Сэм всегда считал себя очень принимающим человеком. Он не имел привычки осуждать чужой выбор, не пытался взвалить чью-то ответственность на себя и осознавал, что все могут думать и чувствовать абсолютно по-разному. Безустанно подшучивая над своими друзьями, на деле он всегда принимал выбранных ими девушек, увлечения и мотивы поступков. Казалось бы, чего проще — если ценишь человека, то спокойно относишься ко всему, что тот делает частью своей жизни. Частью себя.

Но к началу весны Сэму пришлось столкнуться с непростым испытанием — неожиданно для себя он понял кое-что важное. Тот факт, что Тэмзин играла в квиддич, ему очень не нравился.

Точнее, на самом деле против квиддича как такового Сэм ничего не имел. Спорт как спорт, поклонников хватает, Тэмз от него не требовала записаться в число фанатов. Но вот ее отношение к этому самому спорту Сэма пугало.

Он видел, как девушка нервничала из-за предстоящей игры. И чем ближе был «день Х», тем отчетливее волнение сквозило в каждом ее жесте и слове. Вспоминая прошлое, он понимал — так было всегда, последние пару лет. Тэм и обычно была как сжатая пружина, заряженная разобраться с кучей дел сразу, наседающая на команду с тренировками и не жалеющая собственных сил. Но перед игрой все это возводилось в степень. И Сэма злило, что он никак не может помочь.

Тех редких минут, когда Тэмзин позволяла себе немного расслабиться, ему было мало. Он с болью наблюдал, как та изводит себя, понимая, что бессмысленно заводить серьезные разговоры. Но стараясь сохранять внешнюю бодрость, на деле Сэм тоже становился более хмурым, чем обычно, и порой ловил себя на легком чувстве раздражения, стоило кому-то заговорить про квиддич.

Вот же свет на нем клином сошелся, в конце-то концов!

Еще и Кэдваллэдер сначала не затыкался на тему квиддича, а потом сообщил что ему нужно выспаться перед матчем и захрапел. Заочно выдав ему звание «лучший сосед по спальне», Сэм какое-то время поворочался в постели, а потом накинул футболку и прямо в пижамных штанах спустился в гостиную. Просто посидеть у камина. Может быть даже полежать… На здешних диванчиках было очень уютно, и можно было не опасаться, что кто-то и во сне продолжит болтать про квоффлы. Но вскоре уединение Сэма нарушают чьи-то шаги. Он хочет надеяться, что ему показалось, и что он не узнал их. Но шорох ткани и знакомый рваный вздох не оставляют сомнений.

Сэм приподнимается, упершись ладонью в одну из подушек, и выглядывает из-за спинки дивана, чтобы увидеть, как Тэмзин прячет слезы в ладонях. И от зрелища этого сердце неприятно сжимается.

Он перебрасывает через диванную спинку ноги, мягко ступает на пол и не раздумывая даже подходит ближе. Опускается на корточки перед креслом Тэм, гладит ту по коленям, заставляет убрать от лица ладони, заглядывает в глаза.

— Эй, я здесь, — шепчет тихо, словно боясь спугнуть. — Тэмми, ну что такое? Почему ты не спишь, кто тебя обидел?

Видеть близкого человека в таком состоянии всегда непросто. А ощущать при этом свое бессилие — вдвойне. Только и остается — просто быть рядом. Скользнув взглядом по сумке и по метле, Сэм едва сдерживает вздох, но все же молчит. Потому что понимает: только осуждения Тэмзин сейчас не хватало. И хотя бы кто-то должен попытаться ее понять.

Отредактировано Samuel Stebbins (06.09.24 05:20)

Женские слезы Сэма не пугают — в большой семье довольно рано научаешься сосуществовать с обилием чужих чувств, потому что выбора у тебя никакого нет. Но перед ним сидела не племянница, которой достаточно было протянуть конфету, чтобы слезы мгновенно высохли. И не мама, которую, если та растрогалась, легко было вернуть в позитивное русло вспомнив что-то хорошее из прошлого. И даже не двоюродная сестра, на малейшую шутку реагировавшая комичным возмущением и моментально вытиравшая покрасневшие глаза кулаком.

Это была Тэмзин — со своим миром, в чем-то совсем не похожим на тот, что всегда был у Сэма. И к ее слезам он не то что не привык... Не хотел привыкать, понимаете?

