Проследив за махом руки Сэма, которого куда-то увел Викрам, Тэмзин грустно улыбнулась и повернула в другую сторону. Ей нужно было готовиться, вечером будет мини-вечеринка в честь конца первой недели учебы после каникул, а еще Хейди хотела помочь Тэм с макияжем, а еще надо было хорошенько помуштровать себя с Зельями, а еще…

Тэм остановилась у окна, кинула сумку на подоконник и с тихим столом сложила руки и на них опустила лицо. Нагрянула неожиданная тоска. В голове все вертелись слова Криса, который как будто уловил перемену в настроении Тэм и ковырнул ее спокойствие.

Обычно Тэм не любила демонстрировать кому-то свое плохое настроение и привыкла прятаться за солнечными улыбками, но по мере этого года она как будто научилась быть чуть открытее в чувствах. Стала плакать, когда хочется плакать, пыхтела, если ощущала недовольство, еще не умела по-настоящему злиться, пока никого по-настоящему не начинала ненавидеть, но вот любить.

Любить.

Очень страшно было любить.

Тэм потерла лицо пальчиками и попыталась прийти в себя, но тень тоски никак не уходила. Она понимала, что прочно застряла наедине с непростыми мыслями, а тех не вытравишь, как ни старайся.

В каком месте ей было иначе? Может быть, в Больничном крыле? Там сразу голова переключалась на работу и мозги фокусировались только на пациентах, там не было мира извне, такого сложного и непонятного, в медицине были четкие разделения и правила.

Но, как будто, это немного не то.

— М? — она подняла голову и встретилась взглядами с Крисом: — Я забрала твою книгу? Или…

Тэм засуетилась, быстренько переворачивая сумку, чтобы выложить ее содержимое на подоконник: баночки, скляночки, учебники, перья, чернильница, пергаменты, блокнот, зеркальце, морковка, какие-то салфетки, платочки, бинты…

Не сказать, что у Тэмзин и Криса были какие-то серьезные недопонимания, просто их школьные будни как-то удивительно пролетали параллельно друг другу. И пересечений было очень мало.

Оттого и разговор показался странным, неожиданным. Но в то же время очень важным — потому что вряд ли бы Крис подошел к Тэмзин без серьезной причины. Правда ведь? Не просто ведь наругать за вездесущую морковку?

— Я просто не завтракала и много нахватала у домовиков, — виновато пролепетала Тэмзин и извиняющеся улыбнулась, хоть, по сути, и не должна была испытывать стыд за свои привычки.

Или как-то оправдываться.

Просто хотелось быть нормальной — такой, к кому ни у кого не будет вопросов, кого не станут задирать или обижать, кому не будут придумывать ярлыки и глупые прозвища, кого, наверное, даже не станут замечать. Иногда Тэмзин ужасно злилась, что она не может просто стать обычной. Не чудаковатой нескладной спортсменкой, над которой насмехаются.

Она медленно складывала вещи обратно в сумку и прислушивалась к словам Криса. Он говорил странно и витиевато, как будто убегая от сути и находя выход в кулинарных сравнениях. Но Тэм улавливала главную мысль. Понемногу.

Тэмзин замерла, удивленно уставившись своими огромными глазами-блюдцами на Криса, а после рванула вперед и крепко парня обняла, не зная, как иначе выразить свою благодарность. За чуткость и за готовность не просто увидеть чужое плохое настроение, а еще подойти — побороть неловкость! — и попытаться его поднять.

— Спасибо!.. спасибо-спасибо-спасибо, — говорила Тэмз от чистого сердца, а потом отстранилась, чтобы выпалить: — я не знаю… я просто… резко стало так грустно. Что все вокруг это не навсегда и есть ли смысл хоть в чем-то. Потому что все заканчивается. И будет больно, рано или поздно. И непонятно, что же с этим делать.

Это ощущение. Как будто ты застрял среди ненужного хлама и сердце так бьется, потому что чувствуешь, что сейчас надо вырваться — из середины на самый верх.

Тэмзин невнятно всплеснула руками, так и не сообразив, что конкретно ей хотелось сказать.

— Все так сильно поменялось с начала года. Я как будто уже не узнаю себя.

Как же не нравилось Тэмзин грустить. В грустную пору она становилась сама не своя — в голове крутились всякие назойливые мысли, от которых сложно было просто отмахнуться. Не любила Тэмзин и много размышлять; она была из тех, кто любил сразу же приниматься за дело и не отвлекаться на раздумья. Не застревать в болоте из неуверенности, а сразу же что-то делать — и в процессе определять, ошиблась ли она в выборе или нет.

Крис продолжал свои странные сравнения с кухней, но Тэм улыбчиво разгадывала каждую его фразочку, находя в них что-то для себя, знакомое.

