Удивительно, но в Хогвартсе ещё находились люди, которые плевали на своё здоровье и добровольно позволяли втянуть себя в драку с Монтегю. Конечно, это не всегда превращалось в избиение в одного, потому что Грэму будто нравилось, когда чужой кулак со всей силы касался его рёбер или челюсти. Но больше всего ему доставляло удовольствие наблюдать, как рот его соперника наполняется кровью. Признаться, таких кадров осталось всё меньше, потому что никому не нужны лишние неприятности. Лишь слишком самоуверенным и тем, кто не умеет быстро бегать, доставались самые сливки. Мало всем было примера Ургхарта, который неделю провалялся в Больничном крыле, зализывая свои раны. Если бы Грэма вовремя не оттащили, он бы обязательно размозжил тому череп. Эта драка случилась больше двух недель назад, но желание слизеринца отправить на тот свет их старосту никуда не делось, а потому всякий раз, когда эти двое оказывались в одном помещении, их друзья старались растащить их по разным углам. Но Ургхарт сам был виноват в том, что стал мишенью для Грэма. Нечего было трясти языком о том, за что в зубах бывают промежутки, о чем его не раз предупреждали приятели Монтегю.

     У Майлза Блетлчи и без того хватало проблем, но всё же он считал своим законным долгом помочь лучшему другу сохранить своё пребывание заграницей в тайне. Ему даже пришлось побороть собственную гордость и подойти к девчонке-хаффлпаффке Фарли, чтобы предупредить, чтобы та не рассказывала отцу Монтегю о том, где сейчас находился Грэм. Лишь единицы знали о выходке парня, а потому и круг для допроса существенно сужался. Олдос Монтегю получил письмо из Хогвартса на третий день отсутствия сына после каникул. Они с миссис Монтегю были уверены, что Грэхэм снова остался в школе, и потому совершенно не контролировали его посещение. Вот только профессор Снейп доложил, что их сын уехал вместе с остальными учениками перед каникулами. После такого неприятного известия, Олдос лично появился в Хогвартсе и допросил всех, кто имел хоть какое-то отношение к Грэму. Больше всего, конечно, досталось Блетчли, Госфорту и Вейзи. Правда, последние действительно были не в курсе, куда делся их сосед по комнате, но случайно проболтались о Белле, которая, как его девушка, могла бы знать. Младшей дочери Чарльза Фарли, своего соседа по Эдинбургскому коттеджу, тоже досталось. Все, кто хоть как-то был связан с Грэмом, были подвергнуты серьезному допросу в лице судьи Визенгамота и руководителя группы авроров. Но сознался во всеми мимо проходящий Ургхарт, который неизвестно каким образом узнал о местоположении своего давнего "приятеля". Не то, чтобы старосту факультета пришлось долго расспрашивать, но мистер Монтегю получил то, зачем прибыл в Хогвартс. Итог оказался довольно прост: Грэхэм возвращен на родину, проучен за свое бегство в лучшем стиле Олдоса и возвращен в школу.

      Сказать, что вся жизнь Грэма рухнула - это ничего не сказать. У него всё было продумано, но из-за ублюдка Ургхарта всё пошло жмыру под хвост. И Монтегю лично занялся тем, чтобы превратить предателя в то, что вылазит у этого самого жмыра из-под хвоста. Ему не хватило совсем чуть-чуть, чтобы проломить бубен Ургхарта, потому что в коридоре появился Снейп и раскидал парней. Одного в срочном порядке отправили к мадам Помфри, второго - на месяц отработок.

