Откинув короткие пряди светлых волос, Салли осматривается, надеясь не встретиться с каким-то нудным гнусавым преподом, который заставит ее вернуться за парту. Пять долгих лет она просидела за старыми длинными столами, выслушивая устаревшую и нудную информацию из книг, которым больше лет, чем самому Хогвартсу. Он, к тому же, такой же нудный.

Девушка вдруг поняла, что школа перестала вызывать у нее хоть какие-то чувства, кроме ностальгии. Но тосковала она, скорее, за собой прошлой, которая радовалась каждому приезду в школу к друзьям и новым впечатлениям, а также возможности сбежать от тирана отца, чем за сырыми стенами Хогвартса и его приведениями.

Сейчас Салли понимает, что школа стала такой же ловушкой... хотя нет... клеткой. С каждым годом она все отчетливей слышала голос отца из каждого кирпича школы, который напоминал ей быть хорошей и послушной девочкой, смиренной и удобной, но Салли не хочет.

Все внутри нее отвергает все правила, все слова отца и все наставление профессоров. Она будет такой, какой решит сама.

Салли натягивает юбку выше, открывая белоснежные коленки, и вытягивает белую заправленную рубашку. Ее внешний вид становиться более небрежным и расслабленным, но внутри все пылает огнем. Кожаная потертая сумка болтается на плече, оттуда девушка достает красную помаду и второпях, но достаточно уверенным движением, красит губы. Это вызов и удар в лицо такому правильному волшебному обществу.

Видел бы ее отец. Он не оставил бы и мокрого места от младшей Смит, но, слава Мерлину, этот старый деспот протирает штаны на своей такой почтительной работе и беспокоится только о своей репутации. Пока.

А сейчас девушка направляется в свое излюбленное место, чтоб выкурить там пару сигареток и прогулять несколько нудных уроков. Она заворачивает в сторону теплиц и быстрым шагом направляется в скрытое от преподавателей место, где обычно прячутся прогульщики. Весеннее солнышко, на удивление, даже греет голые колени, но руки Салли все равно холодные. Когда хаффлпаффка почти настигла места  назначения, она достала небольшую белую пачку и уже предвкушала, как вдохнет сигаретный дым, но вдруг заметила знакомую мужскую фигуру, занимающую ее любимое парковочное место.

Эдвард Олливандер когда-то занимал достаточно значимое место в жизни Смит. Он был тем самым "белым рыцарем", вежливым и благородным, и одновременно веселым и забавным. Он заставил Салли почувствовать себя особенной, а затем разбил ее на мелкие крупицы,  продолжив жить свою счастливую жизнь с Элис и даже обручившись с ней. Фу.

- Эд, будь джентльменом, уступи даме место, - насмешливо обратилась хаффлапффка к своему бывшему. Девушка сжала сигаретку красными губами и сложила руки на груди, вопросительно глядя на необычно понурившегося парня.

Отредактировано Nanette Desford (11.04.25 10:49)

О, малыш Олливандер заговорил. И как заговорил. Мёртвым голосом, без искры. Словно дно зазвенело и стало уютным. Прямо-таки праздник на хаффлпаффской улице.

Салли прищурилась, прикуривая с щелчком — изящно, с ленцой. Затянулась глубоко, с таким видом, будто легкие просили именно этого. Потом медленно выдохнула, глядя на Эда сквозь струящийся дым, будто он был не человек, а витраж в церкви — красивый, треснувший и уже не освещаемый солнцем.

— Нет, — просто сказала она, поджав губы и снова затянувшись. — Но выглядит эффектно, согласись.

Салли села рядом, чуть боком, так чтобы не мешать, но быть рядом. Между ними осталось пространство — уважительное и соблазнительное, как у всех бывших, которые еще не решили, насколько всё между ними кончено.

Салли вздохнула, как человек, уставший наблюдать за чужим самоуничтожением без должного антуража. Достав из кармана мятую, но гордо уцелевшую пачку, она щёлкнула по донышку пару раз — чисто по привычке, которую кто-то когда-то считал взрослой.

