i spent my nights
on melting snow
just turning my sorrows into pure gold

[indent]
[indent]
Живой из него еще хуже, чем мертвый. Правда, такой же вонючий и тошнотворный, что даже отец держится на расстоянии, предпочитая другой край стола. Осуждение смешивается с жалостью - вот только этого ему не хватало.

Пожелтевшие кроссовки на размер больше с грязной подошвой символично хлюпают, вбирая в себя влагу с улицы.  Напоминая, что даже одежда на нем - не его. Из своего - только он. Дурацкая привычка раскусывать нижнюю губу до крови. Колупать уже облезший черный лак с ногтей. Алкогольная < и не только > зависимость.

Этот ящик Пандоры давно вскрыт. Золото царя Мидаса - разграблено. Минотавр повержен, а лабиринт сознания сгнил. В ушах до сих пор звенит с последнего концерта. Гематомы на шее - ожерелье - следы случайной любви.

- Как так вышло, что ты… - в отличие от матери, отец держится лучше, больше думая о живых, чем о мертвых, и от такого внимания пересыхает в горле и рука дергается в сторону бутылки с водой, - как так получилось, что…

Но и ему не хватает смелости признать очевидное. Каин хмыкает, подтирает нос рукавом. Обвинять он не станет - родители тут ни при чем. Каждый сам выбирает свой путь, и вряд ли его самого похоронят рядом с названным братом.

Гёте как-то писал: «есть две вещи, которые родители должны дать свои детям: корни и крылья». И пусть живые родители - не его вовсе, но дали нечто большее, и из-за этого так паршиво сейчас прикидываться нормальным, когда все нормальное в Каине давно сгорело и рассыпалось прахом.
[indent]
[indent]

when the nightmare goes
i've been feeling distant
just way out of control

[indent]
[indent]
- Привет. - Мягко, но вымученно улыбается он, едва различая плывущий силуэт младшей. - Родители в курсе. Я тут третий день. - Достаточно, чтобы умыться слезами матери. Достаточно, чтобы осознать, насколько чужим стал этот дом - его стены, изредка поскрипывающие половицы и двери, резные ручки, занавешенные темной тканью зеркала.

Смерть Эвера оборвала первую связь. Тонкую ниточку, тянущуюся к самому сердцу. Секреты Каина способны оборвать и остальные, но, к счастью, он о них удачно забыл.

Память - весьма хрупкая по своей сути. Нестабильная. Ненадежная. В голове Монтгомери - кавардак, квартирник, с жильцами-эмигрантами, говорящими на всех языках мира. В голове Каина - Вавилон. Заросшая мхом высокая башня, конца и края которой не видно.

Все воспоминания о брате, возможно, ошибочны. Он им не верит. Делит на два, когда в самую пору - на ноль. Мотивации затрагивать эту тему столько, сколько в желании черпать ситом воду.

Нужно думать о живых, - подсказывает сосед-мексиканец, затягиваясь дымом из трубки. Слабый, химический запах мескалина расширяет зрачки. Его язык - науатль, но Каин не помнит, чтобы его учил.

- Я не задержусь. - Кошачьи глаза скользят по лицу Кэтлин. Почти не изменилась, как и младшая. Но что-то в ней заставляет хмуриться, беспокойно дергать пальцами длинный рукав. - Сальвадор. - Что в переводе «Спаситель».

Обнимая сестер за плечи, он бы и сам пожелал быть спасителем, хотя бы ангелом, присматривающим за этими нежными созданиями, раз уж для брата не смог им стать. Он бы забрал с собой, подальше от дома скорби. От чужой болтовни, от опасности, что оставила следы на пороге.

- Я не уверен в том, что услышал. Как только мама успокоится, думаю, все расскажет. Отец молчит. - Каин пожимает плечами. Ничего внятного во всхлипах и рыданиях матери он не обнаружил, скорее начал погружаться в то же болото, в котором она сама и застряла. И вытащить из которого у него не вышло. - Вам она расскажет больше. Но, вероятно, позже. - Подсказывает синдром самозванца, или каким ещё понятием описать все то, что он чувствует в этом доме. В этой семье. - Осуждение моего внешнего вида строго по средам в файв оклок. - Монтгомери привычно взъерошивает волосы младшенькой - вот таких привычек ему как раз не хватало. Отвык совсем. - Разве каждый из нас не должен подготовить свою речь? - Он не уверен, что получится быть кратким и лаконичным, как и не уверен в том, что сестры выдержат церемонию. Больше всего переживает, конечно, за Астрид, в силу ее возраста, пускай разница с Кэт не такая уж значительная, но связь с Эвером - да. В любом случае, он всегда готов им помочь.

- Пойду прогуляюсь, а вы обе тоже не засиживайтесь дома. Только зонтики захватите.
[indent]
[indent]

I'm sane I'm sane I'm sane I'm sane
Insane Insane Insane Insane Insane
I'm sane I'm sane I'm sane I'm sane

[indent]
[indent]
Кроссовки еще больше намокают, а с куртки стекают на джинсы капли, оставляя разводы. Сейчас бы в тепло чужой квартиры, плевать в чью, уткнуться заплывшей мордой в чью-то подушку, что пропахла духами и потом. Хочется уйти подальше. Как можно дальше и прокричаться. Кричать до хрипоты, до сорванных связок, до боли в горле и лопнувших капилляров глаз. Кричать, пока вся боль не выйдет. Своя. Чужая. Все слезы < свои и чужие > не растворятся в водостоке.

Каин заваливается в бар до его открытия. Слишком долго спорит с барменом, но получает свой стакан скотча. Во внутреннем кармане размокший блокнот и огрызок карандаша - все, что ему нужно в этой жизни, не считая сцены, на которую он всегда выходит под чем-то.

Он обещал самому себе не пить. Обещал ведь? Но завтрашний день иначе не пережить. Не пережить и сегодняшнюю ночь.

Он выводит корявые строчки, лишь изредка поднимая голову, чтобы попросить добавки или прикончить налитое. Весь свой внутренний крик он выплескивает буквами, наивно веря, что это поможет.

Он не помнит дорогу домой. Только секундный момент, когда голова утопает в перьевой подушке, а воображаемый сигнал sos в последний раз подмигивает ему красным.