В любой непонятной ситуации предпочти нудным академическим талмудам модный журнал. Даже в отсутствии в спальне соседок, Меган задергивает все пологи и прищуром провожает расплывающиеся буквы, яркие пятна парадных мантий – если она не успеет сделать предзаказ, с вероятностью процентов эдак в девяносто пять придет на рождественскую вечеринку своей великосветской матушки в точно таком же наряде, что и старшая троюродная сестра. Страницы шелестят под пальцами размеренно и убаюкивающе, Ровсток раздражается и долго смотрит в потолок, карикатурно закатывая глаза и поджимая губы от преследующих ее мыслей. Не хочется никого видеть, не хочется ничего решать, не хочется даже долбанных платьишек, что прилипли к подмигивающим, глянцевым фотомоделям, словно вторая кожа. Мэгги поднимает вверх растопыренную пятерню с поблескивающими в зыбком мерцании свечей серебряными кольцами и долго, бездумно изучает ее в легком полумраке. Падающие тени создают иллюзию, будто под прозрачной кожей что-то шевелится. Что-то зловещее и насмешливое. Что-то, чему нет дела до шелка и кружев, лишь опошляющих бесценный лик совершенства.

В общей гостиной сегодня особенно шумно, и крики дождавшихся конца учебной недели студентов доносятся даже сюда, в комнату старшекурсниц, где Меган Ровсток уже вовсю малюет губы темной помадой, делая их похожими на тонкую сливовую кожуру.
В ее сумке – перо и полупустая чернильница, пара свитков свежего пергамента, перевязанных изумрудной лентой, а также разбросанные по дну пустые склянки из-под духов и зелий. Даже сейчас Мэгги надушилась так, словно собралась распугивать приведений.

Только безумец отправится в вечер пятницы в библиотеку, потому слизеринка и решает прихлопнуть сразу обоих зайцев: убедиться в собственном отрыве от сводящей с ума реальности и разделаться с огромным объемом домашки, чтобы последующие два дня бессовестно прогуливаться по промозглой территории Хогвартса и читать любовные романы у уютно потрескивающего камина. И, может быть, она перестанет наконец валять дурака и займется созданием очередного оберега, если найдет подходящее на то место.
Ей говорили, что никого не должно быть рядом. Она может рассчитывать только на себя и больше не причинять боли тем, кто пытается ей помочь.

«Я могу спасти тебя», - голос наполняет гостиную, и смех одноклассников превращается в жужжание пчелиного роя, готового ужалить множеством стальных жал, с кончиков которых капает смертельный яд. Голос наполняет ее саму и также быстро исчезает, оставляя растерянную девчонку пугливо озираться по сторонам и крепче прижимать к груди расстегнутый портфель.

Огонь горит. Языки пламени слизывают с лица слезы, оставляя на щеках саднящие ожоги. Танцуют под эпилептический бой барабанов.

Обитель мадам Пинс и впрямь не может похвастаться популярностью в столь поздний час - если кто и не закидывается по углам сливочным пивом или чем покрепче, то лишь по воле необъяснимого случая.

Меган неслышно проходит в самую глубь зала и едва не вскидывает ладони при виде Беллы Фарли, сладко сопящей над распахнутыми, словно крылья бабочки, страницами многочисленных справочников. Какая неописуемая прелесть, даже сейчас, когда все празднуют и веселятся, наша ответственная староста серьезна и собрана. Ну почти. Не считая того малюсенького нюанса, что на ее бледной щечке ребристой полосой отпечатался ветхий книжный корешок.

И Ровсток непременно прошла бы мимо, уселась за столик неподалеку и терпеливо, как остроносый гриф, дожидалась бы воплей мадам Пинс о том, что спят – в спальне, а в библиотеке – учатся, если бы ее взгляд не упал на заголовок одной из глав, очевидно интересующих хаффлпаффку.

- Эй, это что? – девчонка резко выдергивает учебник из-под головы Беллы (ничего себе подушка!) и бегло читает витиеватый текст, прежде чем с подозрением уставиться на однокурсницу. – Ты что задумала? Может быть, мне стоит кому-нибудь об этом рассказать?

Подозрение, разъедающее стойкость, будто пролитая кислота, могло бы выдать мотивы и внезапный испуг Мэгги, но та спешно берет себя в руки, принимаясь безостановочно хватать остальные книги, разложенные перед Фарли кричащим компроматом, и тихонько посмеивается высоким заливистым смехом. Так слышится звон колокольчиков, приближающийся в кромешной темноте.

