Та встреча в классе по астрономии никак не выходила у Нерис из головы.

Она убеждала себя, что все это глупости. Что даже двух дней еще не прошло — но мыслей в голове успело промелькнуть столько, что последние сутки казались вечностью. Вечностью, когда ей то и дело хотелось украдкой посмотреть на рейвенкловский стол в большом зале, чтобы найти там затылок мальчишки, который вчера помогал ей проявлять снимки. Чтобы убедиться, что он реален, и что она его себе не придумала. 

Но вместо этого Нерис смотрела в свою тарелку и старалась убежать побыстрее. В почти пустом зале, обычно людном и шумном, ей сейчас было неуютно. Куда уверенней она бросала бы взгляды на другие столы, имея возможность спрятаться за разговором с Бри, или даже у нее за плечом. Сейчас же — сбегала едва поев, страшась собственных ощущений. Нерис боялась, что найдет Сэнфорда и увидит стену равнодушия в его взгляде. Или, еще хуже — заметит, как он болтает с друзьями кивая в сторону слизеринцев, и сразу поймет, что это рассказ про девочку, которая не придумала ничего лучше, чем сделать глупый подарок друзьям своими руками. Она впивалась ноготками в ладонь, заставляя себя сосредотачиваться на боли, выдворять образ мальчишки из головы. Но потом неизменно сама мысленно тянулась к нему, желая вновь выудить из памяти какое-то из воспоминаний о прошлой ночи. И воспоминания эти были столь же болезненны и приятны, как саднящая кожа на внутренней стороне ладони, где виднелась тонкая строчка краснеющих полумесяцев.

Уже к обеду следующего дня Нерис твердо решила, что должна поставить точку в этой истории. А именно — выполнить обещанное и сварить то самое зелье, о котором сказала Сэнфорду. Отплатить за помощь, чтобы не чувствовать себя обязанной. Все это заняло у нее весь остаток дня. Достать нужные ингредиенты было несложно, но она очень хотела сделать все идеально, а потому корпела над зельем с дотошностью, свойственной скорее лучшей ученице на курсе. А потом, когда заветный флакон с раствором оказался в руках, снова испугалась. Ведь чтобы передать зелье, нужно было встретиться с получателем? Ведь нужно же было, да? Или не стоило лишний раз выставлять себя излишне сентиментальной, и опускать броню? Попросить кого-то передать флакон Сэнфорду было куда безопаснее. Потому так она и сделала. 

Но отчего-то, стоило помогающему ей эльфу с громким щелчком исчезнуть из комнаты, как Нерис сразу же стало грустно. Будто она только что лишилась чего-то неосязаемого, а не только флакона с зельем. “Разве не этого ты хотела?” — так убеждала она себя. Может это чувство легко спутать с истинным облегчением? Ведь теперь она ничего не была должна Сэнфорду, расплатилась за одолжение. Разве не должно было душе полегчать? Точно-точно должно. И подобные мысли лишь подтвердил укол совести — за оставшийся вечер Нерис не успела закончить с альбомами для подруг. И сегодня еще предстоял поход до совятни, чтобы птицы унесли девочкам подарки. Вот о чем надо было думать. Сосредоточиться на этом было удивительно легко. И усевшись с утра за слизеринский стол, Нерис принялась перебирать в уме, как можно свернуть подарочную бумагу. Думать о ком-то другом и об их чувствах и ожиданиях было гораздо проще, чем присматриваться к своим.

Но внезапно из размышлений ее вырвал тот самый голос, который она совсем не ожидала в ближайшее время услышать вновь. Взгляд Нерис медленно поднялся наверх, чтобы осторожно коснуться лица мальчишки, без стеснения усевшегося напротив. И от мысли о том, что все сейчас это видят, девушке стало не по себе. Хотя, кем были эти “все”, при учете, что почти вся школа разъехалась на каникулы.

— Счастливого Рождества, — робко пробормотала Нерис в ответ.

Вкрадчивым жестом она положила вилку и спрятала обе ладони под стол, сплетя пальцы в крепкий замок. Взгляд ее из растерянного стал удивленным, даже слегка вопросительным. Сэнфорд правда сказал, что он в восторге? От обычного зелья? Для Нерис слова эти звучали скорее издевкой — вряд ли кто-то стал бы радоваться подобным мелочам. Хотя, если так подумать, она сама бы еще как стала, если бы кто-то проявил к ней внимание...

— Брось, какой ответный жест, — беспомощно попыталась она найти слова возражения. — Ты уже мне помог, я просто хотела тебя поблагодарить. Маяться бессонницей неприятно, а для меня это практика... Ты совсем не обязан... 

