Предчувствие, что выпускной год пойдет по одному причинному месту, возникло ровно в тот момент, стоило директору представить мохнатое розовое чудовище в качестве профессора.
Чудовище отчего-то напомнило ему другое чудовище — с которым знаком много лет и в чьих лапах он до сих пор оказывался каждое лето. Ощущение еще одного апокалипсиса надолго поселилось в груди и лишь усиливалось с каждой забитой в стену табличкой. И вот, пушистая мигера расхаживает по коридорам с важным видом, кряхтит о своем статусе «генерального инспектора» Хогвартса направо и налево, решая, как еще нагадить в душу детям.
— Даю ей год, не больше, — шепчет Гордон, прищуриваясь, чтобы прочитать мелкий шрифт на очередном бредовом декрете.
— Неинтересно, мы и так знаем конец этой истории. Если ее, конечно, не сожрут раньше.
— Или у нее не появится мужик. Тогда настанет мир, дружба и сливочное пиво.
Но мира в обозримом будущем не предвидится. За окном март, а ситуация только усугубляется, подкидывая все новые и новые сюрпризы в виде табличек с еще более абсурдными правилами, которые, кажется, размножаются почкованием.
У Себастьяна нет сил и желания бороться с системой. Дух бунтарства ушел в спячку, и все, что ему хочется — доползти до финишной прямой и не распасться на пергаментные странички в самом конце для будущих декретов и списков на сожжение.
Если хочешь дожить, тебе не остается ничего другого, кроме как следовать дурацким правилам.
Виола другого мнения. Виола тем его и цепляет, что она — другая. Громкая, болтливая, chaotic good, когда он — true neutral. А еще Виола пахнет, как дракклов снейповский котел, и от этого запаха он хочет спрятаться и одновременно — им пропахнуть; оттого его штормит в разные стороны, то в одну — противоположную, то в другую — к ней ближе, со скрипом подходя к отметке НЕБЕЗОПАСНО [ 10 дюймов, прямо как его палочка ]
Вместо ответа щеки пылают. Виола Ричмонд говорит много, быстро, сбивает его с толку [ и с ног ], не дает вовремя среагировать и адекватно ответить, поэтому все, что выдавливает, это неловкое:
— Э-э-э?
За это «э-э-э» он отвешивает себе мысленную пощечину, и та не чуть не хуже настоящей. Себастьяну не хочется прослыть перед ней дурачком, но пока только так и получается. Однако, животрепещущая тема развязывает ему язык, и он выпаливает:
— Еще чего! Думаешь, я бы шел сейчас с тобой, будь я… одним из этих? — говорит обиженно, фыркает от подобных домыслов. — Психопатка конченая она. Просто я не вижу смысла бороться. Ну, а что мы можем сделать? Легче пересидеть, переждать и не влезать в это. Себе дороже.
Пожалуй, это самое длинное, что он сказал ей за последние пару месяцев. Неизвестно, когда повторится этот аттракцион щедрости, поэтому стоит воспользоваться, пока горячо.
— Игра как игра, — пожимает плечами Дейли. За матчем в этот раз он следил отстраненно, постоянно отвлекаясь, чтобы [ попялиться ]. — Мы, кстати, почти приш… подожди, что?… Виола!
Он одергивает руку как ошпаренный. Гневно смотрит на Ричмонд; какие бы нежные // непонятные // нелепые чувства к ней не испытывал, сегодня лимит «трогалок» превышен, что пора вешать на шею табличку «ОСТОРОЖНО, ЗЛАЯ СОБАКА», пускай в самом деле может просто рявкнуть, только и всего. К счастью / к ужасу, неловкость момента сглаживает тот факт, что Виола права: он тоже это слышит. Шаги, голоса, раздающиеся с каждой секундой все отчетливее и громче.
Вряд ли это такие же умалишенные, как они, люди, вышедшие погулять после отбоя за припрятанным алкоголем.
— Крысеныши, — цокает Дейли, и, противореча самому себе, хватает спутницу за предплечье — времени на побег остается не так много.
Удачно, но от пункта назначения они оказываются недалеко — всего один поворот. Себастьян открывает дверь в кладовую и заталкивает Виолу внутрь, а после заходит следом. Здесь все тот же знакомый хаос: поломанный спортивный инвентарь, щепки от которого разбросаны по полу, старые учебники, коробки, а в самом углу комнаты — большой шкаф с проломанной дырой на левой дверце (кажется, всему виной — Кассиус, но это не точно).
Почти не раздумывая, он отворяет ту, что целая, и кивает Виоле:
— Залезай. Мало ли решат проверить.
Раздумывает после, когда оказывается с ней вплотную. Тесно. Настолько, что разрешенные восемь дюймов — пропасть по сравнению с выстроенным расстоянием [ его отсутствием ], при котором ее дыхание оставляет горячие следы на его коже. Сам же способность поглощать кислород теряет, не смея вдохнуть, потому что быть настолько близко — страшно.
Только громкое, учащенное сердцебиение, что вот-вот проломит грудную клетку, выдает в нем жизнь.
— Тут закрыто! — знакомый голос раздается по ту сторону, но понять, кому именно он принадлежит, проблематично.
Себастьян прикладывает указательный палец к губам.
— Проверим? На всякий случай. Мне же не показалось, я точно кого-то слышал, — говорит второй, погрубее.
— Да нет, наверное, просто ветер. Вряд ли там кто-то есть. Это же филчевские владения. Лучше пойдем к кухне, что-то я проголодался.
Он выжидает еще минуту-две, прежде чем безопасно выбраться наружу и как следует продышаться. Парфюм Виолы [ амортенция (?) ] забрался под складки мантии, осел на коже, чем сделал акт задержки дыхания бессмысленным.
И беспощадным.
[indent] как назревающий бунт { без его сознательного участия }
Одинокий маленький сундучок, на который скинута гора хлама, он открывает без лишних предисловий, ударяя по крышке, чтобы отладить заедающий механизм.
— Двойное дно и заклятие незримого расширения. Памелл из дома приволок еще на третьем курсе, — лишь поясняет, вытаскивая «мишуру» с первого уровня, а после подцепляет нижнюю доску. Та его коротким ногтям не поддается. — Поможешь? Я пока гляну, все ли чисто.
Ручка двери безрезультатно виляет вверх-вниз — замок заклинило. Видимо, поэтому те двое и не проверили комнату. Себастьян обшаривает карманы в поисках палочки, и с холодным ужасом обнаруживает, что на кой-то драккл оставил ту на столе.
— Проклятье, — он предпринимает еще одну попытку открыть, не прибегая к магии, но замок напрочь заел и поддаваться физической силе не хочет. — У тебя же с собой палочка? Одолжишь?