Хотел делать так, чтобы она не плакала.

Вот только пока каждый раз отставал на шаг.

— Поздновато уже для пробежки, — мягко говорит Сэм, качнув головой. — А тебе нужно хорошенько отдохнуть перед завтрашним днем. Ч-ш-ш-ш...

Он поднимает ладонь, не оставляя Тэмзин шанса для возражений. Ни на какую пробежку он ее сегодня не отпустит, не даст себя изводить. И если она сама не в состоянии о себе позаботиться, значит это придется сделать ему.

А Тэмзин словно понимает, что возражать бесполезно. В лишенном всяческих сил жесте сползает вниз, сжимается в комочек в его объятиях, что-то говорит ему в футболку дрожащим голосом. Сэм поднимает ладонь и гладит ее по голове, не говоря ничего. Просто сидит в молчании, каждым своим жестом будто бы говоря: я здесь. Я с тобой. Я не боюсь твоих чувств.

Приходится подождать, пока дыхание девушки не станет ровнее. Пока дрожь чуть-чуть не отступит. Сэм дышит глубоко и спокойно, давая Тэмз хотя бы шанс попытаться почувствовать этот темп. Почувствовать размеренный ритм сокращения его грудной клетки.

Объятия греют их обоих теплом, но пол вдали от камина все же прохладный.

Интересно, каков шанс, что Тэмзин согласится вернуться в спальню? Каков шанс, что он так легко согласится снова оставить ее одну?

— Ладно, давай-ка мы найдем для тебя место поудобнее, — шепчет Сэм, слегка отстраняясь.

Приходится сделать усилие, чтобы собрать вместе собственные ноги и повернуть обмякшую Тэмзин. Не слишком удобно, но и расстояния здесь невелики — потянув девушку на себя, Сэм подхватывает ее одной рукой под колени и поднимает, словно ребенка. Несколько футов до камина кажутся ему слишком короткими — опускает Тэмз на диван он почти с сожалением.

Вновь садится рядом на корточки, поправляет подушку и смотрит в глаза внимательно. Теперь их лица примерно на одном уровне.

— Так, считай что сегодня я твой личный тренер, капитан, — усмехается он. — Составил тут тебе программу предматчевой подготовки, так что придется слушаться. Придется поспать, если хочешь выйти на поле.

Взгляд его смягчается. Сэм вновь протягивает руку и заправляет ща ухо Тэмзин непослушную прядку.

— Ты как? — спрашивает он уже мягче, без прежнего шуточного тона. И не спешит убирать ладонь.

От вялого "не могу спать" сердце у Сэма горько сжимается. Это как же нужно измучить такое тренированное сильное тело, чтобы в какой-то момент оно просто давало сбой? А потом его еще спрашивают "почему тебе не нравится квиддич?". А ответ простой.

То, чем люди любят делаться одержимы, ему никогда не нравилось в полной мере.

Сэм слишком любит эту дурацкую свободу от зависимостей, эту роскошь быть гибким и не упускать возможности, которые предлагает жизнь. Сам бы он в спорте развиваться не смог — слишком быстро задался бы вопросом "ради чего это все", и не нашел ответ. Он знал, что кто-то этот ответ находит, но хотел надеяться, что где-то за ним есть шанс обрести баланс между своей жизнью и своим делом. И ему было горько осознавать, что Тэмзин не была похожа на человека, у которого получается.

Очевидно, Сэм не мог требовать от Тэмзин радикально поменять свою жизнь. Не имел права просить бросить этот дурацкий квиддич или перестать вчера напролет торчать в больничном крыле — она уже выбрала, что все это для нее важно. Но смириться и делать вид, будто все в порядке, он не мог тоже. И ему нужно было искать ту острую грань, то тонкую нить канатоходца между двумя разными полюсами. С одной стороны желание причинить добро, позаботиться в меру своих сил, а с другой — желание принять человека таким, каким он сам хочет быть. Дать шанс не бояться быть настоящей.

— Ты не уродина, — ласково шепчет Сэм и едва успевает сдержаться, чтобы не брякнуть следом "ты дурочка". Ну, если всерьез говоришь про свое уродство.

