а еще выдают лимонные дольки здесь наливают сливочное пиво
Атмосферный Хогвартс микроскопические посты
Drink Butterbeer!
Happiness can be found, even in the darkest of
times, if one only remembers to turn on the light

Drink Butterbeer!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Drink Butterbeer! » Time-Turner » 23.09.96. dead poetry


23.09.96. dead poetry

Сообщений 1 страница 17 из 17

1

[ dead poetry ]

             ...

https://upforme.ru/uploads/001a/2e/af/930/296280.png

[ 23 сентября // кэт & холден // хогвартс ]


помоги пж с домашкой [x2] я обвела то, что надо. пожалуйста, помоги... помоги, напиши ответ, помоги, пожалуйста

+1

2

— Да у меня успеваемость выше, чем у половины ее факультета. Что она себе там вообще надумала? — После пятиминутного разговора с Макгонагалл даже умиротворяющий бальзам не поможет, не говоря уже про этот ваш ромашковый чай. Холден уверен, что без отца и тут не обошлось.

«он просто хочет забрать все твое свободное время», — так бы ответила ему Кора, и он бы согласился. Но вместо сестры отвечает сокурсник, не разделяя всей степени трагедии.

— Подумаешь. Подсунет тебе зубрилку-гриффиндорку. Это должно быть весело.

— Молись Мерлину, чтобы не рейвенкловку. — Поддакивает второй. Группа поддержки из этих двоих просто прекрасная! Ледберри кривится, всем своим видом демонстрируя, что ни одна, ни вторая ему не сдались. По крайней мере, не для учебы точно.

— Она что думает, мне больше заняться нечем?! - Очень хочется что-нибудь поломать, желательно, чтобы это был чей-то нос, а не школьное имущество, даже если оно подлежит восстановлению под репаро. Чужой нос так-то тоже восстановить ерунда.

И все же тратить свое свободное время на учебу - такой унылый моветон. Все равно, что провести лето в Ницце, не вылезая на пляж. Без устриц, без вина и зрелищ.

- Устрицы, вино - серьезно? Седалище не треснет?

- Че сказал? - Только сейчас до Холдена с трудом доходит, что все это время он озвучивал свои мысли вслух. У него-то точно ничто не треснет, но пыл поубавить пора бы. - Ой, да заткнись.

- Мистер Холден… - Мистер Холден закатывает глаза - ретироваться до того, как обратит на него внимание МакКошка, не удалось. Остается только выжать из себя улыбку хорошего мальчика и развернуться. - Вы не забыли? За час до ужина. Каждый понедельник.

- Ага. - Вытащить руки из карманов брюк, опустить глаза в пол, соглашаться со всем - выдрессированный мальчик, которым легко управлять, если где-то маячит тенью отец.

«кретинизм», - шепчет губами Ледберри, не представляя, как вытерпит ближайший час ещё и на пустой желудок. Извращение. Мазохизм. Лучше уж Ницца без пляжа и устриц. Неделя в больничном крыле. Зато в относительной стерильной тишине.

Тишиной его встречает пустой класс Заклинаний [а че не Трансфигурации?], опуская настроение ещё ниже, хотя казалось бы - достиг уже дна. По привычке - самый последний ряд. На длинных лавках хотя бы можно разлечься, закинуть под голову руки. Врядли МакКошка решит проследить за ходом «занятий».

Тишина. Минута первая.
Третья. Пятая.
Уже можно валить?

Холден приподнимается одновременно со скрипом двери. Проклинает тихо. Скучающе подпирает щеку кулаком.

[indent] Гриффиндорка.

[indent] И даже не седьмой курс.

[indent] Насмешка над его чсв.

- Я вот одного не понимаю. - Ледберри не собирается так просто сдаваться: надо сразу расставить все точки, галочки, показать, кто тут кому подчиняется. - А тебе это все зачем? Какая выгода? Может, значок старосты школы пообещали на следующий год? Что ты с этого всего имеешь? - Накрученное любопытство. Попытка заполнить эфир невинной болтовней, чтобы меньше махать палочкой. - Имя у тебя есть?

Отредактировано Holden Ledbury (24.04.25 15:02)

+1

3

— Это серьезный проступок, Кэтлин. Надеюсь, ты это понимаешь.

Волшебница в кресле поправляет очки, оттого ее лицо выглядит еще серьезнее. Кэтлин заводит руки за спину, виновато отводя взгляд. Своего поступка она не стыдится, но перед деканом, однако, неловко, ведь разъяренные родители сыночки-корзиночки наверняка сели той на уши, требуя для Монтгомери самого сурового наказания.

— Я понимаю, профессор, — кивает она, продолжая рассматривать свои туфли с особым интересом.

— Мальчика пришлось отправить в Мунго на три недели. В конце учебного года у него экзамены, и преподавателям придется заниматься с ним дополнительно, чтобы он нагнал программу.

Доставлять неудобств ей не хотелось, однако от новости, что рожу Спенсера она не увидит почти месяц, губы трогает едва заметная улыбка. Быть может, целители смогут вправить этому козлу мозги на место — быть может, они сделали ему одолжение тем, что проучили. 

Так или иначе, за содеянным следует отработка. Макгонаггал отчего-то не торопится вершить суд, ходит вокруг да около. Профессор в курсе, кто такой Коул Спенсер, и чем заслужил гнев от двух хрупких девушек, выставивших его на посмешище. Профессор никогда не скажет этого вслух, но их она не осуждает.

А что там осуждать? Подумаешь, мальчик слегка тронулся умом после жаркого представления, а еще — проходил со следами от зачарованной помады вплоть до своего отбытия в специализированное учреждение. Ерунда же.

— Будет справедливо, если ты поможешь преподавателям и позанимаешься с одним из студентов седьмого курса трансфигурацией. В качестве дополнительных занятий, — наконец декан озвучивает свой вердикт, и для Кэтлин он совсем непонятен.

— Что?! — от неожиданности гриффиндорка впивается ладонями в профессорский стол, осмеливаясь наконец взглянуть той в глаза. — Я? С семикурсником заниматься? Вы шутите?

Она не шутит.

Каждый понедельник. За час до ужина, — Монтгомери записывает это недоразумение в свой ежедневник, рисуя рядышком грустную рожицу. Сколько продлится ее отработка — неизвестно, но очевидно, что не месяц и даже не два.

— Несправедливо! — вопит она за обедом, подсаживаясь к рейвенкловскому столу. — То есть, наш тупоголовый ловелас всего три недельки полечит свою башку, а мне придется возиться с каким-то слизеринцем непонятно сколько? Во-первых, фу, у меня теперь на них аллергия. Во-вторых, а чему могу научить его я, шестикурсница? — мысль о том, что уже сегодня придется встретиться с этим самым слизеринцем, вводит в уныние. — Макгонагалл знает толк в извращениях. А я-то думала, она на нашей стороне!

Монтгомери в трансфигурации хороша. Настолько, что продвинулась по учебной программе намного дальше большинства своих товарищей, изучая материалы для курса старше в свободное время. Однако профессорских задатков у нее не было и в помине, но и дурочкой прослыть не желает. Оттого к вечерней встрече готовится с особым усердием, выписывая на отдельный пергамент все сложные темы, где, по ее мнению, у многих студентов могут быть пробелы.

— Драккл! — за всей этой подготовкой Кэтлин не замечает, что время уже на исходе.

До встречи остается всего пять минут. Кэтлин сгребает в охапку все материалы, не успевая даже привести себя в порядок, и вылетает из гриффиндорской башни прямиком в класс заклинаний.

Едва переступает порог — и даже лицо своего «подопечного» не изучает, как следует — как на нее разом обрушивается шквал из оскорбительных вопросов.

— А тебе какая разница? — раздраженно отвечает она, сваливая то, что притащила из комнаты прямо под носом у парня, которого, наконец, может рассмотреть.

Холден Ледберри — имя, которое дала ей Макгонагалл, теперь может сопоставить с симпатичной мордашкой, которую не раз видела в стенах замка. Раньше точек соприкосновения у них и не было, и слава Мерлину.

— Кэтлин, — она садится рядом, разгребая принесенный с собою завал. Одним из карандашей сцепляет волосы, собранные в пучок. — Слушай, я тоже от этого не в восторге. Поэтому в наших интересах время это проводить продуктивно, чтобы друг друга не задерживать. А будешь выпендриваться — заставлю называть меня профессор Монтгомери.

Безобидная штука, приправленная все еще раздражительным тоном, звучит как правда. Монтгомери разворачивает пергамент с выписанными темами. Ногтем тычет в самый вверх списка.

— Уверена, с азами ты знаком, — уверенно заявляет, но потом все же уточняет: — Знаком же? Закон Гампа можешь мне пересказать? Потом перейдем к формулам, их составлению и к тем заклинаниям, которые вызывают трудности. Эй, ты слушаешь меня вообще?

Отредактировано Katleen Montgomery (27.04.25 11:52)

+1

4

- Может, мы можем как-то договориться, Кэт-лин? Ну, знаешь, потратим этот час на куда более важные дела? Домашки-то хватает. Я ещё не все руны на завтра перевел. - «Гриффиндорская заучка». Достаточно посмотреть, как основательно та подготовилась к этой встрече. Бумажки какие-то притащила, ты гля. - А карандаши цветные есть? Хочешь, солнышко могу вам нарисовать, профессор Монтгомери? - И вот что с этой мелкотней делать? Детский сад при Хогвартсе давно закрыли?

Скука смертная. Ледберри демонстративно зевает и потягивается ленивым обожравшимся этой вашей жизнью котом. Так-то у него до десяти вариантов, как свалить отсюда раньше времени, но каждый предполагает очевидную жертву, в основном - с его стороны. А это - ни драккла не круто.

