наощупь, доверяя лишь осязанию, потому что запахи тоже исчезают, и она бредет, не ведая зачем, ведь если не вперед, то куда?

Что-то шевелится неподалеку, она чувствует это инстинктом хищника, однако, идти становится все сложнее, ноги вязнут… в чем? Меган пытается опустить взгляд, но собственная голова не подчиняется, объятая… ничем?

Охватившая на мгновение паника сходит на нет так быстро, что это кажется ненормальным. Человек не в состоянии совладать с такими сильными эмоциями в один короткий миг. Свинцовая тяжесть валится на нее, вместе с небом, и Ровсток наконец замирает, глядя в падающие на нее бесцветные облака.

Помогите. Кто-нибудь. Твою же гриндилоу, что я натворила.

Капля крови стекает по запястью и широко разведенным пальцам, замирает и сливается с пресной озерной водой. Мэгги стоит в ней по пояс, и из ее распахнутых, ничего не выражающих глаз текут слезы.

Она различает, как под водой, где-то на глубине сотни метров, шевелятся склизкие плавники. Перед ней расступается чернота, и Мэгги инстинктивно наклоняет голову вниз, чтобы получше рассмотреть то, что за ней скрывается. Косяки крохотных рыбьих скелетов, вонь от которых поднимается над поверхностью озера, словно туман, гнилые водоросли, витиевато покачивающиеся, вопреки отсутствию какого-либо течения – открывшаяся перед слизеринкой картина удручает, от подобного хочется рыдать взахлеб и кричать в охватившем каждую нервную клетку отчаянии. Меган делает еще шаг вперед, чувствуя, как одна из ламинарий овивает ее лодыжку и настойчиво ползет вверх, к изгибу колена.

Тишина давит на уши, как будто их заложило мутной тиной, так и подрывает проверить наощупь каждый из вкрученных до нуля звуков. Ровсток ничего не слышит. Предположение, что она могла оглохнуть, пугает ее, девчонка пытается дернуться, пошевелить хотя бы рукой – все тщетно, она может только идти вперед, слабо ощущая ласковое прикосновение вонючей воды к высоким скулам.

Все органы чувств работают непривычно слабо, то и дело сбоят, все, кроме одного. Тот самый рецептор хищника сообщает ей, что она здесь больше не одна. Мэгги поднимает ставший непомерно тяжелым подбородок, вглядывается в зеленоватую, буквально изумрудную темноту, но ничего не меняется.

Всплеск совсем рядом, бульк-бульк-бульк, круги на почерневшей водной глади вынуждают зловеще ухмыльнуться. Меган забавляет направленная на нее агрессия, бессмысленная и не способная причинить ей вреда, она в этом так сильно уверена, что готова умереть на месте, лишь бы доказать собственную правоту.

Однако, враждебно настроенное существо – не единственное. На этот раз куда более грубые шаги тревожат ее заторможенный слух, и это живое создание еще ближе, Ровсток отчетливо осознает, что ему здесь не место, пусть проваливает, эта крутящаяся с бешеной скоростью воронка прямо посреди озера, она словно исчезает, всасывает саму себя в ненасытное чрево.

Мэгги не может остаться, блуждать в остывшей за ночь воде, нужно выбираться, нужно выгнать непрошенного гостя во что бы то ни стало. Но тут она захлебывается воздухом, которого в миг становится удивительно мало, это неправильно, черная яма все дальше, неведомое чудовище спускается обратно на столь желанное для нее дно, и все тело охватывает озноб, как если бы она оказалась на горной вершине в чем родила мать.

- Д… - почти беззвучно мычит слизеринка, но на смену всему приходит пустота. Меган чувствует, как останавливается ее сердце, она покачивается в такт замедляющемуся пульсу и вдруг – бам! – в остекленевший взгляд возвращается утерянная осмысленность. Долю секунды девчонка недоуменно, будто спросонья, смотрит перед собой, прежде чем оттолкнуть от себя Ургхарта, который неизвестно каким образом оказался на Черном озере, да еще и… еще и… Обессиленная Ровсток падает на землю, и в ее глазах алым пламенем полыхает бешенство.