- Как интересно, Беллочка…

Выжидающе, словно притаившаяся в джунглях дикая кошка, Меган постукивает длинными ногтями по корешку книги, с нескрываемым любопытством наблюдая за тем, как хаффлпаффская милаха Фарли пытается проснуться и наконец понять, что же здесь произошло в те сакральные минуты, пока она так сладко предавалась грезам. Ровсток, честно говоря, до фени, что ей там снилось, пусть даже Грэм, в неглиже зазывающий принять вместе с ним ванну в комнате старост, лишь бы девчонка не комментировала свои приключения в царстве Морфея вслух. С нее достаточно собственных кошмаров, в которых пляшущие на стенах длинные тени оживают и, подобно лианам, хватают ее за запястья, душат, ласково оплетая шею побегами, что цветут ядовитыми плодами.

Мэг то и дело просыпается среди ночи и в кромешной темноте сырых подземелий вглядывается в свои ладони, яростно вытирает их о холодные простыни и очень нескоро приходит в себя, осознавая, куда на самом деле исчезла льющаяся бурной тропической рекой кровь.

- Не отдам-не отдам, они мне тоже нужны, - дразнится слизеринка, ловко отскакивая на шаг назад и прижимая к груди ворох схваченных со стола изданий, хаотично торчащих острыми уголками так, что Меган вынуждена поддерживать пару из них высоко поднятым коленом.

- Тю, как же грубо, бельчонок, вот твой братик так со мной не разговаривает, поучилась бы у негооооо манеееееерам, - справочники один за другим отлетают за соседний столик, скрытый от строгой мадам Пинс массивным, старомодным шкафом. Ровсток бросает на очередной из них презрительный взгляд, шипит под нос что-то, смутно похожее на «Чушь какая, какой хлам», до тех пор, пока в ее ловких пальцах, увешанных кольцами по самые фаланги, не остается один-единственный томик с весьма компрометирующим заголовком «Обычные магические болезни и недомогания». Сосредоточенная на осмыслении художественного интереса Беллы, Мэгги снова расплывается в широкой улыбке и подсаживается, двигая ту бедром, чтобы они обе могли убраться на тесной скамье.

- К мадам Помфри обратиться не пробовала? – она оказывается к однокурснице так близко, что со стороны обманчиво чудится, будто они – две закадычные подружки, шушукающиеся в уединенном месте о всяких глупостях, вроде парней или новых нарядов. Тяжелый, стесняющий дыхание аромат духов окутывает Фарли токсичным облаком, но Мэг и не думает соблюдать дистанцию и уважать ее личное пространство. – Выглядишь вполне здоровой, - она даже опускает свою ледяную ладонь хаффлпаффке на лоб, мол, вот видишь, абсолютно никакого намека на повышенную температуру тела.

Она не сразу отмечает синие тени под глазами и довольно изможденный вид, но разве это не норма для всех без исключения ботаничек? Немудрено, если Фарли даже засыпает в обнимку с учебниками – выпила бы бодрящего отвара или устроила бы себе выходной, в конце концов, не на одних же отработках с Монтегю уединяться. Нет, эта ходячая иллюстрация к поговорке «в тихом омуте пикси водятся» явно что-то вынюхивает. Меган бессознательно одергивает широкие рукава мантии и оттягивает задравшийся край юбки, под которым виднеется белесая полоска шрама, оставшегося после злосчастного пожара в библиотеке. Она умышленно отказалась сводить его заклинаниями, оставила как некое напоминание о тех вещах, которые любой вменяемый человек пожелал бы забыть.

- Джейк однажды здорово мне помог, - вдруг откровенничает Ровсток, отпрянув от Беллы всего на ширину ладони, однако так и продолжая неуважительно прокручивать в руках принадлежащую ей книгу. – А я могла бы помочь тебе. Усыпим старую ведьму и поищем в Запретной секции всю необходимую тебе информацию?

«Заодно я выясню что ты собираешься выведать и незаметно захвачу кое-что для себя»

- Сонный порошок, - она выуживает из сумки маленький бархатный мешочек, туго набитый измельченными травами, и машет им перед лицом факультетской старосты.

- Ну что? – Меган траурно звякает браслетами, протягивая ладонь, и мягко ухмыляется уголком рта. – Или струсишь? Страшная Ровсток толкает нашу хорошую девочку на скверное преступление. Боюсь, от такого греха тебе будет уже не отмыться.

Мэгги старается быть терпеливой, держит на лице эту приклеенную дежурную улыбочку, от неестественности которой по коже бегут мурашки, и ждет, пока Белла справится с шарахнувшим ее, словно удар молнии, шоком. Если вы когда-нибудь встречали коллекционеров фарфоровых кукол, вы, должно быть знаете, каково это – остаться с ними в одной комнате за запертой дверью.