      Отработки были одна хуже другой. Кажется, что их декан отыгрывался за все шесть с половиной лет. Парень два раза в неделю отправлялся на штрафные работы. Чистка кубков без магии теперь казалась райским способом провести время. Его заставляли от руки писать сотни пергаментов с тестами для первокурсников по трансфигурации, зельеварению, заклинаниям и истории магии. Последнее давалось особенно тяжело, потому что профессор Бинс лично следил за работой и попутно рассказывал свои заунывные лекции, будто Грэм в этом особенно нуждался. Также слизеринцу приходилось убираться в конюшнях, где дерьмо фестралов, на удивление, не было невидимым. Профессор Спраут почему-то категорически отказалась впускать парня в свои теплицы, чтобы тот помогал её с уходом за растениями. Но больше всего Грэм ненавидел чистить столовую - это было унизительно работать наравне с домовиками! Эти мерзкие лопоухие существа то и дело шныряли вокруг него, предлагая парню всякие угощения в виде сарделек, пастушьих пирогов или жаркого. Вот только ничего хорошего из этого не выходило. Стоило слизеринцу угоститься мясным рулетом, как в столовую заходил Снейп и тут же добавлял часов для отработки.

     Сегодняшний вечер был особо неприятен. Сначала Монтегю чистил и полировал школьные замызганные временем метлы, а затем убирал снег с трибун и поля для квиддича. Спасибо, что хоть волшебную палочку не отобрали, но на всю расчистку у парня ушло не меньше трёх часов. На улице он околел до такой степени, что едва мог передвигать ногами, а его дыхание превращалось в мгновенный пар, когда он пытался вдохнуть холодный воздух. Февральский ветер, словно ледяной нож, резал его лицо, заставляя щеки гореть от холода, а мантия казалась тонкой и бесполезной. Единственно, что поддерживало в нём огонь - это снедаемая ярость за то, что ему пришлось испытать и чего он лишился. К счастью, ему представился шикарный случай выплеснуть накопившуюся злобу. Возвращаясь в замок, Грэхэм наткнулся на гриффиндорского выскочку Скереса. Наверное, Терри надолго запомнил тот день, когда был избит просто за то, что предупредил Монтегю о Пивзе в холле.

     Грэм мчался по холодным коридорам Хогвартса, желая поскорее смыть с рук кровь и оказаться возле камина. Он знал, что в это время там полно других студентов, но достаточно грозно на них рыкнуть, как они тут же разбегутся, как крысы, по углам. Он мчался вперед, совершенно не обращая внимания на прохожих, которые что-то говорили ему вслед. Даже громкое "Грэм, подожди!" не заставило его остановиться. Лишь спустя несколько секунд стук каблуков поравнялся с ним, а их хозяйка одернула его руку.

     Белла Фарли собственной персоной. Меньше всего ему сейчас хотелось её видеть. Он был на взводе, а расквашенной челюсти Скереса ему было недостаточно. Грэм грубо отпихнул хаффлпаффку от себя, а затем навис над ней, являя своё обезображенное рассеченной губой и вскрытой бровью лицо.

     - Какая тебе разница? - пробасил слизеринец, скалясь в кровавой улыбке, - Беги в свою хаффлпаффскую норку, а то поздно девочкам ходить по подземельям, - он с силой провел большим пальцем по подбородку Беллы, оставляя красный след. Казалось, что от того парня, который днем недвусмысленно пытался обнять девушку, не осталось и следа.

      Грэм жмурится, словно он стоит сейчас не в темном подземелье, а под палящим солнцем, которое обжигает его кожу и заставляет его глаза сжаться от яркости. Взгляд, бросаемый на Беллу, причиняет ему мучительную боль, которая намного сильнее, чем пульсирующая бровь, в которой ещё не успела запечься кровь. Каждый раз, когда он смотрит на неё, его сердце сжимается, словно внутри него разгорается огонь, который невозможно потушить. Эта боль становится всё более невыносимой, заставляя его перевести взгляд на голые каменные стены.

       Фарли, судя по всему, не собирается отступать. Это одновременно бесит и вселяет надежду, что не всё потеряно. Вот только Монтегю не привык к тому, чтобы кто-то за него боролся. Для него грубость - не атака, а защитный механизм. Белла не заслуживает подобного обращения, но он сам понимает, что не может остановиться. Его сердце до сих пор рвется наружу после небольшой стычки со Скересом, и именно ярость движет слизеринцем. Возможно, кто-то назовет заботой желание девушки отправить Грэма в больничку, но он сам воспринимает это предложение в штыки, а потому парень крепко сжимает пальцы в кулак и прикладывает его к своему лбу, сильно вдавливая, словно это поможет ему не сорваться. Но увы. Напряжение внутри него возрастает с каждым произнесенным словом.