— Знаешь, если уж ты собрался тонуть, Эд, — протянула она, извлекая сигарету, — то делай это хотя бы с дымом в лёгких. Гораздо мрачнее. Мрак — он ведь тоже требует стиля.

Она повернулась к нему чуть ближе и, без особой спешки, подала сигарету между двух пальцев. Почти невесомо. Почти интимно. Словно это было приглашение — не просто закурить, а разделить с ней эту безысходную, дымную тишину, в которой слова не спасают, но хоть как-то держат на плаву.

— Возьми. Это не решит ничего, но, может, на пару минут станет не так паршиво.

Её голос был ленивым, как тлеющий фитиль. Но в глазах — внимательность. Почти нежность. Та, которую не носят на показ, но хранят для самых безнадёжных.

— Ты выглядишь так, будто только что съел свою мораль, запил это всё самоуважением, а теперь сидишь и думаешь, почему вкус был такой паршивый.

Она бросила на него косой взгляд и выдохнула дым вверх, чтобы не в лицо, она же культурная. Потом продолжила, чуть мягче:

— Хочешь, можешь вывалить всё. Хочешь, можешь молчать. Я могу просто сидеть рядом и делать вид, что ты не рассыпаешься по частям. У меня хорошо выходит.

Пальцы её неспешно поигрывали с краем юбки. Она чувствовала, как приятно звенит в груди — не от радости, нет. От вкуса гниения. От предчувствия того, как всё рушится.

И она будет рядом, как ржавая гвоздика в гроб любовной идиллии. Всё как надо.

Салли вскинула бровь в ответ, когда Эдвард закашлялся, давясь дымом. Не из злорадства, а скорее из удовольствия. Он по-прежнему делал её прогулки интересными.

Она забрала сигарету обратно двумя пальцами, привычным жестом стряхнула пепел - с такой уверенностью, будто не она подсмотрела это хаффлпаффского семикурсника пару недель назад.

- Надоел? - Переспросила она с легкой усмешкой. - Да ты мечта, Олливандер. Особенно в момент, когда превращаешься в ходячую трагедию эпохи. Прям такой жанр, который хочется пересматривать.

Она выдала это как шутку, но взгляд не отводила и слишком пристально наблюдала за тем, как дрожит у него уголок губ, как опускаются плечи, как зрачки прячут то, что, кажется, он сам себе не озвучил. И ей это было вкусно. Не жалко. Жалость скучна. А вот честность, обнажённая слабость - это возбуждало интерес.

Салли скрестила ноги и вытянула шею вперёд, будто подслушивала что-то только ей слышное.

- Ты, правда, разбираешься во мраке? - Протянула она, склонив голову набок. - Или просто научился его носить, как свои костюмчики - чётко по размеру?

Она не издевалась. Это был их стиль разговора - уколы, маски, намёки. Она любила, когда он отвечал остро. Но сейчас, когда он молчал, вместо раздражения внутри поднималось другое - хищное любопытство. Что там у него внутри такое хрупкое, что даже он боится потрогать?

Салли вытянула из кармана пачку и закурила заново, не глядя. На автомате. И передала ему зажигалку и еще одну сигаретку. - Держи, пригодится. - Сказала она, без инструкций. Таким жестом словно говорила: если хочешь продолжать тонуть - я рядом, но спасать не буду.

- Знаешь, - сказала она спустя пару затяжек, не глядя на него, - ты ведь был милым. Таких мамочки хотят видеть рядом со своими дочерьми.  Мягкий, добрый, воспитанный и блевотно правильный. Она повернулась к нему с полуулыбкой. - А сейчас стал… вот этим. И вот теперь ты мне снова интересен.

Она сделала паузу. Посмотрела на него чуть пристальнее, с легким прищуром, словно оценивая. - Что, Эд? - Тихо спросила Салли. - Что ты с собой сделал? - В голосе не было насмешки. Только искреннее любопытство, почти опасное своей мягкостью. Словно она действительно хотела понять.

Отредактировано Nanette Desford (24.05.25 23:26)