Но Тэмзин не успокаивают слова. Она вновь вскакивает на ноги, оставляя растерянного Сэма на полу. Потом вновь оседает вниз, закрывая лицо руками, хочет спрятаться, скрыться. И Сэм совсем не понимает ее. Почему-то казалось, что забота и ласка могут помочь Тэм хоть немного выдохнуть. Но на деле это не работало — она в очередной раз отстранялась всевозможными способами. А заставлять ее оставаться рядом против собственной воли Сэму совсем не хочется.

— Вообще-то видел, — произносит он в тишине, чувствуя себя идиотом. — Ты даже когда заплаканная — красивая.

Разворачивается спиной к дивану и откидывается назад, упираясь ладонями в пол. Опускает затылок на край дивана, чтобы посмотреть в потолок, и вытягивает уставшие ноги вперед, поближе к теплу тлеющих угольков в камине.

Ну что еще ему сделать? Зажмурившись, Сэм проводит ладонью по спине девушки, убеждая себя, что его совсем не задевает, что она опять отвернулась.

— Хочешь чего-нибудь? — спрашивает он в надежде получить хоть сейчас подсказку.

И сдерживает вздох, бросив беглый взгляд на часы.

Обнадеживает лишь то, что Тэмзин хотя бы не молчит. И не пытается вновь вскочить и куда-нибудь убежать — Сэм не готов к раунду догонялок, но посидеть немного рядом и выслушать очень хочет.

— Наша староста школы что, сказала, что ты не в ее вкусе? — он косится на Тэмз с долей удивления. — Ой, не бери в голову, она и мне такое говорила.

Ему стоит усилий подавить сдержанный смешок — Сэм врет, никогда он такого от Мур не слышал, разве что в шутку. Но ему хватает ума не озвучивать вслух такой комментарий. Вместо этого он слегка пододвигается в сторону и сдвигает руку, чтобы девушке было удобней расположиться. Вот только вообще не ясно с чего зашел этот разговор. Мур и Эпплби никогда не были замечены вместе, хоть у нее и были пару подруг со слизерина. Как так получилось, что этой ночью Тэмзин вспомнила именно о ней?

— Нет, серьезно не бери в голову. С Селиной бывает непросто, но ее, знаешь, так воспитали, — вещает Сэм тоном, в котором звучит смирение человека, проведшего с Мур бок о бок немало семейных праздников. — Или я что-то пропустил и вы с ней повздорили?

Идеально вышколенная девочка из чистокровной семьи — не лучшая ролевая модель по мнению Сэма. В Селине ему куда больше нравилась неидеальная часть, которую можно было разглядеть в те моменты, когда ее блондинистая голова хоть на несколько секунд забывала вбитые в нее истины, вроде "настоящие леди не хрюкают и не морщат носик, когда смеются". Правда когда Сэм рассказывал, как у него однажды пошел носом чай, когда Селина хрюкнула за столом на своем тринадцатом дне рождения, ему почему-то никто не верил. Так всегда — сначала ты работаешь на безупречную репутацию, а потом она работает на тебя.

В общем, за годы знакомства Сэм успел привыкнуть к Селине и не воспринимал ее как опасность. Потому и во вскользь брошенной фразе Тэмзин не увидел беды. Для него это звучало примерно так же, как если бы его прическу удосужилась прокомментировать Бхатия-старшая. Или младшая. Или вообще Викрам — тот бы уделал всех троих по едкости комментария, но это никогда не стало бы для Сэма поводом загрустить. Поэтому он только погладил Тэмзин пальцами по плечу, чуть крепче прижав к себе.

— Выбросить из головы лишнее правда бывает сложно, — протянул он. — Но не невозможно. Мысли они, знаешь, как маленькие мышки. Ты их боишься, но они тебя еще сильнее.

Спорт и физическая нагрузка хорошо помогали очищать голову — Сэм подозревал, что чаще всего Тэмзин спасалась от тревоги именно так. Поэтому и не стал спрашивать о тех способах, которые ей известны — просто не хотел провоцировать новый виток дебатов о запрещенных ночных прогулках.

— Наши мамы давно дружат, — отозвался Сэм на слова о Селине. — Ну, и так сложилось, что нас мелкими тоже таскали за собой. Они, знаешь, слишком хотели, чтоб мы поладили, так что у нас даже шансов не было.