Но закончить свою фразу девушка не успела. Услышав шум, она обратила лицо наверх. Как раз вовремя, чтобы заметить взъерошенную птицу, которая явно не смогла найти своего хозяина на привычном месте. Сове потребовалось несколько секунд, но потом она определила направление безошибочно, и спикировала вниз прямо к столу слизеринцев. Правда, изяществом приземление не отличилась — птица рухнула прямо перед тарелкой Нерис, заставив ту вздрогнуть. А потом возмущенно ухнула, глядя на Сэнфорда. Кажется, именно ему предназначался привязанный к лапе сверток, теперь немного испачканный брызгами каши и сладким джемом.

Отредактировано Nerys Orpington (24.05.24 18:16)

Сэнфорд сразу узнал сову и принялся возиться с посылкой, привязанной к лапе птицы. Сов сегодня было немного, но они наверняка спешили принести Рождественские подарки и поздравления тем, кто застрял в школе на каникулах. Нерис почувствовала легкий укол досады, но тут же отогнала тоскливые мысли прочь. Что толку расстраиваться, что у нее опять не как у всех? Была бы мама жива, непременно прислала бы весточку. А от отца ничего ждать не приходилось — с момента их ссоры перед отъездом Нерис не получила ни одного письма, да и сама ничего домой не писала. 

“Но кто-нибудь из подруг уж мог бы прислать открытку”, — обиженно подсказывал ей внутренний голос. — “Или такие у тебя друзья, что и не вспомнили о тебе в такой день?”. 

Нет уж, не будет она об этом думать. Если не вспомнили — значит сама заслужила, постарается стать более хорошей подругой. Да и вообще, не обязаны были вспоминать. Рождество — это семейный праздник. Нерис чувствовала, как в ее голове роились множество мрачных мыслей. Слишком легко было почувствовать себя одиноким в тот день, который было принято праздновать с кем-то близким. Она с тоской взглянула на тарелку, края которой были забрызганы теперь кашей, и со вздохом положила ложку на стол. Аппетит пропал.

— Все хорошо, — собравшись, ответила она Сэнфорду. — А с твоей птицей все в порядке? Она как-то странно двигается. 

Взгляд сразу зацепился за мелкие детали — странный поворот головы, вытянутое крыло, медленные шаги по столу, вместо привычной совиной припрыжки. И почти сразу Сэнфорд подтверждает ее догадку. Саму ранку Нерис не увидела, но по цоканью парня догадалась, что есть проблема. А потом он напрямую спросил про Помфри и Хагрида, отметая необходимость гадать. Все-таки птица пострадала в полете.

Нерис посмотрела на сову с жалостью во взгляде. Она не питала особой любви к животным и своего питомца у нее не было. Но мысль о том, что эта Клаудия спешила сюда, чтобы Сэнфорд получил свой подарок на Рождество, даже несмотря на свою травму, вызывала сочувствие. 

— Да, Харгрид точно знает, что делать, — кивнула Нери.

Потом немного помедлила, словно оценивая, стоит ли предлагать. Но все же решилась.

— Хочешь, я попробую посмотреть? — она кивнула в сторону птицы в руках мальчишки. — Если там что-то серьезное, может и правда лучше найти Хагрида. Но если ранка не слишком страшная, то есть кости целы, я могу попробовать исцелить. С людьми у меня обычно получается, вряд ли здесь будет сильно по-другому. 

Она ведь уже говорила, что собирается связать жизнь с колдомедициной. Или нужно еще раз сказать, чтобы придать веса своим словам? Нерис смутилась, не желая показаться человеком, который выпячивает себя вперед даже там, где это не нужно. Поэтому решила, что должна спокойно воспринять любой ответ Сэнфорда и не настаивать на своем участии. Каким бы сильным не было ее желание помочь, продлив этот разговор хотя бы еще на несколько минут.

Получив согласие, Нерис осторожно тянется к птице. Если честно — не столько боится ей навредить, сколько опасается, что сова окажется с норовом и решит протянутую руку помощи сразу клюнуть. Но Клаудия то ли хорошо понимала своего хозяина, то ли слишком утомилась за перелет, то ли в целом была весьма добродушной — никакой агрессии в сторону Нери не проявила, позволив себя осмотреть. Приподняв крыло, девушка заглянула под веер перьев и тихонько вздохнула. Рана была открытой и неприглядной, но на первый взгляд не казалось, что это что-то непоправимое. 

— Не понимаю, — голос Нерис звучит задумчиво, — Может быть она неосторожно зацепилась за что-то, или сцепилась с другой птицей в полете. Возможно, за твой Рождественский подарок была настоящая драка, я бы на твоем месте готовила пострадавшей угощение в благодарность.

Ей становится легче, стоит только полностью сосредоточиться на сове. Потому что сова, в отличие от Сэнфорда, ее не смущает. И в поле, где нужно оказывать первую помощь, а не вести неловкие разговоры, Нерис чувствует себя гораздо уверенней. Но стоит ей только повернуть голову и увидеть, как рейвенкловец лезет под стол, как все смущение моментально возвращается к ней. Она неловко сводит коленки и зачем-то поправляет юбку, будто боится как-то не так выглядеть в чужих глазах. Обводит взглядом зал и пытается понять, смотрит ли на них кто-то. Но смотреть особо и некому. 

