Внезапное «ой» сопровождается маленькой капелькой крови на подушечке пальца — очередной укол граничит с едва затянувшимися крошечными шрамами. Кэт вырисовывает иголкой еще один стежок — нужно поторопиться и успеть все к следующему четвергу. Мадам будет очень недовольна, если не получит платье в срок.

Монтгомери томно вздыхает, кладет иголку между зубами, пока достает ножницы из кармана грязного фартука. Работать только палочкой, конечно, было бы намного легче, чем корпеть вручную над каждым швом.

[indent]вот только это — отнюдь не искусство.

— Ты слушаешь меня, Кэтлин? — Хиллари выдергивает из кратковременного транса, возвращая на место упорхнувшее тело.

— Конечно, — она натягивает улыбку, но сквозь зубы сочится заметное лукавство.

Мысленно — все еще в мастерской, пускай и покинула ее стены более двух часов назад. Окружение кажется нереальным, как и вкус разбавленного вермута в теплом стакане. Кэт устало облокачивается на руку, пытаясь сосредоточиться на разговоре. Но слушать Хиллари тяжело — как можно думать о чем-то, кроме дракклова платья, от которого зависит вся твоя дальнейшая карьера?

Мадам обещала ей поездку в Париж. Если не облажаться, разумеется. Шанс спустить свое будущее в мусорное ведро медленно, но верно увеличивается с каждым днем подготовки главного наряда для представления французским инвесторам.

— Ты опять за свое? — голос подруги становится более раздраженным, оттого легче снова вырваться из мыслесплетения. — Мерлин, да успеешь ты еще все доделать. У тебя до следующего четверга еще полно времени!

— А если не успею? — за неуверенным вопросом следует неуверенный глоток теплого пойла. — Рукава уже в четвертый раз перешиваю. Если ей не понравится, она меня самолично полоснет режущим заклятьем.

Хиллари накрывает ее ладонь своей, но почувствовать ожидаемую от жеста теплоту не получается.

— Я тебя вытащила не для того, чтобы ты и снаружи сидела и думала о каком-то там платье, — «каком-то там платье?». Возмутиться вслух не успевает. — Тебе надо развеяться. И мужика надо.

— Еще чего! — Монтгомери шипит как дикая кошка.

— Да-да, определенно. Хм… — Хиллари внимательно осматривает немногочисленных посетителей бара, пока не цепляется взглядом за спину одного из сидящих за стойкой. — А вот и кот в мешке! Со спины вроде ничего. А лица не видно.

— И что ты хочешь этим сказать? — еще несколько секунд Кэт по-настоящему ждет ответа, пока не доходит. — Ты хочешь, чтобы я к нему подошла? С ума сошла? Ни за что.

Никакие отговорки не действуют. Подруга перечисляет все преимущества своего плана и доводов: сделать что-то безумное, чтобы отключиться от карьерных переживаний. Подойти и навязаться к незнакомцу, который на кой-то драккл сидит в баре в разгар рабочего дня? Идея заебись.

— И ты обещаешь, что отстанешь от меня? — в ответ получает кивок, который сам за себя добавляет «только на время». — Угостить, узнать имя — это все?

Монтгомери угрюмо вздыхает, получая вдогонку пожелания удачи и миллионы напутствий. Чем бы дитя не тешилось. Неуверенными шагами подходит к бару, но смотреть на объект не торопится — только тихо следит за работой бармена в надежде, что он ее не заметит и никого угощать не придется.

— Две кружки шотландского эля, пожалуйста, — протягивая серебряные монетки, она морщится от предстоящего перепада градусов, но мужчин нельзя угощать ни вермутом, ни вином. — Мне и… молодому человеку.

«Симпатичный, — всерьез признается, когда находит смелость посмотреть на выбранный Хиллари объект. — И со спины, и мордашка ничего».

— Просто хотела поднять вам настроение, — Монтгомери нелепо улыбается и пару раз оглядывается в сторону подруги. — Люди не без причины наведываются в бар в среду днем. Какая ваша?

Собеседник не расположен к диалогу — она это чувствует. Ощущает, как он изучает ее взглядом, будто пробирается сквозь одежду, сквозь кожу.

сквозь кости.