Навязанная ему профессорша явно не так проста. МакГонагалл - не дура, и дуру бы не подослала, а значит - сложнее.

Вот бы забраться к этой гриффиндорке в голову, найти ниточки, за которые тянуть будет приятнее всего.

«Мда уж», - кривится Ледберри самому себе, пока перед носом все еще шелестят бумажки, перебираемые тонкими пальчиками, - «куда ещё ты захотел забраться?».

Вопрос, скорее, риторический, потому что, собственно, обстановка не позволяет слишком глубоко задуматься…

Холдену уже хочется ударить себя по лицу. Хотя бы - умыться. От этой Кэтлин слишком приятно пахнет, и вовсе не книжной пылью Запретной секции. Он ловит себя на том, что слишком палевно пялится, рассматривая тонкие черты лица, по девчачьи такие… невинные? Ни в какое сравнение с теми куклами, что его окружают на курсе.

> слишком настоящая.

- Забыл. - С лицом кирпича отвечает Ледберри, сцепляя руки в замке на затылке. - Закон Гампа, кхм, это тот… про гоблинское золото? А ты умеешь превращать воду в вино? В горле что-то пересохло. - Он действительно закашливается, пытаясь избавиться от этой клятой хрипоты в голосе. - Давай в следующий раз позанимаемся где-нибудь в другом месте, а? Пока тепло. Что-то это местечко меня на учебу не вдохновляет. Слишком душно. - Холден оттягивает и расслабляет галстук, жмурясь. Хотелось бы притворяться и разыгрывать комедию, но случай не тот.

В последнее время Ледберри все больше ловит себя на мысли, что начинает походить на отца. Нет, несмотря на усилия окружения, он до сих пор не связался с мелкой контрабандой, зверюшек в Запретном лесу, видит Мерлин, тоже не ловит. Образец повиновения и послушания, только вот тон общения порой  выходит за рамки привычного дружелюбия или хотя бы нейтралитета.

- Дрянь. - Выдыхает он, обращаясь к кропотливо (или нет) составленному списку предстоящего «догона программы». Программы, которую он знает, вместе с этим треклятым законом Гампа и ему подобными, похороненными на дне сундуку черновиками с трансфигурационными формулами. Отточенными на манекенах и на декоре фамильного поместья заклинаниями. Ледберри не уверен, что девчонка расскажет ему что-то новое, но терпеть ее - обязан. И все ради той, что ничерта не может разобраться со своей жизнью.

Спасибо тебе, Кора. От души.

+1

5

— И на какие же, интересно? — Кэтлин медленно поднимает взгляд от пергаментов и подпирает подбородок пальцами, пристально вглядываясь в лицо Холдена. — Что, по твоему мнению, «важные вещи»?

Ей торчать вместе с ним тоже не особо-то хочется. Но какая разница, хочется или нет, если надо? Жаль, что ее блестящий ученик этой простой истины не понимает, лишь отшучивается и понемногу начинает действовать ей на нервы.

— Карандашей не взяла. Но обязательно захвачу в следующий раз и сама тебе нарисую на твоем конспекте, который мне принесешь, — Монтгомери поджимает губы, а затем расплывается в хитрой улыбке. — За хорошие заметки будет тебе солнышко. Справишься плохо — нарисую расстроенную тучку. Спенсера со своего факультета знаешь же? Который еще с разукрашенной рожей ходил. Если вообще ничего не принесешь — будешь щеголять с такой же.

Последнее проскочило само собой, и Кэтлин стыдливо прикусывает язык, заставляя себя замолчать. Никто в школе, кроме новоиспеченной подруги и, к сожалению, Макгонагалл, не знает, кто является автором сия… шедевра на лице слизеринца. Распространяться об этом особого желания не было. Да и чтобы оставить «послание», это ведь нужно лезть целоваться. Брр.

— Ладно, надеюсь, с системой оценивания мы разобрались. Так что там с законом Гампа? Забыл, говоришь? — резко сменяя тему, прищуривается она, наблюдая за всем этим демонстративным пренебрежением. — Ну-ну.

Конечно, поведение Холдена можно объяснить. Кому понравится, когда к тебе подставляют девчонку с курса помладше, чтобы та учила тебя уму-разуму? Никому. Случись подобное с ней — тотчас взбесилась бы. С одним но: судьбу бы свою приняла и усмирила эго. Получится ли у него это сделать — большой вопрос, ведь насколько ей известно [ по личному опыту ], эго у слизеринцев раздутое и неподъемное,  места для смирения и не найдется.

— Ну что ж, если забыл, — Кэтлин окунает перо в чернильницу и ставит небольшую точку рядом с необходимой темой. Запасное перо протягивает в руки Холдена вместе с небольшим куском пергамента. — Записывай. Трансфигурации поддаются лишь следующие вещи: материальные, исчисляемые, одиночные и немагические. В последнем поправочка — исключения есть, и при желании некоторые магические артефакты тоже можно трансфигурировать, однако своих свойств они не потеряют. Копии же эти свойства не перенимают. Все записал? Видишь, никакого гоблинского золота тут нет и в помине. Или все-таки что-то вспомнил, м?

Макгонагалл вбивает базовую теорию чуть ли не с первых занятий, стоит только перешагнуть порог ее кабинета впервые. Хочешь не хочешь, а что-то, да отложится на подкорке. Кэтлин кажется, что все-то он знает, просто бесится и капризничает. И кто еще из них младше?

— Показала бы, да вот только воды у нас нет, — Монтгомери театрально разводит руками, пародируя манеру его речи. — Но если жажда замучила — так исправь это. Есть же подходящее для этого заклинание. А-гу-а-мен-ти. Припоминаешь такое? В прошлом году должны были изучать. А оно, между прочим, входит в перечень ЖАБА. Вот и проверим твои навыки заодно.

Манящими чарами она призывает пустой кубок и ставит его прямо под носом у Ледберри.

— Справишься — в следующий раз будем заниматься там, где только пожелаешь. И про солнышко не забуду.

Ей эта идея не прельщает — все-таки, школьные кабинеты, как никак, создают необходимую для занятий атмосферу. Но если свежий воздух заставит его работать, то стоит попробовать.

Отредактировано Katleen Montgomery (03.05.25 22:07)

+1

6

- В-а-ж-н-ы-е. - Закатывает глаза Холден и громко вздыхает, словно только что потратил целый час, объясняя первокурснице, что никто шмакодявок в Дуэльный Клуб пускать не станет, и вообще откуда они такие настырные о нем узнали? Это не в классики играть и не кукол переодевать. Дуэль - это искусство, которое надо осознать, постичь головой и руками.

Ему бы сейчас парочку манекенов расколошматить, а не вот это вот всё. Не притворяться, что готов учиться, постигать магическую науку, когда даже с жалкой «В» его все равно возьмут в отдел магического (бес)порядка.

Вот эта «училка» ему уже не нравится. Если не доходит с первого раза, то не факт, что дойдет с десятого. С такой договориться по-хорошему, видимо, невозможно, а тогда зачем распыляться? Но так просто сбежать он тоже не может - по-любому нажалуется.

- Интересно. - Историю со Спенсером, конечно, знает, да и откуда корни растут в общих словах - тоже. - Тебе не кажется, что это перебор? Ты сейчас на полном серьезе угрожаешь мне из-за такой чепухи? Золотце, я понимаю, что тебе твоя гриффиндорская отвага, или как там вы ее называете, голову жмет, но я - не Спенсер, у меня на любое действие найдется противодействие. Тебе слишком дорого обойдется моя разукрашенная рожа. И нет, девчонок я не бью, проклятия тоже не насылаю.

Очевидно, в этой неравной борьбе, в которой выигрывает девица за счет своей половой принадлежности, придется прибегнуть к другим методам. В частности - к кладезю самых грязных сплетен имени Несси. Нет, ну не зря же он ее терпит с самого рождения, Мерлин спаси!

М о н т г о м е р и

фамилию он запомнил, а дальше - дело за малым. Осталось только пережить сегодняшнее «занятие» и после ужина все же отлупить кого-то в дуэли.

Холден своей мудачьей натуре не изменяет - в пай-мальчика играть не собирается, но, будучи змеюкой хладнокровной, выводит чернильные закорючки, усыпляя бдительность львицы, позволяя той умничать.

Этого достаточно, чтобы в какой-то момент на пергаменте начала расползаться большая клякса, больше напоминающая медузу.

Холден убирает перо в чернильницу и все также молча наполняет предложенный кубок, используя чары.

Согласно выведенной формуле, создание питьевой воды магией подразумевает под собой конденсирование, не более. Вода в газообразном состоянии в воздухе есть всегда, и преобразовать ее из этого состояния под действием все той же температуры в жидкость - труда не составляет. Базовые законы физики в их магической среде.

К трансфигурации это, естественно, никак не относится.

- Только исчисляемое, говоришь… Вода закону Гампа не подчиняется. Она - не исчисляемая, как и волосы, или кожа, но трансфигурации все они поддаются. Что-то я начинаю сомневаться в успешности наших занятий. - Возможно, МакГонагалл все это затеяла с одной только целью - разозлить его настолько, чтобы он сам наконец взялся за учебу, иначе какого гриндилоу ему приходится фильтровать все, что эта недоделанная профессорша говорит? - Transfiguro Liquidus - трансфигурационные чары преобразования жидкостей. Справишься? - С каменным лицом Ледберри пододвигает кубок гриффиндорке и разводит руками. - Уровень шестого курса. Сделаешь - сможешь сама выбирать, где нам заниматься.

