Ветер шевелил верхушки деревьев, проносился по пустому двору, цеплялся за арки, врывался в галереи, заставляя потрескивать факелы. Ночь дышала прохладой, но весна уже вступила в свои права — воздух был влажным, пахло сырой травой и, чуть слышно, чем-то цветущим. Темные облака плавно двигались по небу, пряча звезды, а где-то вдалеке слышался крик ночной птицы.

Чарльз не собирался задерживаться на улице. Он вышел освежить голову после долгого вечера, проведенного за учебниками. Ему нужно было подготовиться к ЖАБА, но порой даже самым дисциплинированным ученикам требовалась передышка. Его разум был переполнен заклинаниями, теорией трансфигурации, формулами зельеварения, но сейчас он предпочитал не думать ни о чем.

Он шагал неспешно, удерживая руки в карманах мантии. Хогвартс умел прятать одиночек в своей архитектуре — под арками, в полутемных галереях, на скамьях между колоннами. Здесь можно было найти уголок, где никто не потревожит, где можно остаться наедине с собой и своим отражением в холодных стеклах окон.

Но сегодня он не был единственным, кто искал уединения.

На одной из скамей, в тени высокой колонны, сидела фигура, которая сразу привлекла его внимание. Это была студентка Гриффиндора, как и он, но на год младше. Он знал эти очертания, эту посадку плеч, эти белокурые длинные волосы, спадающие каскадом на ее мантию.

Мэри Дойл.

Свет факела падал неровно, пряча ее лицо в тени. Чарльз не сразу понял, что не так, но ощущение неправильности кольнуло его еще до того, как он заметил, что ее руки нервно теребят край мантии, а взгляд опущен в землю.

Она была расстроена.

Стюарт не вмешивался в чужие дела без веской причины — не из равнодушия, а из убеждения, что у каждого есть право на собственные переживания. Он уважал чужие границы и понимал, что не всегда можно или нужно лезть с советами. Чарльз не очень близко знал Мэри, и все же они были знакомы не просто по факультету — когда-то, несколько лет назад, он даже пригласил ее на Святочный бал. Это было легкое, ни к чему не обязывающее увлечение, юношеский интерес, смешанный с искренней симпатией. Мэри была яркой, живой, энергичной — той, кто приносил в повседневность шум и краски. Ее всегда окружал смех, движения были уверенными, а взгляд — дерзким, полным огонька. Казалось, что ее невозможно сломить, что она слишком ярко горит, чтобы кто-то мог потушить этот свет. Ее было легко представить в шумной компании, смеющейся, азартно заключающей пари, вовлекающей друзей в очередную авантюру.

На том балу Чарльз запомнил ее улыбку, искренний, заразительный смех, умение вовлечься в момент так, словно ничего другого в мире не существовало. Ему нравилась эта легкость, умение радоваться без оглядки на условности. Они танцевали, шутили, и в тот вечер казалось, что они могли бы стать чем-то большим друг для друга. Но время шло, и все сошло на нет само собой — сначала учеба, потом разные компании, новые увлечения. Их общение становилось все реже, не из-за ссоры или потери интереса, а просто потому, что так бывает. Легкие фразы в общей гостиной сменились короткими приветствиями в коридорах, затем едва заметными кивками, а потом и вовсе стали редкостью. В то время Чарльз не задумывался о чем-то большем, не искал глубины там, где все просто было приятно и легко. 

Прошло всего несколько лет, но сейчас, глядя на нее, он не узнавал ту самую жизнерадостную, неугомонную Мэри. Вместо этого перед ним сидел уже не беззаботный ребенок, а юная девушка, опустившая плечи, словно в ней не осталось сил даже притворяться, что все в порядке.

Чарльз замедлил шаг.

Развернуться и уйти? Это было бы самым простым решением. Но что-то его остановило. Может, потому что видеть ее такой было странно. Может, потому что он знал, каково это — когда кажется, что никто не понимает.

Он сделал еще несколько шагов и, не торопясь, оперся плечом о колонну неподалеку. Он не смотрел прямо на нее, оставляя возможность для выхода — если ей не хотелось, чтобы ее беспокоили, она могла просто сделать вид, что не заметила его.

Некоторое время он молчал, позволяя тишине остаться между ними. Ветер раскачивал фонари, тени двигались по каменной кладке. Где-то вдалеке послышался глухой звук закрывающейся двери, но здесь, в этом углу двора, оставалось только ожидание.

— Холодновато для прогулок, — сказал он наконец, не требуя ответа, просто констатируя факт.

Чарльз не был из тех, кто пытался везде лезть с расспросами, но он не умел оставаться равнодушным, если кто-то рядом нуждался в поддержке. Он не знал, что случилось, но понимал главное — ей сейчас паршиво. В такие моменты иногда слова не нужны, важно просто присутствие. Иногда лучше просто дать человеку самому решить, хочет ли он говорить.

— Если ты здесь потому, что хочешь побыть наедине, я могу уйти, — добавил он, все так же спокойно, без давления.

Но если нет... Он не договорил, оставляя выбор за ней.

Отредактировано Draco Malfoy (18.02.25 15:32)