Первого сентября Нерис удалось увидеть лишь затылок МакТая — тот сидел спиной к столу слизерина, и ушел в башню одним из первых. 

“Найдет меня завтра”, — подумала Орпингтон, ложась спать.

Но МакТай не подошел к ней ни завтра, ни послезавтра. А на совместных уроках и вовсе делал вид, что Нери просто не существует. Один раз она нарочно уронила перед ним учебник трансфигурации, когда парень шел мимо ее стола — тот просто перешагнул через книгу, будто бы не заметил, хотя раньше не упустил бы повода даже в период ссоры. 

С его равнодушием было настолько трудно смириться, что слизеринка убедила себя, что это просто игра. Что Робин хочет заставить поревновать, вынуждает ее сдаться первой и признаться в том, что она скучает. Такой язык Орпингтон понимала гораздо лучше — было куда приятнее думать, что МакТай так неумело пытается манипулировать ею, нежели разглядеть наконец-то, что в его поведении нет никакого второго дна. 

Нери пыталась принять навязанные ей правила, но терпения хватило чуть больше чем на неделю. Она хотела чертова МакТая обратно, прямо сейчас. Хотела прижиматься к нему, жадно обхватывать ладонями его шею, кусать губы и впиваться ногтями в плечи, чтобы вся школа видела оставленные следы. Что бы все знали — чей он на самом деле. Ее ничуть не смущало, что она сама оттолкнула парня перед каникулами. Нерис, черт возьми, уже сбилась со счета случившихся между ними ссор! Но каждый раз все заканчивалось тем, что он обнимал ее, гладил по голове и прижимал к себе крепче, стоило попытаться что-то сказать. Почему что-то должно было измениться? 

В конце концов Орпингтон решила сделать вид, что сдается. 

Она расстегнула на рубашке парочку верхних пуговиц, скрыла бледность с помощью косметических чар и даже достала из чемодана духи. Те самые, которые Робин всегда любил. Стратегически заняв место в последнем ряду, волшебница дожидалась, пока МакТай займет свое место, в очередной раз смотря сквозь нее, будто она сделана из стекла. 

“Ладно, ты выиграл. Можешь сесть рядом со мной на уроке в следующий раз”.

Каждая буква витиеватого почерка должна была кричать “ты нужен мне” или хотя бы “я невероятно скучаю”. Но Нери не была бы собой, если бы так просто сказала главные слова напрямую. Украдкой она трансфигурировала записку в маленькую бумажную пчелку — та бесшумно полетела вперед, опустилась на учебник МакТая и поползла по страницам, чтобы на глазах у парня превратиться в послание...

Что?!

Нерис не поняла, что случилось. Ее глаза просто отказывались видеть правду и примиряться с ней. Она даже не поняла, прочел ли Робин записку вовсе. Но он знал, точно знал, что послание от нее...

Чем закончилось занятие Нери не помнила — все было как в тумане, посреди которого возвышался затылок гордого гриффиндорца. И стоило профессору отпустить студентов, МакТай пулей выскочил в коридор, пока Орпингтон даже не успела сложить свои вещи в сумку. Ей пришлось бросить книги и пергамент на парте, чтобы вылететь в коридор за ним.

— Роб! — возмущенно и требовательно кричит она ему вслед, но МакТай даже не оборачивается, заставляя слизеринку со злостью сжать кулаки. — Робин! МакТай, да что с тобой не так?! 

Нерис бежит по коридору, чтобы преградить парню путь и с вызовом посмотреть в глаза.

— Какая муха тебя укусила? — и только сейчас в ее голосе впервые проскальзывают нотки обиды брошенного ребенка.

Отредактировано Nerys Orpington (26.10.23 01:38)

От удара о стенку у нее выбивает из легких воздух, а из головы — мысли. Нери ошарашенно смотрит на спину Робина вновь, и лишь потом до нее доходит, что на этот раз у сцены были свидетели.

Все.

Это.

Видели.

На самом деле в коридор успели выйти лишь несколько однокурсников, но Нерис казалось, что на них с Робом смотрит по меньшей мере вся школа. Она сжалась под их взглядами, принялась поправлять рубашку, пытаясь стереть со своего лица этот извиняющийся взгляд, который бывает только у женщин, которые просят не судить строго их мужчин. Расшалившийся ребенок, распускающий руки муж, напившийся вдрызг отец — Орпингтон видела такое не раз, с другими. Потому эта стыдливая мимика села на нее как влитая. 