- Ты?! Ты что здесь забыл? Ты что, мать твою, делаешь? – захлебываясь негодованием, вопрошает она, возмущенно отряхивая песок, прилипший к покрывшимися мурашками и каплями воды ногам. – Ты что, следил за мной? Чего тебе надо?

Сегодня на Мэгги – ни грамма косметики, отчего ее лицо кажется еще более бледным, хотя к щекам и губам постепенно возвращается легкий румянец. Она щурится на Бенджи исподлобья снизу вверх, пошатывается, наконец поднимается, оправляя промокшее платье и запоздало скрещивая на груди руки, чтобы прикрыться.

- Отвернись, - ее голос все еще тихий, но даже теперь Меган умудряется звучать высокомерно и требовательно, будто капризный ребенок, глупые родители которого делают что-то вопреки его несомненно важному желанию. – Нечего пялиться. А где?.. – собираясь высушить одежду при помощи колдовства, она понимает, что зажатая между окаменевших пальцев волшебная палочка теперь куда-то пропала. Девчонка в панике крутится всем корпусом, ощущая не прошедшее до конца головокружение, и замечает знакомую резную ручку у самого берега.

Мэгги захлестывает паника. Почему-то чертовски боязно возвращаться к озеру, тени все еще мерещатся и выглядывают из-за кустов и редких деревьев, шепчут невнятные речи из примятой чужими ногами травы. Она уверена, что если приблизится снова, по крайней мере сейчас, то больше уже не вернется, сколько бы проклятый Ургхарт не строил из себя прекрасного принца на новенькой Молнии. Дебил.
- Слушай, - наступив гордости на горло, зовет она. – Можешь принести?

- Я вапсета сталаста, - устало передразнивает его Меган, ежась от холода. И надо же было такому случиться, что из всех возможных визитеров, этих загадочных, метафизических личностей, к ней явился именно Ургхарт – человек, с которым она не хотела бы столкнуться даже в коридоре замка, встретиться мимолетным взглядом, способным испортить ей настроение на целый день. – Ну так нажалуйся на меня профессору Снейпу, сними с меня баллы… Ах да, ты ведь не можешь, теоретически мы еще не начали учиться, - злобно скалится слизеринка, недовольно морщась от повышенного тона мальчишки и прикидывая, есть ли предел придиркам, которые он раз за разом позволяет себе в ее сторону. Прошел бы мимо – эка невидаль!

От предположения Бенджамина Ровсток прямо изнутри раздирает смех: высокий, холодный, как у больного лихорадкой – нет никаких сил, чтобы ее обуздать, это жар от пережитого, температура воздуха, раскаленная градус за градусом, и виной сему вовсе не вальяжно восходящее солнце.

- Ты, наверное, чертовски расстроен, что прервал столь красочную попытку самоубийства, а, Бенджи? – ухмылка кривит ее губы, полные, но бледные, как ракушечья раковина, едва тронутая розовым. Ургхарт сам подает ей идею и нет никаких сомнений в том, что он сам же в нее и поверит. – Знаешь, я ведь уже пыталась, - для пущей убедительности добавляет она, но лишь острее входит отравленный клинок воспоминаний в набирающее темп пульса сердце. – Если не веришь – спроси Фенвика, он стал случайным свидетелем.

Интересно, почему именно парни, которые ее ненавидят, бездумно рушат барьеры, отстраиваемые ею на протяжение долгих лет? Кто дал им право врываться в самые отчаянные моменты ее жизни и ломать их, выкорчевывать с толстыми корнями, убивать в ней всякую надежду исправить положение?

Мэгги не собирается признаваться самой себе, что Ургхарту она благодарна. Если бы не его вмешательство, тьма бы поглумилась над ее наивностью, затянула в свое нечистое чрево и оставила там гнить и подыхать, как Ровсток того желала еще каких-нибудь несколько месяцев назад. Но все кончено, отныне она намерена играть по собственным правилам, щекоча кончиком пера ненасытное брюхо самой отвратительной и запретной магии.

Девчонка закатывает глаза, и их несочетающиеся между собой оттенки выглядят на бесцветном лице ярче обычного. Она прячет стеснение за надменностью – ну, мол, смотри, мне в общем-то ничуть не жалко, больной ты извращенец – но на всякий случай закидывает длинные, мокрые, как у русалки, волосы, еще больше отросшие за лето, себе на плечи. 

