I’m doing fine, I’m doing fine
I’m doing fine, I’m doing fine
I’m doing fine, I’m doing fine
I’m doing fine, I’m doing fine
[indent]
[indent]
Жар оборачивается раздражением — в голове что-то щелкает, отматывает пленку вперед, заставляет почти выплюнуть из себя такое откровенное «#7>8ь». Он ненавидит себя всей душой и желает скорейшего избавления для всей вселенной целиком, чтобы кто-то вставил палку в сраное колесо Сансары и покончил с этим девятиступенчатым адом.
На каком кругу он застрял на этот раз? Где-то между лесом самоубийц и горючими песками? Где-то между насильниками над собою и насильниками над божествами? Когда по прогнозу пойдет огненный дождь в бесплодной пустыни? Если все повторяется, то можно в следующий раз к обольстителям и льстецам?
Каин не думал, что так быстро снова окажется на пороге родного дома. Собирался побарахтаться во взрослой жизни подольше, вкусить более десяти сортов всякого дерьма, словить передоз реальностью, закончить свой трип на ступеньках дешевого мотеля, захлебываясь ненавистью к себе и ещё раз к себе.
Он снова здесь. Сдался со всеми потрохами: жалкими двумя кнатами на дне кармана изношенной куртки, с потухшими глаза, под одним из которых помимо привычной синевы и морщин красуется фингал.
Он получил письмо от матери не вовремя. Не то, чтобы Эвер хоть кого-нибудь, хоть как-то уведомил заранее, что собирается раньше него на тот свет, но мог бы задержаться, пока братишка окончательно не вылезет из круга вино-джин-водка хотя бы на треть трезвым.
[indent]
[indent]
and I’m sorry
I was hurting too much to know
that you were standing right there
[indent]
[indent]
Голова взрывается в тысячный раз под аккомпанемент материнских всхлипов. Каин протягивает бумажные платки, почти насильно пихая той во влажные ладони. Молчит. Потому что сказать, по сути, нечего. Изредка притягивает за плечи, позволяя своей футболке впитывать солёные ручьи из покрасневших глаз.
- Ты когда в последний раз мылся? - Сквозь всхлипы раздается невнятное бормотание дрожащих губ. - Сестры скоро приедут, а ты…
И снова вой. Вой по утраченной родной душе, который он забирает себе и глушит. Винит ли себя? Совсем немного.
Не увидел. Не знал. Дар смолчал, плескаясь в лужах пролитого алкоголя. Был бы он дома - заметил, предостерег. Но его предвидение не работает на расстоянии. А эти мили и барьеры он выстроил сам.
- Сходи умойся и ляг отдохни. Я сам их встречу. - Накрывает шепотом тонкие пальцы, преклоняясь, пока никто не видит. Видит Мерлин, его благодарность этой женщине не соизмерима ни с чем. Отстраняется, выпуская хрупкие, подрагивающие в такт рыданиям плечи. Помогает подняться, придерживая за локоть и ведя в сторону лестницы.
А ведь права - воняет от него так, что разбегается все живое в радиусе сотни дюймов. Воняет еще одним мертвецом. Только пока что живым.
[indent]
[indent]
and I’m sorry
I will sing this song to you
to tell u I really cared
[indent]
[indent]
Сколько дней трезвости? Невыносимой и долгой. Сухой закон в действии на территории Монтгомери, пока не дойдет до поминок. Нарушить запрет просто - всего одна вылазка до ближайшего паба, но Каин глушит и это в себе, выцарапывая на бледной коже полосы.
За брата. За себя. За всех.
Единственный наследник мужского пола. И то - приемный. Добьется того, чтобы все тут унаследовали сестры, а ему - ничего. Ни в этом мире, ни во всех последующих.
Его судьба соткана просто, без излишних узоров. Петлями, спицами, лицами прошенными и нет.
Стоит, подпирая дверной проем веранды, словно атлант, удерживая навязанную ношу. Сигарета дотлела уже как минуты три, наколенный фильтр обжигает подушечки пальцев, призывая очнуться. Вернуться.
Они вернулись. Обе. Здесь. Ради них и он возвращается. Ради них он готов притвориться живым.
[nick]Cain Montgomery[/nick][status]сам ты приемный[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/2e/af/911/155951.gif[/icon][pers]<b><a href="ссылка" target="_blank">Каин Монтгомери</a></b>, 23 года[/pers][info]вокалист, алкаш и бездельник[/info]