Удивительное свойство психики блокировать любые эмоции, фокусируя мозг только на одной единственной цели — выжить.

Эдвард выметается из библиотеки один из первых, его почти не затронуло големом, обошелся легким испугом, порванной формой и запахом гари в ноздрях. Но Элис! Элис досталось чертовски сильно — и смотреть на нее было невыносимо.

Эдвард мчался с Элис на руках до Больничного крыла как угорелый, не чувствуя слабости в конечностях, не ощущая усталости от слишком, слишком длинного дня. Воспоминания о библиотеке останутся обрывочными кусками впечатлений — мозг постарается затереть болезненные вспышки, слишком много Олливандер повидал, чересчур много испытал.

У него по рукавам течет кровь. Следы оставляет травма головы Элис, на которую тяжело смотреть, и Эд отводит глаза. Только приговаривает шепотом девушке, что вот-вот, они почти, Помфри рядом, все будет хорошо, она обязательно выкарабкается.

Элис очень давно закрыла глаза, отключившись из-за тяжелого удара по голове, но Эд все равно с ней разговаривает. Ему невыносимо больно станет, если он сам себе признается в том, что он может ее потерять.

Он уже терял людей — любимую тетю, деда, да даже Сью он потерял.

И Эдвард эгоистичен в своих порывах сохранить жизнь невероятно близкой подруге, ставшей в последние месяцы настоящей отдушиной ему. Сказочно скрасившей его одиночество. Подарившей надежду.

Как будто Элис была его патронусом, личным. Одним таким, особенным.

…Помфри быстро перехватила Элис из рук Эдварда, приказала мальчишке готовиться к осмотру, он оказался цел, а к Элис Эдварда не сразу пустили, медсестра долго над ней колдовала, а он сидел в коридоре и ждал, ждал, ждал. Шагали другие пострадавшие в библиотеке, маячили знакомые, слышны были чужие голоса, но Эдвард не мог ни о чем думать.

Только бы Элис открыла глаза.

Эдвард верным псом сидел у входа в Больничное, пока Помфри не сжалилась и не впустила его, позволив сесть рядом с койкой, на которой мерно спала Элис.

И с тех пор не отходил от нее дольше, чем на минуту.

Чутко спавший Эдвард резко поднимает голову, ощутив, как стала двигаться в постели Элис. Он, заспанный и уставший, с закостеневшим от неудобного положения телом, не имеет права жаловаться — бледная Элис выглядит до боли слабой.

— Это я, Элис, Эдвард. Ты в Больничном. Лежи и не двигайся.

Он поднимается — в глазах на секунду темнеет от резкого подъема — и идет к тумбочке. Наливает воду из графина в стакан. Помогает Элис немного приподняться, придерживая ей голову, чтобы рану не задеть.

Прикладывает стакан ей ко рту, давая сделать глоток.

— Все хорошо. Мадам Помфри тебя залатала. Отдыхай, тебе нужно набираться сил.

Он берет ее ладонь в свою руку, мягко гладит.

Она совсем замерзла!

Эдвард выхватывает палочку и колдует на Элис согревающее заклинание.

Улыбка Элис приковывает к себе все внимание. Эдвард заглядывается на нее с упоением, рассматривая как вышедшее солнце, разгоняющее темноту и мрак. То же тепло, то же свечение.

У него внутри рождается чувство, большое и напирающее, подобрать описание которому Эдвард еще не в силах. Он просто очень рад — просто безумно счастлив.

Хочется вернуть руку на место, притронуться к ладони Элис, ощутить под пальцами мягкость ее кожи. Держаться за нее и не отпускать.

— Чуть больше суток, — говорит Эд и улыбается. — Кажется. Сам плохо уже слежу за временем. Уговорил мадам Помфри мне остаться с тобой, проследить, чтобы ты хорошо себя чувствовала.

Эд садится ровнее. Под глазами у него темнеют круги, сам он потрепан.

— Показалось кощунством оставить тебя одну, после всего.

Нет, сдерживаться сложно, Эдвард снова берет Элис за руку и сжимает ее крепче.

— На секунду показалось, что я тебя потерял, — говорил он сипло.

Обещания не исчезать и не пропадать оставляют на лице Эдварда несмелую улыбку. Опечаленный после всех потерь, он цепляется за надежду, что хоть что-то для него важное, хоть кто-то очень важный, оно не уйдет от него за один миг.

Разворачивающиеся в груди чувства кажутся знакомыми, но ощущаются иначе. Эдвард, наконец, осознает в себе симпатии к Элис — не те дружеские, как раньше, не те запальчивые, как было со Сью.

Рядом с Элис спокойно, тепло. Рядом с Элис рождается ощущение дома.

— Правда готова терпеть меня всегда-всегда? — смеется он, разгоняя напряжение.

И садится ближе. Чтобы оказаться рядом. Заглянуть в глаза.

— Твоя мама будет в ярости, узнав, что мы отказались от сделки, — рука тянется убрать кудри Элис за ухо, осторожно коснуться подбородка, развернуть лицо девушки к себе.

Наклониться вперед.

— А я в тебя влюбился.

Пару раз Эдварда уже называли полнейшим тупицей из-за его медленного созревания — точнее, созревания его чувств. Не торопливый ни в чем, Эд не считал нужным показывать чувства прямо сейчас, не думал, что они хоть кого-то станут интересовать.

Пару раз Эдвард получал оплеуху — угадайте, от кого, — за его позицию полнейшего тупицы. И научился быть немного быстрее, реактивнее.

Хотя все равно, кажется, слишком долго осознавал свою привязанность к Элис. Не нужно было ждать какого-то волшебного пинка, не следовало только в момент опасной потери понимать свою влюбленность, плохо вообще признаваться в чем-то таком серьезном и важном подле больничной койки. Совсем не романтично.

Его чувства к Элис пронизаны нежностью, в них нет мучений и сомнений, как было со Сью, в дружбе с Элис была только теплота. И большая-большая уверенность, что хорошее отношение ответно.

Все отношение было ответным.

И потому Эд с улыбкой тянется вперед, привлекая Элис к себе за подбородок, и целует ее наконец. Вежливо и мягко.

Признавая, что сделать это хотелось давно.