Селине всегда казалось, что смерть коснётся любого, но не её саму. Утопическое мышление во плоти, но, говорят, так психика обманывает себя, чтобы защитить. Годы шли, и мысль о том, что придётся проститься с кем-то близким, страшным Дамокловым мечом повисла над ней, словно напоминание о неизбежности бытия. И пока все вокруг переживали только о родных, Мур боялась того, что это неизбежное ждёт и её саму. И ужас неизвестности пугал её до приступов паники перед сном, отчего она давилась слезами в подушку, мечтая удержать себя от громких всхлипов, лишь бы не привлечь чужое внимание. Эгоистично? Да, но...

Понимать чувства другого всегда было критически важно. Это спасало от конфликтов с родителями в детстве, когда лишняя ухмылка служила сигналом не подходить, чтобы не обжечься о горечь ярости или холодность безразличия. Это помогало и в более взрослом возрасте, когда волшебница во всю погрузилась в межличностные отношения и игры. Понять чужую боль потери было так же важно, но отчего-то невозможно. Словно утрату невозможно разделить, если никогда не испытывал. И слова поддержки и сострадания раздавались едкой фальшью, сколько бы Селине не хотелось действительно оказать требуемую поддержку. Ей было не всё равно, но крайне неловко. Будто она обманывала и себя, и другого, не понимая на деле, что же это такое, когда ты больше никогда не сможешь разделить с важным человеком и мгновение.

Но смерть всегда приходит, когда её не ждешь. Без стука и приглашения, снимая двери с петель бесцеремонностью появления и оставляя после себя ощущение пустоты, безысходности и оглушающего шока. Теперь девушка и сама знала, каково это.

Тётушки не стало вечером воскресенья. Обычный летний день, наполненный хлопотами по подготовке к будущему учебному году. Мур весь день читала сборник сатирических рассказов, то и дело задыхаясь от собственного смеха, пыталась разобраться с гардеробом и иногда, почти признаваясь себе в этом, влюблённо размышляла о Джейке Фарли. В этом году они оба стали старостами школы, и мысль о постоянном нахождении вместе тревожила и интриговала её в одно и то же время.

Это был обычный летний день. А потом прилетела сова с письмом, и что-то внутри будто рухнуло камнем вниз. Лорена скончалась в Мунго спустя пару часов после поступления. Обычный для волшебников вирус оказался для сквибов куда более страшным, и той не стало раньше, чем успели позвать проститься родных.

Мур ненавидела тот факт, что днём ранее отказалась навещать Лору, сославшись на лень и предложив увидеться в следующую субботу. Кто знает, быть может, если бы не была такой беспечной, это могло бы что-то изменить? Найти ответ на риторический вопрос было практически также сложно, как погрузиться в похоронные хлопоты. Родители сознательно взяли всё на себя, и единственной задачей Селины было не мешать и не накалять и без того натянутые чувства до предела. И, Мерлин, она просто ужасно с этим справлялась.

***

— Мне не нравится памятник, — обеспокоено шептала она себе под нос, обращаясь то ли к отцу, то ли к отрешённой матери, сердце которой, вероятно, покрылось коркой льда, лишь бы сейчас не биться и не чувствовать. Короткого холодного брошенного взгляда, полного осуждения, со стороны той было достаточно, чтобы замолкнуть и хоть на миг подумать о чувствах кого угодно, кроме себя.

— Она не надела чёрный. Кто вообще приходит в тёмно-синем пальто на похороны? — вновь еле слышно комментировала она, разглядывая собравшихся и уже норовя дойти и отчитать пожилую дальнюю родственницу. Резкого одёргивания руки со стороны отца хватило, чтобы понять, как это некультурно.

Селина не потеряла голову от горя, нет. Но отчего-то ей казалось, что всей этой процессии недостаточно. Будто уважения, почитания, любви, скорби было непростительно мало относительно той боли, которую, на самом деле, они должны были испытывать с уходом тёти из этого мира. Будто та смотрела на них и не получала доказательства собственной ценности. Конечно же, глупости, но... Мур сходила с ума от этого ощущения, доставляя и без того травмированным родным ещё больше боли.

Каблуки туфель вязли в сырой земле, чёрный плащ не мог согреть несмотря на полный штиль без отсутствия солнца. Казалось, природа тоже грустит, и от этого всё вокруг хоть и воспринималось правильным, не резонирующим с происходящим, но лишь забивало последний гвоздь в крышку собственного гроба самобичевания и разрушения.

Они все её не любили. Считали Лору проблемой и пятном на великой родословной. Обхватив себя руками, девушка неспешно шагала прочь от толпы и обмена наигранными сокрушениями, лишь бы удержаться и не высказать всё то, что вертелось на языке, вслух.

Нерис. Роскошный семейный склеп, значительно отличающийся от того скромного памятника, который отвели тёте. Селина и забыла, что минул год, как та потеряла мать. И если раньше она могла лишь попытаться представить, что Орпингтон чувствует, чтобы найти нужные слова, сейчас она понимала.

Замерев чуть поодаль от скамейки, блондинка просто молчала, даже не пытаясь подобрать слов.
— И я тебе, — гнусаво отозвалась она, но в голосе чувствовалось больше раздражения, чем печали. Возможно, только злость на всё и всех вокруг, а также поиск изъянов для запуска нового круга ярости, и спасали от того, чтобы совсем не расклеиться. Находясь на людях, пускай те и были её роднёй, Селина просто не могла позволить себе расплакаться. — Это была моя тётя.

Шумный вздох утонул в неожиданном порыве ветра, растрепавшиеся волосы которым неприятно защекотали нос. Мур откинула их с заметным раздражением, подставляя лицо навстречу ветру и прикрывая глаза, лишь бы сосредоточиться на этом чувстве и ни чём другом.

— Мне очень жаль, Нерис. Правда, — зачем-то поделилась она. Словно пытаясь убедить подругу, что она поняла, как той больно. — Как ты держишься?
Минул целый год, но, кажется, рана в груди подруги не затянулась ни на дюйм. Неужели всегда будет так больно? А говорят, время лечит. Врут...

Отредактировано Selina Moore (04.10.24 02:24)