— Антисептик? — хмурит Нерис брови. — Мы же волшебники. Я очищу ранку с помощью заклинания. А ты, если хочешь помочь... Там под скамьей моя сумка, в ней есть голубоватая склянка с заживляющей мазью. Достань ее, а я пока займусь раной. 

Птица смотрит на Нерис с подозрением, но послушно не вырывается, когда девушка поднимает крыло. Словно чувствует, что люди хотят помочь, и сопротивляться не нужно. Нери осторожно направляет палочку на ранку, бормоча под нос магические формулы. Важно было сделать все правильно, чтобы очистить ткани только от лишнего, от инородных тел. И убедиться, что в ране не застряло ничего крупного — например, веточки, или обломка чужого когтя. На всякий случай пришлось использовать и обезболивающие чары, чтобы птица чувствовала себя спокойнее и не дергалась. 

Когда с первым этапом покончено, Нерис поворачивается к Сэнфорду, чтобы узнать, нашел ли тот мазь. И получает очередной вопрос, который застает ее врасплох.

— Мне особо и не от кого ждать поздравлений сегодня, — пожимает она плечами, стараясь выглядеть равнодушной. — Да и Рождественский подарок у меня есть, вот.

Нерис вытягивает руку, демонстрируя Сэнфорду наручный браслетик с маленькими подвесками на цепочке. Вещица, которая сильно ее поддерживает на протяжении всех каникул, и напоминает о том, что рядом есть люди, которым не безразлично. 

— Подруга подарила перед тем, как уехать на каникулы. А я сама фотографии не успела вчера отправить — сегодня упакую и схожу в совятню. Надеюсь, школьные совы доберутся без приключений.

Своей-то у Нерис не было. Но об этом Сэнфорду она говорить не стала. Как и о том, почему сегодня утром не получила писем не только от друзей, но и из дома тоже. И о том, чем же вчера таким была занята, что не успела сделать все что планировала.

Отредактировано Nerys Orpington (31.05.24 06:06)

Нерис чувствует беспокойство Сэнфорда, но пока дело касается совы, выступает оплотом уверенности в их бригаде скорой медицинской совиной помощи. Если бы она увидела, что рана слишком серьезная, то не стала бы вмешиваться, оставив это более опытному специалисту. Но крыло птицы оказалось не сломано — просто сильно разодрано. И справиться с этим Нерис с ее знаниями была в состоянии. 

Поэтому она планировала с очень серьезным видом молчать во время всей процедуры, но Сэнфорд сначала отвлек ее разговором о подарках и поздравлениях, а потом еще будто нарочно принялся изумляться. Он явно хотел привлечь еще больше внимания к тому факту, что на общем фоне Нерис выглядит одинокой, раз никто даже не удосужился прислать ей открыточку с поздравлением. 

Ей противно от мысли, что со стороны это так заметно, и сама себе Нерис в этот миг кажется жалкой неудачницей. И пусть в глубине души она догадывается, что Сэнфорд не со зла наступил на эту мозоль, в моменте ей так обидно вновь и вновь возвращаться к теме, что даже простая неосторожность кажется камнем, брошенным из толпы. И реакцию вызывает такую же.

— Представляешь, иногда так бывает, — Нерис огрызается на него неожиданно зло, чтобы злостью этой замаскировать собственную боль. — Не у всех есть семья, не всем присылают подарки. Хватит! Это должно быть не твое дело, почему я на каникулах в школе и почему ни одна сова не прилетела меня поздравить. 

Девчонка закусывает губу, склоняется низко-низко над птицей и слышит растерянные слова о том, что если не хочет, то она может не рассказывать. Но смотреть на Сэнфорда она больше не может — еще одно слово и расплачется. Забирает мазь почти не глядя, и точечно наносит на поврежденную кожу птицы, с осторожностью раздвигая перья. Некоторое время Клаудии потребуется покой. И Нерис, пожалуй, тоже.

— Я зачарую мазь, чтобы она образовала что-то вроде защитной пленки, — бормочет она, избегая смотреть на Сэнфорда. — Лучше подержи ее у себя хотя бы денек. Ты заметишь, когда она почувствует лучше. А в совятню не надо.

Говорит сразу и про птицу, и про совместный поход. Слишком стыдно теперь идти куда-то с ним вместе, после такой вспышки. Кажется, Сэнфорд совсем не заслужил. Обуреваемая чувством стыда, Нерис заканчивает возиться с совой, осторожно гладит ее по перышкам на затылке и спешит выбраться из за стола, чтобы оказаться хотя бы чуточку дальше от рейвенкловца.

— Прости... — выдавливает она из себя с огромным трудом, больше не в силах скрывать ни свой стыд, ни желание убежать отсюда как можно дальше. Туда, где никто не будет с жалостью смотреть на то, как она проводит Рождество в одиночестве.

Отредактировано Nerys Orpington (15.06.24 05:30)