Малфой делал вид, что снова сосредоточился на работе, и какое-то почти медитативное спокойствие накрыло его, когда он продолжил перемешивать зелье, выжидая нужную консистенцию. Он не смотрел на Дафну, но чувствовал каждое ее движение — будто воздух между ними становился плотнее, стоило ей чуть податься вперед или вздохнуть. И когда ее голос, тихий, почти невесомый, донесся до него, Драко на миг застыл. Это был не вопрос, не реплика в его адрес, но он слышал. Конечно, слышал. Он усмехнулся себе под нос, чувствуя, что в ее словах не было злости или обиды. Он не выдал ни звуком, ни движением, что услышал ее слова, но внутри все сдвинулось. Как будто эта короткая фраза разрушила стену молчания, выстроенную между ними. Она не хранила в себе ни обвинения, ни упрека — только ту легкую, едва ощутимую иронию, которая была ему до боли знакома.
Он все еще улыбался, делая вид, что сконцентрирован на своем зелье. Знал, разумеется, что этот момент не продлится вечно, и очень скоро его мысли вновь наполнятся размышлениями темными и тяжелыми, но сейчас он испытал облегчение — кажется, Дафна дала ему еще шанс. Один миллион сто тысяч девятисот сорок шестой шанс. И спустя минуту, не отрывая взгляда от своего котла, он чуть сдвинул небольшие бронзовые весы, стоявшие на краю стола, — тем самым освобождая место и незаметно оставляя взамен свою ладонь. Когда девушка по привычке потянулась за весами, пальцы ее скользнули мимо металла и неожиданно, для нее разумеется, коснулись его руки. Драко не отнял ее — напротив, едва заметным движением сомкнул пальцы вокруг ее ладони, задержав это прикосновение на несколько мгновений. Он ждал этого момента и не хотел, чтобы она отстранилась.
Поймав ее взгляд, он посмотрел прямо в глаза — долго и внимательно, с той молчаливой нежностью, которую невозможно было бы выразить словами. В его взгляде не было требовательности, не было давления, только мягкость и странное, непривычное тепло, словно он хотел запомнить ее такую — спокойную, сосредоточенную, рядом с ним. Он улыбнулся — едва заметно, уголками губ, и в этой улыбке читалось больше, чем в любом признании.
Он хотел сказать ей о том, как скучал. О том, что думал, как им выкроить хотя бы час наедине. О том, какая она красивая сегодня. Но сейчас было не время и не место. Драко все еще надеялся остаться с ней вдвоем, и тогда он бы многое объяснил... Если бы только Поттер оставил его в покое — или, видит Мерлин, он этого выскочку очкастого прибьет раньше, чем до него доберется Темный Лорд. Он и сейчас, наверняка, бросает на него пылающие негодованием взгляды. Подумав об этом, он предусмотрительно убрал свою руку, покосившись в сторону гриффиндорца.
Впрочем, присутствие Дафны все еще было для него куда важнее подозрений Поттера. Так что Малфой выбросил его из головы и подался чуть ближе к девушке, произнеся тихо, почти шепотом, так, чтобы услышала только она:
— Если ты правда собираешься стать отстающей ученицей, Слагхорн, пожалуй, назначит тебе дополнительные занятия. Со мной.
Он не отвел взгляда, только чуть склонил голову вбок, будто заново примеряясь к ее реакции — и в этой улыбке, в этой фразе было не только воспоминание о вечернем зельеварении и умиротворяющем бальзаме, но и что-то большее: предчувствие того, что эта история между ними еще не закончена.
Слова Слагхорна прозвучали неожиданно громко и отрезвляюще, будто кто-то раскрыл окно в комнате, полной тишины. Драко чуть вздрогнул — этот голос выдернул его из того пространства, где они с Дафной были только вдвоем. Он моргнул, отводя взгляд к преподавателю и делая вид, что с самого начала был сосредоточен исключительно на уроке.
Малфой выслушал речь Слагхорна без особого интереса. Мысль о том, что придется возвращаться в класс, не радовала — у него были другие планы. Но перспектива еще одной встречи с Дафной стала утешением, подарившим ощущение, что все не так плохо. К тому же впереди выходные, чтобы разобраться со своими делами, если только Поттер снова не упадет на хвост.
