Выбирайся. Ну же.
У Мэгги – взгляд утопленницы, светлый, почти бесцветный, она смотрит бездумно, отмечает крапинки на светло-карей радужке глаз Митча, спускается ниже, к губам и подбородку, пока вращающийся кабинет трансфигурации не возвращается на место, оставляя ее в вакууме тошнотворных видений. Лицо слизеринца становится четче, и Ровсток одергивает руку, стоит его голосу прорезать несуществующую тишину в ее барабанных перепонках. Девчонка морщится на предложение поделиться сокровенными тайнами по соблазнению умников и очкариков, фыркает и, пожалуй, слишком громко двигает голову своего манекена с затейливой, лет так двести назад вышедшей из моды прической.
- Какой же ты придурок, - Меган опрокидывается на спинку стула и скрещивает на груди руки – ей становится некомфортно от подобного рода вопросов, но она все равно оборачивается по инерции и недобро щурится, слыша из уст Годфри упоминание клещевины. Мог бы тоже что-нибудь ей подарить в качестве искренних извинений. Эти мальчишки – сущий кошмар: мало того, что не видят дальше своего носа, как ее несправедливо, преступно притягательный сосед, так еще и этим нужно разжевывать, почему нельзя безнаказанно брать то, что им не принадлежит. Белби, кстати, тоже мог бы нарвать ей дракклов букет с пожеланиями скорейшего выздоровления, а не гаситься, словно не догадывается, по какой причине у нее случился приступ прямо посреди практических занятий по астрономии. Прискорбно признавать, но Мэгги вынуждена довольствоваться стибренными из теплиц Спраут побегами грызунков, которые с каждым днем становятся все прожорливее и постепенно начинают воротить нос от привычной крысиной крови, бесстыдно засматриваясь на человеческую.
- Смотри, как бы я тебя ничего не лишила, Митчем, - имп на левом плече так и подначивает ее пошутить про украденную фамилию или что-нибудь гораздо менее приличное, но Ровсток лишь коротко хихикает, отбрасывая за спину раскачивающийся, будто маятник, тугой хвост. – Я могу даже показать, если желаешь, - томно растягивая слова, подается вперед и подпирает голову ладонью.
И Митч смеется. Обезоруживающе, так, что не хватает дыхания, воздуха – кругом раскаленная пустыня и адские котлы, хочется зажмуриться и слушать-слушать-слушать, постепенно забывая, как звучит что-либо еще.
Он даже не пытается колдовать. Да и зачем, разве в этом заключается настоящая магия? Бестолковое размахивание волшебной палочкой давно перестало иметь цену и вес. Салазар великий, Титу даже не понадобилось произносить заклинание, чтобы ее заворожить, с тем же успехом он мог приказать ей прогуляться к дальней парте, где О’Флаэрти возомнила себя герл-скаутом, разжигающим пионерские костры, и подпалить на себе одежду.
И она пошла бы.
- Что ты...? – когда Митч сжимает ее запястье, не обращая внимания на болтающиеся браслеты и то, как бусины впиваются в кожу – что, наверное, достаточно больно. Но его хватка совсем иная, у него горячие пальцы, и по венам, по каждой веточке тонких, черных сосудов, расползается полыхающее тепло. Ровсток вдруг стыдится собственного холода.
- А, может быть, дело в тебе? – она огрызается, но как-то вяло, словно в глубине души согласна с каждым его утверждением. Она - буря, гроза, каждая губительная стихия, упырица, черпающая чужую энергию ковшом, тугая цепь, затянувшаяся на пульсирующей шее, взрыв, несущий за собой разрушения и столп удушающей пыли, наточенные ножи, бьющееся стекло, удар, хруст костей, зловещий хохот посреди ночи, неконтролируемое пламя, падающая с небес гильотина. – Разве я тоже не пострадала?
Он – рваное бальное платье, кладбищенская земля под ногтями, отрава, помешательство, вожделение, крики ярости, сейсмическая активность, сбивающая с ног, реки крови, слезы в подушку, головокружительная высота самой высокой башни, первосортное безумие, оазисная жажда.