Вот она. В начале года уверенная в одном, а сейчас сталкивающаяся с пониманием, что ее тянет в другое. Тэмз било из одной крайности в другую, сложно было сообразить, что ей нравится. Что она любит? Кто она такая вообще?

— Понимаю, — вздохнула Тэмз. — Вдруг ты оглядываешься на пройденный путь и осознаешь какие-то вещи, которые про себя не знал. Я вот не думала никогда, что меня будут волновать отношения с мальчиками, а теперь…

Тэмзин всплеснула руками.

— Это, кажется, единственное, что меня волнует! А ведь впереди экзамены, Крис! А я никак не могу оплошать и плохо их сдать!

Все чаще Тэмзин размышляла о конечности любых чувств — она была в этом состоянии еще зимой, теперь такое настроение было ей знакомо. Это настроение предвещало перемены — как прохладный ветер, резко ударяющий в лицо, чтобы предупредить о скорой буре и тяжелых тучах.

Тэмзин понимала, что она то и дело крутит в голове один разговор, довольно сложный, но никак не хотела к нему приходить. Так страшно. Снова это переживать.

— Ну, я скорее персик, как говорит профессор Слизнорт, — улыбчиво произносит Тэмзин и вздыхает как-то слишком по-взрослому, как-то ужасно устало для девочки семнадцати лет.

— Я раньше думала, что не умею любить. А потом думала, что любовь это единственное, что меня радует. А сейчас я, кажется, снова чувствую, что мне это не нравится. Быть в любви. Тебе это знакомо?

Тэм глядит на Гарланда и мысленно чертыхается: она обещала Сьюзен проследить за Кристофером, чтобы мальчик обязательно влюбился в рыжую хаффлпаффку, — но начатая болтовня никак не навевала на мысли о новой любви.

Тэм странно.

Кажется, она хочет с Сэмом расстаться.

Язык кулинарных изысков продолжал сглаживать острые углы их непростого разговора. Но, несмотря на обсуждаемый шторм, сам момент взаимного обмена болью наполнялся магией. Сама тишина между их репликами ощущалась теплом понимания, отсутствием осуждения, готовностью выслушать и поддержать.

Тэм никогда бы не подумала, что сегодня, в самый странный период её жизни, ей была нужна встреча именно с Крисом. Они не были в полной мере друзьями, мало общались и знали друг друга на уровне школьных приятелей. Но, может, оттого и ценней был сложившийся разговор.

Со стороны ведь всегда видней лучше?

Свет в глазах Тэмз тихонечко меркнет. Крис говорит самые правильные слова, но...

— Я привыкла бороться. Знаешь, мама меня привела в спорт в три года. И меня с трех лет учили добиваться золота. Ни второе, ни третье место никогда не считалось достаточным. А стоило взять золото, как тренер напоминал, что это лишь ещё одна ступенька, а завтра ты никто, весь твой путь ничто, пора начинать сначала.

И Тэмзин срослась с этой парадигмой всем живым. Но, видимо, слишком глубоко. До самых фундаментальных принципов.

— Отношения как марафон. Ты перед ними волнуешься, плохо понимаешь, что происходит. А потом, во время бега, в тебе нарастает адреналин и чувства сходят с ума, но именно в этой битве ты чувствуешь себя самым живым. Но потом добегаешь до финиша, берёшь свое золото... И как будто теряется весь смысл. И охота обратно. В новый марафон. Потому что только так ты привык получать эмоции.

Она вспоминает свои отношения и понимает, что в каждом из них срок годности истекал через три месяца. Потому что становилось скучно, пресно, никак. И привыкшее к вечной борьбе за золото тело желает в новый марафон.

На поле. На тренировки. Куда-нибудь.

Разбиться в кровь, до мяса, истерзать себя.

Ведь если нет синяков, то что такое, ты разве работала, Тэмзин?

— Это я, Крис. Я скверный рецепт.

И она догадывалась об этом давно: он стал избегать её, держался подальше, стал меньше обнимать, меньше целовать, — как будто тоже чувствовал, что она добилась золота и ищет, где стартует новый набор.

Словам Криса она по-доброму улыбается, но не слышит пока ничего, во что готова поверить. Не ощущает себя ни мудрой, ни хорошей.

— Ты смелый. Смелее меня. У тебя есть силы говорить о своих бывших и даже называть их вслух, а я...

Тэмз взмахивает рукой.

— Мне страшно просто даже посмотреть на него, потому что я... Мне так стыдно. Я очень его боюсь.

Опускает голову.

— Сложно это, спрятаться, когда вы застряли в одном большом, но тесном замке.

И даже в одной гостиной. Черт.