— Я Кэтлин, — на нервном смешке представляется дабы сгладить сдавливающее молчание. Ей осталось узнать только имя, и можно уйти в закат, не допивая горький эль. — А вы…?

Глаза ответно всматриваются в невозмутимое лицо, проходятся по выделенным скулам, изучают незнакомца дальше, все ниже. Позолоченный значок на пальто замечает не сразу; или не хотела замечать.

Незнакомец не просто обычный посетитель. Драккл.
Незнакомец — хит. Упаси Мерлин.

Монтгомери сглатывает застрявший ком в горле и запивает оцепенение алкоголем. Хиллари, сама того не подозревая, пнула ее в объятия представителя самых ненавистных ей людей. Хиты по многим причинам не вызывают ничего, кроме отвращения и тошнотворного рефлекса.

А еще страха — что пришли за ней.
Нужно валить, пока не поздно.

Хиллари, как назло, исчезла из бара и оставила ее одну.

— Прошу прощения, мне нужно найти свою подругу, — Кэт собирает остатки мужества, чтобы не выдать дрожи в голосе.

Внимание привлекает торчащая из кармана брюк цепочка в цвет значка. Нужно забрать плату за напитки — спонсировать ему даже простой эль она не собирается. Монтгомери встает из-за бара и как бы невзначай врезается телом, будто потеряла равновесие, но сама ловко опустошает чужой карман в момент мимолетного смятения. Свои сикли заберет себе, а то, что останется от продажи безделушки — пойдет на благотворительность.

Осталось как можно скорее дойти до уборной. Путь отступления только один — через окно женского туалета.

Кэтлин хорошая. Кэтлин помогает перейти дорогу старикам, оставляет мелочь уличным музыкантам, не упускает возможности погладить собак во время прогулки в парке и всегда разрешает друзьям переночевать в своей квартире.

Кэтлин хорошая. До того момента, как не опускается на дно и не потакает своим порокам, выпуская наружу лопнувшие гнойники. Клептомания не единственное черное пятно на ее душе, но определенно — самое заметное из всех. Болезнь распространилась до самого мозга, затронув отдел критического мышления, и теперь даже воровство оправдывается помощью и честью. Пусть богатые беднеют, угнетенные набирают силу, а она тем временем встанет между ними и отряхнет свой новый тренч от сигаретного пепела.

{ или от их сгоревших тел }

Так хорошая или плохая?

Предвкушение от безнаказанности трескается как карманное зеркальце от падения на мраморный пол. Монтгомери не успевает вдохнуть запах свободны и достать спасительную сигарету, как оказывается в цепком плену холодных пальцев, да и к тому же, вдавленная в стену. Сердце останавливается от страха. Открыть глаза — еще страшнее.

Когда ее ловит на воровстве мадам, это кончается обыденными скандалами и угрозами увольнения, но не более того. С каждым разом Кэтлин уносит награбленное все незаметнее, и подобные ссоры случаются реже. Сейчас же — один удар все же пробирается сквозь грудную клетку — все по-другому. Хит-визард не станет с ней церемониться, как это делает начальница. Если повезет, то просто оштрафует и пригрозит выговором, который отправится прямиком на стол работодателя. А если не повезет, то по его указке под нее начнут копать и обязательно что-то найдут.

И тогда она подставит под удар не только себя.

Кэт ни хорошая, ни плохая. Кэт — глупая девчонка.

— Прошу вас, сэр, — робкими словами пытается растопить лед, пока сильнее напрягает запястья. — Это какое-то недоразумение.

Как же хорошо, что сегодня среда, и вероятность того, что кто-то из посетителей застанет эту сцену в коридоре, почти равна нулю. Кэт смотрит в глаза хит-визарда жалобно, почти умоляюще, но его броня слишком тверда, чтобы пробраться сочувствием к этому спектаклю.

— Совсем не знаю, что на меня нашло, —  Монтгомери продолжает таращиться на незнакомца, вспоминая, что она так и не выполнила часть уговора с Хиллари. — Вы не представились. Кто же вы, таинственный незнакомец? Дадите адресок, чтобы я как-нибудь отправила вам сову?