Будто все это время слизеринка готовилась к тому, что однажды они все-таки поменяются ролями. Больше не она агрессор в этих чертовых отношениях. Тех самых отношениях, существование которых МакТай сейчас пытался перед ней отрицать.

Но Нерис ему не верит.

Она смотрит на однокурсников большими испуганными глазами, делает какие-то жесты, пытаясь дать знать, что все в порядке и ситуация под контролем. А затем идет вслед за Робом, наплевав на сумку, так и оставшуюся валяться за партой в классе. Ей все равно, что подумают остальные. Ей даже наплевать, что на новую сумку у нее сейчас не хватит свободных денег.

— Роб! Не уходи! — раньше это всегда работало, но теперь Орпингтон скорее умоляет парня, нежели приказывает как раньше. — Я же вижу, что тебе плохо! 

Как удобно перекладывать свои чувства на другого, правда же?

Нери чувствует себя отвратительно, ее едва не тошнит от страха, а сердцебиение заглушает все рваным и отчаянным стуком. Вот кому плохо по-настоящему. Но она знает — МакТаю так же паршиво. Не может ничего объяснить, просто чувствует. И, не зная причин, может лишь проецировать все это на себя.

Ей остается только плестись за ним, бросая в широкую спину горошины звонких слов, отскакивающих словно от каменной стены. Раньше она всегда чувствовала себя за этой стеной под полной защитой. Теперь же — стоит перед ней беспомощная.

— Ты злишься, что я целую неделю молчала? — нужно найти хоть что-то, какой-то повод заставить МакТая раскрыть наконец свой рот, который преступно долго не целовал ее. — Мне тебя не хватало, почему ты даже не хочешь выслушать?! 

В этот раз Орпингтон не пытается преградить ему путь — просто хватает за руку, повыше запястья, пытаясь остановить.

Она сжимается не столько в страхе удара, сколько в ужасающем его предвкушении. Ее пугает не боль — ее пугают перемены в МакТае. Пугает то, как резко он стал холоден ко всему, что раньше задевало живое. Нерис чувствует себя в ловушке, как змеелов, чья дудочка оказалась вдруг бесполезной.

Робин больше не хочет подчиняться прежней мелодии.

Но должно же быть хоть что-то, что напомнит ему, кем он был раньше? Кем они были? Нери умеет быть настойчивой, когда ей что-нибудь нужно.

И сейчас ей нужен он, чего бы это не стоило.

Отредактировано Nerys Orpington (28.10.23 12:25)

Нерис застыла, словно Роб наслал на нее магический паралич. Она не сводила глаз с лица парня, жадно ощупывая взглядом каждую черточку: раздувающиеся от гнева ноздри, складки кожи в уголках зло прищуренных глаз, и рот, приоткрытый для того, чтобы выплюнуть гневные слова.

Как же, черт возьми, он в этот момент выглядел притягательно...

Орпинтон знала, что этим жестом вызовет только злость, но не смогла удержаться — нервно облизала пересохшую нижнюю губу, не отводя взгляда от МакТая.

Раньше это заводило его — Нери было достаточно одной лишь мысли о той искре, что вспыхивала в глазах у парня, стоило чуть-чуть его поддразнить. Теперь же Роб пышет злостью, а внутри нее все так же сжимается в тугой узел. Ведьма покорно отступает под натиском, пятится назад, стараясь при этом сохранять минимальную дистанцию из возможных. Всем своим видом говорит: делай что хочешь — бей, толкай, унижай, рычи — только оставь нам хоть один шанс на страстное примирение.

Все это жутко неправильно. Все это должно взбесить нормального человека. Это ли не бред — стать желанным по-настоящему только в тот момент, когда дошел до ручки и уже не можешь избежать разрушений? 

Но время, когда Нери пыталась казаться нормальной, уже прошло. Теперь ей было плевать, что подумают остальные — на алтарь цели она готовилась бросить любые средства, включая собственное достоинство и остатки гордости, уже испещренной множеством ран.