Когда Драко вновь повернулся к Дафне, на его лице уже не было той мимолетной легкости, которую он позволил себя несколько минут назад. И хотя взгляд его лишился улыбки, он оставался мягким — в нем еще теплится отблеск прежней близости, но уже словно потухшей. Теперь во взгляде было нечто иное: сосредоточенность, напряженность и привычная усталость.
— Если у тебя нет других планов, — тихо сказал он, не отводя от нее взгляда, — давай прогуляемся вечером, после зельеварения. Я сделаю все, чтобы нам никто не помешал на этот раз.
Он хотел было добавить что-то еще, возможно, сказать Дафне пару слов в ответ, пока привычно убирал за собой — аккуратно складывал мензурки и стеклянные палочки для помешивания, убирал взмахом палочки следы от капель на столешнице, собирал оставшиеся склянки с ингредиентами и подбирал весы, что с самого начала занятия стояли чуть в стороне от котла — но уловил справа приглушенные, резкие голоса и нервное движение, будто там намечалось что-то вовсе не касающееся урока. Что-то в интонации, в характерном скрипе ножки передвигаемого стула, в том, как воздух будто стал тяжелее, заставило его выпрямиться, напрячься, будто мышцы сами приняли решение раньше сознания.
Он повернул голову и сразу все понял. Фэй Данбар, с приподнятым подбородком и горящей обидой в глазах, сжимала в руке миску — та неестественно качалась при каждом ее шаге. Направление было очевидным — туда, где сидел Олливандер. Он, что-то Драко подсказывало, не стремился ни к чьему обществу — Данбар тем более.
Понимание пришло быстрее, чем можно было бы подумать. Это был не просто конфликт — это был порыв, импульс, злость, которую нельзя было остановить словами. Фэй была подругой Элис, а Драко знал, как подобные сцены сказывались на Эдварде. Он слишком хорошо понимал, в каком состоянии тот находился в последнее время, и не мог позволить, чтобы в его сторону снова полетело что-то: даже если это «что-то» было всего лишь зельем. Не хотелось потом опять зависать в туалете, избавляя его от молчаливой истерии и новой попытки исчезнуть из этого бренного мира.
Драко двинулся на опережение. Резко, почти грубо отодвинул стул — тот скрипнул по полу, словно предупреждая, — и тут же встал, заслонив собой Эдварда. Все произошло за секунду: рука Фэй уже пошла на замах, и миска с зельем — если эту жижу вообще можно было так назвать — с силой впечаталась Малфою в грудь. Густая, вязкая жидкость, расплескавшись по рубашке, оставила влажные, липкие пятна, быстро впитывающиеся в белоснежную ткань.
— Осторожнее, Данбар, — произнес он. Голос прозвучал низко, ровно и в нем не было ни капли вежливости. Сталь — в тембре, в интонации, во взгляде, которым он смотрел на нее. Спокойно, выверено, холодно. Он не отступил. Не отреагировал ни на слова, ни на то, как та злобно отдернула руку, сбросив пустую плошку на пол. Миска глухо ударилась о камень, раздался металлический лязг.
Конечно же, ей было не жаль. Малфой сжал челюсти, напоминая себе, что перед ним не просто оппонент, а девушка, и что хладнокровие в этом случае куда важнее резких слов или движений. Он не позволил себе лишнего, но и не стал стирать с лица раздражения. Драко даже не посмотрел на испачканную рубашку — она прилипала к груди, но он будто этого не замечал. Лишь чуть отстранился, глядя на девушку сверху вниз, как на помеху, не стоящую внимания.
Затем, неторопливо, как будто вся сцена его вовсе не коснулась, он опустил взгляд на упавшую миску — и, чуть сдвинув ее носком ботинка в сторону, чтобы не мешалась под ногами, произнес спокойно:
— Если не хочешь, чтобы твой драгоценный факультет остался без пары десятков баллов, я бы советовал убрать за собой, пока профессор не увидел.
Голос его звучал все так же ровно и невозмутимо — но в этом спокойствии чувствовалось напряжение, как перед бурей.
Отредактировано Draco Malfoy (02.05.25 01:55)