+1

7

Безупречная рубашка. Безупречная прическа. Безупречная, чтоб ее, улыбка. И, конечно же, безупречное заклинание, благодаря которому кубок наполняется водой. Словно это что-то значит. Словно это даёт ему право говорить с ней так.

Получается все легко и просто. Так же, как летят слова в ее сторону, от которых неприятно сводит зубы. И ногти отбивают ритм по столу — громче, чем нужно, нервно. Кэтлин была права: он далеко не глупый мальчик, и речь поставлена, и вещи говорит дельные. Вроде бы. За исключением того, что между строк она слышит отчетливое: «Глупая здесь только ты».

Она вдыхает поглубже. Один… два… три. Поднимает взгляд — и натыкается на непроницаемое лицо. И это начинает её раздражать.

— Ну какой молодец, — говорит Кэтлин с натянутой улыбкой, негромко хлопая в ладоши. — Не знаю, как наши занятия могут быть успешными, если тебе и дела до них нет. Ну так подойди к Макгонагалл, пусть занимается с тобой она.

Монтгомери не считает себя загнанной в угол, да и неправоты своей не видит. Холден, на первый взгляд, говорит очевидное — такое, что ее слова опровергает, а знания ставит под сомнения.

— Я попросила тебя наполнить кубок, чтобы нам было с чем работать. Но ты прав, Холден. Вода сама по себе неисчисляемая, — она поднимает сосуд, немного наклоняя его, чтобы жидкость скользнула по его стенкам. — Но объём воды измерим. Трансфигурация опирается не только на материю, но и на форму, массу, структуру. Пинты воды — это уже количество. А количество — уже исчисляемость.

Её голос ровный, почти холодный. Но раздражение, едкое, липкое, где-то внутри, всё равно прорывается в интонации.

— Кстати, вот обо всех таких нюансах тебе и нужно было бы написать конспект. Но раз речь зашла об этом… — она делает паузу, собираясь с мыслями. Выбившиеся пряди убирает за ухо. — Кожа и волосы — тоже не поддаются счёту в обычном смысле. Но трансфигурация применяется к ним не как к абстрактной массе. Она применяется к человеку. А человек, как объект, — конкретен. Определим. Структурирован.

Объяснения, по правде говоря, даются ей с трудом. Годы заученного в голове — как огромный склад, из которого вытаскивать что-то наружу и демонстрировать другим почти что нереально. И пускай попытки структурировать лежат прямо у неё под носом — этого всё равно оказывается недостаточно.

— То, мы записывали ранее — очень упрощенная интерпретация, но это база. Если копать глубже, мы увидим, что материальное и исчисляемое идут в связке. Почти всегда.

Как бы Кэтлин ни старалась пародировать его лицо, злость все же начинает активнее проступать и в мимике, и в жестах. Последнее, что бросил ей Ледберри, еще больше сокрушает надетую маску.

— А теперь ты у нас здесь учитель, или я что-то пропустила? — одна бровь стремительно ползет вверх. — Ты мог просто попросить показать, если во мне не уверен. А ты…

Будь кто-то другой на ее месте, непременно бы встал и ушел, заикнись он только про «условия». Кэтлин и сама тянется к принесенным пергаментам и канцелярке, резкими движениями сгребая их в кучу. На него больше не смотрит, и даже встает с места, чтобы просто покинуть кабинет.

Однако останавливается в паре шагов от двери. Потому что не может уйти. Не может проиграть. И, чёрт возьми, не может дать ему повод думать, что он выиграл.

Ей не нужно ничего доказывать, но в этом вся она — падкая на подобные уловки. Взять ее «на слабо» — проще простого. Левой рукой прижимает к груди все свои пожитки, а правой вытаскивает палочку из кармана мантии, разворачиваясь в полукруге.

Transfiguro Liquidus, — отчеканивает чётко.

Мгновение — и в кубке играет бордовая жидкость.

— Вино, — поясняет она, убирая палочку обратно. — Как и хотел. Где заниматься мне уже все равно, главное, чтобы не с человеком, которому это не сдалось. Как найдешь его, сообщи.

+1

8

От него ничто не скроется - считает наверняка, завышая самому себе оценку, потому что именно этим она сейчас занимается: оценивает, оценивает, насколько сидящий слизеринец тянет по шкале от нуля до десяти по уровню дебилизма.

Он ее нервирует - еще одна очевидная очевидность в копилку, из которой скоро посыпется поставленное на кон золото. Она сбежит, не дотянув до победного - еще одна ставка уже позвякивает в кармане.

Он раздражает. Едва сдерживается, чтобы не ухмыльнуться в привычной манере, только закидывает ногу на ногу, предвкушая вспышку, потому что искра между ними уже пробежала, как черная кошка - махнув хвостом и потянувшись где-то посередине стола.

Картина акварелью, потому что до масла ещё далеко. Через сотню лет такие же упертые художники будут делать копии, передавая тем самым историю о двоих, будут печатать в журналах, обсуждать за бранчем, добавляя красок, которых никогда и не было, или просто эти двое не углядели, занимаясь чем угодно, но не тем, что от них ожидалось.

Холден Ледберри - это не про ожидания. Даже, дав слово, умудряется исковеркать все в свою пользу. Только вот пользы от всей этой драмы /пока что/ в одном акте - никакой.

- Чувствую себя пятилеткой, который наконец прочитал по слогам заголовок в «Пророке». - Даже не поскупилась на аплодисменты. Такими его одаривают те, кто случайно подслушивает завывания в душе. - Твоя деканша не хочет. Это же очевидно. - Разводит руками Ледберри.

Истина где-то тут - в очевидной просьбе отца, которому зудит в одном месте загнать сынулю в беспросветную эмоциональную яму, чтобы даже голову не смел поднять, изводя дистанционно всячески. Еще одна истина - Кора, которой он почему-то, по мнению родственников  помогать не должен, всячески скрывая ее преступление. Сама же Кора считает иначе, но не хочет искать компромисс. Вся эта долбанная семейка его сводит с ума, приближая возможный взрыв.

Возможно, девчонка тоже чья-то сестра, и Ледберри вскоре придется ходить разукрашенным, но это чисто так - субъектив. Еще не хватало тут призывов совести, вызывающей отвращение.

- Предположим, профессор Монтгомери. Даже, если вылью воду на стол, избавлю ее от мерного сосуда, по  факту, это не помешает трансфигурации, не так ли? Однако в процессе изначальный и реальный объемы уже не будут иметь значения, поскольку под трансфигурацию попадёт также конденсат, накапливаемый в воздухе. Но, если, скажем, ты выплеснешь воду мне в лицо, то тут уже все. - Холден мимикрирует, также отстукивая пальцами известный только ему ритм. - Не думай, что я тут пытаюсь оспорить волшебную науку. Просто считаю, что некоторые знания, полученные эмпирическим путем, со временем устаревают, хотя бы на уровне формулировки. Или не думай, что я просто тут красуюсь или хамлю тебе.

Отрицать тот факт, что мелочь в дисциплине разбирается, он не станет. Как и обесценивать ее готовность к вопросу подготовки Ледберри к самому нудному экзамену выпуска. Его же настроение продиктовано несколькими факторами, среди которых, впрочем, ничего про фазы луны, но достаточно о том, что он голоден, а значит - ворчание не исключается. Все прочее - черты его характера, что колеблется от «мне глубоко пофигу» до «катитесь все к черту».

Мелочь не виновата, что попала под горячую руку, не виновата, что вся такая эмоциональная, тревожная и была избранна МакКошкой. Или виновата, и это все же наказание не только для него? В любом случае, свои секреты ему не выдаст.

- А я конченный придурок, не так ли? - Заканчивает за ней то, что любая другая предпочтет оставить при себе,  только лишь сверкая глазами, пытаясь выжечь дыру в его голове. У него этих фантомных дыр в башке уже столько, что можно водить экскурсии, демонстрируя коллекцию. Все они - от девушек, которым Ледберри случайно перешел дорогу, ляпнул что-то не так, не удосужился похвалить, поздравить, или наоборот - сделал это так, что любая захотела бы утопить в озере.

Малявка сдается. По крайней мере, все выглядит именно так: все свое богатство сгребает, да губы поджимает, будто он только что опрокинул ее со свиданкой.

- Далеко собралась? - Закатывает глаза Ледберри и поднимается следом, в несколько шагов настигая приставленную к нему профессоршу. - Мы ещё не закончили. - А чтобы та не успела стукнуть его в грудь каким петрификусом, резко обхватывает за колени и забрасывает себе на плечо, игнорируя тот факт, что все пожитки мелкой разлетаются в стороны, а что-то из канцелярии пропадает за воротом его рубашки, впиваясь сперва в спину, а после скатывается к линии брюк. - Какая непослушная. Давно не лупили? - Класс наполняется звуками, которых вряд ли тут когда-то слышали: мягкие шлепки ладонью приходятся по гладкой ткани юбки. Холден - не изверг. По-настоящему лупить не станет, а вдоволь наигравшись, поправляет оттопыренные край формы, усаживая мелочь туда, откуда сбежала.

- Если понравилось, можем в любой момент повторить. - Без притворства смеется он, отодвигая подальше кубок, чтобы тот, не дай Мерлин, случайно не очутился на его уже не такой и выглаженной рубашке. - Кажется, твой карандаш расцарапал мне всю спину. - Холден выдергивает заправленную в брюки рубашку, выдыхая, когда виновник скатывается на стул и следом на пол. Возвращать его он пока не станет - прячет себе за ухо, как изредка делает с сигаретами и самокрутками. Однажды он уже так попался на глаза Снейпу весной. Мало того, что все конфисковали, так ещё и ухо болело сутки. - Представляю эту картину: заходит сейчас МакГонагалл, а у нас тут и вино,  оба лохматые и мятые. Даже орать не будет. Только надувать вот так ноздри и шипеть «пошли вон». А кто виноват? Нечего мне такую симпатичную училку…

Ледберри прикусывает язык, пока не ляпнул про «подсовывание», а то снова обидится и придется во второй раз носится с мелочью на плече.