Будто пойманная в охотничий капкан, взбешенная от боли лань, она с опаской наблюдает за тем, как Бенджи, внимая ее просьбе без лишних кривляний, следует за волшебной палочкой, покоящейся в песке у кромки воды. Мэгги старается верить, что не действует опрометчиво, доверяя самое главное сокровище любого волшебника этому глумливому козлу, а тот словно натыкается на невидимый барьер, ступает в ту самую арку в Отделе тайн, о которой с благоговением и ужасом рассказывала мама, замирает, будто воздух вокруг его темных, кудрявых волос становится плотнее и гуще, и кровь, смывшаяся с серебряного кинжала, тонет в глади Черного озера. В сумраке едва наступившего утра она именно такой и кажется. Черной. Неживой, даже с учетом того, что является источником жизни.

Ровсток вздрагивает от неожиданности, когда теплая, не по размеру мантия ложится на ее трясущиеся плечи. Поднимает изумленный взгляд и пару раз бестолково моргает, переводя его с одной половины напряженного лица на другую, когда Бенджи, как кукле, вкладывает ей в ладонь палочку. Слизеринка тут же цепко сжимает заледеневшими пальцами влажную рукоять и прижимает к груди, заодно удерживая съехавший до самого локтя рукав.

Слова благодарности застревают в горле мерзким, склизким комом, который Мэгги вынуждена проглотить за ненадобностью. Следом за однокурсником, девчонка накладывает на себя осушающее заклинание и украдкой вытирает мелкие капли росы с ресниц. Она не помнит ни единой причины, почему Ургхарт так рьяно презирает ее, не может воскресить в памяти день, когда началась кутерьма взаимных оскорблений и пререканий. Мэгги уверена, что и утро, когда он накинул ей на плечи свою мантию, пожертвовав собственным комфортом и, возможно, здоровьем, она выкинет из головы сразу же, как они молча спустятся в подземелья и разойдутся каждый по своим спальням.
Она его не простила.

- Он не заколдован, кстати, - обреченно отзывается Ровсток, нелепо ступая по песку и силясь не споткнуться о подол слишком длинного для ее миниатюрного роста одеяния. Поднимает случайно брошенный от страха и болезненно кровоточащей раны кинжал и, убедившись, что в озере нет больше ничего, кроме привычных для него обитателей, возвращается к Бенджамину. Подбирает под себя мантию, садится на песок и вытягивает ноги, стуча по месту рядом с собой. Не то чтобы ей очень уж улыбалось встречать рассвет с доводящим до белого каления старостой, но он ведь в любом случае не отвяжется, пока не услышит то, что ожидает услышать.

- Я же уже сказала, - невинно резонирует Меган, перебирая мелкие песчинки, прилипшие к зловеще отражающей ее лицо гладкой серебряной поверхности. – Пыталась покончить с собой. – Согласись, я довольно эксцентрична. С чудинкой, если тебе так больше нравится. И все же, то, что ты носишь значок, - с откровенной праздностью она вертит приколотую к груди эмблему так называемого отличия. – Тоже не дает тебе права гулять вне замка посреди ночи, я права?

Ложь ползает по венам и оставляет горечь на языке. У лжи много обличий, и каждый из них ей знаком с самого детства.
Они оба учатся на факультете самого хитрого и своенравного основателя, так что пусть Ургхарт сам решает, дождется ли он сегодня правды.

И на каком, интересно, основании Ургхарт так убежден, будто он не дурак? По мнению Меган, самый настоящий, хотя, характеристики, вроде «мудила» и «козел» с его смазливой рожей ассоциируются куда верней. Тем не менее, она молчит, продолжая зачарованно смотреть, как рябь бегает от кромки до кромки и снова исчезает в молочном тумане, сознание постепенно возвращается, головная боль утихает, а легкая тошнота вызвана лишь тем, что последний раз она ела еще в Хогвартс-экспрессе, и это была всего-навсего шоколадная лягушка, которую она стащила у Джека из сумки.