Она склоняет голову набок, сосредотачиваясь на ощущениях в руках. Вырываться еще рано — нужен подходящий момент, чтобы ослабить его хватку. А лучше всего — отвлечь, чтобы дать себе время сбежать с треклятого бара и спрятаться в мастерской. Сделать вид, что она оттуда никогда и не выходила. И даже друзьям не расскажет — о чем говорить, когда она всю неделю корпела над нарядом и ничего подобного с ней не случалось?

Глазами бродит по каменному лицу, отыскивая любой намек на слабость, на треснувшую защиту. Хит-визарды, авроры — большинство из них видится ей хладнокровными и равнодушными твари, но должно же быть хоть что-то… что способно растечься кругами в этих холодных водах. Кэтлин ловит себя на мысли, что смотрит на него слишком долго и смело для той, кто по-прежнему находится в заточении. Останавливается на губах и сглатывает от пришедшей в голову идиотской идеи.

Но насколько бы идиотской она не была, на данный момент она самая реализуемая. Монтгомери резко подается вперед, прямо к его лицу, и беспардонно целует, ощущая, как пальцы на ее запястьях слегка теряют твердость, но пока недостаточно. И в момент смятения она отстраняется на миллиметр, чтобы впиться зубами в его нижнюю губу и окончательно вернуть себе контроль над телом. Коленом бьет между ног, чтобы выиграть еще немного времени на побег.

Часы, выпавшие из его ладоней, ее больше не интересует. Пусть оставит эту безделушку себе в напоминание. Так же, как он оставил ей красные следы на запястьях в ответ.

Монтгомери со всех ног бежит к концу коридора, но перед тем, как скрыться из виду, машет рукой на прощание.

— Как-нибудь повторим, красавчик.

Ничего интересного не произошло. Ничего особенного не случилось.

Скуренная за вечер пачка сигарет абсолютно ни о чем не говорит. От пальцев неприятно пахнет въевшимся табаком даже на следующий день, когда она возвращается к горящей рутине и в самом деле начинает верить в то, что вчера

[indent]  [indent] н и ч е г о    н е     б ы л о

Остается ровно неделя до судного дня. Кэт нервно обходит манекен кругами, выискивая каждый изъян, который только можно ухватить взглядом. Рукава все еще безобразны, да и с юбкой предстоит много работы. Помимо этого, мадам то и дело подкидывает все новые и новые заказы, которые тоже нужно успеть выполнить к оговоренному сроку и оставить всех ее дорогих клиентов довольными. Только за одно утро начальница повесила на нее еще четыре, будто специально проверяет на выносливость.

— Не сиди долго в мастерской! — голос женщины звучит громко даже с первого этажа. — Гости не должны видеть пустой зал.

— Да, хорошо! — даже не вникая в сказанное, на автомате кричит в ответ Монтгомери, пока пришивает очередной руках в пятый раз.

— Вернусь через пару часов. Не подведи меня, Кэтлин. И чтобы ни единой жалобы на тебя не было.

Парадная дверь захлопывается в сопровождении колокольчиков, и Кэт облегченно выдыхает. Работать в тишине куда приятнее и продуктивнее, чем слушать постоянные комментарии от мадам по поводу ее кривых рук. А еще курить можно прямо в мастерской, и никто не станет ворчать из-за сигаретного дыма и падать в обморок, потому что «тут все пропахнет, как мы это будем продавать?!». Первая за день затяжка после вчерашнего спринта не приносит ожидаемого приятного головокружения, но все же заставляет слегка расслабиться со второй.

Одиночество длится недолго. Повторный звон колокольчиков не дает докурить и до середины, не то, что до фильтра. Кэт по-варварски тушит бычок об столешницу и быстро закалывает волосы в пучок строительным карандашом, направляясь прямиком к лестнице.

Кто же это: внезапный посетитель или мадам вернулась, не успев далеко уйти?

— Одну минуту!

С каждой ступенькой сердце отчего-то начинает биться быстрее. Одна, вторая, третья. Тук-тук-тук. Странное предчувствие расходится холодком вдоль позвоночника и заставляет остановиться незадолго до последнего пролета. Монтгомери настороженно прислушивается к голосу из зала.

Она его помнит.

И она так хотела притвориться, что никогда в жизни его не слышала.
[indent]  [indent]  [indent] угостить [✔], узнать имя [✖] — это все?
Что ж. Кажется, имя она, наконец, узнала.

