Весь мир стал казаться совершенно бессмысленным. Эдвард плутал в собственных мыслях и никак не мог понять, почему ему снова становилось невыразимо никак.

Он знал это чувство. Он знал эту пустоту. С ней он сдружился еще в начале года, когда весь истощенный прибыл в Хогвартс и ненавидел каждую секунду своего существования, ведь мог быть полезен в Лавке.

Сейчас Эдвард смотрел на ситуацию иначе, но тоскливое тянущееся чувство изнутри заново стало напоминать о себе, — проклятая пустота. Эд искренне верил, что примирился с ней и приручил ее.

Но Эд не избавился от того гнетуще давящего состояния до конца. Как будто оно было усыплено бытовыми неурядицами и пересвечено личным счастьем — любовь действительно оттащила Эдварда от более глубоких витков своей хандры.

Сегодня Эд не пошел на уроки и нашел свое уединение за теплицами. Апрельская погода стала радовать весенней свежестью, наконец-то из-за туч стало выходить солнце. Пение птиц, стрекот насекомых, тишина, какие-то разговоры таких же, как Эдвард, прогульщиков. Никто никому не мешал.

Шершавая текстура пергамента приятно касалась пальцев. Эдвард раскрыл письмо от отца и принялся вчитываться в строки. Он специально ушел ото всех подальше, чтобы не дать никому заглянуть — некоторыми семейными делами Эдвард решительно не был готов с кем-либо делиться.

В строгом почерке отце было написано про маму.

Здоровью мамы стало сильно хуже.

Пергамент, освобожденный от хватки пальцев, аккуратно и плавно приземлился к ногам Эдварда — тот, ошеломленный новостями, просто потерял дар двигаться.

И мыслить разумно.

И думать хоть о чем-то хорошем.

Потому что голову Эдварда пронзило ужасной мыслью, что мамы может не стать — отец как будто специально не уточняет детали, — но Эд сразу приходит к мыслям о смерти, потому что ни о чем, кроме смерти, он думать просто не мог.

Вслед за дедушкой умрет его мама?

Что за драккл.

Сложно было передать словами, насколько ему было паршиво. Просто вокруг вечно что-то происходило, а Эд как будто застрял в каком-то липком студне. Ни на что не было сил, а стоило попытаться заставить себя через силу действовать — становилось сильно хуже. Как итог, в любом случае просто скатываешься до состояния бесполезной жижи.

Не сразу он заметил шорохи и чужие шаги. Увидел сначала обутые в дерзкие сапоги бледные ноги, голые коленки, вызывающе короткую юбку. Только потом — слишком знакомое лицо, чтобы не испытать равнодушие.

Салли Смит.

Если вспоминать все свои влюбленности, то история с Салли сильнее всех проехалась по чувствам Эдварда. Он в те годы очень старался быть хорошим парнем и проявлять к Салли лучшие джентльменские качества, потому что был ужасно горд тем, что Салли его выбрала.

Но она его выбрала и она его бросила. До сих пор Эдварду казались неприятными и странными объяснения Салли. «Слишком хороший», что-то подобное она ему сказала и оставила с разбитым сердцем. Эдвард тщетно пытался найти настоящую причину разрыва и понял, что, наверное, Салли была просто не готова его любить.

— Если ты хочешь, чтобы я ушел, то можешь не надеяться, — бесцветно он ответил и опустил лицо в ладони, истово желая, чтобы призрак бывших отношений исчез.

Для Салли Эдвард был слишком хорошим, для Сьюзен слишком равнодушным, а для Элис Эдвард, наверное, слишком ужасный. Абсолютно недостойный.

— Тебе это помогает? — вдруг спрашивает Эд, кивая на сигарету.