Про вздохи миссис Мур о том, что "как жаль, что отец Сэмюэла не чистокровный" он не говорит — со всеми шутками насчет жениха и невесты они с Селиной разобрались еще прошлым летом. И для себя, что бы там не говорили родители, расставили все точки над i. Так что участь спасти Селину от маминых мечтаний о выгодной партии и достойном продолжении рода ждала кого-то другого. Сэм же смотрел на нее... отчасти как на сестру. Как на человека, которого он знает тысячу лет, и помнит смешной мелкой пигалицей, которая могла закатить истерику из-за развязавшегося банта в прическе. Может поэтому в свое время их отношения и закончились слишком быстро, сверкнув ярким хвостом кометы на небосводе Хогвартских сплетен. Оказалось им обоим куда комфортнее быть просто друзьями.

Но каким образом пересеклись пути Селины и Тэмзин — вот это все еще была истинная загадка. А Сэм никогда любителем гадать не был — с удовольствием бы предпочел спросить напрямую, но девушка успевает первой. Отвлекает его мягким касанием ладошки к щеке, а потом выпаливает свою тираду так быстро, что парень едва успевает разобрать большую часть слов. Стоило бы дополнительно уточнить, но как-то неловко признаться, что слегка сонный разум только и рад запутать своего хозяина.

— Что для меня важно? — переспрашивает Сэм, едва не зевнув? — Ты? Это и так все знают.

Ему все это кажется очевидным — он слишком далек от переживаний о собственном внешнем виде, чтобы всерьез задуматься о чужих. Представить, что обаяшка Тэмзин всерьез считает себя дурнушкой, Сэму настолько сложно, что с первой попытки он не справляется. Цепляется за другую фразу из неразборчивой скороговорки, игриво растягивает губы в улыбке и приподнимает голову над диваном.

— Так, получается, ты считаешь меня красавчиком? — он хитро щурится, прижимает Тэмз к себе чуть покрепче и смотрит на нее искоса. — Правда? Рад слышать, что это у нас взаимно. Так что ты там говорила про свой очаровательный внешний вид? Мне надо быть внимательней к тому, как ты выглядишь?

Сэм наклоняется ближе, касается носом виска Тэмзин и последний вопрос практически шепчет над ее ухом. Отличный способ взбодриться и вновь проснуться — чем ближе она к нему придвигается, тем больше Сэм чувствует в себе сил просидеть так хоть до утра. Но знает, что завтра матч, а значит надо все-таки как-то убедить одну спортсменку поспать сегодня. Осталось только найти подходящий способ.

Слыша комплимент, Сэм сразу расплывается в довольной улыбке. Это девочкам принято было говорить всякие приятности, парни же обычно не избалованы подобным вниманием. И хоть именно Сэму грех жаловаться, он все равно привык самостоятельно выносить вердикт, не дожидаясь оценки от остальных. И да, от скромности он бы точно не умер, но никогда этого не стыдился.

Мягко потершись щекой о ладошку Тэмзин, будто довольный кот, он с любопытством заглядывает в ее ореховые глаза. Вдруг она ждала, что он смутится или начнет отнекиваться? Но Сэм не собирался, ему приятно все это слышать.

Он хитро щурится, получив в награду свой целомудренный поцелуй. А потом в ее глазах мелькает искорка недопонимания.

Ну теперь-то почему они опять говорят про Селину?

— Это она тебе сказала, что ты плохо выглядишь? — удивленно тянет Сэм. — Глупости это все, как будто для меня нужно выглядеть как-то по-особенному. Может вы меня с Викрамом перепутали? Это он у нас главный модник.

Сэм подается было вперед, воспринимая ладонь на своем подбородке как сигнал к действию. Но сразу же замирает, слыша следующие слова. Поджимает губы и слегка разочарованно вновь откидывается назад.

У него ведь была надежда перевести все в шутку, низвести тревоги до чего-то незначительного на фоне влюбленности, которая разгорается между ними. Но по серьезному тону Тэмзин становится ясно — так просто проскочить мимо этой темы не выйдет. Почему-то это вдруг становится очень важно.

— А если я тебе скажу, между прочим не в первый раз, что красивая — кому ты поверишь? — таким же серьезным тоном спрашивает Сэм. — И, знаешь, если считаешь что для меня важна вся эта ерунда про чистоту крови, и я об этом буду думать, принимая решение с кем быть... Ты меня еще совсем не знаешь, Тэмми.