     - Белла, какая, к дракклу, Помфри?! Я не собираюсь, как побитая шишуга, таскаться в Больничное крыло из-за какого-то синяка.

      И это было чистой правдой. Лишь однажды он позволил Квентин отправить его в магпункт, но в качестве собственного оправдания за подобную слабость можно назвать тот факт, что Грэм тогда совсем не держался на ногах после злосчастного возвращения из шкафа. Это посещение Пофмри стоило ему нескольких месяцев в койке, больше таких каникул он не собирался себе устраивать, тем более из-за пары ссадин.

     - Чего тебе надо? - резко срывается он, пригвождая Фарли к стене, - Иди, куда шла. У тебя же это так отлично получается не реагировать на меня, - Грэм напоминает девушке недавний урок, где хаффлпаффка категорически не подпускала его к себе.

Отредактировано Graham Montague (12.10.24 15:46)

      Если раньше прижать девушку к стенке и не давать ей возможности освободиться, казалось чем-то возбуждающим, то сейчас Монтегю не был намерен играть в эти дурацкие игры. Ему действительно не хотелось развлекаться подобным образом с Беллой. Он бы сейчас многое отдал ради того, чтобы оказаться в комнате, избить импровизированный манекен и не думать о том, кому, когда и как он нагрубил.

      — Не надо грубить мне! - чуть ли не с надрывом повторила девушка, но Грэм её не слышал. Или не хотел слышать. Он внимательно смотрел на её лицо, которое в полутьме кажется настолько серьезным, что он готов развернуться и пойти к Помфри. Слава Мерлину, у слизеринца хватило ума сдержаться и не поддаться на эту провокацию.  Он смотрел на её лицо, пытаясь понять, чего именно она хотела от него добиться. Возможно, он действительно был слишком резок, но ведь это обычная для него манера общения, просто Белла никогда с ней не сталкивалась. Монтегю всегда был прямолинейным и не любил тратить время на лишние слова. Он считал, что так проще и эффективнее.

       Белла, казалось, не могла понять его позицию. Она продолжала стоять перед ним, а её глаза сверкали то ли от возмущения, то ли обиды, а голос почти не дрожал. Монтегю не мог не заметить, как её щеки порозовели от возбуждения, и как её дыхание стало более частым. Он не хотел этого, но его взгляд был прикован к её лицу, и он не мог отвести глаз.  Он был уверен, что правильно поступил, он не хотел и не мог изменить себя ради кого-то. Он был таким, какой есть, и если кто-то не мог с этим смириться, то это уже не его проблема.

    Слизеринец видел, как Фарли подняла руку, и его сердце забилось в предвкушении. Внутренне он был уверен, что она сейчас обнимет его и крепко прижмется к нему, как будто это было знаком примирения после недавнего разлада. Он специально замер, позволяя ей сделать первый шаг, но вместо теплых объятий и нежных прикосновений почувствовал резкий удар по лицу. Пощечина была настолько неожиданной и болезненной, что парень не мог поверить в то, что это произошло на самом деле. Первым желанием было отпихнуть Беллу, причинить ей такую же боль, но секундного промедления хватило, чтобы он заметил некий протеста в глазах девушки.

     Белла. Тихая, спокойная и покорная Белла Фарли вдруг превратилась в огонь, полный решимости и злости. Монтегю не мог понять, как она могла так измениться. Грэм, казалось, медленно начал приходить в себя после пощёчины, и его взгляд становился всё более холодным. Он не собирался прощать такую дерзость. Но чем больше он смотрел на нее, тем больше чувствовал, как злость внутри него закипала. Он захотел ударить ее, показать ей, кто здесь главный. Но что-то внутри него оборвалось именно в тот момент, когда он со всей силы впечатал занесенный кулак в стену возле лица девушки. Ему показалось этого мало, поэтому сделал ещё парочку контрольных, но не таких резких удара. Косточки в пальцах взывали резкой болью, и внутри Монтегю что-то надломилось. Он медленно опустил голову, прислоняясь ко лбу Беллы и не говоря ни слова.