Время включить музыку, погасить свет — рано или поздно, но из своего укрытия придется выйти и поучаствовать в этой постановке. Чем раньше, тем безболезненнее. Кэтлин чувствует, что бледнеет, и как бы не старалась заставить кровь снова налить щеки — не выходит.

— Мистер Ледберри, — ровным голосом, не пропуская ни нотки дрожи, она кивает ему в знак приветствия, но про себя проговаривает: «Хол-ден». Хочется ощутить это имя на языке, вложить в него все свое презрение. Но тело сковывает страх — вчера она была гораздо смелее, будучи обездвиженной.

Она помнит этот заказ — собственноручно все сделала еще в пятницу. Кто же знал, как все обернется? Монтгомери заходит за прилавок и достает из шкафчика сверток, украшенный атласной лентой.

— Прошу вас, — передает его прямо в руки, но взглянуть в глаза не смеет; вчера насмотрелась. — Примерите дома. Если не подойдет — бесплатно все переделаем. Можно передать через помощников, — наверняка, они у него есть.

Мадам Эберкромби требует предлагать каждому гостю примерить готовое изделие прямо в зале, чтобы сделать комплимент и подчеркнуть, как же все хорошо сидит. Но драккла с два она станет это делать! И чай, как по всем сервисным стандартам, тоже подносить ему не станет. Пусть поскорее исчезнет отсюда и никогда больше не переступит через порог этого бутика.

В голове вертится с десятка три разнообразных проклятий, которые хочется прошипеть ему в лицо, но рациональность все же берет вверх — теперь он знает, где она работает. Даже если каким-то чудом ей не придется идти в этот дракклов семнадцатый кабинет, но он все еще может капитально испортить ей жизнь. Например, пожаловаться мадам на выходку своей сотрудницы.

И тогда никакое платье не поможет ей уехать в Париж. Вся карьера посыпется, а затем — и вся ее жизнь, как домино.

— Могу вам чем-то еще помочь, мистер Ледберри? Или у вас ко мне другой вопрос? — старается вложить в голос всю любезность, но губы сводит от злости, а зубы так и норовят укусить засранца еще и за нос.

Отредактировано Katleen Montgomery (23.04.25 17:37)

— Атлас — капризная ткань, мистер Ледберри. — фырчит Кэтлин, делая несколько шагов назад, подальше от его яда. — Но как вам будет угодно. Сейчас все принесу.

Она отворачивается прочь и расслабляет лицо, которое тут же окрашивается в цвет отвращения. Если хочет, чтобы ушел отсюда — придется строить глазки и притворяться радушной хозяйкой. И она, и он знают, что все это — лишь спектакль, чтобы потешить его хрупкое мужское эго.

Отвратительно.

Она подходит к рейлу и мельком оглядывается на Ледберри, чтобы прикинуть размер. Кэтлин давно наловчилась быстро определять примерные параметры человека. Достаточно высокий, крупного телосложения — нужно что-то побольше, да так, чтобы не в облипку, как того требует атлас. Пока ищет нужный размер, дирижирует палочкой, веля еще свежезаваренному травяному сбору налиться в фарфоровую кружку — у мадам всегда наготове напитки для ее гостей: разные сорта чая, кофе, белое сухое вино.

Монтгомери не спешит, отчего-то делает все предельно медленно, хотя желает его ухода больше, чем чего-либо на свете. Черная атласная рубашка из новой коллекции — следит за модой, подмечает она. Значит, знаком с ассортиментом бутика. Значит, видел ее работы. Интересно, догадывается ли, что она не просто обслуга, за которую принял, а человек, приложивший немало труда для процветания этого места? Она позволит ему разговорить с собой так, проглотит гордость и сделает абсолютно все, чтобы он остался довольным и больше никогда не попадался ей на глаза.

Как увидит Хиллари, скажет ей «огромное» спасибо и больше никогда в жизни не станет слушать ее советов, касающихся мужчин. Один из них с легкой руки может смести то, что она строила годами.

— Ваш чай, мистер Ледберри, — с дрожащей улыбкой и дрожащей рукой она ставит кружку на столешницу, стараясь пропустить мимо ушей недовольные комментарии. — Рубашка уже в примерочной, можете проходить. Я также повесила брюки. Быть может, вам понравится полный образ.