Он взъерошивает ладонью волосы у себя на затылке, как обычно делает, когда приходится всерьез о чем-то подумать. Сэму тяжело сейчас сформулировать какую-то емкую мысль, ему не хочется ходить по кругу, повторяя одно и то же. Но думать о том, сколько там тревоги у Тэмзин в голове, почему-то особенно неприятно.

— Ты ведь в курсе, что мой папа — магглорожденный? — неожиданно уточняет Сэм. — Он первый волшебник в своей семье. С мамой они познакомились, когда па уже занимал важную должность в министерстве. И ее это не остановило, хотя она сама была из известной в волшебном мире семьи.

У него с детства перед глазами был яркий пример того, что любовь не знаке таких условностей, к которым относится статус крови. И услышать "я грязнокровка" было даже немного обидно — как будто он похож на тех идиотов, которые так легко разделяют людей на по сортам, даже не удосужившись их узнать.

Сэм совершенно растерян. Близость Тэмзин будоражит его, но серьезность разговоров окатывает словно холодным душем. То, что поначалу казалась ему обычной болтовней, ставшей под покровом ночи чуть более личной чем обычно, на деле ощущается как серьезная попытка ковыряться в каких-то старых ранах, о которых ему совсем не известно. Нет, он не против поговорить по душам, но даже не успевает сориентироваться — и вот Тэмз уже сидит у него на коленях.

Руки тянутся к ее талии, привычно гладят спину сквозь плотную ткань одежды. Сэм вдыхает ее теплый запах, касается щекой волос на макушке и чувствует себя полностью сбитым с толку.

Он чувствует, что так нельзя: сначала заговорить о чем-то болезненном, а потом сделать вид, что ничего не было, и спрятать растерянность в поцелуе. Но и не ответить не может. Попросту не хочет быть тем, кто отталкивает человека, пришедшего за крохами ласки.

— Моя, — тихо шепчет он, — Если хочешь быть моей.

И целует Тэмзин в ответ очень аккуратно и нежно. Проводит пальцами правой руки по щеке, спускается ниже к уголку челюсти, убирает с лица непослушную прядь волос.

А потом отстраняется и внимательно смотрит в глаза, будто бы говоря, что теперь ее не отпустит без разговора.

— Давай по порядку. Если ты про Вика, то он и меня частенько хочет нарядить, но давай серьезно, Тэмз. Почему ты так уверена, что слова моих друзей это и мои мысли тоже? Да, все обращают внимание на внешность, глупо отрицать это. Но если я уже тебя выбрал, разве это не значит, что мне всего достаточно? Разве не значит, что я и так считаю себя самой красивой? Скажи, кому мне еще нужно объяснить это, чтобы ты потом не приходила ко мне в слезах. Селине? Викраму?

Внутренне он не слишком верит в злой умысел со стороны кого-то из них. В ранее сказанной фразе "ее просто так воспитали" уже прозвучало всего отношение к укладу жизни и образу мысли своих друзей. За годы дружбы Сэм научился принимать их такими, как есть. И старался, чтобы у Тэмзин было такое же ощущение — что ее принимают. Но, видимо, пока безуспешно.

— И что ты еще спросила? Почему не сказал про день рождения? — стоит больших усилий не вскинуть бровь в удивленном жесте. — Не знаю, ты ведь об этом не спрашивала. Ну, знаешь, не все празднуют этот день целым факультетом. Я же не Кэдваллэдер и даже не Рикетт, чтобы в мою честь собиралась полная гостиная. Я никогда не готовлюсь ко дню рождения, если только друзья что-нибудь не придумают мне в подарок. Ну, ты же знаешь Викрама...

Сэм улыбнулся, вспоминая о лучшем друге. Как бы он не дистанцировался от идеи праздничных вечеринок, ему было приятно, что Такур каждый год помнит о празднике и готовится. И Сэму нравилось платить ему тем же, в качестве еще одного подтверждения нерушимости их мужской дружбы.

— Так что если ты думаешь, что я специально пытаюсь что-то скрыть, то это не так. Я просто сам ничего не знаю. Скорее всего будут какие-то небольшие посиделки для друзей, и я буду рад если ты придешь... если у тебя не будет тренировки, или дежурства в больничном крыле, или...

Осекшись, Стеббинс замолкает и вновь поворачивает лицо к камину, чтобы взглянуть на тлеющие угли.