- Конечно, остановимся, до отбоя примерно… - она поднимает голову и упирается пустым, разномастным взглядом в массивные часы, стоявшие в углу. Их стрелки лениво переваливают за круглую отметку. – Три часа, так что у нас в запасе уйма времени, торопиться некуда, - и Ровсток достает из сумки стеклянную баночку с пронзительно-алыми леденцами, один из которых закидывает в рот, а затем нетерпеливо разгрызает. – Будешь?

Она прекрасно понимает, в чем кроется основная причина замешательства хаффлпаффки, девочки, которая привыкла, что ее остерегаются, уважают, что стоит ей лишь слегка нахмурить тонкие брови, и всякий нарушитель не только исчезает с горизонта, но чудесным образом исправляется и начинает нашу блюстительницу боготворить, словно нет на Туманном Альбионе более яркого источника света. Мэгги же вытирает ножки о всевозможные правила, которым так рьяно следует Фарли, но на этом не останавливается: цепко хватает однокурсницу за руку и, как обольстительная сирена, волочит ее за собой в самый беспроглядный омут.

- А вот это уже совсем другой разговор, лапочка, - радостно резюмирует слизеринка, барабаня длинными ногтями по корешку одной из разбросанных на столе книг. – Я понимаю, ты боишься, что старая горгулья нас разоблачит, и у тебя отнимут твой прелестный значок, - она проводит по черно-желтой эмблеме отличия большим пальцем и принимает скучающий вид, будто хочет растянуть время, как пережеванную жвачку Друбблс, и наклеить ее на приколотый к мантии Беллы кусок железки.

- Аааааа, - наконец заключает Ровсток, строя то ли крайне оскорбленную, то ли до ужаса раздосадованную гримаску, хотя, уголки ее губ все же ползут вверх, прекрасно соответствуя плещущимся в глазах смешливым пикси. – Так тебе все-таки туда не нужно? Ты поэтому перелопатила здесь гору хлама, тратя на это вечер пятницы, пока твои однокурсники развлекаются и пьют сливочное пиво? Я так и подумала.

Меган ждет буквально минуту, шурша сухими страницами, вдыхая их пыльный, застарелый запах и словно теряя к собеседнице всякий интерес. Фарли сдастся. У нее на лице – многодневная усталость и безысходность, а такие люди особенно падки на искушение, ими движет отчаяние и желание как можно скорее отыскать выход в бесконечном лабиринте повторяющихся поворотов, которые никуда не ведут.
Мэгги узнаёт в ней себя. Им нужно одно и то же.

- Знаешь, а ты совершенно права, - ее рука взмывает к уху, за которое она заправляет упавшие на глаза волосы, тем самым демонстрируя полную сосредоточенность и серьезность намерений. – У меня есть идея получше. Она не вызовет подозрений и проста в исполнении. Ты же у нас такая ууууумница-разуууумница, так часто зависаешь в библиотеке, возвращаешь книжки вовремя и в безупречном состоянии, - Ровсток нисколько не сомневается, что Белла уже поняла, к чему она клонит, но все равно считает своим долгом озвучить не самую невинную затею вслух. – Просто попроси у Пинс одну книгу, я уверена, в ней ты найдешь все необходимое. Сейчас, - она снова роется в портфеле, выуживает оттуда чистый кусок пергамента и перо с чернилами, отрывает уголок, пишет аккуратным, убористым почерком название редкого, но весьма нелицеприятного своими иллюстрациями томика «Сильнодействующих зелий», написанного Финеасом Борном. 

- Давай, она не откажет, а я помогу найти и приготовить любое зелье оттуда, если оно тебе подойдет. Да не смотри ты с таким подозрением! Ну хорошо, - Мэгги вздыхает и, убирая со стола все письменные принадлежности, признается: - Я бы тоже взглянула на эти рецепты, ты – это просто повод и возможность их заполучить.

На всего один, конкретный рецепт, но Фарли об этом знать совсем не обязательно.

Меган делает все, чтобы Белла ей поверила. На самом деле в подобного рода лжи нет ничего примечательного: в голосе отсутствует глубина, заставляющая взирать на собеседника, слегка приоткрыв рот и широко – глаза, в движениях не заметна нега и грань, разделяющая фальшивый соблазн и истинную нежность. Мэгги в полной мере осознает, что действует грубо, как и то, что с Фарли, которой очевидно нечасто доводилось слышать вранья, этот фокус пройдет.