Она скалится во все зубы, выслушивая очередные «пожелания». Когда он отворачивается, не упускает возможности передразнить, одними губами произносит «мою рубашку тоже». Кэт послушно встряхивает то, что небрежно скинул ей в руки, ощущая, как терпение и образ хорошей девочки начинают трещать по швам, выходя наружу дергающимся глазом.

Еще хоть слово — и снимет декоративные боккены со стены, чтобы шандорахнуть со всей силы.

Аромат парфюма, что источает ношеная рубашка, едко впивается в ноздри хвойными нотками и запахом дождя. Кэтлин задерживает дыхание, пока расправляет ее на вешалке, и поворачивается обратно к Ледберри.

Она по-прежнему не смеет выдохнуть, наблюдая, как тот бесстыдно оголяет перед ней торс. Что это — неумелая попытка соблазнения или полное безразличие к ее присутствию? Второй вариант более предпочтительный, и она бы придерживалась того же, если б не продолжала глазами исследовать обнаженную часть тела столь пристально.

— В примерочных есть шторки, — наконец, разрешает легким наполниться кислородом, а взгляну — переключиться на собственные туфли. — Так, к слову.

Ремарка полностью игнорируется. Не нужны ему эти драккловы шторки. А что нужно — понять не может. Она уже больше двадцати минут играет по его правилам, изображает из себя покладистую провинившуюся девочку, которая очень и очень сильно хочет загладить свою вину.

з а с т е г и в а й

Кэтлин чувствует, будто на нее вылили ведро холодной воды и ударили не меньше пяти раз кожаным ремнем по спине. Отчего-то послушно, словно только что выбралась из коматоза, еще больше сокращает дистанцию и тянется к пуговицам. Руки дрожат, но застегивают нижнюю.

первую —
.больной

вторую —
.отвратительный

Поднимает голову и заглядывает в глаза, чувствуя, как свои наливаются соленой пленкой с уголков.

третью —
.эгоистичный

К горлу подступает ком, что не в силах сглотнуть.

четвертую —
.мерзкий

— Ублюдок! — пуговицы срываются с узлов, с вибрацией рассыпаясь по полу, а черная ткань вновь обнажает мужской торс.

Монтгомери взрывается будто мощная Бомбарда, а проступившие слезы смешиваются с яростью воедино.

— Неужели драккловы часы, которые я попыталась стащить, стоили того, мистер Ледберри? — задыхаясь, шипит, отходит подальше. — Я не твоя служанка, не твоя собственность, чтобы ты позволял себе обращаться со мной, как с вещью.

Она вытягивает руки перед собой, смыкая на запястьях.

— Просто арестуй меня, если этого хочешь. Допроси, оштрафуй за кражу. Сделай то, что должен, — Кэтлин снова осмеливается шагнуть навстречу, толкаясь костяшками в его грудь. — Но не смей считать, что ты выше меня, Хол-ден.

Мышеловка плотно захлопывается в районе лопаток, придавливает металическими прутьями к основанию ловушки, что оказалась слишком изощренной, слишком запутанной. Она загнала саму себя, позволив взрыву из гордыни покинуть тело, разлететься осколками на мокрых щеках и осесть на стенках горла.

Его холод обжигает. Ее слезы, вся истерика — им искомое, но ненужное. Смять в ладони, отправить в мусорную урну, вместе с его жалящим «воровка», который пихает в каждую реплику. Ледберри вся эта сцена доставляет удовольствие — она замечает вспыхнувшие огонечки в холодных глазах, слышит, как они пробиваются в ровной интонации. С каким наслаждением он отражает ее эмоции ровно противоположным, как подтверждает ее домыслы — она все это видит, и принимает участие поневоле.

Кэтлин копирует его жест, наклоняет голову в сторону и с замиранием сердца ожидает, какой ход сделает следующим.

— А что, разве не так? — на лице искреннее удивление от ответного вопроса, который, почему-то, приходится разжевывать еще раз; теперь более спокойным голосом. — Ты приходишь и ведешь себя так, будто ты владеешь этим местом. — и мной тоже.