— Прости меня, — лепечет она, глядя на Робина сверху вниз. — Прости, я так скучала, думала о тебе каждый день. И сейчас думаю... только о тебе, ни о ком другом!

Будто отказываясь услышать правду, Нерис пытается дать ответы на какие-то другие вопросы. Влага подступает к глазам, но она действительно не плачет, будто от страха. МакТай ведь и так уже назвал ее жалкой — если разреветься при нем, станет только хуже. Никто не любит женские слезы, они всех бесят.

“Что?! Почему же твоя магия тебе не поможет?! Или даже в вашем поганом мире ты такое же ничтожество, которое только и может, что рыдать?

Нери трет щеку, в которые когда-то прилетали пощечины от отца. Раньше острая на язык, сейчас она была не в состоянии дать отпор, оказавшись не готовой к контратаке МакТая. 

— Не будет легче, — девичий голос звучит уже чуточку злее, но для этого потребовалось собрать в кулачок все силы. — Мне не будет легче, пока ты говоришь со мной так. Если ты уйдешь, я...

… умру? Или продолжу влачить существование в беспросветной тьме?

Она просит Роба не уходить так, будто действительно верит, что до сих пор они были вместе. Память услужливо стирает воспоминания Орпингтон о том, как она сама бросила его недели назад. Это ведь было не всерьез, каждая ссора не всерьез... 

Каждая попытка оттолкнуть — немой крик о помощи.

И с чего она взяла, что МакТай обязан его услышать?

Стоя в коридоре перед Мактаем, Нерис отчаянно ненавидела себя — ту самую девушку из прошлого, которая не помешала их отношениям превратиться в это. Им не впервой пускать в ход крик или слезы, но сегодня все по-другому.

Большая игра закончилась.

Точнее, так мог бы подумать Роб. Нери же отчетливо ощущала, что начинается другая, еще более жестокая. Игра, где она априори в проигрыше — а может и вовсе никто не выиграет. 

— Ведешь себя как последняя сволочь, — попытка показать зубы проваливается с треском. 

Нери хочет выплюнуть слова в лицо Робу, показать ему, что момент слабости не продлится вечно. Но вместо злости в девичьем голосе отчетливо слышны нотки раздробленной на куски обиды.

— И мне не нужен второй, я хочу тебя, если ты еще не понял своей башкой, — она привычно топает каблуком о пол, будто это вправду может помочь. Но сама даже не замечает этого жеста. Орпингтон некомфортно, она не знает куда себя деть в пространстве, где Робин отталкивает ее раз за разом. Сжимая кулачки, она смотрела на него снизу вверх, ожидая, когда же парень сделает ей еще больнее.

И, конечно, он сделал. 

На словах про кровь и царапины Нери будто съеживается. Она уже не оглядывается, не проверяет, есть ли в зоне слышимости кто-то из однокурсников — просто хочет верить, что нет. Но рука по инерции тянется к бедру, комкает ткань короткой юбки, под которой прячутся бледные некрасивые шрамы. 

Слабачка.

Уродина. 

Она знала, что никто ее не поймет, и нужно хранить секрет. Прятаться. Потому что, если кто-то узнает — уродство станет лишь поводом для насмешки, поводом толкнуть посильнее. И пример МакТая это великолепно доказывает. 

Если даже он считает ее способ выжить чем-то омерзительным, то с другими можно и не пытаться.

— Да что ты вообще знаешь! — едва не задыхаясь лепечет она, наблюдая как парень в очередной раз разворачивается, чтобы уйти отсюда. 

— Как же удобно, считать себя мучеником, и при этом говорить такое дерьмо — только теперь во фразах наконец-то можно расслышать злость. Нерис сжимает кулачки, глядя на спину парня, впивается ноготками в ладони и изо всех сил старается не заплакать.

Ну уж нет, пусть Роб считает, что он был прав, раз ему так хочется.

Когда Роб кивает ей, что-то внутри Нерис взволнованно сжимается, одновременно в страхе и в предвкушении. На интуицию и инстинкт самосохранения ей плевать — даже если бы чувства пытались сообщить о наличии красных флагов, Орпингтон решила бы ничего не заметить. 

Она сейчас предпочла бы стать жертвой насилия, но только не оставаться в одиночестве, наедине с глубоким чувством потери. 