- Не попробуешь – не узнаешь, - а вот скрывать раздражение, бурной рекой разливающееся внутри нее из-за нерешительности старосты, у слизеринки выходит на ура. Они ведь почти подружки, глядишь, в скором времени будут щеголять в идентичных платьях цвета пыльной розы на свадьбе Селины и Джейка – так чего заламывать руки и продолжать строить себя пресвятую мученицу, попавшую в плен к змею-искусителю?

Спутать ее мысли, связав их в тугой клубок, и пусть она блуждает в них и заблуждается, что они все еще принадлежат ей.

Ровсток провожает худенькую, напряженную недоверием и безысходностью спину мимолетным поворотом головы, прячется за ветхим переплетом одного из ботанических справочников, едко пахнувших ей в лицо застарелыми страницами. Лучше Пинс оставаться в неведении, с кем спуталась ее прилежная любимица, в конце концов, подставлять Беллу в планы Меган совсем не входит, а репутация, то и дело таскающей из библиотеки книги сомнительного содержания девчонки, в последнее время оставляет желать исключительно лучшего.

От тишины, льющейся в уши тяжелым свинцом, болит голова. Чеканящие шаги хаффлпаффки предельно четкие, как если бы она по-солдатски заучивала один и тот же размеренный ритм несколько долбанных лет.
Давай, хорошая девочка, соври.

Фарли что-то объясняет мадам Пинс, перекатывается с пятки на носок, отводит взор. Мэгги не слышит, о чем они разговаривают, она крепче сжимает полуразвалившийся корешок, чувствует, как по фалангам рассыпается книжная пыль, и высовывается украдкой, будто подглядывает за целующейся парочкой или страшным преступлением.

Лицо Ровсток расцветает улыбкой, когда Белла проходит мимо, нарочито не проявляя к ней никакого интереса, не привлекая внимания, вся натянутая, как струна.

Любого можно водить за нос, даже видавшую виды библиотекаршу, через которую прошла не одна тысяча студентов, извивающихся в своих нелепых оправданиях. Вероятнее всего, если что-то пойдет не так, к малышке Фарли будет куда меньше доверия, но разве Мэгги это должно беспокоить? У лучших лжецов рано или поздно тоже не остается выбора.

Боковое зрение рисует ей однокурсницу, удаляющуюся в сторону Запретной секции, в самое сердце этого места, темное, мрачное, полное загадок и тайн. Меган закидывает ногу на ногу и терпеливо ждет, ее волнение выдает разве что подергивающаяся на кончике ступни туфля, в момент готовая улететь под соседний стол. Девчонка жует нижнюю губу и неторопливо собирает вещи, пока за спиной не раздается уже ставший знакомым, набивший оскомину стук каблуков. Белла. С запылившимся фолиантом, зажатым длинными, тонкими пальцами. Даже теперь, когда она его достала, в ее руках он выглядит инородно.

- Я горжусь тобой, Фарли, ты самая лучшая, - Мэг ловит ее за локоть и оттаскивает в другую часть помещения, подальше от любопытных желтоватых глаз, в угол, куда едва добирается свет, протягивающий распахнутую пятерню от ближайшего канделябра с огарками полуистлевших свечей. – Она не разрешила взять книгу с собой? Может, выдернем страницы? – Ровсток хихикает в ладонь, сталкиваясь с ледяным взглядом старосты, и примирительно поднимает руки вверх. – Да я пошутила, мне тоже, знаешь ли, жить не надоело. Так что тебе было нужно? Выглядишь ты паршиво, - без обиняков заявляет она и как ни в чем не бывало продолжает: - Зелье сна? Что, я угадала?

Она знает, что будет дальше. Фарли попереминается с ноги на ногу за спиной строгой, похожей на гигантскую хищную птицу библиотекарши, а после вернется, опустив взгляд и буравя пол своими необыкновенными светлыми глазами. Люди предсказуемы, у каждого в шкафу один и тот же запас скелетов, которых и остается что закапывать темной ночью под прицелами окон, зияющих вдалеке желтым светом. Меган поддевает ветхие книжные корешки кончиком волшебной палочки и старается выбросить из головы собственные секреты – впору самой писать мемуары и прятать их по таким вот Запретным секциям, куда пускают исключительно примерных девочек.

Жаль, но Ровсток к их числу не относится: никогда она не чтила ничьих правил, выделялась безрассудной непокорностью и встревала в переделки, из которых впоследствии не могла выкарабкаться в одиночку. У Мэг на лбу написано, что она – дракклова неудачница, белая ворона в черных перьях, балансирующая над пропастью, ей еще падать и падать, и биться о щербатые колья равнодушных скал.