- Чего молчишь? Нос свой красивый задрала. На чем мы там остановились? Конспекты ещё придется писать? Листочек не одолжишь?

+1

9

Ее пальцы цепляются за воздух — ловят невидимые опоры, лишь бы удержаться. Но он быстрее любого ее движения. Крик, вырвавшийся из груди, застревает в горле сдавленным стоном, больше похожим на испуганный писк.

Сердце бьётся. Один раз. Потом — пауза.

Все, что она прижимала к себе, теперь разлетелось по полу — вместе с остатками самообладания. Тело, лишенное равновесия, обмякло. Она все еще пытается сопротивляться, впивается ногтями в ткань его рубашки, но это бесполезно.

— Что… что творишь? — слова с трудом пробиваются сквозь онемевшее горло. Голос и вовсе будто не ей принадлежит — Холден! Отпусти!

Глупо было надеяться, что это подействует. Кэтлин чувствует себя тряпичной куклой — беспомощной, бессильной. Все крики и все удары Ледберри нипочем. Она сдается, поднимает незримый белый флаг над головой и закрывает глаза: рано или поздно он поставит ее на место — и тогда она выскажет ему все, что думает. Каждый его недостаток: невоспитанность, невежество, дикарские манеры, а еще… какой он…

Глухой удар.

Звук отдается в ушах, а легкая боль расползается по бедрам вместе с россыпью мурашек. Кэтлин не сразу понимает, что произошло.

Еще один.

И даже все вопящие мысли в голове затихают. Щеки вмиг вспыхивают ярким румянцем, когда она осознает: Ледберри только что ударил ее по заднице. Несколько раз.

Даже когда ногами снова чувствует твёрдый пол, Кэтлин не может вымолвить ни слова. Будто язык оторвали. Руки прикрывают лицо, а стол становится единственной опорой, чтобы скрыть это позорное раскрасневшееся лицо.

Ей кажется, или в кабинете стало жарко? А может, это продолжают жечь фантомные прикосновения, оставшиеся на коже? Злость, непонимание, стыд — но последний горит ярче всего.

Потому что в глубине души, как бы не отрицала — ей понравилось.

— А? — отзывается она, прослушав абсолютно все, что говорил ей Холден после того, как вернул ее на место. Она уже и позабыла, что пыталась сбежать. Да и всем остальном, честно говоря, тоже. — Секунду…

Во рту пересохло, и бокал с трансфигурированным вином оказывается как нельзя кстати. Кэтлин отлипает одну ладонь от лица, тянется за бокалом и осушает его в один глоток. Жаль, что она не додумалась наколдовать чего покрепче — после того, как все закончится, обязательно смоет с себя этот позор бокалом «Огдена», если удастся раздобыть.

— Что ты делаешь? — наконец, озвучивает застрявший в горле вопрос. — Я в смысле… Чего ты пытаешься этим добиться?

Пренебрежение, успешные попытки вывести ее из себя, эти… шлепки, а теперь комплименты и появившееся желание продолжать занятие. Холдена Ледберри нехило штормит, и он своей непогодой обрушивается на нее. Но Кэтлин не намерена наступать на те же грабли и поддаваться буре. Как и хотела, победить ему тоже не даст.

— Хочешь учиться? Пожалуйста. Листочки нам не понадобятся. 

Сознание наконец проясняется. Стыд отступает, уступая место ярости — куда более яркой, чем была десять минут назад. Кэтлин хмурится, скрещивает руки на груди, и в ее глазах загорается холодный огонь. Она неспеша поднимается с места, обходя аудиторный стол. С пола — из всего бардака, что оставили они после себя — поднимает выпавшую палочку.

— Последствия результатов действия некоторых заклинаний сложно устранить самостоятельно. Entomorphis, например, — она садится обратно, почти бесстрашно придвигаясь ближе. Пальцы, однако, дрожат. — Но сейчас мы попробуем справиться с чем-то более… безобидным. Как думаешь, тебе к лицу розовый? Мне кажется, что да. А давай проверим?

С прошлого года Кэтлин ненавидит розовый во всех его проявлениях. Сублимация ее злости от сегодняшнего дня смешивается с давними обидами на всех остальных, не имеющими к Холдену Ледберри никакого отношения. Однако выходит наружу невинной ухмылкой и простым взмахом палочки.

Colovaria.

Пряди слизеринца с концов начинают приобретать несвойственный им ядовитый оттенок, который ярко вообразила у себя в голове.

— Верни своим волосам нормальный цвет, — Кэтлин едва сдерживается, чтобы не рассмеяться, прикрывая рот рукой. — Ну, или разберем это уже на следующем занятии, если у тебя сейчас ничего не выйдет.

+1

10

Хорошие девочки в компанию Холдена Ледберри не вляпываются. Никогда. На них его сила притяжения не срабатывает. Н и к о г д а.

Плохие девочки к Ледберри липнут, как чертополох. Всегда. С такими хотя бы есть, что обсудить, кого осудить и просто весело провести время.

МакКошка хоть и ворчливая, но мудрая - своих умничек в загребущие лапы слизеринца не даст. Монтгомери провинилась - это факт, а потому за шлепки угрызений совести Холден не испытывает от слова совсем.

- Полегче, принцесса, мы ещё не закончили. - Бровь сама выгибается дугой, когда содержимое кубка исчезает меньше, чем за минуту. - Я бы предложил смотаться на кухню за закусками, но, боюсь, ты снова сбежишь. Запрешься в своей высокой башне, а я скучать буду.

Будет. Конечно, будет. Такой экземпляр разносторонний ещё поискать надо. Сколько эмоций, сколько бунтарского духа и воли! Цепляет, а не цепляется, за что отдельная галочка в табличке.

- Любопытная лисичка. Не боишься лишиться носа? - Он щелкает по кончику задиристого, возвращая себе привычное выражение лица, к которому не подкопаться. Спасибо отцу. Спасибо деду. Полезный навык, если периодически поигрывать в покер. - Живу. Очевидно. Знаешь, когда в любой момент может произойти что угодно, от взрыва Солнца до захвата власти каким-то негодяями, то ценишь каждое мгновение. Не хочется однажды жалеть об упущенной возможности отшлепать зазнавшуюся гриффиндорку. В целом, я счастлив. Теперь можно и поучиться.

На все препирания у них уже ушло минут двадцать, если верить часам, позвякивающим на запястье Ледберри. Еще сорок минус на то, чтобы хоть что-то отработать.

- Предлагаешь практиковать заклинания, изучаемые в конце седьмого курса? - Он, конечно, предполагал, что мелочь за оставшееся время его в очередной раз удивит, но чтобы настолько - Ледберри даже закашливается, приставив кулак к губам.

Ему до понимания женской психологии ещё далеко. Все изучаемые прежде объекты не отличались столь большим спектром эмоциональной и интеллектуальной составляющей, потому и с продолжительными отношениями до сих пор не получалось.

Что э т о? Очередной бунт? Попытка показать свое якобы превосходство? Сколько оттенков садизма уже насчитали?

- Мне к лицу все. Не только розовый. - Если к концу занятия Ледберри обнаружит себя в платье с длинными волосами и ногтями - пожалуй, уже не удивится. Девица слегка чокнутая, помешанная на Трансфигурации и с явными проблемами во взаимодействии с мужским полом - галочки в его воображаемой табличке выстраиваются в стройный ряд, призывая ползти к МакГо на коленях и умолять отменить это безумие.

Чем больше Холден об этом думает, тем ему смешнее. Унижаться перед гриффиндорской деканшей он станет только в одном случае — если у самого поедет кукуха, так что свой новый образ принимает с высоко поднятым подбородком.

Он подчиняется внезапному импульсу и делает то, что она просит:

- Transfegio!

Безуспешно.

Ему не нужно зеркало, чтобы наблюдать этот ярко-розовый цвет на свисающих на глаза прядях.

- Ну что же. Я знаю, кому мое преображение точно понравится. - Расплывается в улыбке, мечтательно-показушно закатывая глаза. И речь даже не о Несси, которая будет ржать, а на следующее утро придет с такой же прядью. О Викраме - главном законодателе слизеринской моды в его спальне.

Холден не собирается предупреждать теперь уж о своих действиях, чтобы мелочь не успела отразить заклинание. А потому на голове той появляются двое кошачих ушей.

- Мм… потрогать дашь? - Ледберри хоть и не забыл упомянуть, когда эти заклинания появляются в образовательной программе, но рассказы о своих экспериментах со статуями дома решил опустить - незачем пугать принцессу возможностью наколдовать ей лишние две руки. - Они ещё и шевелятся! Слабо так спуститься к ужину?

+1

11

Проще было бы сдаться и пустить все на самотек. Не поддаваться на дурацкие игры, закончить это недозанятие в кабинете у декана и выложить ей список причин, почему эта затея — полный отстой. Как бы она ни старалась сделать все правильно, он идет ее стараниям наперекор. Что бы она ни предпринимала в отместку, внешне он остается невозмутим, но отвечает троекратно, сильнее.

Несмотря на безучастное выражение лица Ледберри, Кэтлин чувствует: сейчас что-то произойдет. И ей это явно не понравится. Даже воздух в кабинете становится плотным и вязким — будто в преддверии грозы.

— И кому же? Отражению в зеркале? Неудивительно, — язвительно цокает Монтгомери и тут же прикусывает язык: ей бы поумерить пыл. Но как тут сдержаться, когда он так спокойно принимает свой новый облик, от которого другие мальчишки пришли бы в ужас? Этому же все нипочем — как же бесит!