«Помоги мне».
Она в его власти, прямо сейчас ее сжатый кулак – словно рождественский пудинг, таким не ударишь, все силы уходят на то, чтобы унять предательскую дрожь в каждом нервном окончании, и Митчем ухмыляется, знает, что она никогда не причинит ему вреда. Или не знает?
Стоит напомнить себе, что школьная аудитория – не бальный зал, ущипнуть за бедро, вынуждая проснуться от затянувшегося сновидения, в противном случае, есть вероятность навсегда остаться в этом забытье и кружиться в знакомом танце без названия и определения. Вольная постановка. Он держит ее за талию, она сжимает пальцами его крепкое плечо.
Данс Макабр. Стоит обернуться, и заметишь, что из дальнего, темного угла, за вами наблюдает смерть, оценивает, курит клубничную трубку, рассыпает по полу сотни, тысячи игральных костей, и нужно очень постараться, чтобы не наступить ни на одну из них.
Им нельзя останавливаться.
Мэгги ухмыляется и берет в руки манекен Тита, поднимает до уровня лица, мимолетно замечая, что его цвет волос изменился и стал похожим на ее собственный, и подносит прохладные пластиковые губы к своим, все еще липким и пахнущим сладкой карамелью.
- А ты надеялся, что она вспыхнет и заодно сожжет меня тоже? – девчонка насмешливо выгибает темную бровь и медленно проводит кончиком указательного пальца по гладкому древку смилостивившейся волшебной палочки, опуская чернющие ресницы, как если бы о чем-то глубоко задумалась. – Я бы на твоем месте перестала отрицать очевидный факт, что твои палочки от меня без ума.
Пока она витает в облаках, или блуждает в Преисподней, МакГонагалл уродует каждого из манекенов по-своему, и на голове, равнодушной, скучающей, повидавшей, кажется, всемирный потом и старину Ноя, прямо в центре узкого лба образовывается уродливый прыщ.
- Теперь она напоминает некоторых из наших однокурсников, - морщится Меган, уверенная, что даже проклятье так не портит внешний вид человека, как подростковые угри. – Ой, - слизеринка небрежна, рассеянна, вот бы Тит еще раз дотронулся, кисть ее руки словно парализовало от его прикосновений, и необходимые движения выходят рваными и неверными. На лбу манекена выскакивает еще один воспаленный «рог». – Или козу. Люблю коз, видел, какие у них необычные глаза? С горизонтальными зрачками.
Если и существует топ-три тупых вопросов, чтобы опозориться перед парнем, то Ровсток, вне всяких сомнений, забралась на вершину чарта.
- Тебе повезло, - ее несет еще дальше, и, вполне вероятно, совсем скоро она пожалеет, что озвучила свои мысли вслух. – Тебе вообще можно не слушать, что она говорит, - Мэг кивает в сторону преподавательского стола. – Не представляю ситуации, когда Титу Митчему пришлось бы что-то изменить в своей внешности.
Она вспоминает, как комплексовала из-за слишком курносого носа, как носила повязку на глазу половину первого курса, из-за чего другие девочки и многие мальчишки дразнили ее пираткой и Саймоном Стрижом, героем оживающих комиксов, как стеснялась своих слишком вычурных и претенциозных нарядов, в которые ее рядила мать.
В отличие от Меган, Митч всегда выглядел уверенным в себе, водился с популярными ребятами, высмеивал общепринятые нормы и никогда, никогда не допускал в свою сторону бестолковых, грязных слушков.
- Впрочем, забудь, это я так, - Ровсток тушуется, стягивает с запястья один из особенно дорогих ей браслетов и принимается перебирать мелкие камешки из черного турмалина, нанизанные на острую леску.
- Так ты в самом деле полагаешь, что я пыталась тебя убить? Поверь мне, Тит, будь это я, ты бы уже давно присоединился к основателям.
[newDice=2:6:0:попытка 1]
Отредактировано Megan Rowstock (15.10.23 20:35)