- Я…что? – услышать подобное из уст однокурсника кажется Мэгги не просто чем-то из ряда вон, это как узнать о надвигающемся тайфуне и не покинуть берега. Наверное, потому она, подобно рыбе, брошенной в пустой аквариум, открывает рот в цепенящем недоумении и порыве встряхнуть придурка за плечи, чтобы снова стал самим собой. С нее достаточно притворства, достаточно лжи и пустых насмешек, ее больше ничего не заденет, даже этот надутый индюк с его дурацкими значками старосты и капитана квиддичной команды. – Что с тобой, Бенджи? Если ты тяжело болен, мне вообще ни капельки не жаль, хочешь, я добью тебя и тем самым облегчу твои страдания? С каких это пор ты считаешь, будто я в чем-то могут быть «права»? Я же тупая, безвольная курица без чувства собственного достоинства. Так ты меня однажды назвал, я ничего не напутала? Если напутала, ты уж меня поправь, - Ровсток пробирает очередная волна озноба, и она сильнее кутается в мантию, напрочь забывая, кому та принадлежит. Она произносит наболевшую тираду на удивление спокойным тоном, ее немного охрипший голос резонирует с тенями, заблудившимися на лице, а затем снова наступает тягучее, как патока молчание, и оно отдает сырой землей, перекрывая все остальные запахи: вянущих лилий, тины, железа. Мэгги проводит языком по порезу на внутренней стороне ладони и морщится от тревожащей боли.

- Надо было резать глубже, - глухим эхом повторяет она, прикрывая уставшие веки. Ресницы рвано подрагивают под размеренное дыхание, и воздух больше не кажется горячим, будто его подогрели в чугунном котле. Меган не смотрит на Ургхарта, просто не может на него смотреть, ей даже не верится, что он до сих пор не ушел. – Зачем ты меня поцеловал? – наконец спрашивает слизеринка, откладывая серебряный кинжал в сторону. – В твою дурную башку что, ничего другого не пришло? Сказок начитался?

Она наконец удосуживает его взглядом, хотя сам Бенджамин все еще демонстративно созерцает рябую поверхность озера, словно сумасшедший, беседующим сам с собой – присутствие Мэгги для него также невыносимо, и наверняка лишь взращённое годами упрямство мешает ему сбросить ее обратно в воду и с чистой совестью удалиться восвояси.

- А с кем, по-твоему? Если ты не заметил, мы здесь одни, а если бы ты не явился, я бы и вовсе наслаждалась рассветом, как и планировала, без какой-либо компании. Людям иногда нравится оставаться наедине с собой, - она снова берет в руки нож и задумчиво крутит его между пальцами. – Ритуальный, - отрицать это было бы глупо и особенно подозрительно. – Другого под рукой не было. Я им и морской лук нарезаю.
Они встречаются взглядами, и в этот раз свой Ровсток не отводит.

- Я собиралась утопиться! – девчонка начинает раздражаться, нервно теребя мокрые волосы и безуспешно пытаясь заплести их в неряшливую косу. – И сейчас сгораю от желания повторить, потому что ты меня чертовски утомил, Ургхарт.

Не ответили. Мэгги вспоминает безмолвие, звенящую тишину, скрипучим холодом покрывающую ее руки гусиной кожей, вспоминает липкие, беззвучные касания теней на шее и бедрах под намоченным платьем и трет лицо ладонями, стирая выступившую испарину.

- Я просто перебрала с успокоительным зельем, поэтому слегка отключилась. Прощаться с жизнью, знаешь ли, довольно смелый поступок, несмотря на то что, как правило, самоубийство считают трусливым побегом от реальности. И все-таки, не стоило тянуть ко мне свои губешки, - Ровсток протягивает распахнутую ладонь, другую, не тронутую длинным, глубоким порезом, и припечатывает ею лицо одноклассника так, чтобы прикрыть нижнюю часть с расположенным на ней циничным ртом. – К тому же, почему я обязана отвечать на твои вопросы, когда ты в который раз игнорирует встречные мои? Только потому что ты староста? Не смеши, мы ровесники, ты всего лишь напыщенный, - она делает паузу, ожидая препирательств со стороны Бенджи. – Да, Ургхарт, ты напыщенный, высокомерный мальчишка, который срать хотел на чувства других. И если мне вдруг еще раз взбредет в голову пойти искупаться в Черном озере посреди ночи, я пойду и искупаюсь.

Крайне довольная собой, она стягивает с плеч мантию и протягивает владельцу.
- Спасибо, я согрелась.