Когда его контрзаклятие не срабатывает, сердце пропускает удар: стоило подумать о последствиях. Конечно, змей укусит — не одному же ему в таком виде щеголять? Кэтлин, правда, понадеялась, что это сойдет ей с рук — вряд ли ему подвластны подобные чары.

Как же она ошибалась.

Воздух трещит от скопившегося электрического разряда. И прежде чем она успевает что-либо сообразить, встречное заклинание уже застает ее врасплох, растекаясь по макушке теплой, странной волной. Кэтлин осторожно касается головы — и нащупывая нечто маленькое, пушистое. Озадаченность сменяется паникой, когда это «нечто» начинает шевелиться.

— Что ты натворил?! — Монтгомери начинает верещать, судорожно пытаясь стряхнуть с головы лишнюю пару ушей.

С пола она поднимает карманное зеркальце — должно быть, выпало при «наказании», — и с ужасом убеждается масштабам бедствия: в отражении действительно уши. Кошачьи.

Он превратил её в дракклову кошку. И как теперь завтра показываться на занятиях? А на собрании арт-кружка? Она же не может его пропустить — а заявляться с ушами? Позорище. Намного хуже, чем с цветными волосами.

Мысль о том, что чары такого уровня появятся в программе ещё не скоро, утопает в вихре воплей, заполнивших кабинет заклинаний.

— Ах ты… Сволочь эдакая! Убери! Убери это немедленно! — осознав, что ни оторвать, ни — тем более — смахнуть уши не получится, Кэтлин продолжает сыпать истеричными оскорблениями тому на потеху. Но и сдержаться от них не может, продолжает подпитывать самолюбие гада — все сдержанные эмоции выходят через край. — Придурок! Да чтоб тебя… Ледберри!

Когда все мыслимые и немыслимые слова заканчиваются, в ход идут кулаки. Монтгомери кидается вперед, начиная лупить слизеринца со всей, как ей кажется, силы. Когда и на это особой реакции не получает, в дело пускает когти, чтобы оставить зацепки на белоснежной, некогда идеально отглаженной, рубашке.

Он определенно наслаждается тем, как она поддается и взрывается. Его-то лицу не помешала хоть толика испытываемых ею эмоций, и Кэтлин не жалко поделиться — ей даже не стыдно за эту сцену. Он первый начал — срывал занятия, пререкался, пытался выставить себя главным. Он первый начал — решил, что может ее наказывать, будто она какая-то распутная девица.

Но биться с ним бесполезно. Он найдет способ сделать хуже — не уши, так хвост. И Кэтлин сдается: удары становятся реже, слабеют, затухают окончательно впившимися в грудь кулаками. Следом она склоняет голову, упираясь пресловутыми ушами ближе к его телу от бессилия. От Холдена пахнет приятно — чертовски приятно, что от самой себя противно за признание этого факта.

— Ладно. Ты победил, — Кэтлин поднимает голову и смущенно отстраняется, когда понимает, что утыкалась носом в его рубашку по меньшей мере несколько минут. — Обещаю вернуть твоим волосам прежний облик, если и ты избавишь меня от этого, — она тычет пальцем в макушку, чувствуя, как уши снова дёргаются, отражая ее волнение. — Это сложные чары. В особенности, для того, кому требуются дополнительные занятия. Судя по всему, это не про тебя.

И снова вопрос — что вообще он здесь забыл? Есть ученики и послабее, но им не выделяют преподавателей-студентов — их бросают разбираться в одиночку, и пусть помощи у сокурсников просят сами.

— Одного не могу понять: Макгонагалл же видит способных студентов. У тебя эти способности… есть.  И либо ты лентяй, либо что-то натворил, — впрочем, как и она. — Признавайся, уши налепил не только мне? — «и отшлёпал» — так и просится в продолжение, но за неё всё говорит жар на щеках и по-прежнему шевелящиеся уши.

Отчего-то хочется думать, что такого внимания удостоилась только она.

+1

12

- Ну какая же ты язва! Восхищаюсь. - Одобрительно кивает Ледберри, удерживаясь от того, чтобы захлопать в ладоши. - Шляпа явно ошиблась, подбирая тебе факультет. - Неслыханная дерзость - сомневаться в говорящем артефакте, но чем больше Холден узнает гриффиндорку, тем меньше она соответствует своему галстуку на шее.

Не считая вот этой смелости - идти наперекор порядкам. Не слабоумие, нет. Вынужденная отвага, когда маленькую кошеньку запирают в клетке со слюнявой псиной.

К счастью Монтгомери, пусть она этого ещё не осознает, Ледберри - не худшая для нее компания со слизеринского факультета. Он хоть пасть открывает, но не лает, а кусает только себе подобных. Другое дело - душный характер, который не каждый потянет. Но девица пока справляется на ура, пусть и предпринимала бесполезные попытки сбежать.

- Разве не этого ты от меня хотела? - Холден отбрасывает палочку обратно на стол и прячет руки в карманах, без стеснения пялясь на результат своего блестящего колдовства, потому что уши вышли куда живее, чем лишние руки у статуи. К тому же очень идут гриффиндорке.

Но та думает иначе - оглушает его своим восторгом так, что хочется залезть пальцем в ухо, проверить, не лопнули ли барабанные перепонки.

- Ты сейчас пародируешь мандрагору или готовишься к кастингу в группу Фоули? Нельзя перепевать вокалиста, ты в курсе? А то у бедняги депрессия на годы вперед случится. - Отшучивается Ледберри, стараясь избежать столкновения с разбушевавшимся львенком, что уже даже коготки на него наставил. Ему так-то нельзя с полосами на все лицо разгуливать по школе. Свои, может, ещё поймут, а вот другие - драккл их знает. - Моя фамилия из твоих уст - симфония. - Подкидывает он дровишек в разгорающийся с новой силой костер. Ведь на таком приятнее плясать, чем топтаться на сырых угольках.

Достается, конечно, и рубашке, хотя непонятно, чем та так провинилась. Впрочем, это он тоже переживет, если выйдет отсюда живым. Да помогут ему все святые, включая Моргану, Мерлина, Иисуса, Кришну, Аллаха и прочих занимательных личностей.

И то ли молитвы помогают, то ли заряд энергии у Монтгомери иссякает, но та притихает, свернувшись клубочком у него на груди, вызывая противоречивые чувства. И Холден не упускает случая все же притронуться к своему творению, почти невесомо поглаживая сотворенные уши, а те будто и рады такому вниманию.

- Знаешь, после такой бурной реакции, ты просто обязана выйти за меня. Погоди. Или это я обязан жениться, после того, как такое сотворил с тобой? - В вопросах морали, вот этой кому-то необходимой общепринятой нравственности, он ещё тот профан. У его семьи она - своя. Абсурдная. Дурная. Поговаривают, у всех чистокровных с этим проблемки. И хоть Ледберри не входят в какие-то списочки, которыми можно подтереться, но мнят из себя гриндилоу пойми кого.

Холден тоже не отстает - не упустит возможности посмотреть с высоты задранного носа на «недостойных» при первом знакомстве. Хотя, в глубине души, ему глубоко фиолетово.

Дрессировали, но где-то просчитались, да?

Или, может, пубертат вмешался?

- А у нас было сражение? - С его стороны - нет. Видимо, это тоже что-то на женском языке, понять который можно спустя десяток подвигов, смерть Минотавра, падение Вавилона и выученный китайский. - Я уже говорил, что ты умная? Уши только жалко. Только дурак не мечтает о кошко-жене. - До этого дня он тоже не мечтал. Как и о жене не думал, даже в шутку.

- Не лепил. Никому. - Вот, уже оправдывается, а ведь даже кольцами не обменялись. - Ну как тебе скааааазать, - лучше никак, потому что тема избитая настолько, что песок на зубах скрипит, - все банально до ужаса. Оно тебе надо?

Интересно, что именно хочет услышать? Что подорвал класс Заклинаний, что ворует ингредиенты у Снейпа, или что набил какому-то мудаку задницу?

Вот тут бы легилименция пришлась кстати. Но, увы, Холден настолько к ней апатичен, что отец скоро решится на преступление в попытках доказать, насколько копаться в чужих головах круто.

- Это история о нерадивом балбесе-сыне и слишком тревожном отце, который ожидает видеть отпрыска в штабе хит-визардов, и плевать, что Трансфигурация имеет второстепенную роль при поступлении на службу. Аттестат, по его скромному мнению, обязан быть идеальным. Потому он надавил на МакГонагалл. А та уже на нас двоих. Ну как, кошечка, твоих ожиданий я тоже не оправдал? - Посмеивается Ледберри и все же снимает чары с девушки, отмечая, что менее интересной без ушей она не стала. - Я не зря изначально предлагал проводить отведенное время куда занимательнее. Что ты ещё знаешь или умеешь? Я вот только могу предложить подорвать парочку манекенов, чтобы на ЗОТИ блистала. Руны ещё, но там никакого экшена. Сколько у нас осталось?

Достаточно, чтобы сотворить нечто новое. Чтобы у МакГанагалл не нашлось повода наказать их обоих куда извращеннее.

- Давай сделаем сюрприз твоему декану, а? Что скажешь? Что-то во что-то превратим. Что она любит?

+1

13

— Зато в тебе не ошиблась и отправила в серпентарий, — хмычет Монтгомери, вздирая нос. Бурчит вдогонку: — И сам ты язва.