Белла возвращается незаметно. Не сразу удается распознать ее бесшумную, виноватую поступь; кругом все шуршит, шепчет, стучит, скребет и царапается, словно рой потревоженных насекомых взмыл в застоявшийся, пыльный воздух, чтобы укорить их обеих в бесчестии. Обманщицы. Хаффлпаффку такое определение, безусловно, огорчит, ведь, в отличие от Мэгги, ей вряд ли доводилось погружаться личиком в грязь по самые уши. После подобных процедур сложнее расхаживать по школе, гордо задрав подбородок. Каждый не применит обратить на тебя внимание и непременно ткнет пальцем в тяжело вздымающуюся от рыданий грудь.

- До экзаменов еще целый год, - кажется, Фарли вошла во вкус. Ложь поистине притягательна, даже если ты всего-навсего пытаешься спасти собственную шкуру, парируя нападки слишком внимательных, возмутительно-любопытных слизеринок. – Продолжишь в том же духе, и тебя еще до Рождества отправят в Мунго на реабилитацию.

«Как мою тетушку», - подкрадывается непрошеное воспоминание. Оно жалит мысли, словно злокачественная опухоль, поселившаяся в мозгу. - «Интересно, она уже довела до белого каления других пациентов?»

- Обижаешь, Беллочка, - Ровсток собирается глубоко вдохнуть - так астматики хрипло выискивают живительный глоток воздуха - но передумывает и закашливается, внезапно отмахиваясь от собеседницы, как от назойливой мухи. Извольте, она ведь сама к ней прицепилась и толкнула на невообразимое, смелое, парализующее. – Теперь у тебя есть я и вот эта славная книженция. Давай выясним все, что нам нужно и слиняем отсюда, а то посмотри, сколько вокруг завистников, - кисть ее руки поднимает вверх столп пыли, что растворяется в тонких, подобных замершему выстрелу, лучах заходящего солнца. – Ты – любимица большинства учителей, спорим, они тебя ненавидят? А вот мне, представь, абсолютно плевать, даже если дражайшие преподы возведут тебе памятник прямо в центре Большого зала.

Меган улыбается и заправляет ей за ухо выбившуюся прядь волос. Она не лукавит, ее и впрямь не трогают высшие баллы, черными завитками зияющие на страницах чужого аттестата, и что однокурснице нисколько не пришлось напрягаться, чтобы вызвать у Пинс полное доверие. Она не выносит Беллу совсем по другой причине.

- Ну да, использовала, - Ровсток закидывает в рот еще один ярко-алый леденец и облизывает липкие губы. – Поступи точно также со мной, я помогу тебе приготовить любое зелье, какое пожелаешь. Вместе веселее, - добавляет она, хотя, по лицу Фарли и гадать не приходится – она наразвлекалась с хитровыдуманной гадюкой на долгие годы вперед. – И, само собой, мне тоже кое-что отсюда нужно, - стучит длинным, опасно-острым ногтем по рассыпающемуся переплету справочника, зажатого в пальцах старосты. – Я же не извращенка, я не испытываю «подруг», просто чтобы понаблюдать за их грехопадением.

Стрелки часов режут круглый циферблат на неравные доли.

- Знаешь, кто придумывает запреты, Фарли? – Мэгги понижает голос до шепота. – Пустые, как чашки, люди.

Белла – не размазня. Белла – отличная девчонка, и Ровсток это чувствует. Все внутри бунтует, бушует штормящим морем, выходит из берегов, потому что сама она давно достигла дна и слишком отчетливо, словно это было вчера, помнит, как темно на глубине.
Тем временем, хаффлпаффка с благоговейным трепетом касается истрепанных страниц и, кажется, перестает дышать, прикасаясь к миру тайного, запретного, того, что совсем неспроста завесили множеством замков. Меган закатывает глаза и просяще протягивает распахнутую ладонь ей навстречу.

- Позволишь? – она кивком указывает на фолиант и смотрит внимательно, как если б вознамерилась провести сеанс гипноза прямо посреди библиотеки, но губы больше не дрожат, фальшиво и натянуто растягиваясь струной, что готова лопнуть. Из каждой трещинки потечет кровь, хлынет по отравленным венам, только не захлебнись. – Обещаешь не подглядывать? Я просто перепишу один рецепт. Только один.

Она не обманывает.

- А потом ты скопируешь тот, что необходим тебе, вернешь книгу мадам Пинс, и мы выйдем отсюда, делая вид, что этого разговора никогда не было.

Твои страхи – бутафория, обрушившаяся на сцену после того, как опустили занавес. Я покажу тебе, чего в действительности стоит бояться.

Белла храбрая, решительная, гордая.

Но Мэгги не выносит ее совсем по другой причине.

Потому что сама она – нет.