Смотреть на него невыносимо — чтобы не поднимать вторую волну, Кэтлин отворачивается, скрещивая руки на груди. Смотрит, как разлетевшиеся пуговицы дрожат под незримым заклинанием и возвращаются обратно, откуда сорвала. Она надеется, что когда в следующий раз обернется, его не будет в поле зрения. Наскучит, надоест, и он покинет стены ателье уже навсегда.

[ м о н т г о м е р и ]

обнаженный страх срывает все маски, сопровождая свое появление привычным оцепенением и россыпью мурашек.

глупо было полагать, что такой человек, как холден ледберри, не вынюхает всю информацию о своей жертве, не раскопает то, что зарыто глубоко, ведь свою фамилию во что бы то ни стало хотелось сохранить в секрете. кэт не видит, но чувствует, как с каждым его словом бледнеет ее лицо и как подрагивают кончики пальцев.

делают больнее, задевают нервные окончания, усиливают панику и обрубают кислород.
        контролировали все
:
      a) что ты делаешь

        b) с кем общаешься

        c) что творится в твоей голове

        d) все ответы верны

[indent] ты выбрал последний вариант, не так ли, холден?

— Не понимаю, о чем идет речь, — изображает искреннее удивление, но мысленно уже строчит письма в заповедник и просит быть начеку, моля о прощении за свою неосторожность.

Кэт облажалась. И лучше пусть он разрушит ее жизнь, чем поломает судьбу ее близких. Кай… неужели не предвидел этой встречи? Если увидел, почему не предупредил?

Даже мысленно не получается спихнуть ответственность за содеянное, поэтому может только глотать отвращение к самой себе.

		{ «Следи за руками, Кэтлин, — мама строго отчитывает за то, что стащила у соседской девочки позолоченный браслет, чей отблеск совсем скоро увидит в его мантии».
следи за рукам, кэтлин, — мысленно повторяет, оборачиваясь и наблюдая через плечо, как бархатная мантия струится по этому телу.    }

Кэти.

Глаз дергается от непривычного и отвратительного сокращения. Не поправляет — уверена, что того не стоит.

— Платье найдется, но я занята, — глаза сощуривает, а когти прячет обратно в лапы, пока победно заворачивает вещи. — Могу расценивать это за шантаж? Вот только чего меня шантажировать, если я все еще не понимаю, о чем идет речь.

Нависшая туча рассеивается над ней и за окном, когда злосчастный посетитель, наконец, направляется в сторону выхода. Каких-то пара секунд отделяют ее от того, чтобы надышаться вдоволь и придти в себя.

— Не расстраивайся, если так меня и не дождешься, — кидает ему в спину прямо у самого порога, хотя делать этого не собиралась.

Как и думать об это встрече после. Как и вспоминать въевшийся в пальцы запах, которым отдавала его рубашка. 

[indent]

«Я в полной заднице, Кай. Мне нужна твоя помощь»

[indent]


Чернильная клякса расплывается узорами по пергаменту. Городская сова уносит письмо восвояси, пока Кэтлин нервно колупает ногти и смотрит ей вслед.
«и лучше тебе не знать, что ждёт всю твою семью, если не придешь, — она прокручивает нескрытую угрозу снова и снова».

снова и снова

Монтгомери достает из шкафа платье, которое так надеялась надеть впервые в чужой стране. Приталенное, с открытыми плечами и разрезом на юбке. Черное и длинное — как того и желал.

Кэтлин наматывает локоны на нагретую палочку, отпуская поочередно каждый легкой волной.

половина шестого.

Она не спешит, убирает передние пряди в заколку с серебряным драконом на затылке, надевает крупные серьги и кольца, потом смотрит в зеркало.

без пятнадцати минут шестого.

Сегодня она разрешит поиграть с ней еще раз, но превратить это в привычку не позволит. Она побудет «хорошей девочкой» и даст ему возможность доиграть свою изощренную партию в неведомой игре.

пятнадцать минут седьмого.

Каблуки звонко бьются о вымощенную камнем дорожку. Она видит позолоченные вставки своей работы издалека, еще до того, как снова упереться взглядом в его лицо.

золото и серебро — в своих работах она избегает подобного сочетания.

— Мистер Ледберри, — холодно отзывается она, сопровождая приветствие кивком. — Надеюсь, я заставила вас подождать.