Но замечания Холдена отдаются неприятным уколом где-то внутри. Кэтлин и правда нередко задумывалась — а на своем ли факультете она учится? Отваги, гордости, даже благородства в ней не так уж много, особенно если сравнивать с другими гриффиндорцами. Но и на других факультетах себя не видит — не такая амбициозная и прямолинейная; не настолько заучка, не настолько творческая; отнюдь не трудолюбивая, да и к дружелюбию есть вопросики. Гриффиндор остаётся единственным местом, куда она хоть как-то вписывается — пусть и не по качествам, но по внутреннему ощущению точно.
 
Может, стоило в свое время пойти в дуэльный клуб, как это сделала сестра?  Астрид блистает, и Кэтлин смотрит на ее демонстрации с восхищением, слушает рассказы с неподдельным интересом. Гордится. Радуется. Улыбается и подбадривает. Но где-то среди этого проскальзывает тень — то, что она боится признать.
 
Зависть.

Скользкая, неприятная. И, увы, очевидная. Кэтлин закрывает глаза на негативные чувства и отмахивается — ведь ей не положено испытывать такое. Проще сделать вид, что зависти и подобного не существует, игнорировать то, как с каждым годом все это нарастает сильнее.
 
— Ха-ха-ха, ты такой смешной, — ядовито бросает она в ответ, закатывая глаза.
 
Ей сейчас уж точно не до шуток, и на его месте она бы не подливала масла в огонь. Одна искра — и весь кабинет охватит пламенем. Хотя в этом, пожалуй, есть свой плюс: заодно сгорят ее уши. И Ледберри, заодно.
 
— А ты себя возомнил дирижером? — и снова поддается на провокации. — А по-моему, из тебя бы вышел отличный скрипач через пару лет. Нет, потенциал, конечно, огромный, ты отлично играешь на моих нервах.
 
И вроде бы — штиль. Короткий, но блаженный. На некоторое время в кабинете воцаряется тишина, и бьет она по ушам чужим размеренным сердцебиением. Успокаивающим настолько, что Кэтлин на этот миг забывает обо всем, пока Холден не ломает затишье грохотом, привнося новые бури.
 
Она моргает несколько раз, переваривая только что услышанное.
 
— Что-то не вижу кольца, — она тычет на тыльную сторону своей левой ладони, задирая голову. — Мы знакомы?.. сколько?.. полчаса? Как-то отчаянно выглядит, знаешь ли. Сокурсницы на тебя не западают, и ты зашел с козырей к девчонке помладше?
 
Кэт и сама понимает, что сморозила глупость. Вряд ли у такого красавца (а отрицать, что Холден Ледберри, как минимум, симпатичный — глупо) нет толпы воздыхательниц, что ловят каждое его слово, заглядывая ему в рот. Кажется, его мордашку она нередко видит в сопровождении какой-то девицы с его же курса. А может, и нескольких.
 
— Ты, может быть, и не сражался. Но мне пришлось, — Монтгомери складывает руки на груди, отходя на пару шагов назад. Трансфигурированные уши тотчас навостряются. — Умная, правда что ли? Тогда для чего ты устроил весь этот спектакль? Да, устроил, и не нужно говорить, что это не так. Я уже молчу про… ты сам знаешь что!
 
И щеки снова розовеют, а лишняя пара ушей дергается вниз, вторя свежим воспоминаниям. Кэтлин садится на край стола, внимательно слушая рассказ. Слова Ледберри вызывают легкое недоумение, непонимание и сочувствие. Ей повезло: отношения с родителями ничем не отличаются от подобных в других семьях. Ссоры, обиды, громкие слова, сказанные сгоряча — рано или поздно, все остывают и как ни в чем не бывало собираются за одним столом. Мама поддерживает ее стремления, всяческим им способствуют, пускай многие из них звучат нереалистично. Мама оплачивает курсы, дает деньги на очередной мастер-класс по пошиву юбок. Мама помогает устроиться на первую подработку в местном ателье на летних каникулах, и Кэтлин получает свои первые заработанные на любимом деле деньги.
 
История Холдена о другом, противоположном — о навязывании родительского видения «как будет лучше». И если он говорит ей правду, если это не очередное лукавство, как другое, о которое обожглась — ей очень и очень жаль. В глазах эту жалость, ему ненужную, скрыть ей не под силу; взгляд опускает вниз, разглядывает свои туфли.
 
— Я от тебя ничего не жду. Кроме хороших знаний по трансфигурации, естественно. Но ты и так… — Монтгомери прикусывает щеку изнутри прежде, чем договорить. — …хорош. Я уже говорила это?
 
И он доказывает это в очередной раз, без усилий снимая наложенные чары. Кэтлин выдыхает с облегчением, снова чувствуя привычную легкость на голове. На всякий случай проводит ладонями по волосам — ушей там больше нет.
 
— Спасибо, — кивает она, покидая свой безопасный островок, чтобы подойти ближе. Взмахивает палочкой, убирая розовый оттенок с его волос в ответ. — А тебе вообще хочется быть… этим хит-визардом? Не пойми меня неправильно, но ты же в курсе, что можешь сам решить, кем хочешь… А, хотя ладно, это не мое дело. Ты взрослый мальчик, сам же знаешь. Давай вернемся к занятиям. У нас еще минут двадцать в запасе.
 
И что же теперь ему показывать? Кэтлин на мгновение замирает, перебирая в голове все известные ей темы, выползающие за пределы подготовленного листа. Сейчас ей нечего предложить ему — разве что углубиться в тему изменения внешности, но это выходит за рамки базовой программы, да и мало ли, что еще ей наколдует.
 
— Давай так. Ты расскажешь мне, где у тебя пробелы, и к следующей встрече я уже все подготовлю. А пока… может, ты захочешь побыть в роли преподавателя?
 
Ей тоже не помешает практика в том, где есть просадка. Или освоение то, что было страшно трогать самостоятельно трогать. Кэтлин подходит еще ближе, поджимает губы, прежде чем осторожно спросить:
 
— Мне давно хотелось научиться взрывающему заклятию. Конфринго которое. Знаешь его?

Кэтлин подходит еще ближе, поджимает губы, прежде чем добавить:

— Я точно знаю, чего мой декан не любит: беспорядка и хаоса. Так что в качестве сюрприза давай оставим класс целым и невредимым? Есть другое место на примете?

+1

14

- Так говоришь, будто это - что-то плохое. - Парирует Ледберри, разводя руками. Он-то эту жизнь уже прохавал, может, только на полшишечки, но не может игнорировать в себе  тот факт, что знает, знает чуть больше остальных, даже если это всё напускное, даже если в нем говорит завышенное чувство важности, эгоизм, эгоцентризм, желание превосходить всех и сразу. Вот такой он - местами дурачок, местами очень даже.

А Серпентарий - идеальное общество таких же гадюк, с которыми в гадюшности может посоревноваться только Рейвенкло. Те своим снобизмом усыпят любого. Он бы и хотел держаться от них подальше, но почему-то круг общения вышел далеко за пределы клубка змей, а хищные когтистые лапы цепляются в кожу так, что не вырваться.

А он и рад - даже среди них отличных ребят хватает. Взять хотя бы того же Арона или Гранта. Не такие уж придурки. Точнее - вовсе не придурки.

- Смешной и красивый, да, ты забыла про красивого сказать. Но ничего, я не обижаюсь. Не смущайся. Хотя нет, смущайся. Тебе это подойдет.

Будь тут Кора, то обязательно бы закатила глаза и на выдохе выдала бы «придурок». Все женщины такие. Особенно разозленные. Мигом в фурий превращаются, вместо того, чтобы объяснить по-человечески, в чем прокол.

- Ну хоть в чем-то я хорош. Благодарю. Скрипку отродясь в руках не держал, хотя есть подозрение, что та самая - Джованни-Батиста Гваданини 1764-го года за 1,5 миллиона долларов - то, что должно быть в моей коллекции. Страдивари, конечно, стоит в пять раз дороже, но и я не богач. - Вот эту дурацкую любовь к антиквариату Холден в себе объяснить не может. Подобным собирательством ни дед, ни родители не занимаются. Отец если что и собирает, так сразу же выставляет на продажу, потому что, по его мнению, ничего важнее денег быть не может.

Холден и сам так считал, драконом оберегая свои карманные деньги, которых всегда было достаточно, чтобы тратить налево и направо, но он этого не делал лет так до пятнадцати, когда его в очередной раз обвинили и обозвали жмотом. И всех своих накоплений он буквально лишился за неделю в Монако. От этих воспоминаний до сих пор сводит челюсть.

И вот Монтгомери права - играть на чужих нервах ему нравится, определенно, больше. Хотя бы потому, что это бесплатно, и можно проворачивать в любое время суток, вне зависимости от собственно настроения и набитого желудка.

- Мое дело предложить. Дальше сама думай - надо тебе оно или нет. А то знаешь, брак - это дело такое, тут придется терпеть меня очень долго, если однажды не решишься травануть за ужином. Но так, чтобы красиво. Желательно, чтобы без синюшного цвета лица. Ну и какая разница, сколько мы знакомы, - кривится Ледберри, вздергивая подбородок, - если между нами особенная связь, то тут и думать не надо. Только не говори, что не почувствовала это. И дети у нас будут красивые. В маму и папу. И такие же умные, как папа. - Вот тут, конечно, перебор, но и Холден не отличается красноречием и умением вовремя заткнуться. Ему это и не надо.

И плевать, что он уже несколько раз запутался в своих высказываниях, но и Монтгомери - не рейвенкловка, пускай и сообразительная. Тут сам Мерлин велел, как говорится.

- Спектакль? Хм. Спектакль - это театральное представление, в котором актеры исполняют свои роли, чтобы рассказать зрителям историю. Я рассказываю истории иначе, если захочешь как-нибудь послушать…, - ухмыляется Ледберри, убирая выбившуюся прядь с лица кошеньки, такой невинной с виду, что хочется приютить, но коготки уже оставили свои раны и складки на его некогда безупречной рубашке.