Пусть МакТай даст ей хоть какое-то подтверждение, что у него к ней еще полно чувств в груди. Даже если эти чувства — низменные и грубые. Опасные для нее. Лучше она закричит от боли, чем от невозможности привлечь его внимание вновь.

Нерис самой тошно от себя, будто в глубине души она знает, что неправильно так поступать с собой. Что нужно платить за свои ошибки. А лучшее, что можно сделать — позволить им обоим успокоиться вдали друг от друга, и дать пережить весь прошедший опыт без новых травм. Но вместо этого она спешит за ним, словно за гамельнским крысоловом, не давая никому из них шанса одуматься.

В узком проходе за гобеленом темно и пыльно. Нери хочет закашляться, но рука Роба вышибает из горла спазм, сжимаясь все крепче.

Да, Орпингтон до одури страшно. Точнее, об этом сигнализирует ее тело — расширенные зрачки, паническое сердцебиение, сбитый ритм рваных вдохов пополам с выдохами. Но она не вырывается. Не стучит кулачками по груди парня, не тянется ногтями к уязвимым местам на лице, поросшем щетиной. 

— Да что... ты вообще... знаешь... — хрипит она, будто в насмешку повторяя совсем другое. 

Привычка ранить себя самой будто уступает место привычке, позволять кому-то другому делать практически то же самое. Может для МакТая это и есть мучение чистой воды, но для нее — облегчение. Сродни тому, которое накрывает, стоит с помощью заклинания оставить тонкий кровавый порез на своем бедре. 

— Я сказала, что удобно считать себя мучеником, — Нерис с отчаянным вызовом смотрит Робу в глаза, и ее слова контрастируют с тем, что происходит. — Привык, что ты хороший, а я плохая?

Ведь хорошим мальчикам можно все. Даже угрожать смертью плохим девочкам.

Или все-таки это попытка в кои-то веки поменяться ролями?

Отредактировано Nerys Orpington (16.12.23 23:44)

Робин прижимает ее шею к стене, и Нерис считает про себя.

Один. Два. Три. Четыре. Пять.

Словно пловец, готовящийся нырнуть, она проверяет, насколько у нее хватит воздуха. Орпингтон не осознает свой страх, но его признаки проявляются на телесном уровне. Она может контролировать, что говорит и как смотрит на МакТая, но не может управлять скоростью ударов своего сердца. 

Поэтому стоит Робину разжать пальце, как с девичьих губ срывается рваный вдох. Нери втягивает воздух в отчаянном желании жить, и теперь уже сама опирается на стену лопатками. Вжимается в нее так, что кожу на спине едва не начинает саднить.

— Не разделяешь по сортам? — хрипло переспрашивает девчонка, поднимая к горлу ладонь будто желая проверить, цела ли кожа. — А звучало, что “такие твари как я” это отдельный сорт. 

Унизительное желание ползти за Робином на колени отступило вместе с удушьем. Но желания бежать прочь у Орпингтон не возникло. Она чувствовала, что в каком-то виде все-таки получила желаемое — подтверждение того факта, что МакТаю не все равно. Никто не станет так себя вести с людьми, на которых глубоко наплевать. Если бы наплевать было Робу, он мог бы просто уйти, не удостоив ее ответом. Но он злился, пытался задеть словами, в конце концов ненадолго дал волю своим рукам. 

Но в его шаге назад Нери видит тот самый разрыв, который не желала замечать последние две недели. Только сейчас она понимает — Робин правда хочет уйти. Не пугает ее, не пытается спровоцировать — действительно хочет этого. И эта мысль до дрожи пугает. Гораздо больше, чем его направленная агрессия. 

— Роб, дай нам шанс, — наконец шепчет она. — Я стану лучше, я смогу для тебя. Все не может закончиться... вот так... 

Нерис трудно представить, что “все” вообще может закончиться. Она чувствует, как у нее учащается дыхание, как темнеет в глазах. И отчаянно цепляется взглядом за фигуру МакТая, чтобы не терять связь с реальностью, не поддаваться чертовой панике. 

И не заплакать при Робе.

Слезы всех бесят — это Нерис успела хорошо уяснить. Слезы, чувства, желания — особенно если они принадлежат ей.