Не сказать, что ему нравится вот эта избитая тема отцов и детей, но лукавить не хочется, а потому правда, какой бы она ни была, обрушивается на невинную жертву, не нанося ущерба.

Это его личная битва. Его судьба, и его ноша. Не сказать, что все слишком плохо, ведь познается в сравнении, а сравнивать есть с чем или кем - взять любую чистокровную семейку и перебрать все их комоды и шкафы. Полукровкам достается меньше? Не факт. Магглорожденным, вероятно, еще труднее. Может, поэтому он не позволяет себе опускать руки. Может, поэтому натягивает одну и ту же маску, заставляя других верить в свое хладнокровие и непоколебимость. Ведь пока она на его лице, то можно двигаться дальше, какой бы размытой ни была цель.

- Говори это почаще, - от симпатичной девчонки подобное слышать - мед, потому что остальные почему-то думают, что лучший вид флирта - это хамство, прикрытое сарказмом, и вот кто вообще им это вбил в головы, интересно, - меня в детстве мало хвалили, знаешь. Неправильный подход в воспитании. - Ему определенно нравится эта девчонка. Но в чем конкретно причина - драккл поди разбери. Ну симпатичная, да. Умная, окей. Чересчур эмоциональная - будто бы уже не в плюс.

С такими у Ледберри мало, что получается. И дело, конечно, в нем самом, потому что ни одна еще не выдержала монотонной болтовни о том, как все круто в маггловском мире, сколько приколюх те придумали, пока волшебный мир застоялся, словно болото с жабульками.

Чистокровные сразу отсеиваются, крутя пальцем у виска. А магглорожденные к нему и близко не подходят, опасаясь того, что может скрываться за угрюмой слегка щетинистой рожей.

- Пробелы… - чешет Холден подбородок, вспоминая, что не брился с утра, - трансфигурация неживого в живое, например. Авифорс, Лапифорс, Драконифорс, Снаффлифорс. Прошлый год. Я как раз в это время болел. - Ну как болел. Лечил переломанное ребро и нос после неудачной стычки на метлах. - Ну что за кошечка. - Расплывается он в улыбке, замечая, как маленькая гриффиндорка подкрадывается все ближе и ближе. - Конфринго - это скорее проклятие, а не заклятие. Понимаешь, в чем существенная разница между одним и вторым? Я бы начал с чего попроще - набить руку на Депульсо. Если согласна, то пойдем. Но это станет нашим маленьким секретом. И есть ещё одно но. В «другое место» я поведу тебя с закрытыми глазами, и также с закрытыми ты оттуда выйдешь. Согласна?

Насколько по шкале от одного до бесконечности эта идея - плохая? - Прикидывает Ледберри, первую часть пути прогуливаясь с гриффиндоркой по коридорам замка так, словно не собираются учинить кое-где беспорядок.

Лишь бы там никого не оказалось. - Вторая мысль. Более настойчивая. Парни придут в бешенство и задушат его, если узнают, что он кого-то туда водил.

А че б нет. - Глушит третья. Почти что шепотом.

- Повернись спиной. - Холден стягивает галстук и повязывает на глаза Монтгомери, поскольку таков был уговор. - Давай ладошку.

В крипте ничего не изменилось: все такой же душный воздух, одинокие факела - на каждой стене по одному. Крипта, что хранит сквозь столетия свои секреты, и кто знает, насколько темные.

Холден сюда приходит либо посидеть в одиночестве над книгами с рунами, либо с ребятами, чтобы втихаря распить чего вкусного. Девчонкам сюда вход воспрещен, но сколько осталось до того, как он раз и навсегда покинет Хогвартс?

- Давай сниму. - Шепчет уже в темные волосы, вдыхая аромат, отчего нос начинает предательски чесаться. Лишь бы не расчихаться. Галстук же отправляется в карман до тех пор, пока не настанет время уходить. - Так-так. Все еще предлагаю начать с Депульсо. Вон там парочка манекенов в углу - примани их чарами. Это ты умеешь.

+1

15

— Ага, поняла. В следующий раз будем плодить кроликов, — Монтгомери делает мысленную пометку: к следующему понедельнику собрать подходящие для трансфигурации предметы. Бросает взгляд на Ледберри — и тут же краснеет, стоит ему  лишь улыбнуться и назвать ее.. так.

Кэтлин гадает, кем еще она сегодня успеет побывать в его глазах. Была лисичкой, теперь — кошечкой. Что дальше? Бельчонком? Лунтелентом?

И все же поддаться его сладким речам, последовавшим после «инцидента», проще простого. Бдительность теряет, не замечая, как медленно, но верно, после всего произошедшего, он сумел расположить ее к себе. Кэтлин находит какое-то извращенное удовольствие в их недоперепалках. А еще, потакая своей неуверенности — ей нравятся все комплименты, пускай принимает их с незаинтересованным лицом.

Ее сердце разбито. И очередной слизеринец, не похожий на предыдущего, касается осколков. Холден другой. Нахальный? Да. Дерзкий? Безусловно. Но есть в нем что-то такое, что заставляет спрятать когти и расслабиться. Позволить ему вести, а себе — идти за ним в такт.

Та полюбившаяся искренность оказалась фальшью, а здесь все, возможно, наоборот. В это хочется верить после истории об отце. Хочется.

Не все слизеринцы — полные придурки, напоминает себе Кэтлин. Взять того же Викрама, разделяющего ее страсть к нарядам [иногда даже кажется, что в больше степени] — с ним довольно приятно общаться, не чувствуя всей этой «межфакультетской вражды». Не все они — плохие, снова внушает себе, хотя нанесенная слизеринцем рана по-прежнему кровоточит.

— Знаю, — кивает она. — В проклятия изначально закладывается причинение вреда. Но не знала, что это относится к тому же типу. Что ж…

Монтгомери тушуется, как только слышит о «маленьком секрете». Прячет глаза, пытаясь скрыть, как стремительно потухает в них энтузиазм куда-то идти.

Он говорил ей точно так же, когда объяснял, почему именно им нужно скрывать отношения.

— Ни к чему нам лишнее внимание. Это будет наш маленький секрет, хорошо?

Секрет, которым обладал лишь один человек из всего их бермудского треугольника — он, пока она и рейвенкловская девочка оставались в неведении.

Кэтлин сама предложила покинуть пределы кабинета. Сама предложила поменяться ролями. Сама.

Гордость не позволит забрать свои слова обратно.

— Согласна, — неуверенно кивает, покрываясь россыпью мурашек, когда класс заклинаний остается позади.

Глупая, глупая идея. Она идет рядом, прислушивается к его шагам и тишине, гадая, куда именно он ее ведет. Холден молчит, своих секретов не раскрывает и ответов на ее уточняющие вопросы не дает. Подозрения вспыхивают одно за другим. А вдруг… Вдруг он все и так знал? Про нее и Спенсера? Вдруг они друзья, и сейчас он отомстит за случившееся?

Хочется сбежать. Раствориться в воздухе и исчезнуть. Сказать Макгонагалл, что никаких дополнительных занятий проводить больше не будет, и пусть придумывает наказание похуже.

Однако ничего из этого не спешит предпринимать и все еще идет следом, ведь любопытство перевешивает любой страх.

Кэтлин не сразу понимает, что они пришли в конечную точку, где ей можно видеть. Холден стоит позади, и она чувствует его — дыхание, размеренные шаги, затем шорох ткани. Изумрудный галстук ложится на глаза, и меркнет свет. Ее рука в его ладони — новая порция трепета растекается теплом от очага до кончиков ушей.

Ощущение времени исчезает с каждым шагом вслепую. Сколько он ведет ее — минуту? пять? Кэтлин не может сказать, но ей кажется, что за пределы замка уйти они еще не успели.

Она следует наощупь, сильнее сжимая его ладонь, несколько напугавшись скрипа неизвестного часового механизма. Пространство ощущается теснее; ей страшно оступиться, удариться или потеряться.

Но вот снова слышит голос. Скорее даже — шепот. Чувствует горячее дыхание у самого уха. Кэтлин замирает — и в следующий миг галстук исчезает, и снова к ней возвращается способность видеть.

Глаза постепенно привыкают к полумраку, слабо освещенными факелами.

— Где это мы? — изумляется она, заведомо зная, что внятного ответа не получит.

Вокруг — каменные стены и витающая в воздухе пыль. Видимо, и правда все еще в замке: по ее прикидкам, вряд ли бы успели покинуть школу. Кэтлин осматривается, неспешно проходя вглубь незнакомой комнаты.

— Это что, та самая пыточная, по которой так ностальгирует Филч? — усмехается она, но взгляд инстинктивно пытается найти цепи и кандалы. Ничего подобного здесь нет. Только мусор и хлам, манекены, да потрепанные подушки в углу, которые не пойми сколько лет не стирались. Комната скорее походит на заброшенный класс, который обжили мальчишки.

Неплохо было бы прибраться. И — в мечтах — устроить мастерскую. Мерлин знает, как сильно ее отвлекают соседки от творческого процесса. Те, кстати, тоже не в восторге, поскольку Кэтлин вечно занимает кучу пространства, когда шьет одежду.

— Нет, серьезно, что это? Ты же мне не одолжишь это место, да? Замуж зовешь, а делиться не хочешь. Жаль, я бы тебе сшила такой классный смокинг на нашу свадьбу. Но вообще, сдается мне, что преподаватели об этом месте не знают, так? — предвосхищая предупреждение, добавляет: — Не волнуйся, — двумя пальцами поводит возле рта, изображая замок на молнии, — я могила.

«Маленький секретик». На этот раз — не несущий вреда. Кэтлин облегченно выдыхает, когда в итоге тревожные мысли оказываются надуманными.

— Ты сейчас преподаватель. Вам виднее, профессор Ледберри, — пожимает плечами, вставая в стойку. — Я вот, между прочим, с тобой не пререкаюсь. Но это я так, к слову.

На ее губах играет легкая ухмылка, с намеком, что Холдену не помешала бы капелька субординации в следующий раз. Но только капелька. Маленькая.

— Акцио, — расслабленно произносит, будучи уверенной в своих силах в столь простом заклинании. Однако боковым зрением ловит движение Ледберри; манекенов — трое, но чарам с горем пополам поддается один.

Она растерянно хмурится, глядя на единственный притянутый предмет.

— Ты виноват. Ты меня отвлек. Ходишь там, и я растерялась, — недовольно бурчит она, предпринимая новую попытку.

Два оставшихся манекена поднимаются в воздух и начинают двигаться к ней, но один из них неожиданно ускоряется и почти сбивает Холдена с ног.

Кэтлин в последний момент успевает оборвать заклинание и облегченно выдыхает:

— У-у-пс. Что дальше? Отбросим их с помощью Депульсо обратно в угол? Или сначала ты продемонстрируешь, профессор?

+1

16

- Там, где нас никто не побеспокоит? - Пожимает плечами Холден, хотя уверенности в своих же словах ноль из десяти, но кто запрещает верить в лучшее? Правильно. Ему никто не запретит. А то, что два оболтуса могут нагрянуть в любой момент и поднять кипишь - переживет.

У него, может, тоже свои козыри есть. Не зря же столько лет друг у друга под боком. Как говорится: и в горе, и в радости, и в храпе и в вечных метаниях Такура из разряда «что надеть?».

Здесь не имеют значения ни «минус десять баллов, мистер Ледберри», ничье поганое настроение, ни душевные терзания, ни чья-то власть. Здесь время будто сжимается, протекает то медленно, то быстротечно, а пространство наполняется особым звучанием, которое ему - недомузыканту, по душе.

Кэтлин здесь смотрится гармонично. Не броским неуместным пятном, как те болтливые девчонки, от которых не знаешь, куда себя спрятать. Она, может, и болтлива, но по-другому. Не без высокомерия, свойственного не только слизеринцам, а и отпрыскам родителей-волшебников. Такая же зазнайка, как и он. Но в более приятном смысле. Возможно, потому что симпатичная.

Холден ловит себя в очередной раз на мысли, что разглядывает ее без стеснения: острые скулы и мягкие формы. То, как она вздергивает кончик носа, когда зазнается. Он отводит взгляд себе под ноги и машет лохматой головой, отгоняя странные мысли прочь.

- А что? Тебе так не терпится ее отыскать? Любишь острые ощущения? - Ледберри издает сдавленный смешок, представляя, как выглядело бы это место, будь оно заставлено дыбами и прочими увеселительными аттракционами для особо опасных преступников - весьма антуражно. - Нет, здесь такого нет, и сомневаюсь, что когда-то было.

Оно и к лучшему - ну не любит он все это захламление пространства, а здесь и так хватает витающей в воздухе пыли, от которой противно чешется нос. Но тратить силы и магию на уборку, конечно, не станет - не настолько оно ему важно. За эти годы, что он знает о нем, так и не придумал, что тут можно делать, кроме как, прятаться ото всех, чтобы наконец побыть одному и покурить, да и периодически пошвыряться заклинаниями в едва уцелевших за годы, а может столетия, манекенов. О попойках и говорить не надо - отдельная тру стори, после которой не только туманы в лохматой башке, сколько дыры в бюджете.

- Зачем тебе оно надо? - Перебивать эту болтушку становится все труднее, но та будто бы уже и выводы какие-то сделала, и сама за него все решила. Холден старается не таращиться, лишь от удивления скачут его брови то вверх, то вниз. После такого вечера кубок охлажденного бурбона пришелся бы кстати.

- Я не говорил, что не хочу делиться. К тому же, если ты умеешь шить, то мой друг скорее даже обрадуется. У него вечно проблемы с дизайнерской одеждой. - И вот даже не придется давить Такуру на жалость, ну что за прелесть! - Я обсужу это с другими, если ты не шутишь.

Не сказать, что ему очень нравится эта затея, но в ней есть некие плюсы: он хотя бы сможет эту Монтгомери чаще видеть, хотя зачем ему это? Будто вот этих занятий недостаточно.

- Зато болтаешь много, несмотря на то, что задача перед тобой уже поставлена. - Видимо, манекенам не нравится эта затея. Они и с прошлого раза едва оклемались, когда Ледберри нужно было выпустить пар. - Не растерялась, а расслабилась. Это тебе не шитье. Тут надо собрать в кулак всю свою импульсивность и концентрацию. Магия лень не любит.

Кэтлин, очевидно, неправильно понимает его слова. Оставшиеся манекены не притягиваются, а летят на крылья ночи, один даже норовит прибить Холдена, и тот успевает выставить палочку, как заклинание обрывается.

- Отбрасываем, да, - ворчит Ледберри, - Depulso! - Его собственная магия срабатывает на двоечку из десяти, лишь слегка задевая манекен. - Вот видишь, как делать не надо. Это если какое пьяное тело от себя отшвыривать, хотя можно и посильнее. - Он снова наводит палочку на несчастную фигуру, всем своим видом показывающую, что ей осточертело быть подопытной. Второй удар ещё слабее - манекен будто действительно сопротивляется, или просто их кто-то тут уже подкрутил.

- Ладно. Твоя очередь развлекаться. - Ледберри плюхается в потрепанное и пыльное кресло, задницей ощущая, как пружинки впиваются через тонкую обивку в ткань его брюк. Но Кэтлин надо дать пространство для маневров, а отсюда он тоже сможет дирижировать балом.

+1

17

— Не хочу я шить для каких-то там чужих друзей! — Кэтлин скрещивает руки на груди, делая вид, что до глубины души оскорблена этим заявлением. Хотя знала бы она, о каком друге идет речь, возможно, заговорила по-другому.

Ей на самом деле только дай повод что-то помастерить, и обычно она и слова не скажет поперек, а сразу приступит к делу с нескрываемым азартом. Но с Холденом хочется пререкаться — и продолжать дальше с интересом наблюдать, куда это все приведет, проверить границы дозволенного. Поэтому на следующие слова реагирует куда острее, чем нужно, заливаясь румянцем до самых ушей.

— Ах ты!… Вот значит как ты заговорил, — она возмущенно вскидывает подбородок, прищуриваясь. — Почувствовал капельку власти, и уже ведешь себя как… как твой декан. Задачи он ставит, посмотрите на него! — еще больше задевают слова о шитье: — Да что ты вообще понимаешь? Это не просто палочкой размахивать! Я почти все делаю сама, своими руками, и знаешь, вообще-то это не так просто, как кажется на первый взгляд.

В голове сплывает предательская, но такая притягательная картинка: как она срывает все пуговицы на его рубашке, и как те шумно рассыпаются по полу. Палочка Холдена так некстати оказывается у нее в руках, а он и не знает об этом, озирается по сторонам, понимая, что влип. И теперь Кэтлин с ехидной улыбкой протягивает ему нитку с иголкой, ведь «это тебе не шитье» окажется для него сложнее швыряния отталкивающими заклинаниями. Вот только оголенный торс рисуется в фантазиях чересчур ярко, и Кэтлин приходится буквально встряхнуть головой, чтобы выгнать этот образ прочь.

Монтгомери возвращается в реальность как раз в тот момент, когда Холден решает блеснуть своими умениями. Выходит у него, мягко говоря, не идеально — Кэтлин лишь криво усмехается в ответ на его «вот так делать не нужно». Пусть рассказывает эти сказки другим девчонкам. Ей же очевидно, что и у него все пошло не по плану.

— Навел тут беспорядок — и отдыхать собрался? Удобно устроился, — она поднимает бровь, наблюдая, как он беспардонно разваливается в кресле. — Я бы на твоем месте сначала его почистила. И починила.

И снова она оказывается один на один с злосчастными манекенами. Оттолкнуть их удается едва-едва, попытка выходит слабой, и Кэтлин понуро опускает голову, не скрывая разочарования. Сжимает палочку крепче, делает глубокий вдох и пробует снова. В этот раз удар получается увереннее, но силы все еще не хватает. Она чувствует, как магия так и норовит выбраться наружу, и оттого досаднее — ей хочется почувствовать настоящую отдачу от всего этого процесса.

— Так и будешь там сидеть? — она подступает ближе, легко тыкая его в плечо палочкой, чтобы привлечь внимание. — Учитель из тебя так себе. У меня ничего не выходит. Вставай, давай, демонстрируй еще раз, профессор. Или это мне нужно тебе показывать, как надо учить?

На колкости — колкостью. Кэтлин общается с ним ровно так же, как и он с ней. Да, может, она и переигрывает. И не понимает, для чего ей это. Но Кэтлин скрепя сердце признает — компания Холдена ей по душе.

— Я все еще хочу что-нибудь поджечь, — говорит она с зловещей усмешкой, вновь осторожно выстраивая манекены в ряд. — Давай поскорее разберемся с этими чарами, чтобы приступить к чему-то посерьезнее.

Она поправляет волосы, зацепив прядь за ухо, и, держа палочку обеими руками, переводит взгляд на Холдена. И вместо ухмылки тепло улыбается ему — так, как не улыбалась никому уже довольно давно.

+1


Вы здесь » Drink Butterbeer! » Time-Turner » 23.09.96. dead poetry